Рассвет

Было еще очень рано. Туман, полупрозрачный внизу, у земли, выше густел, белесой пеленой скрывая здания напротив. Конгфоб с трудом мог различить собственную лоджию, с которой так долго наблюдал за жизнью Пи'Артита, прежде чем получил возможность оказаться по другую сторону взгляда. Сейчас Пи' спал у Конга за спиной, и до его подъема оставалось еще несколько часов. Конг и сам не собирался вставать так рано — просто поднялся в туалет, а потом посмотрел в окно и захотел дождаться восхода. Он очень хорошо это представлял: большое малиновое солнце оторвется от горизонта, подсветит туман сияющими лучами, тот порозовеет, напитываясь светом, зазолотится сверху и будет медленно таять, открывая украденный ночью мир. Запечатлеть это на снимке удавалось крайне редко, и Конгу каждый раз казалось, что вышло все равно не то. Вот и сейчас он понимал, что предстоящую палитру цветов невозможно уловить, да и камера лежала в его комнате. Надо спросить у Артита разрешения принести ее — все равно Конгфоб больше времени проводил в комнате наставника, чем в собственной. При мысли об этом в груди потеплело — еще недавно такое положение дел казалось невозможным. Босые ступни немного замерзли, но Конг терпеливо всматривался в горизонт, думая о солнце, о фотографии, о своем Пи' — обо всем сразу и понемногу, чувствуя кожей прелесть этих ранних минут и разрозненных мыслей. Туман все светлел — и вот в нем проступило отчетливое круглое белое пятно. Никаких розовых лучей, никакого золота — солнце было унылым, разочаровывающим. Конг расстроенно вздохнул. Наверное, хорошо, что камеры не оказалось под рукой — снимать эту белесую скукотень не было никакого повода... Сзади послышались шаги — до туалета и обратно, с коротким стуком и хриплым шепотом где-то на полпути. Пи' опять спросонья наткнулся на угол коридора и скорее всего слегка ушиб плечо. Когда страдал мизинец, он матерился гораздо громче. Конг невольно улыбнулся. Знать о Пи'Артите эти никому другому не известные мелочи было особой привилегией. Вместо того, чтобы вернуться в кровать, Артит подошел к нему. — Что ты тут де-е-елаешь? — спросил он, зевнув, и тоже уставился в окно. — Смотрю на рассвет. — От Артита пахло теплом незаправленной постели, и Конгфоб снова ощутил холод пола. — Думал, будет красиво. Он как мог описал Артиту то, что ожидал увидеть. Тот хмыкнул. Посмотрел на часы, на Конга и хмыкнул еще раз. — И ради этого ты торчишь здесь в такую рань? Сумасшедший. Точно псих. Конгфоб улыбнулся. Он привык к этой манере Пи'. Артит был закрытым, рациональным и несентиментальным. И если и проявлял чувства, то только наедине с собой. Конгфобу и без того повезло несколько раз увидеть его подлинные эмоции. Он до сих пор не знал, трогают ли Артита простые вещи, вроде восхода солнца, или весеннего щебета птиц, или долгого ночного дождя. Возможно, когда-нибудь он узнает и о таких вещах. Но сейчас это не имело значения и никак не влияло на его отношение к Артиту. Конгфобу было просто любопытно узнавать об Артите все больше и больше. — Ладно, — сказал тот и пошел досыпать. По крайней мере, так думал Конгфоб — пока Артит не вернулся и не заслонил рассвет собой. — Что ты делаешь? — непонимающе спросил Конгфоб. — Что это? Тонкая декоративная пленка цвета фуксии прилипла к стеклу, закрыла всю белесость. Солнце просвечивало сквозь нее. Пол будто потеплел. — Так достаточно розово? — недовольно спросил Артит. — Любуйся давай, только недолго. Я пошел досыпать. Конг перехватил его на полушаге, отвернувшись от порозовевшего рассвета. Обнял со спины, прижал к себе, ткнулся носом куда-то под ухо, вдыхая теплый запах. — Я так тебя люблю, — пожаловался он. — Иногда даже дышать трудно. — Сходи к врачу, — посоветовал Артит, не оборачиваясь, но и не вырываясь. — Проверь легкие и сердце заодно. В шутке сквозила легчайшая тень беспокойства — Артит серьезно относился к здоровью. К собственному — а теперь и к здоровью Конгфоба. Нежность поднялась к самому горлу и дышать действительно стало трудно. Конг сжал руки еще чуть-чуть сильнее. — Так люблю, — повторил он. Говорить это было приятно и немного страшно — как мчаться на американских горках. Конгфоб старался не повторять признаний слишком часто, зная, что Артит чувствует себя неловко в таких ситуациях. Но молчать тоже не мог. Он действительно слишком любил своего Пи'. — Угу, — невнятно промычал Артит. Его лицо стало розовым от солнца, пробивающегося сквозь пленку. — Пойдем. Конгфоб по-прежнему готов был идти за ним куда угодно, не отставая и не уставая. Но сейчас это были лишь несколько шагов до кровати, и можно было даже не разжимать рук, чтобы сделать их. Обычное солнце поднималось все выше и светило в окно, пока они крепко спали в объятьях друг друга.