служанка

женщина откидывается на спинку трона чуть расслабленно, шумно выдыхая и самостоятельно принимая решения, пока император пребывает временно в египте, обсуждая что-то насчет поставок товаров. джису осматривает комнату, поправляет платье нежно-жемчужного цвета и подолгу сидит, не вставая с места, пока главная слуга не предупреждает о прибытии новой подчиненной так скоро в дворец. джису устало моргает, поднимается и выходит на балкон, где её уже ждёт воскресный обед, как она и просила. джису заканчивает трапезу кусочками тонко нарезанных фруктов и забывает на время обо всем. служанки в остальных комнатах хлопочут, и в какой-то момент невыносимый фоновый шум раздражает женщину, служит мотивом громко встать из под древесного стола, звякнув золотыми перстнями, и выйти к источнику шума. джису лишь окидывает равнодушным взглядом трёх девушек, застрявших в полном непонимании и страхе. она не произносит даже слова, но одного выражения, расслабленного, но одновременно с тем настойчивого, хватает, чтобы сказать обо всём. — госпожа… — только и удается произнести самой старшей служанке, — прошу прощения, но новая служанка уронила случайно ваш глиняный бокал… — говорит даже с сожалением и грустью. конечно, не без страха. — что-что она сделала? — как бы не услышав произносит джису, окидывая взглядом ничтожное создание снизу, что опустило глаза прямиком в мраморный пол, — боже. уберитесь здесь, — она отходит, боясь наступить на осколки, — и уведите её отсюда. нет сил смотреть на тех, кто не может справиться даже с самыми простыми задачами. джису запоминает инцидент и долгое время держит его в голове, поскольку бокал был из тех, что подарила ей мать ещё до замужества. а прошло уже почти семнадцать лет. с тех пор джису стала старше, опыта появилось больше, да и семья пополнилась. — мама. — молодой человек, входя в комнату, снимает с себя белую тунику, оставаясь лишь в майке, — рад тебя видеть. джису в сыне души не чает. и каждый раз переживает, отправляя его в тот или иной поход на службе. только при виде него она озаряется всякий раз, и никто её не способен сделать более счастливой. как мать, как женщину. даже мужа она не так благословит, как мирона. с мужем у них партнерские, но не любовные отношения. все последующие дни джису краем глаза замечает скромную девушку, которая то складывает вещи, то подносит еду на небольших подносах и все время прячет свои глаза, не давая заглянуть в них поглубже. она мечется чересчур странно и резко, будто бы стыд пронзает её настолько, что даже страшно высовываться. однако джису замечает вот что, несмотря на свою первоначальную неуклюжесть, девушка достаточно аккуратна, стройна и красива. а еще женщина узнавала её по своеобразному носу, который смотрелся на её лице очень кстати. во время ванных процедур с госпожой находится как минимум одна служанка. джису захотела это ради своей безопасности и качестве гигиенических процедур. каково было удивление джису, когда на пороге ванной комнаты она заметила новенькую служанку, которая так и стояла, в безмолвном ожидании приказов и заданий. одета она была очень просто: хлопковое туника, видимо другие передали из общего гардероба, и пара простых сандалей. и тем не менее вид её был приятный: чистая кожа, вкусно пахнущая травяными настойками и цветами, ухоженные пальцы рук, стройные ноги и в целом опрятный вид. объяснили ли ей, что нужно делать? женщину задержала взгляд на девушке, и только после вошла в следующую комнату. джису молча разделась, сняв все три слоя своей одежды: две туники и шелковую накидку сверху с яркой вышивкой в виде копья для вида побогаче. бесконечные украшения в виде колец и перстней на руках, браслетов и наколок: всё это пришлось снимать в одиночку, пока служанка наконец не опомнилась и начала снимать всё самостоятельно. — прошу прощения… — только и выдавила из себя девушка, продолжая снимать вещи. джису видела, как подрагивают руки служанки, словно она только опохмелилась красным вином. имея возможность наконец понаблюдать за лицом девушки, она заглядывает ей в глаза, пока та направила их на все браслеты и кольца. джису подолгу задерживает взгляд на веснушках и каштановых волосах, что идеально уложены в пучок, чтобы не мешали, и даже не стесняется своего чересчур интимного и порабощающего взгляда. лиса его замечает боковым зрением, но старается не выдавать виду и просто выполняет свою работу. — достаточно. — только и говорит женщина, уже перекинув взгляд на свои собственные голые, опустошенные руки. лиса отходит назад. ей говорили: просто сними украшения и помоги помыть госпоже спину, больше ничего. никуда не заглядывай и ничего не говори, нарушавших правила госпожа выгоняла сразу или даже велела казнить, ей этого ничего не стоит, а после твоего провала там, в зальной комнате, прошу, ничего не порть. вот лиса и стоит, обомлев от уверенных действий госпожи, что сняла прям перед ней все своё навороченное нижнее белье, не постеснявшись своих форм, волос и кожи, и ничего не говорит, хотя сказать есть что. особенно чертовски сильно хочется унять сердцебиение сердца, которое видимо, говорит сильнее и громче всех существующих слов. когда она наклоняется к спине женщины, чтобы протереть её как нужно, то замечает, как выгибаются слишком изящно лопатки спины, как она их сводит и разводит вместе, демонстрируя свои подкаченные мышцы, ведь не только сын занимался воинскими походами. на миг лиса просто останавливается и задерживает глаза на этих мышцах, лишь спустя секунды две она приходит в себя, когда женщина поворачивается, чтобы проверить, а нормально ли всё. ничего не нормально. лиса вся дрожит от наступающих чувств, от своих и чужих действий и все, что ей хочется сделать, это убежать вон и смыться куда подальше, лишь бы не ощущать то, что сейчас происходит у лисы везде: в груди, в сердце, и там, между ног. когда все заканчивается, она позорно протягивает ей хлопковое большое полотенце и отворачивается, не в силах смотреть на это тело спокойно больше. джису рассматривает бледную, как мел, девушку и немного улыбается, вызывая ещё большее смущение у незнакомки. она надевает вечерний атласный халат, привезенный прямиком мужем из египта (ах да, интересно, как он там?) и скрывается прочь из ванны в одну из своих главных спален, пока юная служанка так и стоит в дверях ванной ошеломленная, смущенная и ничего не понимающая. всё последующее время лиса отчаянно надеялась, что не попадет на смену в походы в ванные комнаты, а случиться это могло буквально каждый раз, ибо госпожа принимает ванную каждый вечер, ровно в восемь ноль-ноль. слишком странно, невыносимо и боязливо было молодой девушке. по непонятной ей причины, она как раз-таки и начала оказываться по просьбе старшей служанки: «вам велят подойти туда» в том самом, уже почти грешном месте, все ещё как в первый раз. верными друзьями девушки стали подрагивающие колени, пунцовые, залитые алым светом щёки и жар по всему, всему телу. да что ж такое. не хватало ведь ещё опрокинуть на пол золотые украшения госпожи и уже точно вылететь отсюда прямиком на проклятое поле, где поди уж и останешься без головы. лиса так старательно отводит взгляд и контролирует своё тело, а джису только и питается этим и всякий раз демонстрирует новые пытливые указы, то и дело прося помочь снять то нижнее белье, то натереть уже не саму спину, а там, ближе груди, ведь держать в своих руках мочалку после тяжелого дня сил нет. как же джису наслаждается этими невинными движениями, что боятся навредить императрице, что так тщательно выводят всю скопившуюся пыль и грязь, что так избегают коснуться самых интимных мест, хотя джису вроде как вообще и не против. а говорили, что не любит, когда заходят слишком далеко. тут сама об этом просит. джису пахнет лесным мылом, вычищенными и отглаженными дорогими тканями и заинтересованностью. с каждым новой процедурой, взглядом, дыханием, она будто бы старается подойти ближе, не оставляя служанке выбора, ведь ей и стараться не надо, лиса и так уже принадлежит ей. буквально. — госпожа попросила тебя в её комнате. она хочет, чтобы ты помогла ей подготовиться ко сну, — произносит одна из старших служанок. боже. они же только вышли с ванной, лиса только хотела прийти в себя, а тут снова мучаться от эмоций и чувств. лиса уже поняла, как нужно вести себя в случае с госпожой: лишнего не говорить, а лучше вообще не говорить, сохранять невинное лицо, не высовываться, и тогда она тебя в худшем случае, не убьет, а в лучшем повысит до старшей слуги, и быто может, лиса и накопит, чтобы наконец стать свободной и не подчиняться кому-либо ещё. лиса заходит в богатую, разукрашенную различными камнями комнату, наблюдает перед собой одну зажженную лампу и конечно, ею. уже полностью расслабленную и сонную, что сгнала всех остальных слуг куда подальше, оставив рядом с собой только полюбившуюся служанку. — перед сном у меня массаж маслами. — как бы между прочим говорит джису, пока та аккуратно пробирается ближе к огромный кровати, украшенной разноцветными подушками— сегодня его будешь делать ты. делала когда-нибудь? лиса сначала встает в ступор. ни одна хозяйка её еще так не спрашивала, не интересовалась, а здесь ей задали вопрос напрямую, не через старших слуг, а ей, которая пришла всего ничего две недели назад. — д-да… — только и получается выдавить у лисы. конечно, любая хозяйка требует массаж, так что лисе осознанно не хотя пришлось понять анатомию тела и выучить, как и какие мышцы нужно разминать для расслабление интуитивно. сам факт дозволения быть в этом комнате кажется лисе просто крышесносным. никогда она не была так близка к своим хозяйкам, а здесь, под её крепкими и ловкими руками, так тщательно выводящими движения по спине, лежит сама императрица рима. и пусть она не главная, пусть главный её супруг, лисе это неинтересно. лиса больше не смущается, как маленькая неосознанная девчонка, нет. лиса кажется, что он уже привыкла ко всем этим взглядам сверкающих глаз, ко всем случайным касаниям руки и к невыносимому басистому голосу, который будто был скован, чтобы произносить все эти приказы и указы. ко всем обстоятельствам, где служанки должно было быть две, но оказазывалась только лиса, ведь второй нужно было срочно заштопать порванную рубаху. лиса уже привыкла к бесконечным походам в покои госпожи. её и повысили до старшей слуги, так что теперь информацию она получает первая и разносит остальным, но необязательно: этим в основном занимаются другие. девушка в очередной раз направляется к госпоже, заранее ополоснув себя водой и помыв всё самое необходимое. грязной в покои вступать почти что грех. комната госпожи ведь требует всего самого чистого, и неважно, какие мысли появляются у самой лисы, пока она наблюдает за джису, которая спускает свой черный атласный халат пониже, ведь лисе неудобно, наверное, сминать кожу шеи, провозившись в этой ткане плюсом. нет, лисе, конечно, неудобно. неудобно, когда снизу располагаются ещё более вальяжно, еще более открыто и интимно. когда окончательно расслабляются и готовы сделать что угодно. неудобно, когда госпожа резко поворачивается на спину и смотрит уже в глаза служанки, что неугомонно и растерянно глядит ответно в эти красивые карие и невероятно желающие чего-то глаза. неудобно, когда джису не выдерживает и тянется к лисе за поцелуем, смыкая губы обеих в единое целое и наконец пробуя на вкус чертову служанку, которая доводит от одного своего присутствия. — госпожа... — только и произносит лиса после прерванного поцелуя. ведь она знает, что это неправильно, что отношения подчиненных и властных заведомо предрешены, что всё кончится плохо для самой уязвимой и слабой социальной группы. джису ничего не отвечает. вместо этого она валит девушку к себе на подушки и нависает над ней, подолгу всматриваясь снова в эти невероятно красивые изумрудного цвета глаза и проводит своим большим пальцем по нижней губе той. лисе от этого жеста совсем плохо. как же она будет смотреть ей потом в глаза? госпожа вообще в принципе немногословна. ей достаточно проявлять себе невербально, взглядом или жестами рук, чтобы её поняли. уяснили, чего она хочет и не хочет. оказывается, в постели то же самое. джису подолгу ничего не говорит, еще больше озадачивая лису, и буквально пожирает взглядом каждую часть тела лиса. её шею, грудь, живот. всё. она загнанно дышит, не в силах справиться с собственным возбуждением и так и припадает губами к венистым, выпирающим вперед жилкам, то и дело оставляя за собой влажные следы, но только без отметин, конечно. хотя что мешает? джису опускается ниже к груди, снимая мешающую тунику прочь, которая то и дело болталась между ними. — боже. — выговаривает джису, когда перед ней открывается миниатюрная грудь. лиса много раз видела джису голой, но вот джису лису — нет. лиса всё ещё смущается, хоть и не противится действиям госпожи. только вот лежать нагой в императорской кровати не доставляет ей никакого честного удовольствия. она только и может, что прикрывать лицо одной ладонью, да бы спрятаться от недобрых и отвлекающих мыслей. когда джису доходит до живота, которая до и дело впадает внутрь от обжигающих кожу поцелуев, она направляет свой взгляд в сторону лисы. полный желания взгляд, самый похотливый и почти что свирепый. — можно? — она всё ещё смотрит в упор, всё ещё давит взглядом и всё ещё остается такой снисходительной даже к слуге, а потом направляет свои глаза меж бедер лежащей и так тяжело дышащей, откровенно намекая на самую сладкую её часть. лиса отвечает и осознаёт услышанное не сразу, в голове только и крутятся мысли сегодняшнего вечера. от джису теперь пахнет ещё и вожделением, жаждой и похотью. спустя время лиса направляет свой взгляд наверх, несколько раз быстро кивая, давая своё полное и точное согласие. джису точно выходит за пределы своего познания, когда окончательно осознаёт своё непреодолимое влечение к юной скромнице. женщина будто бы настолько пережила столько всего в жизни: столько смертей родных, смерть новорожденных детей, смерть первой любви, кровопролитные войны и захваты со стороны противников, что это увлечение не кажется чем-то для неё настолько жестоким и серьезным. женщина глядит на глухой кивок девушки спереди и словно голодный пёс, срывается с цепи. какая же джису голодная. она не помнит, что когда-то хотела чего-то настолько сильно, что одна слюна течёт больше прежнего, стоит только представить сцену в своей голове, а здесь джису наблюдает перед собой само тело и душу. такое открытое и говорящее всеми движениями своего тела, что да: её тоже хотят. джису примыкает к внутренним бёдрам, кажется, с чрезмерной силой, ибо как же объяснить случайно оставленную отметину прямо рядом с лобковой костью. она даже не пускает лишние раздумья на это, ведь там можно, там не заметят. женщина направляет свой одурманеннный взгляд наверх, навстречу блаженным глазам и, не отрывая взгляд, перемещает свой язык на припухший от всего возбуждения клитор, паралелльно снимая нижнеё белье руками. невозможно. как можно быть настолько величественной и ловкой в своих движениях? успевать делать всё, сохраняя ещё и контакт глаз? джису набирает воздуха в лёгкие и припадает к промежности, окончательно концентрируясь только на ней и звуках. джису нравится слышать лису. — не молчи. — единственное, что она произносит за все минуты процессии, пока пытается утаить собственную жажду, — я хочу тебя слышать. она снова примыкает лицом полностью к бедру, ещё сильнее вжимаясь и водя языком по невероятно возбужденной части тела, что так неумолимо просит прижаться к себе, присосаться, вылизать подчистую, нырнуть и утонуть точно и полноценно. когда джису чувствует край чувства лисы, ей так хочется продлить этот момент, что она резко вспоминает что-то очень важное, на миг отцепляясь от тела и оставляя лису совсем одну со своими ощущениями. лиса тупит глазами в сторону женщины, не понимая, что пошло не так. джису тяжело дышит, будто вот-вот взорвется, словно сама уже не терпит, будто прямо бы сейчас потерлась своим клитором обо что-то твердое и живучее, только вот свои собственные идеи не дают покоя. — как тебя зовут? — наконец она произносить, все ещё тяжело дыша. лиса смотрит на женщину в полном непонимании, неприятно резко выдыхая скопившийся воздух внутри. — но вам нельзя знать моё имя… — лиса чувствует отчаяние, неудовлетворение и крах. вот сейчас её выпрут отсюда, зачем она вообще ввязалась во все это, надо было сразу говорить четкое нет. и что теперь? — я спросила: как тебя зовут? — джису не терпит. все терпение на исходе, когда человека трясет от собственного и чужого возбуждения. — лиса… — получается слишком жалобно. джису снова обводит губы девушки большим пальцем, повторяя её имя, будто пытается запомнить. лиса в состоянии только и закатить глаза и смотреть, что с ней вытворяют битые полчаса, все ещё не давая кончить и будто бы наслаждаясь этим. она уже настолько привыкла к прихотям госпожи, что сопротивляться смысла нет, легче перетерпеть и переждать. только вот никто не предупреждает, что госпожа может так резко, наглядно и пошло доставлять удовольствие, когда ей захочется. ибо как объяснить спонтанное действие женщины, её внезапное приближение к клитору, который она желает буквально проглотить, только вот не получается. лиса прогибается в спине повторно и уже ловит то самое тепло, которого недоставало. оргазм по всему телу проносится приятной струей, и вечер кончается на этом самом моменте. всё последующее время джису ловит взглядом уже менее запуганные глаза лисы. будто всё их общение происходит одними жестами и сексом, ибо как объяснить лишь короткие разговоры друг с другом? лиса чувствует себя игрушкой, временной погремушкой в руках женщины, не станет же она на ней жениться. императрицу саму осудят, убьют, казнят, назовут предательницей всего рима, опустят всю её на дно и заодно её же семью. служанки уже что-то шепчутся в коридорах, видимо уже подозревают неладное. но пока у них не будет доказательств, всё это и будет оставаться только слухами, и только во дворце. — нам надо поговорить. — было самыми первыми словами, когда лиса зашла в покои джису и заперла за собой дверь. джису смотрела на неё молча секунды две. красный бархатный халат сидел на ней шикарно. — хорошо, — откинувшись на изголовье кровати, — давай поговорим. — продолжила женщина, — что-то беспокоит тебя? — она потянулась за виноградиной на фарфоровой тарелке, — против тебя кто-то слово имеет? быть может, недостаточно денег? — она посмотрела прямо на неё. лиса смотрела на движения женщины и в какой-то степени завидовала ей. делать что захочется и когда захочется, чем не рай? — поговорить о нас, — лиса села рядом, отчего джису вся спохватилась и напряглась от чужого присутствия, — что будет, когда император вернется? сколько это будет продолжаться? что ты чувствуешь на этот счёт? — а потом, когда госпожа попыталась её перебить, — нет, послушай. я — обычная служанка, ты — обладательница всего рима... разве это не убьёт нас? тебя? не боишься ли ты потерять репутацию? кто-то уже шепчется во дворце, меня это напрягает... ничего не ясно, а неизвестность, худшее, что может быть для меня, джису. джису перестала есть, приняла более серьёзную позу и долго и внимательно слушала лису. — лиса, — джису коснулась её плеча, — мне всё равно, что говорят другие, честно, — женщина посмотрела ей в глаза, — мы сделаем тебя свободной. пожалуйста, не переживай на этот счёт. а насчет супруга... его это особо не заботит, если говорить откровенно. у мужчин в долгих походах свои причуды, — она погладила уже спину, — так что... можешь присматривать себе дом в риме, — и после того, как лиса попыталась возразить, — нет-нет, это точно. я бы могла тебя взять сюда, но боюсь, слуги этому будут не рады и тогда это точно будет выглядеть странно, — она взяла её за руку, — я понимаю, тебе этого вряд ли захочется. лиса смотрела на джису в недоумении. как же она умела раскрываться один на один, какие слова знала и что могла выразить самыми точными предложениями. женщина, видя смущение девушки, попыталась её успокоить. — ну же... — она обняла её обеими руками, — начнёшь продавать картины, покупателей я найду. — факт того, что джису очень часто в разговорах, пусть они и были после-секса-короткими, упоминала про любимое занятие лисы — писать картины, умиляло девушку. в основном это были небольшого размера зарисовки с изображениями зданий и животных. женщина была влюблена в эти картины сильнее, чем в саму лису. — ты невыносимая, — только и получилось сказать лисе, перед тем как упасть в объятия женщины. они так и лежали в обнимку, пока джису не начала говорить что-то про дома, возможность продвигаться в качестве художницы, философов и ещё бог знает чего. а после продолжила говорить про любимые масла и что вообще-то ей не хватает массажа в последние дни. лиса была удивлена такой щедрой порции мыслей старшей. лиса подолгу слушала женщину, а после не выдержала и потянулась за поцелуем. женщина ответила сразу и только углубила его сильнее, желая повалить лису, но этого не произошло. вместо этого девушка смотрела на джису самым решительно настроенным взглядом, а после, схватив своими сильными руками тело, повалила его напротив себя и нависла над ним. женщина тяжело дышала и пугалась разнообразием действий лисы. она только посмотрела на лису снизу своими кристально чистыми и невинными глазами, вопрошая взглядом и тут же желая встать. — прошу, лежи. — лиса закрывала любое движение женщины, — я хочу тебя попробовать с этой позиции. женщина уставилась на девушку, всё ещё тяжело дыша и не понимая, что это значит. только когда губы лисы припали к ключице, она всё осознала и спешно начала задыхаться. боже, язык был везде — на ключице, плечах, талии, бёдрах. с удивительной манерой подчиняться лиса ещё и владела навыком подчинения. она делала всё, чтобы джису дышала ещё учащеннее, быстрее, короче. чтобы не просто дышала, но и умоляла о большем, просила, стонала, выгибалась ещё изящнее. — лиса... — она откинула голову назад и подолгу не могла посмотреть снова в глаза, пока девушка смотрела на неё своим покорным и спокойным взгядом, — боже. джису так и лежала, пока девушка демонстративно не подняла свои пальцы, изящно их показывая, в особенности отделяя средний и безымянные пальцы. — нет, только не говори, что... — джису не успевает закончить, как лиса не оказывается у внутренних бедер, на время останавливаясь и чего-то ожидая. — можно? — нетерпеливо спрашивает лиса, то и дело уже сама дрожа от всего возубждения, накатившегося от стонов женщины, которую невыносимо терпеть, вся она из себя величественная даже при наступающем оргазме, лиса бы даже сказала: особенно при нём. лиса получает разрешение и заводит свои пальцы для пробы в ещё неизученное место. подушечками пальцев лиса может нащупать всё возбуждение, скопившееся в восьми тысячах нервных окончаний, которые выполняют одну единственную функций — делать приятно. — господи, —женщина срывается на маты и пытается ловить ртом воздух, — какая же ты... — она чувствует трение вокруг возбужденного бугорка и не в силах сдержать эмоций, — лиса... — кончает почти что с именем возлюбленной на губах, судорожно двигаясь и неконтролируемо что-то повторяя совсем тихо с закрытыми глазами, то и дело цепляясь за кожу младшей, пытаясь ухватиться. джису подолгу приходит в себя, выходя будто из летаргического сна, всё ещё приятно двигаясь бёдрами впёред, будто бы желая ощутить прошедшую волну оргазма снова. — понравилось? — вопрошает девушка с невинно удивленным взглядом, получая в ответ лишь сладкую улыбку госпожи.