Семейные ценности

- Беременность протекает нормально, без патологий. Сердцебиение плода прослушивается, размер в пределах нормы, - врач-узист водил по животу Димы, а Кир сосредоточенно смотрел на монитор прибора УЗИ. - А это что там закорючка такая? - Пуповина, прикрепленная к плаценте. «Это все гормональный фон меняется», - говорил себе омега, вытирая слезинки каждый раз, когда его «накрывало». Почему-то постоянно глаза были на мокром месте. Дима не был плаксой даже в детстве, спокойно переносил и ссадины на коленках, и уколы во время болезни. И даже драки в младших классах. А сейчас любое явление могло вызвать бурю эмоций, от бурного смеха до истерики. Диме было даже стыдно за эти слезы. Пока Юля не переслала ему подробную статью о беременности омег. Там были названия гормонов, которые Дима не запомнил, и вот они устроили в его организме такую свистопляску. Зато, к счастью, не было каких-то странных желаний, типа есть песок или землю или нюхать чисто вымытый пол на лестнице. И вообще не тянуло на что-то экзотическое, вроде селедки с яблоком. Правда, ночами спать было сложно, то мутило, то снилось что-то непонятное.       В отделении Диму сразу отстранили от оперативной работы, от выездов на места преступлений, его дела передали другим сотрудникам. А беременному омеге поручили заниматься оформлением бумаг, вести записи и прочие, не очень сложные задания. Отпускали домой пораньше, что, порой злило других. - Интересно, вот я подушку на живот положу, меня тоже домой отпустят? – на весь опенспейс вопрошал Костя Цветков. - Да у меня пока живот еще не размером с подушку, - отчего-то оправдывался Дима, складывая в папку протоколы. А Зайцева отвесила Косте хорошего леща: - Ой! Зачем?! - Может, глупости из головы быстрее выветрятся!       Дима и сам был не рад такому к себе отношению. Конечно, носиться по улицам Питера с пистолетом в руках он бы не смог, да и штурмовать притоны – тоже. Но зря полковник Прокопенко носится с ним, как курица с яйцом. О трагедии в семье Прокопенко, той, очень давней, он не знал. Ни тетя Лена, ни Федор Иванович, ни Игорь ему не рассказывали раньше. А сейчас – тем более, не стали бы волновать зазря. Кирилл пару раз предлагал уволиться и спокойно сидеть дома. - И что я буду делать? С тоски вязать носки? - Во всяком случае, мне не придется волноваться из-за тебя и малыша. - Наоборот, - сказал Дима, откусывая кислое яблоко, - там люди, если вдруг что-то со мной, мне окажут помощь или скорую вызовут. А вот дома я один, так что это опаснее. - Хм, а ведь ты прав. Но там у вас вечный шум, крики…. - Ой, Кирюш, не нагнетай. Шума там не больше, чем на улицах Питера. А к буйным клиентам я не суюсь. Во втором триместре Димку стало тянуть на еду. Он постоянно что-то жевал. - Это абсолютно нормально, так и должно быть. Сейчас ребенок активно набирает вес, растет, требуется больше энергии. Ешьте, двигайтесь в умеренном темпе, и помните, что беременность – это не болезнь. То, что не болезнь, Дима понимал, но от снов порой его бросало в жар ил ив холод. То ему снилось, что он сам стал крохотным, а все вещи – великанскими, так что ручка увеличилась до размера бревна, а в стакане с чаем можно было утонуть. И почему-то приходилось уворачиваться от… детских кубиков. - Ладно, когда мелкий родится, не будем покупать ему кубики, - со смехом сказал Кир, когда Дима рассказал ему свой сон. Сон, правда, оказался не то, чтобы пророческим, но предсказывал неприятности. Дима заболел – на шестом месяце подхватил вирус. В ноябре Питер превращался в мрачное место. Серость, сырость, почти всегда темно, а рассветает на пару-тройку часов. О белых ночах можно лишь вспоминать. В такое время, как знал не понаслышке лейтенант Дубин, количество суицидов возрастает. Тяжело без солнца зелени и тепла, среди серых стен под свинцовым небом Петербурга. Дима стал чихать, кашлять, и слег с температурой. К счастью, удалось вызвать врача, тоже платного, специализирующегося на омегах. Он смог назначить лекарства, которые не повредили бы ребенку. Хотя основным лечением было обильное питье, покой и сон. Спать было сложно из-за заложенного носа, от морса и чая мутило, а горло першило так, что при кашле живот напрягался, и это нервировало. А еще – Кир постоянно застревал на работе. Дима понимал, что дел много, что надо налаживать контакты, лично порой вести переговоры и задерживаться из-за непредвиденных обстоятельств. Но ему было очень одиноко дома. Все проходит, прошла и простуда. Но, к сожалению, не полностью, хотя основные симптомы исчезли. И через неделю оказалось, что плохие анализы. Диму положили в больницу. Одноместная палата, возможность выбора меню на весь день, телевизор, которые все равно смотреть не хотелось. Множество лечебных процедур. И теперь Кирилл носился между больницей и работой, жаловался, что в доме стало пусто и грустно. - Возвращайтесь домой, - попросил он, - я все понял. Не буду застревать на работе до ночи. Обещаю, мы выберемся в парк, и вообще, погулять. Или в Торговый Центр. - Не хочу, там еще какой-нибудь вирус подцеплю, - отказывался Дима, - дома лучше, конечно. И я без тебя очень скучаю. Но я думаю, пока анализы не будут нормальными, лучше побуду под наблюдением врачей. - Правильно, - ответил грустно Кир, - лучше поберечься. Под наблюдение врачей попал и Игорь Гром. Правда, по другой причине – с ножевым ранением. Петя злился, навещая любимого. Таскал ему апельсины, которые Игорь не особо любил, и язвил сверх меры. Он сам об этом рассказывал, когда созванивался с Димой. Но Дубин слышал нотки отчаянной грусти и одиночества. И – волнения за Игоря. «Петька, он такой, будет делать вид, что ему плевать на всех, включая своего Альфу, а по ночам, наверняка, рыдает в подушку», - думал Дима. На столике в его палате тоже лежали апельсины, но есть не хотелось абсолютно.