Москва слезам не верит

      Когда ему сказали, что остаток 9 класса он проведет не в Москве, а в каком-то задрыпанном посёлке, мать его, малой родине любимой мамули, то жизнь показалась оконченной.       Сука, он так долго шёл к авторитету, въебывал этим московским пижонам, чтобы что? Сейчас просто уехать?       Так в жизни Антона появилась ещё одна причина не любить свою семью. Ну, не всю. Оленьку он обожал, как и все вокруг, потому что она ни в чём не была виновата. И расстроенной из-за переезда она также не выглядела, лишь иногда вздыхала, вспоминая о городских друзьях. Антон уж постарался, чтобы никто не задирал сестру в бывшей школе, и впредь обещал стараться ещё упорнее.       Вот таким образом, после Нового года, Петровы переехали в старый дом, принадлежавший окочурившейся бабке. Антон сразу же развел в комнате лютый срач, раскидал свои плакаты и рисунки, ленясь развесить их; пакеты с вещами оставил валяться около шкафа. Только вытащил олимпийку и оригинальные адидасовские спортивки. Пусть батя и забил на него хуй где-то после 2 класса, но денег отсыпал исправно, пока проблемы с ними не начались — поэтому-то и пришлось съебаться. А батёк покупал любовь, будто бы Антон так в этом нуждался.       Так всегда было. Антон всегда был сам по себе. Он ведь не сразу покрылся иглами, словно ёж, все сопутствующие жизни события медленно вели его к этому. Когда-то давно он походил на Олю, также ласково улыбаясь миру. Розовые очки слетели при первых подколах от одноклассников. И чем старше он становился, тем хуже и больнее становились издёвки. Буллинг абсолютно точно и бесповоротно изменил Антона, сломил в нём ту радость, которой он был пропитан.       Теперь Петров Антон предпочитал бить первым, кусаться и поливать ядом всех, кто хотя бы немного ему не нравился. На самом деле, когда все узнают, что ты гей, остаётся два варианта: залезть в петлю или дать сдачи, чтобы никто не посчитал, что симпатия к парням делает слабее. Антон не решился наложить на себя руки, всё ещё тешась надеждой на взаимные чувства и понимание общества.       Как же смачно он тогда соснул хуйца.       После чего практически все обидчики, в течение года медленно лишались зубов. За гаражами, за школой, в подворотне. Антон всем прямо показал, что к нему лучше не подходить. Подобрал подходящее амплуа, после чего нашёл себе неплохую компашку хулиганов, где его научили курить и правильно драться. Научили пить алкоголь и крутить нож-бабочку в руках, словно он был самостоятельным организмом, а не холодным оружием. И Антону прекрасно удавалось скрывать от новых друзей позорное прошлое, он смог измениться и стать другим.       И теперь он уехал, а мамуля подала документы в сельскую школу, лишь бы её сынок-раздолбай закончил 9 классов. Она почти плакала, заставляя Антона всё больше упрямиться. Его мама на всё шла ради Оли, но ради него — нет. Он был подопытным кроликом, первым опытом, неудачным, совершенно тупорылым экспериментом. И теперь, дабы совсем не говнить славную фамилию Петровых, Антон согласился доучиться. Всё равно местных порядков он не знает, а вот хоть как-то обжиться надо, может, друзей найти, чтобы поувереннее быть. Прослыть свойским пацаном стоило хотя бы потому, что он совершенно не знал, сколько ему тут придётся куковать.       Из достопримечательностей тут была лишь река-говнянка, через которую утром Антон шёл в школу, да ещё разбрасывающие помёт козы, чьё блеянье на окраине вторило хрусту снега под ногами. Их, видимо, выпустили «подышать» ранним морозным утром, вот только самая отчаянная коза решила побежать за Антоном, вымаливая вкусняшку или, быть может, помощь.       Антон общаться с животными совершенно не умел, поэтому только отпихнул козу от себя подальше, смущаясь. Деревня. Полноценная деревня. В Москве коз он видел только в учебниках окружающего мира, классе в третьем, когда проходил тему животноводства. Умиления эти рогатые прилипалы не вызывали, впрочем, сейчас всё поменялось несильно.       Коза, обиженно мекнув, удалилась прочь, а пожилой мужичок с пропитым лицом начал кричать на своих разбежавшихся животных.       — Лю-ю-юська! Сюды ди!       Пришлось убежать поскорее, лишь бы не попасться кому-нибудь на глаза. Антона выбивало из колеи абсолютно всё здесь: люди, деревянные халупы, живность и лес. Не хотелось идти на контакт с чужаками, но он пообещал себе, что не упадёт лицом в грязь, доучится и свинтит обратно, куковать с бывшими дружками в ПТУ. О большем мечтать смысла не было. Маляром, может, стал бы, там хороший аттестат не нужен, а страсть к рисованию, что тоже являлось в старом обществе «пидорским», не пропьёшь.       Завалился он в школу под протяжную трель звонка, совершенно не расстроившись факту опоздания. Стащив с себя куртку и оставшись в одной олимпийке с футболкой под ней, Антон провесил потрёпанный жизнью рюкзак на плечо. Если верить расписанию, то у 9 «В» урок сейчас был в пятнадцатом кабинете…       Он не стучался, только натянул свою уверенную лыбу на лицо, раскрывая дверь.       — Мир вашему дому! Эт 9 «В»? — гаркнул Антон, расслабленно осматривая класс. Милые девчонки, какие-то чуханы, лошки с задних парт. Всё как и всегда.       Учительница нахмурилась, а после просветлела, но очень скоро на её лице промелькнуло раздражение. Как много эмоций на таком обрюзгшем лице, просто поразительно.       — Петров Антон? Чего опаздываем в первый день? — недовольно начала она. Антон взмахнул рукой, обворожительно ей улыбнувшись. — Хулиганьё. Садись рядом с Семёном, не срывай урок.       Антон огляделся, чтобы найти названного Семёном. Толстяк, сидевший за предпоследней партой, неодобрительно сощурился, наблюдая за новеньким. Портфель демонстративно оказался на соседнем стуле, от чего Антон усмехнулся. Ну и уёбок, такие обычно и доставали его в прошлой школе, вот только Антон научился обходиться с ними правильно. Словами, когда взрослые смотрели.       А после школы — кулаками.       — Не, я на последнюю парту сяду, не хочу со шматом сала сидеть. Холестерин вреден.       Послышались сдавленные смешки, но учительница прервала их стуком ладони об парту.       — Сядь уже хоть куда-нибудь, — взмолилась она. Семён совсем уж раскраснелся от дерзости парня, его руки беспокойно смяли тетрадь. Падаль. Омерзительная тварь.       Антон чувствовал гнев лишь от одного вида этого парня, который бы угандонился, лишь бы унизить Петрова в ответ. По его маленьким злым глазкам это прекрасно отслеживалось. Антон решил пока что проигнорировать происходящее и понаблюдать за обитателями класса. Некоторые из них поглядывали на него, когда он приземлился за свободную парту, доставая ручку и листок. Тетрадку он, конечно же, в своём бардаке не нашёл.       С третьей парты на него пристально смотрел парень, будто бы анализировал. Белая рубашечка, накрахмаленный воротничок, забавная чёлка, практически штрих-код. Антон вперил в него наглый взгляд в ответ, посылая беззвучный воздушный поцелуй, заставивший парня зардеться.       Так.       Жертва найдена.       — Рома, будь внимательнее! — гаркнула женщина, её кулак от напряжения завибрировал в воздухе. Вот старая кошёлка. Наверняка она думала, что её сраный русский язык самый важный в мире предмет.       Антон вот писал «жи-ши» с буквой «ы» и пока что не умер. Только вот Ромочке было не поебать, он важно закивал, покорно опуская ручку в тетрадь. Обзор на него был просто великолепным, и Антон от предвкушения закусил губу. Даже беззубый друган Ромки не привлёк такого внимания к своей персоне, как самый скучный и обычный простачок, коих в Москве было пруд пруди.       На перемене Антон сразу же вальяжно подошёл к их парте, минуя лежбище недовольного Семёна. Он пока что ничего не предпринимал, что дало Антону некоторую свободу. Да и Петров сразу заявил о своём остром языке, так что никто бы к нему не полез. Завоевать чужое доверие легко — нужно всего лишь прилюдно унизить противного идиота.       — Ро-мо-чка, — протянул Антон по слогам, заваливаясь на вторую парту, с которой уже сбежали школьники. Он повернулся к ошалевшему Роме и нахмуренному беззубому, растягивая губы в ласковой улыбочке.       На самом деле выглядело это как хитровыебанный оскал.       — Чего тебе надо? — скептично поинтересовался Рома, скрещивая руки на груди. Пытался защититься от изучающего взгляда.       — Ром, ты чё? Он Свинью урыл, на, повежливее надо, — шикнул друг, пихая Рому в плечо. А он был неплох. Парень разулыбался, протягивая руку Антону. — Мир вашему дому, ёпта. Я Бяша.       — А ты парень чёткий, Бяша. Я такое уважаю. Мне тут как раз нужна компания, — усмехнулся Антон, крепко сжимая парню руку. — Знаете, в Москве говорят: пацанчик без компании, как лох в Испании.       — Ряльно так говорят? — с интересом протянул Бяша, на что Антон замотал головой и сдавленно хихикнул.       — Не, я прикалываюсь. Покажете посёлок?       Рома всё это время сдавленно молчал, лишь бы его не заметили. Он приготовил учебник и тетрадь для следующего урока, заранее записал «классная работа», достал книжку, в которой отыскал какое-то произведение, и начал активно пробегаться глазами по строчкам.       — Э, лох педальный, я тут с вами базарю, — фыркнул Антон, вырывая книжку из рук. Что-то умное, рассказ, который они, видимо, проходили по литературе. Скукота. Рома дёрнул рукой, в попытке достать книгу, но она не увенчалась успехом. — Бях, дашь друга на урок погонять?       — Игорь, только посмей меня кинуть, — шикнул Рома, совершенно недовольный происходящим. Они с Бяшей дружили с первого класса, но друг был таким ветреным, что мог променять его на банку сгущёнки. В обиду бы не дал, конечно, но всё-таки.       — О, я к Марте сяду, на. То повода не было, — лицо Бяши просветлело, словно он наконец-то мог достигнуть какую-то высокопарную цель, поставленную ещё давно. Он глянул на четвертую парту у окна, где сидела одинокая девочка, уже начиная собирать вещи.       — Спасиб, братан, — весело отозвался Антон, вставая из-за парты. Он быстро перенёс свой портфель на новое место, а сгорбившийся Ромка ясно давал понять, что хотел бы сбежать куда подальше.       В класс начали возвращаться ученики, вскоре и вовсе прозвенел звонок. Перед Антоном сидели две девушки, одна из которых иногда поглядывала на него заинтересованными зелёными глазами. Катя. Дочка этой противной училки, которая первым делом спросила Рому, явно подготовленного к уроку.       Антон насмешливо сверлил его глазами, поглядывая в тетрадку. Рома старался не подавать виду, что что-то не в порядке. Молчал, хмурился, тяжело вздыхал, но не смотрел.       — Экскурсия по посёлку будет, фраер? — шепнул Антон, расслабленно откидываясь на стуле. Рома не повернул на него головы.       — Не разговаривай со мной.       — Ты чё как целка? — возмутился Антон. Такое безразличие к своей персоне его в корне не устраивало. — Давно по лицу не получал? Ты не думай, что я такой добренький. Даже Бяши не постесняюсь и вломлю тебе, ботан.       Рома всё-таки повернулся, нахмурившись. Он пожевал губу, рассматривая достаточно миловидное лицо Антона, его белёсые брови и ресницы, которые были скрыты толстыми линзами. Ну какой из него хулиган?       — Будет тебе экскурсия. Поговорим на перемене, сейчас мне не до разговоров, — сказал, как отрезал, Рома. Антон удовлетворённо кивнул, но попыток подоставать его не оставил.       Реакция у него была забавной. На тычки, шёпот, чёрканье в тетради. Антон пока что сдерживался и не рисовал на полях у Ромы хуи, лишь смайлики, на что Рома зыркал неодобрительно.       Бяша, как оказалось, пересаживаться обратно не хотел. Поладил с Мартой, да так и остался рядом.       — Не отсаживайся. Давай вместе сидеть, — мягко попросил его Антон, когда они пришли в следующий кабинет. — Ты ж дохуя умный, а мне помощь не помешает.       Рома обдумывал все «за» и «против», всё-таки придя к лаконичному и гармоничному ответу.       — Нет. Я пошёл.       — Эй! — цокнул Антон, перехватывая Рому за локоть. Тот поднял брови вверх, понимая, что в следующий раз прикосновение может перерасти в удар. Этого ему не хотелось. — Я ж по-хорошему прошу, не гандонься.       — Да, пускай Антоша тут посидит! — влезла Катя, оглянувшись через плечо. На её лице играла хитрая улыбка. Она твёрдо добавила: — С тобой. Новенькому ведь не обойтись без помощи, да-да-да.       Антон тут же уловил в Кате родные скотские нотки, чему довольно улыбнулся. Её слова ещё и на Рому подействовали, он нехотя сел, доставая учебник алгебры. Подмигнув девушке, Антон сел рядом, доставая уже помятый листочек с разрисованными полями. Всё-таки стоит достать хотя бы одну полноценную тетрадь.       — Ой, ты рисуешь? — ласково спросила Катя. Её улыбка была уже не такой дерзкой, скорее заинтересованной. Антон пожал плечами, протягивая свой жопный лист ей. Она с удовольствием вгляделась в изображение козы, очень натуралистичное, между прочим. — Ты мимо Михалыча, что ли, шёл? Он иногда спьяну коз выпускает на улицу, забывает, идиот, что до весны далеко.       — Ага, я ж в лесу теперь кукую. А мужик реально поплывший был, меня его козы чуть не сожрали.       Катя захихикала, а её соседка по парте обернулась, встревая в разговор. Она была красивой, но такой… Простой. Антон не видел за её васильковыми глазами души.       — Очень здорово, Антон. Меня Полина зовут, — представилась она, смущённо накручивая прядь на палец. — А ты что-нибудь ещё рисуешь?       — Да так, по мелочи. Портреты, динозавров для сестрёнки, натюрморты…       Когда разговор зашёл на тему увлечений, Антон стал говорить мягче, а при девочках и вовсе не использовал матные слова. Рома устало смотрел на активных девчонок, не понимая, что они вообще нашли в новеньком. Ну мудак мудаком, а как картинки рисует — так всё, Антошенка наш герой.       Полинка ведь никогда не проявляла внимания к персоне Ромы, хотя он упорно бегал за ней с пятого класса. Морозовой нравились романтики с горящим взором, а не задроты, хотя Рома не по своей воле так горел учёбой. Его родители просто мечтали, что он вырвется из порочного круга, найдёт своё место в мире и уедет из посёлка с алкашами, быдлом и козами.       Тут и правда не было ничего, за что он мог бы цепляться.       После школы они с Бяшей показали Антону самые значимые места посёлка, но в первую очередь — школьную курилку. Антон присосался к сигарете с таким удовольствием, что Бяша невольно стрельнул у него покурить, хотя бросил по наставлению Ромы. Гадство какое.       Дни текли с невероятной скоростью, а Антон прилипал всё сильнее. И нервировал. Его поползновения прогрессировали, и теперь Рома пытался избавиться от игривых прикосновений к рукам и ногам во время урока. Так Антон ещё и с Катей спелся, а та довольно быстро выдала, что Рома боится щекотки.       Хотелось убиться.       На уроке литературы рука Антона вновь бесстыдно прошлась по его бедру, обтянутому крепкой тканью брюк. Жаль, что через неё всё равно чувствовались прикосновения. Рома сразу же вспыхнул, повернулся к Антону, который незаинтересованно пялился на доску, и зашептал:       — Прекрати. Хватит издеваться.       Антон подпёр щёку рукой, склоняя голову вбок. Пальцы пробежались по внутренней части бедра, заставляя Рому сильно сжать ноги. Он уже готов был кричать «помогите, насилуют», но это только бы поставило его в нелепое положение.       — Я ничё не делаю, Ромашка. Что за таинственная тяга ко мне?       Одними губами он насмешливо прошептал: «ты что, педик?»       Рому это просто выбешивало. Самый настоящий педик сидел рядом с ним, продолжая свою бесхитростную пытку. Так он ещё и на Полинку внимания не обращал, хотя та из кожи вон лезла, лишь бы Антоша на неё посмотрел.       На следующий день, когда февраль подходил к концу, а птичья трель нарастала, произошла сцена, которую запомнили все ученики 9 «В» класса.       Полина подошла к скучающему Антону, который стоял около подоконника и ждал, когда же училка вернётся со столовой и откроет чёртов кабинет. Рома с Бяшей не приближались к Петрову без необходимости, потому что Пятифанов достаточно страдал во время уроков, пока у Бяши с Мартой завязывалось что-то покруче дружбы. Друг сам расхваливал девушку, которая оказалась «чётенькой», общаться с ней было интересно, а ещё она давала списывать.       — Тоша, я хотела попросить… Не мог ты бы нарисовать мой портрет?       Она, как всегда, выглядела до одури милой. Томно прикусила губу, немного покачивалась, чтобы юбочка трепыхалась, а мальчики — смотрели на неё. Но сейчас она искала внимание одного конкретного мальчика, который мизинцем ковырялся в ухе. Он оторвался от своего важного занятия, оглядел Морозову скептично.       — Да я портреты не рисую.       — Но… ты же говорил… — в непонятках забормотала девушка, округлив глаза. Антон вздохнул, понимая, что отпираться смысла нет.       — Поль, я ж знаю, что ты хочешь. Шуры-муры крутить, а я с деревенскими простушками лобызаться не горю желанием…       Когда на весь коридор прозвучал звонкий шлепок, все замолчали, поражённо уставившись на колоритную парочку. Антон заморгал, очки практически слетели с носа, а щека пульсировала от боли. Полина, злая до жути, нахохлилась, едва ли не плача.       — Какое же ты говно, Петров!       Рома удивился. Нет, не так. Рома конкретно охуел, когда Антон отказал первой скрипке школы. Морозова быстро направилась в туалет, смаргивая слёзы, а Антон потёр место удара. Сильная у неё рука была. Но ориентацию Полинка изменить ему не смогла бы, как бы не пыталась.       — Нихуя се, — выдохнул Бяша, наблюдая, как Катя ломанулась вслед за подругой. — Ну Антон и Казанова. Девчонки так и бегают вокруг него, только вот хуле он отказал?       У Ромы в голове закрутились несмазанные шестерёнки. Всё в поведении Антона можно было оправдать одним словом из трёх букв, но спешить с выводами Рома не хотел. Учительница вернулась, и они зашли в класс. Антон был поразительно молчалив. На уроке его рука всё равно нашла бедро Ромы под партой, а пальцы игриво его сжали.       Ну точно. Гей. Он гей!       Смущаться Рома начал лишь на следующий день, когда Антон притащил в школу портрет на листе А3, причём детальный такой, словно всю ночь над ним корпел. И портрет был, конечно же, Ромы, который готов был задушить Петрова на месте.       — Ромашка, эт тебе. От сердца и почек, ёпта.       Антон искренне улыбался ему на виду у всего класса, пока глаз Полины нервно дёргался. Мстил, что ли, за пощёчину? И правда, Антон — гандон.       Как бы Рома не бесился, а чужой труд смять и выкинуть не смог. Целый день таскал его за собой, собирая взволнованные взгляды одноклассников. Ещё чуть-чуть и начнутся подначки, но пока Антон был рядом, то они боялись что-либо сказать.       Полина выцепила Рому после школы, грустно ему улыбаясь.       — Проводишь меня до дома?       Если бы она предложила это пару месяцев назад, то Рома бы из штанов от радости выпрыгнул, но сейчас он испытывал только жалость. Полина будто хотела у него что-то выяснить, а на портрет смотрела с отвращением.       Бяшу с Антоном пришлось покинуть, да и они были не против, убежав в курилку. Выйдя за ворота школы, Полина принялась изливать душу, словно издеваясь над когда-то влюблённым в неё Ромой.       — Ты же должен меня понимать, Ромочка. Я к нему подступалась аккуратно, а у него рот помойный, я и не выдержала… Не стоило его бить, да? Может, он изменит своё мнение?       Рома остановился, как вкопанный. Неужели Полина считала, что Антон стал его закадычным дружбаном, и Рома его выучил наизусть, чтобы давать прогнозы? И вообще, девушка, воротившая от него нос, сейчас на стенку готова была залезть, лишь бы Рома утешил её.       — Нет, не изменит. Поль, он мне по секрету сказал, что у него в Москве девушка осталась, которую он любит. Так что ты ему нафиг не сдалась.       Соврав, Рома ощутил блаженство. Пускай Полинка тоже помучается, как мучался Пятифанов, только вот она вскоре забудет об Антоне, найдёт нового паренька, а Рома будет долгие годы мусолить отжившие чувства. Девушка поникла, больше ничего не говоря. Парень довёл её до дома, получив смазанное «спасибо» и печальный взгляд на прощание.       Март начался отвратительно, ведь весь снег начал таять, превращаясь в сплошную грязь. Михалыч выгуливал коз уже чаще, напиваясь в такую хламину, что не мог проконтролировать их. Антон начал обходить его дом, найдя более удобную тропку через лес.       Полинка перестала участвовать в разговорах с ним, а вот Катя, кажется, не могла насытиться обществом Петрова. Болтала она так много, что у Ромы голова начинала гудеть. Он бы мог давно пересесть, но вот косые взгляды одноклассников явно давали понять, что это гиблое дело. Приходилось терпеть.       — Пойдём в закуток. Кое-что интересное расскажу… — Катя сверкнула глазами, поднимаясь со стула и взмахивая густой косой. Антон довольно осклабился, понимая, что сегодня на обед у него будет очередной секретик.       Они с Катей сработались. Он даже успел разок настучать по бубну одному очень дерзкому парнишке, которому и мать Кати была нипочём. Смирнова долго благодарила Антона, с радостью предоставив ему тетрадку Полины с анкетами, где расписалась половина класса. Антон тоже успел оставить там свой след, который безжалостно вырвал, не собираясь больше фигурировать во влажных мечтах девушки.       Когда Антон ушёл, то на его место завалился Семён, приобнимая Рому за плечо. Он тут же постарался вырваться, но тщетно. Свинья наседала на него, схватив огромной рукой за шею.       — Слыш, Ромка, нравится тебе, педерасту, компания этого очкошника? Видел я, как ты лыбишься, когда он рот в мою сторону открывает. Давай, колись, чё этот хуепутало боится? Тебе ж его компания также не нравится, а, ботан?       Семён долгое время подкалывал Рому, но границы дозволенного не переходил. Он был сам себе на уме, взбалмошный придурок, который только и умел зажимать младшеклашек, чтобы отбивать у них деньги на обед. Рома поморщился. Антон в любом случае казался собеседником более приятный.       — Нахер иди, Семён.       — У, ну вы два педика, напросились!       Бабурин резко поднял Рому за шиворот, вставая вместе с ним и занося кулак для удара. Рома оглядел его, не замечая на пальце огромную печатку. Значит, будет не так больно. Он зажмурился, чувствуя точный удар в скулу, от которого голова дёрнулась назад и будто бы отвалилась. Хуёвый день. Крайне хуёвый.       Семён не успел ударить снова, хотя явно хотел. Его отвлёк громкий крик со стороны входа в класс:       — Ты чё моего Ромашку трогаешь, утырок?       Антон с разбегу налетел на тучное тело подростка, практически прыгая на него, от чего Семён крайне охуел и отпустил Рому. Пятифанов упал на свой стул, промаргиваясь, чтобы понять, что сейчас произошло. Антон всё-таки уронил Семёна, ногой напинывая ему в живот, от чего парень позорно заскулил.       Светлые волосы Антона растрепались, взгляд горел, а каждая клеточка тела напряглась. Как же давно он не дрался! Хотя это было похоже на избиение, Петров всё равно получил удовольствие. Ещё и дружбана защитил. Только вот его остановил крик учительницы, которая невовремя зашла в класс.       — Боже мой! Петров, немедленно иди к директору!       Антон откинул волосы со лба, напоследок от всей души пнув Бабурина в рёбра. Он повернулся к Роме, чтобы ласково ему улыбнуться, а после ушёл.       Отвратительный день продолжился, когда урок начался, а Антон не вернулся. В прошлый раз они писали контрольную, которую, как оказалось, Рома завалил, потому что не мог сосредоточиться. Антон в тот день совсем уж бессовестно лапал его, дышал в ухо и нашёптывал гадости, от которых лицо краснело, а мозг — плыл. Маленький уродец.       Рому же теперь дома убьют. Возможно даже не метафорически.       Со школы он шёл с тяжёлым сердцем и двойкой в дневнике, досмотр которого был ежедневной традицией. Мать с отцом любили его и, в принципе, были отличными родителями, только вот фиксация на прилежности и пятёрках всё портили. У него редко были сцены с картины «Опять двойка», но это не умаляло других сцен — отец приходил в ярость, когда узнавал плохие новости. Бяша другу только посочувствовал, потому что на скуле Ромки уже наливался синяк.       Мать сразу заметила его, ужасно беспокоясь за сына.       — Неужели тебя кто-то обижает? Я супчик приготовила… Давай, Ромочка, покушай, а потом за уроки… — щебетала женщина, приглаживая вставшие дыбом из-за шапки волосы.       — Погодь, родная, щас сына дневник покажет, а потом делами займётся…       Итак, экзекуция длилась целый вечер. Рома стоически терпел крики, отцовский ремень с огромной армейской бляхой, оставлявшей на коже Ромы звёзды, и причитания матери. К концу вечера он умолял их прекратить и каялся в своей грешности. Пытался убедить, что усвоил урок.       Бляха пару раз прилетела не только на ягодицы, но и на руки и ноги, потому что в порыве гнева отец размахивал ремнём, как настоящий циркач. Только вот весело не было, как в настоящем цирке. Сидеть нормально Рома не мог, поэтому весь следующий день морщился и охал, а когда Антон к нему полез, то несдержанно рявкнул, чтобы тот отстал.       — Чё это с тобой? — удивлённо шепнул Антон, поправляя очки на переносице. Он присмотрелся к Роме внимательнее. — Кряхтишь, как дед.       — Бога ради, не приставай ко мне сегодня, — возмущённо шикнул в ответ Рома, отворачиваясь к доске и учительнице, которая что-то яростно объясняла. Химия. Если он и в химии просядет, то и стоять не сможет, отец уж точно это устроит.       Антон нахмурился, но не стал больше донимать Рому. Только вот на физкультуре заметил его скованность. Рома явно ждал, чтобы все покинули раздевалку, после чего хотел и сам переодеться, но Петров всё не уходил. Пилил его взглядом, усевшись на скамейку напротив.       Рома быстро понял, что Антон не уйдёт. Он вздохнул и медленно стянул брюки.       — Ебануться. Эт тя Свинья так? — удивлённо прошептал Антон, рассматривая чужую кожу, сплошь покрытую синяками. Рома фыркнул, отворачиваясь вовсе. Он потянулся за спортивными штанами, пока Антон сверлил дыру в его бёдрах, на которых отпечатались звёзды.       Ебанный Ван Гог со своей «Звёздной ночью». Это точно не Семён.       — А какое тебе дело? — лениво спросил Пятифанов, продолжая медленно одеваться. У Антона на миг пересохло во рту. Он ведь не особо палился, да? Ну, все его прикосновения были шутки ради, Рома ему особо и не нравился.       Красивый, конечно, но вредный до жути. Возмущался он забавно. Румянцем покрывался. Ноги такие стройные, подтянутые, а глаза — темнющие, не как у Полинки. Ещё и пахло от него вкусно. Хотелось трогать постоянно.       — В смысле? Ты ж друган мой, — совсем уж тихо ответил Антон, закрывая глаза. Он чувствовал некую вину. А ещё страх. Такой страх был у него в седьмом классе, когда о его наклонностях узнали в школе.       Перед глазами всё ещё стояла «Звёздная ночь» и нарисованный портрет Ромки.       — Друган? Тогда почему ты на меня так смотришь…       Рома обернулся. Антон открыл глаза, криво улыбнувшись.       — Как?       Антон теперь и сам засомневался. Он совершенно не знал, как выглядел со стороны, возможно, правда перебарщивал. Рома понял, что Петров не собирается отпираться.       Рома вспомнил, что ещё после признания Полины сделал верный вывод.       — Так ты ж… реально гей.       Под Антоном будто разверзлась земля, а он сам упал в пропасть. Он возмущённо вскочил, раскрыл рот, как рыба на суше. Лицо покрылось красными пятнами, пока Рома победно улыбался.       — Чего? Чё? Чеее? Тя пиздануть? — глаза Антона взволнованно забегали по лицу Ромы, который внезапно стал неебически уверен в себе. Словно на нём не отыгрался одноухий художник, раскрасив весь зад синим.       — А ты чего испугался? Думаешь, я это буду направо и налево разглашать? — внезапно миролюбиво произнёс Рома, взмахнув руками.       — Бля, да, без языка ты пиздеть не сможешь! — разозлился Антон, сжимая в кармане олимпийки нож. Никогда ещё он так не гневался на Рому, ведь при общении они находили компромиссы, либо же Антон быстро остывал.       Внутри стало гадко от того, что даже в этой школе кто-то подумал об этом. Подумал Рома, который терпел все издёвки. Никто не должен узнать правду про Антона. Он самолично готов броситься на любого, кто назовёт его пидором, лишь бы слухи не ползли. Не зря же Антон выстраивал весь свой образ, маленький защитный барьер, чтобы отделаться от издевательств? Ну да, иногда одаривал Рому излишним вниманием, это видели все, но ведь он просто хотел засмущать лоха!       А лох взял и догадался обо всём.       Не успел Антон вытащить нож, как на губах Ромы расплылась кривая ухмылка. В себя, что ли, поверил?       — Мы в этом болоте вместе встряли, Тоха. Можешь быть спокоен.       После этой фразы, Антон никогда не был спокоен возле Ромы.       Теперь вся его школьная жизнь стала походить на побег от правды. От Ромы он предпочёл отсесть, сделав вид, что глубоко с ним поссорился. Конечно, спустя какое-то время ему стало ужасно одиноко, а смотреть на прямую спину казалось невыносимым. Пятифанов также остался один, Бяша всё ещё налаживал контакты с Мартой.       Антон убеждал себя, что это всё ничего не значило. Он просто развлекался на новом месте, пытался поднять авторитет и узнать порядки, но что-то тоскливо сжималось в груди. Рома даже не предпринимал попыток шантажа, видимо, обрадовавшись избавлению от назойливого соседа.       Хотелось поскорее вернуться в Москву. Забыть и Полинку с пощёчиной, и Ромку с целым ярким скопом воспоминаний, и беззубого Бяшу, и даже Катьку, которая всё ещё подходила к Антону лишь с добрыми намерениями. Ну, относительно Антона добрыми.       — Ромка говорит, что скуча-а-ает по тебе, — протянула Смирнова, увлечённо рассматривая свои ногти. Она всегда подсаживалась к Антону в столовке, доказывала, что с девчонками ей не о чем говорить.       — Ряльно?       Антон едва булкой не подавился, когда Катя уверенно кивнула. Он на самом деле не знал, что ему с этим делать. Вроде к Роме тянулось всё нутро, а он, как показывала практика, был этому не против, но с другой стороны — всё это было неправильно. Конечно, у Антона всегда с собой был нож, он способен был постоять за себя, но вот так рваться в бой…       Ладно, Рома действительно был славным малым. Этого нельзя отрицать.       — Чего ты такой кислый, Антоша? — хихикнула Катя, склонившись ближе. — Я, между прочим, спереди вас сидела. Я же всё знаю и вижу.       — Знаешь что?       У Антона пересохло в горле. Катя выглядел также, когда выдавала ему очередную сплетню про всех вокруг. Вот Ритка в носу ковыряется, а вот Витёк в любви Глаше признался… Бедный Витёк, не повезло ему, ведь Глашка совсем дурная, влюблена в Никиту.       — Знаю, что ты верным пёсиком за Ромой таскался не просто так. Да-да-да! Наш неприступный задрот что-то к тебе чувствует, Тошенька. Обещай только на свадьбу пригласить.       Катя правда веселилась и на лице не было ни капли брезгливости. Да уж, откуда там взяться брезгливости, она же обожала Антона. Они очень были похожи, просто духовные близнецы. Антон смутился, отводя глаза от девичьего лица.       — Не угараешь? Катюх, вот щас серьёзно. Сплетню пустишь — мало не покажется!       Он не знал, как угрожать девчонкам. Да и не было в этом смысла.       — М, я скажу, что ты ждёшь его после уроков в закутке. Посмотрим, права ли я.       На этом и решили. Антон трепетно ожидал окончания уроков, смущаясь, как в первый раз. Иголки ломались под натиском чувств, обнажая его душу. Как тогда, в седьмом классе, когда он всё ещё верил во что-то хорошее.       Ромы в закутке не было, хотя он вышел из класса чуть раньше Антона. Это разочаровывало, очень сильно било по самооценке, выставляя точку в их отношениях. Может, Катя надурила его? Она же та ещё гадюка, могла просто обмануть друга, заботясь лишь о свежих животрепещущих сплетнях.       Антон устало привалился к стене, доставая нож. Лезвие вышло наружу, на нём отразилось уставшее лицо парня. Он крутанул его, вспоминая своих друзей. Они бы его на месте кокнули, если бы узнали всю правду. Были ли они настоящими друзьями Антона? Или его удел — это вечно маскироваться и быть одиноким?       — Извини, задержался. Завуч позвала…       Рома запыхался, смущённо отводя взгляд от обескураженного лица Антона. Нож в его руке с щелчком закрылся, а ухмылка сама натянулась на губы.       — Давай встречаться? — шепнул Антон, делая шаг ближе. Рома нахмурился, выпрямился, делая шаг назад. — Я же тебе нравлюсь. Верно?       — Нет, ты — противный хулиган, — начал недовольно Рома, скрещивая руки на груди. Брови Антона заползли на лоб. Катя надурила его? Пятифанов также негодующе продолжил: — С первого дня ты начал доставать меня, распускать руки, нарисовал офигенный портрет, чтобы позлить Полинку, а теперь сбежал после того, как я узнал правду. Ты — охеревший.       — Зачем ты тогда сюда пришёл? — досадливо спросил Антон, помявшись. Петрову стало не по себе, а слушать упрёки, которые были правдивы, ему совершенно не нравилось.       — За этим.       Рома приблизился слишком быстро, заставляя Антона испуганно поднять на него голову. Сухие губы Ромки мазнули по уголку губ, совсем по-детски, но ужасающе приятно. Антон почувствовал дрожь где-то внутри, а его руки машинально сомкнулись на спине Ромы, на его идеально белой рубашке с накрахмаленным воротничком.       — Сядешь ко мне? То у Бяхи с Мартой, кажись, всё серьёзно… — неловко прошептал Рома, смотря сквозь толстые линзы прямо в глаза Антона. Зрачки расширились.       Антон согласно промычал, осторожно примыкая к губам Ромы. Ему всё-таки нравился этот засранец, как бы сильно он не отнекивался. Рома был идеален во всём, даже в том, как утончённо он преподнёс своё признание.       Жизнь в посёлке заиграла новыми красками. Теперь Антону в обществе Ромы стало спокойно.