Да будет так

Работа в полях кипела — близился конец лета, а вместе с ним и Праздник урожая. Скошенные рожь с пшеницей свозились на мельницу, круглобокие тыквы с арбузами любовно складывались под большими навесами, а яркие шляпки подсолнуха, собранные с утра, сушились на задворках под пристальным вниманием старины Хэнка — чтобы вороньё не поклевало да не потаскала ребятня — очень уж и те, и другие любили полакомиться спелыми семечками. Каждый в деревне был занят своим делом, пока солнце не встало в зенит.       К полудню деревня поутихла — зной разгулялся не на шутку, разогнав людей искать тени́ в домах да под кронами деревьев у реки. Разве что пастух так и остался лежать на ворохе свежескошенной травы, жуя захваченную из дома краюху, да стайка девиц собирала в саду румяные яблоки.       Гэвин вольготно развалился под кустом акации и лущил горох, который захватил с поля, рассовав по карманам. Неторопливо отправляя в рот одну за другой сладкие горошины, он, сощурив глаза, наблюдал, как девушки, аккуратно взбираясь по невысоким приставным лесенкам или притягивая ниже к земле тяжёлые ветви баграми, ловко срывают красные и жёлтые яблоки, складывают их в корзины, двигаясь плавно и легко и в своих белых сарафанах напоминая бабочек-боярышниц. Зрелище это умиротворяло, мысли текли плавно, как подтаявшее на жаре масло, молодое тело разомлело, и даже торчащий из земли корень, поначалу заставлявший нетерпеливо ёрзать, сейчас почти не ощущался. Гэвин собирался подремать, но не тут-то было.       Его окликнул голос матери, а потом и она сама показалась на глаза — с коромыслом, гружёным полными вёдрами, она возникла перед ним словно из ниоткуда и принялась браниться. Девушки, заслышав её, замерли, с любопытством прислушиваясь, пока Гэвин, что-то бурча под нос и виновато пряча взгляд, нехотя поднимался с земли и, отряхивая приставшие к одежде травинки, выслушивал недовольство родительницы.       Так и шли они до дома — мать всё поучала сына, а Гэвин, стараясь не расплескать воду и проклиная злополучное коромысло, задумчиво смотрел под ноги да размышлял о своём.       — Двадцать зим прожил, а ума как не было, так и нет! — сокрушалась на ходу женщина, одной рукой придерживая юбку, а другой хворостину, чтобы при необходимости стегнуть непослушного отпрыска пониже спины. — Когда женишься, когда внуков мне родишь, окаянный?!       — Да на ком тут жениться? — не выдержав, возмутился Гэвин и чудом увернулся от хворостины — маменька в воспитании была сурова несмотря на возраст сына.       — А дочери Камски чем тебе не угодили, ирод?! Красавицы как на подбор — во всей округе таких не сыскать! На свадьбу тебе давно скопили, к любой сватайся, тебе точно не откажут.       Правда то была — Камски с детства водил дружбу с отцом Гэвина, да вот только у него самого ни к одной из трёх его белокурых дочерей сердце не лежало. Заглядываться на девок Гэвин любил, не без этого, с парочкой за лето даже успел позажиматься у стога на окраине поля да на собственном сеновале, а уж сколько их было за всё время... но всё не то.       — А не остепенишься, сама запишу тебя в дружину, чтобы дурь из башки выбить. — продолжала тем временем мать.       Дошли наконец, и Гэвин отправился поить коз, пока те совсем не изжарились на солнце. 

***

Ярмарка удалась на славу, но старейшина всё сетовал на то, что в соседней деревне земля родит лучше — дескать, и тыквы-то у них больше, яблоки слаще да мёд ароматней. Но Гэвин справедливо смекал, что так говорят везде — слышал краем уха, как шептались бабки на базаре, мол, в Гэвиновой деревне урожай бог послал так послал. И усмехался про себя — бабкам тем только дай языками помолоть, а уж в этом-то они толк знают. Вот, например, ходила по округе молва, что в лесу живёт то ли чудище страшное, то ли мудрый старец, а то и вовсе сам Леший, что может, коли ему дар правильный преподнести, сделать так, чтобы урожай был всем соседям на зависть, чтобы солнце его не жгло да град не бил, а плуг да борона по земле ровно шли, за камни да корни не цепляясь. Много чего ещё говорили, и вот каждый год после Праздника, когда шла третья неделя сентября, девки тайком в лес шастали — среди них поверье было, что в лесу живёт никакое не чудище, а самый что ни на есть заколдованный принц, и та, что того принца расколдует, станет его женой, а всей деревне, где девица живёт, будет великое благо. Раньше, ещё когда прадед Гэвина был мальчишкой, красавицу, что в лес пойдёт, выбирали всем селом, да вот только не было с того толку — все девушки неизменно домой ни с чем возвращались, а некоторые, кто в сказки древние не верил, вообще предпочитали ночь под кустом пересидеть, а не лазать по лесам да болотам.        Болото, к слову, в лесу и в самом деле имелось — большое да вонючее, и никто через него никогда не хаживал, — сгинуло там когда-то несколько смельчаков, а после них народ поумнее стал, рассудив, что незачем в земли Лешего соваться. Самого Лешего тоже описывали по-разному: кто-то говорил, что является он в образе странника в плаще с капюшоном, с лошадиным черепом вместо головы да в четыре аршина ростом, другие твердили, что дух лесной — это дряхлый старик, который бродит по болоту да зажигает обманные огоньки. О последнем больше девки болтали, и так и не сыскалось ни одной, что смогла бы старика того расколдовать, оттого и не было им веры.         Настало время готовиться к празднику, и все жители деревни от мала до велика были заняты делом — женщины готовили угощение, мужчины сносили к полю на окраине столы да лавки, ставили жаровню — на целого быка хватит! — да складывали дрова в широкое, обложенное камнями кострище, чтобы, как опустится на землю ночь, запалить поярче. Девушки срывали луговые цветы и собирали их в букеты, вязали на ветви цветные ленты, а детвора суетилась под ногами, так и норовя раньше срока стащить что-нибудь вкусное. Гэвин помогал выкатывать и составлять в тени небольшого шатра пузатые бочонки с пивом и бутыли с вином. Дело нашлось для каждого.       И вот закат оталел, на землю опустились мягкие вечерние сумерки, в жаровне тлели угли, а над полем зазвучала лёгкая мелодия, от которой ноги сами пускались в пляс — то Хэнков сын, весёлый веснушчатый мальчишка восьми зим от роду, заиграл на свирели. Девушки затеяли хоровод, распевая песни о волшебных краях да прекрасном принце из леса.        Танцевать Гэвин не любил, а потому, снова наполнив до краёв тяжёлую деревянную кружку, уселся подле костра на жёсткую лавку да прислушался к разговорам, которые мужики вели. Молодёжь и старики на разные лады спорили о чудище из леса, как то каждый год по осени бывало.       — Глупости бают девки ваши, — послушав недолго, хохотнул Гэвин. — И про чудище лесное, и про то, что урожай повысить хотят. А в лес ходят, чтобы срамными делами заниматься.       — Да непорочными они возвращаются, — тут же возразил сын плотника.       — А ты лично проверял? — спросил захмелевший Гэвин.       — Можно подумать, ты к каждой под подол заглядывал.       — Делать мне нечего, — презрительно сморщил нос Гэвин. — Да и девок много, а я один — со всеми не справлюсь.       Народ у костра разразился дружным хохотом; едва отсмеялись, как всё тот же плотников сын продолжил:       — Эка невидаль! Раз ты такой весь замечательный, может, сам в чащу сходишь да на чудовище посмотришь? Авось у тебя получится с ним сладить, удальцу-то нашему.       Хмель хорошо ударил в голову, и Гэвин запалисто кивнул.       — А и схожу. Посмотрю. Может, и об урожае договорюсь с ним. И слухи все эти дикие прекратить давно пора.       — Да слухам этим лет больше, чем тебе! Дитё ты всё-таки неразумное.       — Ну давай-давай, — напутствовали его, — в болото по дороге не сверни, герой. А может, и не возвращаться лучше, а то, неровен час, мать и вправду в дружину запишет.        И снова развесёлая компания залилась хохотом, а Гэвин порадовался, что матушка его сидит за общим столом и разговора этого не слышит.       Он фыркнул и поднялся, пора было уходить домой отсыпаться. Про себя же решил, что докажет этим юродивым, что не лыком шит и байки все на пустом месте родятся. Делов-то — прогуляться по осеннему, пахнущему хвоей и подгнившими листьями лесу. Сейчас всё равно работы в поле почти нет, можно и позволить себе небольшой отдых. И нос заодно всем утрёт.        Наутро прыти у Гэвина поубавилось, да и занемоглось как будто — выпили вечером немало, ведь гуляли, как то обычно бывало по праздникам, с размахом. Но слово своё он нарушать не привык, да и самому любопытно стало, что ж там такое на болоте происходит и куда в середине праздника исчезло сразу несколько девиц в нарядных платьях да с лентами в волосах — не иначе как на поиски принца отправились. Впрочем, когда Гэвин вышел за околицу, прихватив с собой ломоть хлеба, мяса вяленого да флягу кваса, и огородами побрёл в сторону опушки, слышно было, как на соседнем дворе бранится на дочь жена мельника. Выходит, нашлась пропажа. Наверняка и остальные девушки уже вернулись домой и получали сейчас нагоняй от родителей.       Гэвин расправил плечи и шагнул в лес, рассчитывая если не чудовище найти, то хоть за грибами поохотиться — их в округе всегда водилось в достатке.         В лесу Гэвин бывал часто, особенно когда мелким был, нравилось ему собирать дикие ягоды земляники да и просто слушать тишину со свистом ветра в кронах деревьев и тихим поскрипыванием старых ветвей. Далеко, в саму чащу, он никогда не заходил, и не потому, что зверья дикого опасался, хотя и это тоже. Дурную славу она имела.        Старики рассказывали, что раньше там была деревня, но от неё не осталось ничего после того, как поселилось в лесу чудище, что чащу оно берегло, зверьё к себе подманивало, наверняка чтобы схарчить можно было со вкусом, что в сердце забредшего в его владения путника поселяется тревога и немедленно домой вернуться хочется. А ещё, что путники с дороги сбиваются, а потом она у них практически под боком оказывается, хотя ехали по главному тракту и по нужде в лесок свернули. Гэвин считал, что медовухой меньше увлекаться надо, тогда и в лесу плутать перестанут.       Ещё баяли, что кроме чудища в лесу живёт отшельник, который с лесом сроднился. Да те же девки и баяли, наверняка после того, как выставлял их этот отшельник, ни разу девичьими прелестями не попользовавшись, как сами девки и говорили. А может, сначала отлюбив и в хвост, и в гриву, а потом уж выпроваживал их за порог.       Гэвин задумался. Если действительно старец — он искренне считал, что в отшельники только глубокие старцы уходят, устав от жизни среди людей — до женской любви охочий был, то девки бы не раз в пару месяцев вспоминали об этом, а каждую седмицу к нему бегали, протоптав тропку, а то и очередь завели. Хотя в селе мужиков хватало, бабам всё равно что-нибудь эдакое подавай, необычное да хитровыдуманное, может, и польстились они на стариковские прелести так-то.       Гэвин же не верил во всяких там чудовищ. Не было в округе ни драконов, ни василисков, да даже рыцари в их края не наведывались. Так о каких чудищах речь может идти, если никто их пришибить не пытался? Нет, Гэвин всё это путешествие затеял, чтобы найти отшельника и нормально с ним поговорить. Он-то наверняка правильную версию предложит, расскажет, как оно с его колокольни было. Может, он сам чему свидетелем оказался, было бы здорово услышать его историю. Интересно потом будет сравнить да девок на чистую воду вывести.        За мыслями всяким разными Гэвин всё шёл и шёл вперёд, высматривая яркие шляпки грибов и аккуратно подрезая их прихваченным из дома ножичком. Добычу свою складывал в корзинку, собственноручно сплетённую. Ну а то, что некоторые прутья выбивались, ничего — первый опыт же. Так-то он парень хозяйственный да глазастый, к вечеру уже на похлёбку должно будет хватить. Или на прутике обжарить можно, тоже вкусно выйдет.       Когда привычная тропка вывела его к старым шахтам, что уже с полвека стояли заброшенными, Гэвин огляделся и свернул не на грунтовую дорогу, которая через пару вёрст выходила к главному тракту, а в густой подлесок. Тропинка там тоже имелась, давно нехоженая, поросшая с обеих сторон бурьяном да с выступающими там и тут кривыми толстыми корнями. Лес здесь был другим — больше плотно стоящих друг к другу высоких сосен, кустов облепихи, ежевики да дикой малины. Чем дальше Гэвин пробирался, тем больше встречал ягод — из деревни за ними сюда почти не ходили — далеко, да и места дурные, хотя на первый взгляд вполне обычные.        Спустя пару часов сделал остановку, усевшись на поваленный ствол и давая отдых ногам. Перекусил, слушая мерный стук дятла да переклички зябликов, осмотрелся. Тропинки здесь уже не было, кусты и липы сменились густым ельником, а вместо отцветших колокольчиков и сон-травы землю устилал папоротник, да такой высокий, что, казалось, можно в нём целую телегу вместе с лошадью спрятать. Здесь уже не до грибов было, поэтому Гэвин прикрыл корзинку тряпицей да так и нёс её на локте, внимательно глядя под ноги, чтобы не запнуться о какую-нибудь корягу. Начал накрапывать мелкий дождь, но под раскидистыми ветвями всё ещё было достаточно сухо. В стороне заприметил клюкву — болото было всё ближе. Предстояло пройти ещё чуть дальше на запад, а потом свернуть севернее.        Солнце уже клонилось к горизонту, когда он, предусмотрительно огибая болото, всё же продрался сквозь колючий ельник, едва половину рубахи в нём не оставив. И как это девки не боятся тут ходить? А может, никто досюда и не хаживал, побоявшись костей не собрать. Тут же убиться о любой корень можно! Гэвин чудом руку себе о камень не пропорол, когда споткнулся и чуть кубарем не полетел в овраг. Предки сберегли, не иначе.       Так и вышел он к неприметному домику на окраине широкой поляны прямо посреди леса весь в мелком соре и листве, вытряхивая иголки из волос, любовно к груди прижимая корзинку с грибным уловом. Осмотрелся, примечая, с какой стороны стоит солнце.       На небольшом крылечке сидел незнакомый парень, по виду на пару лет старше самого Гэвина, и что-то увлечённо писал в толстенькой книжечке. Заслышав брань нежданного гостя, он внимательно уставился на него, отложив перо в сторонку. Гэвин замер. Хороши дочери у Камски, но незнакомец ничуть не хуже них был. Волос только тёмный, а глаза такие же прозрачно-голубые и кожа белая, как молоко.       — Здравия, мил человек, — поприветствовал незнакомца Гэвин. — Не подскажешь, где можно найти отшельника? Далеко ли, а то уже темнеть начинает...        И замолчал, наблюдая за незнакомцем. Говорить о том, что ему переночевать негде, он не стал. В лесу он жить обучен, три дня спокойно мог питаться подножным кормом, а потом бы вернулся в родную деревню. Хотелось бы с ответами на все вопросы, а там как повезёт.       — И тебе здравия, путник, — мелодично ответил парень. Волосы он держал распущенными, и они мягкими волнами спадали на плечи. В деревне принято волосы затягивать в низкий хвост или плести косицу. Гэвин не хотел думать, что похож сейчас на пугало огородное, собравшее спиной половину лесных шишек. Вторая наверняка запуталась в его волосах. — Я отшельник. Какое тебе дело ко мне?       Гэвин мгновенно оживился: не нужно никого искать больше, а ответы... Ответы он получит, раз уже есть у кого спрашивать.       — Меня Гэвин зовут. Дело у меня к тебе есть, отшельник. Правда ли старики бают, что в лесу чудище живёт?       — А коли так, то что? Убить его хочешь? — хитро выгнул бровь слишком молодой для отшельника парень.       — Что ты, — отмахнулся Гэвин. Корзинку он у ног поставил, а сам руки в стороны распростёр, показывая, что нет при нём серьёзного оружия. — Куда ж мне идти на чудище с маленьким ножичком? Только дураки так и поступают.       — Так ты за оружием ко мне пришёл?       — За правдой, — снова возразил Гэвин.       — У каждого своя правда. У волка своя, у зайца своя. Тебя какая интересует?       — Единая!       — А нет такой, — ухмыльнулся отшельник, оглядывая Гэвина.       — А про чудище расскажешь?       — Почему б не рассказать. Только за просто так сделать я этого не смогу, сам понимать должен.       — Прости, но предложить мне тебе нечего, — загрустил Гэвин.       — Я своё сам возьму, — хитро улыбнулся парень, вставая и протягивая красивую длиннопалую ладонь совершенно без мозолей. Явно не привычный к тяжёлому труду. — Меня Ричард зовут. Пойдём в дом и там обсудим... условия.       Гэвин пожал руку и кивнул. Опасности от нового знакомого он не ощущал. Подхватил корзинку с грибами, чтобы к столу совсем уж с пустыми руками не приходить, и последовал за хозяином.       Жил отшельник Ричард скромно: была у него печь, от которой веяло ровным теплом, кровать на деревянном настиле да небольшой стол. Под потолком висели пучки засушенных трав. И пахло в доме приятно — не стылой сыростью, а теми самыми сушёными растениями, прямо как в домике травницы. Пара колченогих табуретов прятались под столом, видно, не привык парень к гостям-то.       — А ты точно отшельник? — подозрительно поинтересовался Гэвин, может, ему, как в старых сказках, предложат отдохнуть, а самого в печь запихнут.       — А кто ещё?       — Может, сын его. Больно ты молод отшельничать. Тебе бы самое время с девками крутить, а не в чаще одному сидеть.       — Так и ты что-то не с девками, а ко мне в чащу пришёл.       — Так я по делу, — насупился Гэвин. — Девки к отшельнику бегали, но то, что ты настолько молод и хорош собой, ни разу ни одна не упомянула.       — Так, может, и не дошла ко мне ни одна? Ты единственный, кто к моему домику за долгое время сам дорогу нашёл.       — А как ты здесь живёшь, один-то? Не скучно тебе?       — Бывает, — не стал отпираться отшельник, — Поэтому я и предложить тебе хотел побыть со мной, помочь в чём-то по хозяйству, а я, так и быть, отвечу на все твои вопросы.       — На все? — подозрительно уточнил Гэвин.       — На все, — тонко улыбнулся Ричард, словно он знал сильно больше незадачливого селянина, но не спешил ему в этом признаваться.       — А делать-то что понадобится?       — Да так, по мелочи. Дров наносить да наколоть, на охоту пару раз со мной сходить, мясом впрок запастись. Справишься?       — Конечно, — уверенно кивнул Гэвин. — А сейчас мне что делать?       — Ужин помогать готовить.       Они споро в четыре руки обработали грибы, что умудрился не растерять Гэвин. Похлёбка действительно получилась вкусная и наваристая, а вместе с крупой, которую щедрой рукой добавил Ричард, ещё и сытная.       — Раз скучно тебе, почему в деревню не приходишь? — подал голос Гэвин, когда почувствовал тепло, разлившееся по телу.       — Не всякая компания мне нужна и приятна.       — А моя, выходит, приятна, — тут же сделал выводы Гэвин.       Ричард снова тонко улыбнулся и ничего не ответил.        Последние всполохи неба отгорели, и Гэвин почувствовал вместе со спустившейся ночью и желание растянуться на мягком тюфяке и направиться навстречу приятным снам. Но Ричард не торопился укладываться на боковую, внимательно что-то вычитывал в своей книжице, а потом и дописывал при свете лучины.       Гэвин не хотел мешать, но что можно делать, а чего не стоило, понять не мог. Он потоптался, привлекая внимание хозяина. Ричард поднял голову и внимательно посмотрел на него.       — Что не так, Гэвин?       — Что можно на пол бросить, чтоб не так холодно спать было?       Ричард выразительно поднял брови.       — Ложись на кровать.        — А где ты спать будешь? — подозрительно уточнил Гэвин.       — Рядом, — просто ответил Ричард.       — Нет, — тут же воспротивился Гэвин. Одна мысль о том, что он будет делить ложе с мужчиной, была неправильной и почему-то обжигающе-горячей, как будто кто-то шаловливой рукой бросил ему уголёк за пазуху.       — Почему? Если на полу спать, то можно внутренности застудить, болеть долго будешь.       Гэвин поджал губы. Болеть ему не хотелось, ложиться в одну постель с мужчиной — тоже.       — А тебе самому это зачем?       — По людскому теплу соскучился, — пожал плечами Ричард. И не было в его словах ничего зазорного, но Гэвин почувствовал себя странно неловко, а невидимый уголёк словно начал гулять под рубахой.       — А вдруг тебе неудобно будет?        — Других вариантов всё равно нет. На печь ты не влезешь — слишком здоровый, лавок у меня, как видишь, не водится, а про пол я уже поведал.       — Так, может, просто ответишь на мои вопросы и я не буду тебе мешать?       — Свои условия я озвучил, выбор за тобой, Гэвин.       Гэвин постоял, сначала собираясь уйти, но остановил себя: на улице уже окончательно стемнело, место для ночлега подготовить он не успел, да и костёр развести будет непросто — по крыше уже какое-то время шуршал мелкий дождь.        Ричард не торопил его, внимательно глядя светлыми глазами. И Гэвин решился, подошёл к кровати, скинул обувь и улёгся поверх тонкого покрывала.        — Забирайся под одеяло, ночью будет холоднее.       — А я думал, ты меня согреешь, — ехидно пробурчал Гэвин, страшась признаться в собственном бессилии перед этим человеком.       — Согрею, коль попросишь.       Гэвин не просил, зябко кутался в свою часть покрывала, прижимаясь спиной к стене. Он и сам не смог бы сказать, чего боялся больше: самому коснуться отшельника Ричарда или того, что тот мог начать касаться его. От этих мыслей становилось неуютно и мороз пробегал по коже. Именно так объяснял своё состояние Гэвин, провалявшись всю ночь без сна. Да, он боялся лишний раз сомкнуть глаза, страшась, что руки сами могут полезть щупать чужое тело. Высокий, красивый, ладно сложён, Гэвин никому и никогда бы не признался, что полночи исподволь любовался точёными чертами лежащего рядом Ричарда, опасаясь лишний раз вздохнуть и потревожить чужой отдых. Странно то было — Гэвин знал, что есть мужчины, которые предпочитают возлежать не с женщинами, а с другими мужчинами, но не понимал этого, да и в деревне подобного не одобряли. Поговаривали, что в больших городах нравы были посвободней, но разве ж это дело — на другого мужика засматриваться? Срамное оно и чудное, простому люду чуждое, но отчего-то близость крепкого тела рядом волновала и необъяснимым образом согревала даже без прикосновений, хоть и недостаточно.       Лишь под утро Гэвин провалился в беспокойный сон. И проспал прилично, разбуженный вкусными запахами, но сон не принёс отдыха. Да и начать выполнять поручения Ричарда сразу же не вышло бы — на улице шёл затяжной дождь, начавшийся ещё вчера вечером. Гэвин, пока до нужника сбегал, чуть до нитки не промок.         Он с удовольствием позавтракал остатками похлёбки и уставился на Ричарда. Выгонять тот его не выгонял, а словно и вовсе о нём забыл, что-то ища в своей книжице, то туда, то сюда листая исписанные странички. У Гэвина появилась шальная идея потихоньку выспросить всё интересующее да назад возвращаться. Что ж поделать, коли погода не позволяет ему в помощниках задержаться да на охоту выбраться, его вины в этом нет.        Гэвин подсел за стол, катая в руках глиняную кружку и думая, с чего начать разговор, глядя на то, как длинные пальцы выписывают вязь слов.         — Давно ты здесь отшельничаешь? — начал издалека Гэвин.       Ричард заложил перо в книжку, закрыл её и отодвинул на край стола. По-лисьи прищурился и подпёр голову рукой.       — Довольно давно.       — А зачем?       — Природу вещей изучаю, постигаю. А ты чем занимаешься в свободное время, Гэвин?       — Да где ж в деревне взяться свободному времени? То посев, то покос, так и живём, почитай, всё время в поле.       — А зимой? Зимы-то здесь морозные да снежные. В поле делать нечего.       — Корзинки да лапти плетём, семечки лузгаем, песни поём да байки слушаем.       — И о чём сейчас байки?         Гэвин оживился, не то чтобы он любил сплетни собирать, но поделиться интересностями мог да и хотел. С удовольствием рассказал всё, что помнил, кое-где от себя приукрасив немного. Ричард внимательно слушал, где нужно охал и ахал да всё вопросы задавал, а Гэвин и рад стараться, соловью бы компанию составил. Странно это было, Гэвин обычно в таких разговорах и не участвовал, больше слушал, а тут рот не закрывался. Несколько раз к кружке прикладывался — от долгого говорения в горле пересыхало.         К концу дня Ричард со слов Гэвина уже знал каждого в деревне. Гэвин даже пару прилипчивых песенок напел и, когда откинулся на стену дома, утомившись, понял, что весь день отшельника разговорами развлекал, так о нём толком ничего и не узнав.       Ричард сказал, что ему нужно ненадолго отойти и вернётся он к ужину, вручив Гэвину всю необходимую утварь и продукты для готовки. И пока Гэвин думал над предложением хозяина, его уже и след простыл. Делать нечего, пришлось Гэвину готовить, он парень взрослый, вполне себе способен что-то накашеварить. Будет ли это потом ещё кто-то, кроме него, есть — большой вопрос, но он постарается.        Мяса не нашлось, поэтому Гэвин проявил всю изобретательность, на которую был способен, чтобы вышло и вкусно, и сытно. Справедливо рассудив, что из чечевицы лучше всего получится каша, он засыпал крупу в котелок, закинув в него заодно и грубо нарезанные лук с морковью, принюхался к пучкам сушёных трав, висящим над столом, ободрал несколько веточек ароматного тимьяна и укропа. В небольших бочоночках нашлась соль и даже мелко молотый перец. Сунув нос в бочонок, Гэвин несколько раз громко чихнул и добавил приправы в котелок, который тут же отправил в разогретую печь. Любопытство взяло верх, и он принялся осматриваться. Обошёл небольшую комнату, заглянул за печку и обнаружил там крепкий сундук и прибитые к стене полочки, уставленные всякими мелочами, в быту необходимыми. Нашлось там и лукошко с мотками ниток да парой иголок, и остро наточенные ножи, и добротная посуда, и даже рыболовные крючки. В сундуке аккуратными стопками была сложена одежда.       Выбравшись из-за печки, оглядел комнату ещё раз. Ничего необычного, разве что над входной дверью Гэвин разглядел почти стёршиеся знаки, вырезанные прямо на массивном бревне, из которого были сложены стены, но разобрать их не смог.    Вернулся Ричард, когда каша уже была готова.        Ужинали в тишине: Гэвин, кажется, натрудил язык на несколько дней вперёд. Ричард похвалил его стряпню, и Гэвин расцвёл, как маков цвет. Как матушка говорила — похвала и кошке приятна.         К началу сумерек дождь затих, а Ричард снова устроился за столом со своей книжицей. Гэвин походил по небольшой комнате, не зная, чем себя занять, и улёгся на кровать. Вроде бы и не делал ничего, а устал. Лёжа оказалось на диво удобно наблюдать за отшельником — как он увлечённо пишет, изредка заправляя за ухо падающие на лицо длинные пряди. Странное дело, если так мешаются, почему бы не заплести? Иногда он покусывал губы, и Гэвин невольно повторял его движения. Поймав себя на этом, он нахмурился и отвернулся к стене, решив выспаться впрок.         Спустя совсем недолгое время Ричард погасил огонь и улёгся рядом. Гэвин мгновенно оцепенел: не привык ещё с кем-то ложе делить. Ричард немного повозился и замер, а Гэвин так и лежал, уткнувшись носом в стенку и боясь лишний раз пошевелиться.       Сон упрямо не шёл. Рассматривать Ричарда Гэвин себе запретил, ибо это по всем меркам неприлично. Так и лежал с закрытыми глазами и слушал мерное дыхание за спиной, пока усталость не взяла своё.        Утро встретило его запахом выпечки и яблок. Гэвин не знал, когда вставал Ричард, но явно раньше своего неожиданного гостя. Почему-то стало неловко. Он поди и спать мешал хозяину — наверняка пинался во сне, раз тот подрывался в такую рань.          Насчёт условий Ричард не соврал: после лёгкого завтрака, состоявшего из свежих лепёшек, сушёных яблок да крепкого травяного отвара, Гэвин действительно натаскал огромную кучу сушняка. К его немалому удивлению, Ричард не отлынивал, впрягался наравне с неожиданным работником. Помог дотащить тяжеленное, сваленное грозой дерево без видимых усилий.          Дрова у Ричарда получалось рубить споро да ловко, мышцы то и дело ходили под тонким сукном рубахи. Гэвин не мог заставить себя отвести взгляд, любуясь чужими отточенными движениями. Ричард указал, где неподалёку протекал ручей, вручил в руки вёдра и велел наполнить две огромные бочки. Гэвин непонимающе нахмурился, а Ричард обещал рассказать всё чуточку позже.       По дороге до ручья и обратно Гэвин смог получше оглядеться на полянке. За домом он нашёл пару небольших опрятных строений, плотницкий верстак под навесом у одного из них с развешанными на стене инструментами, а дальше самый настоящий огород с ровными грядками, уже убранными на зиму. Разве что несколько особенно больших тыкв лежало на земле. Сразу за полянкой раскинулся сад, и Гэвин подивился, насколько внимательно Ричард вёл хозяйство — никакой тебе сорной травы или опавших плодов, а сухие веточки заботливо обрезаны и сложены в сторонке аккуратными вязанками. Надо бы снести их в дровяник, как закончит с водой.       Ровная тропка вывела его к ручью — широкому, быстрому, с крутым порогом, с которого срывалась и рассыпалась в мелкие брызги кристально чистая вода, настолько холодная, что у Гэвина, когда он не удержался и, зачерпнув полные ладони, принялся жадно пить, свело зубы. Вкусная была вода, чуть сладковатая да с ароматом лесных трав. Напившись, Гэвин принялся оглядываться. За спиной остался сад, а по ту сторону ручья, через который были переброшены добротные мостки, уже начинался самый настоящий лес, в который убегала и терялась среди кустарника тропинка.        Набрав полные вёдра, Гэвин двинул в обратный путь и подивился вновь — ноша как будто не тянула руки, идти было легко, а во всём теле ощущалась удивительная бодрость. То ли вода из ручья обладала волшебными свойствами, то ли само место, но Гэвину это только на руку было, и, наполнив бочки, он почти не чувствовал усталости, даже за хворостом сбегать не забыл, перетаскал его весь, сложил с краю дровяника да принялся за поленья, сменив Ричарда у колоды.          Пока Гэвин возился с заготовкой дров, Ричард отлучился ненадолго — судя по положению тени от высокой сосны, растущей близ двора, прошло не больше часа, — а вернулся с двумя подстреленными куропатками. Пока собирал мелкий сор да щепу, что вокруг насыпалась — закончил возиться с птицами и принялся готовить поздний обед или ранний ужин. Гэвин помогал по мере сил и способностей.         В кровать улеглись, как стемнело, Ричард намеревался сразу с утра сходить на охоту, чтобы было больше времени на обработку мяса, Гэвин понятливо кивал. Натруженные мышцы гудели, но чувствовал он себя на удивление неплохо, сегодня он много и тяжело работал, что и привело к тому, что заснуть удалось практически мгновенно, стоило Ричарду погасить лучину. Его мало беспокоило, что он может прикоснуться к мужчине, ничего за прошедшие два дня с ним не произошло. И это обернулось тем, что поутру он обнаружил себя крепко прильнувшим к Ричарду, обхватив его поперёк живота и уткнувшись в спину между лопатками. От него шло ровное тепло, и Гэвин, видимо, замёрзнув ночью, прижался к его источнику. Ричард ничего на это не сказал, но так понимающе смотрел, будто ничего иного и не ожидал.         И на охоту они сходили. Ричард повёл его через болото. Гэвин сначала воспротивился — ведь дурная слава у болота была, много людей там сгинуло, но Ричард крепко обхватил его руку своей, и все возражения так и замерли в горле неозвученными. Пока он пялился на чужую ладонь, Ричард уверенно вёл его через топи по одному ему ведомым тропинкам, сколько бы Гэвин ни вглядывался, но понять, куда ступать, так и не смог, а Ричард шагал как по сухому, трава и мох упруго пружинили под ногами и не думали проваливаться в вонючую жижу.         И после Гэвин увидел, как щедра на дары может быть чаща: кусты были усеяны ягодами, да такими крупными и сочными, что они сами просились в рот. Гэвин пожалел, что не взял с собой корзинку, но пообещал себе, что обязательно вернётся к такому раздолью.       Ричард, словно поняв его намерение, повернул к нему голову и покачал ею:       — Без меня ты здесь пройти не сможешь. Не запоминай дорогу, это не принесёт пользы.        Гэвин насупился, но запомнить все эти повороты он бы действительно не смог. Охота прошла удачно — Ричард показал себя отменным лучником, ловко выпустив стрелу в шею молодому оленю. Гэвин понадобился, чтобы перетащить добычу к домику, взвалив тяжеленную тушу себе на плечи. Ричард походя подстрелил ещё пару куропаток, пока Гэвин дивился богатству леса — столько дичи он никогда не видал, казалось, что она сама шла к ним в руки, оставалось только подставить ладони.       Путь до хижины они проделали, слушая лес и перебрасываясь короткими фразами, Ричард больше не держал его за руку, а говорил, куда лучше ступать. Уже у дома, пока Ричард занимался птицами, Гэвин принялся свежевать оленя, благо делал это раньше не единожды, даже шкуру сохранить умел.        К концу разделки мяса от Гэвина разило кровью и потом, хотелось смыть с себя этот тяжёлый дух. Ричард понял его без слов, указав на строение чуть в стороне, и Гэвин узнал в нём баню. Ричард велел развести огонь и налить в котёл воды из бочек или из ручья. Гэвин выбрал первый вариант, таскаться до ручья он уже не хотел.       Когда закончил возиться с водой и дровами, Ричард позвал его на ужин. Гэвин моментально оживился. Это было странно, но так уютно, словно он прожил рядом с Ричардом не пару дней, а несколько недель. Они мирно сидели за столом, и никто никому не указывал, что делать. Это было приятно.       К окончанию трапезы вода как раз нагрелась. Гэвин хотел пойти в баню после хозяина, но Ричард лукаво на него посмотрел и сказал, оглаживая взглядом его тело:       — Тебе нечего стесняться, Гэвин. Я ведь тоже мужчина. К тому же это будет быстрее. И я хотел, чтобы ты меня веником отходил. Могу тебе оказать такую же услугу, если пожелаешь.       Гэвин помялся и вцепился в портки, как утопающий за соломинку. Но насильно его никто не раздевал. Наоборот, Ричард отвернулся от него и спокойно, без лишней спешки избавлялся от грязных вещей. Гэвин посмотрел на его широкую спину, белым пятном сияющую в полумраке предбанника, и решил, что да, ему нечего стесняться, легко поведясь на уловку хитрого отшельника.       Дверь за его спиной чуть слышно скрипнула, и голой кожи коснулся горячий воздух. Ричард стоял, повернувшись к нему спиной, и замачивал веники. На дверном крючке висело пушистое полотенце, полоти были свободны. Гэвин бочком прокрался мимо, прикрывая руками самое дорогое. Вроде бы Ричард говорил, что сначала парят его, а потом ответная услуга. Он замер истуканом, не зная, что и делать, а Ричард будто и не замечал его присутствия, подготовил брусочек мыла, мочалку, проверил, как там веники.       — Ты ими орудовать-то умеешь? — осведомился он, поглядывая через плечо. А Гэвин едва успел перевести взгляд с бледной задницы на чужое лицо.       — Обижаешь, хозяин. Конечно умею. — Гэвин горделиво выпятил грудь вперёд.       — Вот и проверим твои навыки, — хитро улыбнулся Ричард и устроился на полати. — А потом я продемонстрирую свои.       Гэвин взял в руки веники, примерился. Они были хорошие, берёзовые. Он не соврал, не единожды с мужиками в баню ходили и стегали друг друга веникам так, что казалось, кожа лоскутами слезать будет.       Гэвин посмотрел на нетронутую загаром кожу, гладкую, как у девицы. Такую хотелось нежно ласкать, аккуратно проходясь ладонями и губами, а не хлестать грубыми вениками что есть мочи. Гэвин встрепенулся. Да за такие мысли он сам себе противен был, а хозяин наверняка его выставит за дверь, если прознает, не ответив ни на один вопрос.       Подавив в себе неясное томление, Гэвин осторожно провёл веником по голым плечам, по ложбинке спины, по небольшой округлой заднице и жилистым ногам. Где кожи касались распаренные листочки, она покрывалась мурашками. Точно не от холода, в бане было жарко, пот уже выступил у Гэвина на лбу и шее.              Ричард повернул голову и поймал в капкан своего взгляда:         — Сильнее, Гэвин, я не сахарный, не растаю.       Слова прозвучали как вызов, Гэвин хмыкнул, пошире замахнулся и принялся охаживать широкую белую спину мокрым веником, потом осмелел и опустился ниже, хлёсткими движениями проходясь по ягодицам и бёдрам. Ричард мелко вздрагивал, глубоко дышал, но не двигался, лишь изредка скрёб тонкими пальцами по палати.        Кожа разрумянилась, там и тут к ней прилипали кусочки берёзовых листьев и веточки, и Гэвин, поддавшись какому-то неясному порыву, потянулся, чтобы снять один из них с лопатки. От прикосновения кончики пальцев как крапивой обожгло — такой Ричард был горячий. Гэвин потянулся снова, но Ричард ускользнул из-под его руки, сел на полати и посмотрел потемневшими глазами. Гэвин моргнул, и наваждение исчезло, глаза снова стали небесно-голубыми, а гостеприимный хозяин встал, жестом предлагая прикрывавшемуся веником Гэвину занять его место.        Ричард парил хорошо, в меру жёстко, не пропуская ни одного участка натруженного тела. Плеснул из ковша на разогретые камни, и в воздухе разлился густой аромат осеннего леса. Гэвин закрыл глаза и как будто снова очутился в чаще, ощущая под ногами шелковистый упругий мох и лёгкий ветер в распущенных волосах. По телу прошла дрожь, когда спины коснулась горячая ладонь и принялась выводить на коже хитрые узоры, словно какие-то древние письмена. Гэвин пытался разобрать их, но сознание будто уплывало, ноздри щекотал запах дождя и прелых листьев, слух уловил тихий шелест деревьев.        Лежать на жёстких досках стало неудобно, Гэвин заёрзал и как будто очнулся от морока, пытаясь унять непрошенное возбуждение. Ричард продолжал мерно охаживать его веником, как будто не замечая состояния своего гостя. Баня была прежней, не было ни шума ветра в кронах, ни запаха пожухлой травы, лишь лёгкий, едва уловимый аромат смолы от прогретых досок да берёзовой листвы от веника.         Гэвин зашевелился активнее, и Ричард перестал, замер с занесённым веником. Чувствовал себя Гэвин всё ещё странно, на протянутые мыло и мочалку среагировал, только когда Ричард сунул их ему в руку. Гэвин молча кивнул, слез с полати, отвернулся к хозяину спиной и принялся намыливаться. Он пытался разобраться, что с ним только что произошло, но в голову, как назло, ничего не приходило.         Когда на спину полилась тёплая вода, Гэвин едва не заорал от неожиданности.         — Осторожней, не стоит так усердствовать, до мяса сотрёшь, — послышался насмешливый голос Ричарда.         Пока Гэвин придумывал ответ, Ричард отвернулся и снова заплескался, а Гэвин выдохнул с облегчением, чужая близость… волновала. И заставляла переживать, Гэвин оказался к такому не готов. А после того, как они совместно попарились, одна только мысль, что им нужно будет ложиться вместе в кровать, нагоняла на скулы яркий румянец.  Пока Гэвин возился с мочалкой, а потом отфыркивался от мыльной пены, Ричард налил в большой таз горячую воду и замочил все грязные вещи. Гэвин замер, прикрывшись черпаком. И в чём ему теперь ходить? В грязных вещах тоже не хотелось бы, но не голым же? Ричард бросил ему пушистое полотенце, а сам завернулся в простыню и короткими перебежками направился к дому. Гэвин посмотрел на уже намокшую одежду, пожал плечами, неохотно принимая то, что за него решали многие вещи, и поспешил за хозяином.  Ричард уже щеголял в чистой рубахе и портках и вытирал волосы влажной простынёй. На краю кровати лежал такой же набор. Гэвин нерешительно подошёл к одежде.       — Можешь пользоваться. Завтра грязные вещи выстираем, удобнее будет.       Гэвин благодарно кивнул, подумал и всё же выговорил словно через силу:       — Спасибо.       Быстро оделся и юркнул под тонкое пуховое одеяло. Прикрывшись до подбородка, он наблюдал, как Ричард подкидывал дров в печь, ловко орудуя кочергой и распределяя поленья, а потом, выскребя золу в ведро, вышел на улицу, чтобы ссыпать её на небольшую грядку у дома, а заодно и ставни закрыть на ночь — с востока на небо наползали тяжёлые тучи, обещая грозу.       Спать не хотелось, несмотря на то, что дни, проведённые в лесу, были насыщенными. И сталкиваться взглядом с Ричардом тоже не хотелось. Гэвин не мог с уверенностью сказать, почему, но, заслышав шаги, сразу смежил веки. Он слышал, как Ричард немного повозился и через несколько секунд замер, размеренно задышал. Заснул? Так быстро?          Гэвин пытался подавить в себе желание его коснуться. Показалось ему, что Ричард был настолько, горячим или нет? Хотелось узнать на ощупь гладкость его кожи. Что случится, если он это сделает? Не выгонит же хозяин его, правильно? Тем более Ричард вроде и сам не был против коснуться Гэвина, он всё ещё помнил странные движения и символы на своей спине. Или это ему привиделось?         Выждав ещё пару минут, Гэвин осторожно притронулся к пальцам — Ричард сложил руки на груди. Ничего не произошло, Ричард не спешил вскакивать и выгонять его в ночь. Тогда Гэвин немного осмелел — погладил всю ладонь, изучающе, бережно, и перевёл взгляд на чужое неподвижное лицо. Он не видел, чтобы Ричард брился, но щёки у него оставались такими же гладкими, как и в первый день, когда он его увидел. А вот у самого Гэвина пробивалась колючая щетина. Интересно. Он не стал себя останавливать, когда рука словно сама потянулась приласкать чужую щёку. Тёплая, нежная, бархатистая кожа приятно скользила под подушечками пальцев. Гэвин и дышать перестал, впитывая в себя ощущения. И… пропустил момент, когда Ричард открыл глаза. Гэвин вздрогнул всем телом и отдёрнул руку, но Ричард мягко её перехватил, улёгся на бок лицом к Гэвину и положил свою ладонь на его щёку. Сильно запахло лесом, словно стены домика исчезли и они остались одни среди деревьев.       Ричард молчал, и Гэвин боялся вымолвить хоть слово, только всё впитывал в себя чужие осторожные прикосновения и жар нежных пальцев, не позволяя себе закрыть глаза ни на мгновение.       Чужой шёпот, еле слышный, как будто шелест ветра в кронах деревьев, заставил его замереть и вслушаться в каждое слово:         — Всё хорошо, Гэвин. Тебе нечего бояться. Я тебя не обижу.         Мягкий голос Ричарда заставил хотеть большего. Того, чего Гэвин сам от себя не ожидал и вслух бы никогда не признался, не то чтобы сотворить. Какие на вкус его губы? Такие же они нежные, как ему думалось? Не находя в себе сил остановиться, Гэвин потянулся вперёд и коснулся чужих губ своими, легко и нежно, словно бабочка крылом. Он не успел испугаться собственных действий, как Ричард повторил его жест, прижимаясь плотнее к губам, мягко беря в плен и неспешно лаская.        Гэвин протяжно выдохнул и снова подался вперёд, чтобы ещё немного продлить неожиданную ласку. А потом осознал, с кем так сладко целуется, отстранился и спрятал полыхающее лицо на груди Ричарда. Гэвин тяжело дышал, как будто пришлось побегать, лицо опаляла краска смущения. Он слышал, как Ричард что-то тихо ему нашёптывал, но не мог разобрать ни слова, только под конец уловил короткое «Спи» и мгновенно забылся сном.        Всю ночь Гэвину снились наполненные нежностью и лёгкой грустью сны. Он не смог бы вспомнить ни один из них, но это точно было что-то приятное. Проснулся Гэвин на рассвете. В теле ощущалась приятная же бодрость, словно он один мог вспахать целое поле, без лошади. Он со вкусом потянулся и понял, что Ричарда рядом уже нет. Наверное, это хорошо, Гэвин вспомнил, что вчера творил, и спрятал пылающие щёки в подушку. Как теперь смотреть в лицо хозяину, он не понимал.         Полежав ещё пару минут в кровати, Гэвин задумался, куда же делся Ричард. И как он сегодня на него посмотрит. Прогонит ли? Или позволит прикоснуться к себе снова?.. Дальше Гэвин размышлять остерёгся, опасаясь собственных странных мыслей и реакций.         Он тихо поднялся с кровати. Ставни Ричард уже открыл, и в окно попадали тёплые солнечные лучи. Тишину не хотелось нарушать внезапным скрипом половицы, поэтому Гэвин мягко ступал босыми ногами, пробираясь к выходу из дома.         Дверь была приоткрыта, и Гэвин высунул наружу любопытный нос. И замер. Ричард стоял босой на ещё зелёной, покрытой росой траве в одной рубахе и портках, окружённый сияющим золотистым светом. Он поднял голову к небу и раскрыл ладони, словно впитывал в себя солнечные лучи. Красиво.          Красивый.         Гэвин вздрогнул от этой мысли, но очарование момента не рассыпалось от осознания, что он считал Ричарда таковым. А ещё привлекательным. И… желанным. Его хотелось касаться. Губами и руками. Вдыхать его запах и самому ластиться, как кот, под узкую ладонь, выпрашивая поглаживания. Гэвин снова почувствовал, как жаром обдало щёки. Да что ж такое? Он никогда столько не краснел.        Как бы Гэвин ни таился, Ричард заметил его, словно затылком почувствовал, обернулся и посмотрел с улыбкой. Обнимавший его солнечный свет заструился, будто всасываясь в кожу, в воздухе резко пахну́ло грозой, и наваждение исчезло, перед Гэвином снова стоял молодой парень в простой одежде, и ничего необычного в нём как будто бы и не было.        Пока Гэвин бегал по нужде и умывался дождевой водой из кадки, что стояла подле бани, Ричард успел соорудить нехитрый завтрак. На столе ждали пышные лепёшки, плошка с маслом да кувшинчик ароматного мёда, в небольшой корзинке нашлось несколько поздних яблок и груш, а в котелке на печке настаивался отвар из смородиновых листьев, лесных ягод и трав. Пока ели, обсуждали планы на грядущий день, как будто и не произошло между ними ничего накануне.       Сегодня Гэвин решил сходить за ягодами, пока они не отошли. К полудню одежда, которую сразу после завтрака они развесили на натянутых за баней верёвках, высохла, и можно было собираться в путь. Ричард предупредил, что идти нужно вместе, иначе он не найдёт нужного места. Гэвин был не против и на ладонь Ричарда, когда он взял его за руку, больше заворожённо не пялился, а переплёл пальцы, второй размахивая пока ещё пустой корзиной.          Пока Гэвин увлечённо собирал ягоды, Ричард рядом не маячил, предупредил только, чтобы дальше этой полянки Гэвин никуда не отходил, ведь легко мог заблудиться. Да Гэвин и не планировал: от разнообразных ягод в глазах рябило, а руки сами тянулись какую покрупнее да посочнее в рот сунуть. Наелся он от пуза, ещё и корзинку почти полную набрал, пока Ричард не вернулся и хитро поманил пальцем. Гэвин предложил ему несколько особо вкусных даже на вид ягод, и Ричард охотно угостился с его рук, мягко обхватывая пальцы губами и неотрывно глядя в глаза. Гэвин не отводил заворожённого взгляда от Ричарда и чувствовал, как внутри разгорался жар, будто его кипятком обдало.         — Так что ты хотел мне показать? — хрипло спросил Гэвин, едва Ричард закончил это безобразие.       — Идём, —­ Ричард снова переплёл их пальцы, взглядом велев оставить корзинку у дерева. — На обратном пути заберём.         Идти пришлось недолго, на следующей поляне Ричард замер, указывая на двух резвящихся вдалеке лисят. Гэвин присмотрелся: большие уже, длиннолапые и большеухие, забавные.         — Ты к ним ходил?         — Да, мать летом слишком близко к деревне подошла да в капкан попала, я помогал им выжить. Смотри, какие уже здоровые, — Ричард будто невзначай положил свою руку на его плечо, и Гэвин не стал из-под неё выворачиваться.         — Ты добрый, — проговорил он чуть слышно; чужое тепло манило и в то же время обжигало.         — Я справедливый, — прошелестел Ричард ему на ухо, а Гэвин почувствовал, как покрывается непрошенными мурашками. — Мне сегодня уйти нужно будет. Вернусь завтра к вечеру.       — Куда?       — Далеко. И так я здесь подзадержался — не ожидал гостей. Жди меня дома, хорошо?       — Я могу пойти с тобой?       — Нет, — резко ответил Ричард.         — Почему?         — Это опасно. Я не хочу, чтобы ты пострадал.         — Я не хиляк какой-то, — насупился Гэвин.         — Ты человек, — в словах отшельника слышалась улыбка.         — Так и ты тоже.         Ричард не согласился и не возразил. Гэвин перевёл взгляд с играющих лисят на него. Ричард задумчиво покусывал губу и смотрел в верхушки сосен.         — Ты мне ответы задолжал, помнишь? — нарушил молчание Гэвин.         — Помню. А что ты будешь делать, если они тебе не понравятся? Убежишь, сверкая пятками?       — Ты за кого меня держишь? Я в дружину вступить хотел. А там трусов нет.               — Я говорил уже, что правда разная бывает, Гэвин. Тебе она может не прийтись по душе.         — Я сам решу, — заупрямился Гэвин.         — Хорошо, я отвечу на все вопросы, как и обещал. Как только дела свои закончу и вернусь, так и заплачу по счетам. Но только ты не ходи за мной.         — А если пойду? Убьёшь меня?         — Я сберечь тебя хочу, — тоскливо проговорил Ричард. Словно уже терял кого-то.          — Так а если помощь тебе понадобится? Я подсобить могу.       Ричард промолчал, лишь только сжал губы в тонкую ниточку и покачал головой.       Вернулись они вроде бы и знакомыми кустами, но словно круг через всё болото сделали. Гэвин до краёв наполнил свою корзинку, но внутри у него поселился червячок, который начал грызть с упоением. Он отмахивался от него, сколько мог, а потом понял, что с каждым шагом, что они к домику приближались, у него в груди всё сильнее разливалась тревога. Он не хотел, чтобы Ричард уходил. Он не хотел оставаться один, за эти несколько дней словно прикипев к отшельнику. Не хотелось расставаться надолго. Странно это было и непонятно, но противиться этой тяге Гэвин не мог.       Едва они наскоро перекусили, как Ричард засобирался. Гэвин, глядя на быстрые выверенные движения, засобирался тоже. Ричард замер, подозрительно уставившись на своего гостя. Гэвин невинно захлопал ресницами.       — Куда ты собираешься, Гэвин?       — С тобой, — Гэвин пожал плечами и продолжил разводить бурную деятельность. На самом деле, ему собираться, что голому подпоясаться — не было у него лишних вещей с собой.       — Я тебя с собой не звал, — возразил Ричард.       — А и не надо. Я свободный человек, где хочу, там и гуляю. Сейчас хочу тебе компанию составить.       — Я тебе запрещаю, — и нахмурил тёмные брови. Наверное, это должно было выглядеть устрашающе, но Гэвин умилился, словно опять на играющих лисят смотрел. Вроде и хищники, но так ловко и весело опавший листок гоняли.       — Запрещай. Только это всё равно ничего не изменит. По твоим следам пойду.       — Заплутаешь. Сгинешь, — пугал его Ричард. Гэвин не мог объяснить, но точно знал, что тот не позволит этому случиться.        — Ты не дашь, — уверенно возразил он.       — Это опасно.       — Ну, раз для меня это опасно, то и для тебя тоже, — гнул свою линию Гэвин. Он упрямством мог с бараном соперничать, как матушка говорила. Ричард тяжело вздохнул и растрепал свои волосы.        — Что ж вы за люди такие?! Сами на рожон лезете, а потом пугаетесь, кричите, слухи грязные по деревням разносите. Зачем это тебе, Гэвин? Зачем?       — Знать хочу, чего ты так боишься, — честно ответил Гэвин. — Даже самому сильному воину нужен тот, кто прикроет его спину.       Ричард бросил ещё один взгляд в окно, видимо, больше медлить не мог.       — Тогда слушай, Гэвин, — хищно сузил глаза отшельник, — слушаешься меня во всём: говорю бежать, ты бежишь. Говорю замереть — ты не шевелишься без моего ведома. Ступаешь точно след в след. С тропы не сходишь. Чужой шёпот не слышишь. Меня не бойся, я тебя обещал не обижать. И верь... не своим глазам, а сердцу.       Гэвин победно улыбался, слушая ещё огромное множество правил, которые он обязался соблюдать. Что угодно, лишь бы больше не слышать той тоски в голосе Ричарда.       Напоследок Ричард кинул ему плащ со словами «Ночью будет холодно» и вышел за дверь, Гэвин поспешил следом.       Они шли по постепенно сгущающемуся осеннему лесу, Гэвин любовался всё ещё яркими красками природы и широкой спиной идущего впереди Ричарда. И задавался вопросами. Что на него нашло? Зачем он увязался следом? Зачем идти куда-то в ночь? Не проще ли дождаться утра? Куда он торопится и торопится ли? Где они будут ночевать? Гэвин скользил взглядом по высокой, гибкой фигуре. Он знал, что Ричард не слабее его самого, хотя по виду и не скажешь, да и в выносливости тот мог ему фору дать. Он красивый, умный и загадочный. Он вкусно готовит и сладко целуется. От него внутри у Гэвина поселилось томление и жажда прикосновений.       — Так куда мы идём? — Гэвин тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли.       Ричард на него недовольно покосился и ничего не ответил.        Шли они довольно долго, пока Гэвин не обратил внимания, что тропинка будто сама стелилась по ноги, но стоило обернуться назад — её словно и не существовало никогда. Постепенно начал наползать ранний осенний сумрак, ещё немного, и нужно будет готовиться к ночлегу. Но Ричард упрямо шёл вперёд, явно зная, что делает. Гэвину стали слышаться за спиной странные шепотки, словно звал его кто-то. Он отмахивался, объясняя себе это шумом ветра в кронах, и старался держаться поближе к Ричарду: с ним было спокойнее.       Когда стало сложно разбирать, куда ставить ногу в сгустившейся темноте, Ричард резко свернул в сторону, так что Гэвин едва не врезался в его спину. Замер на мгновение и услышал протяжное:       — Гэ-э-ви-и-ин...       Гэвин вздрогнул и заозирался по сторонам. В этой части леса он не бывал никогда, даже с Ричардом они не заходили настолько далеко. Голос звал его и приманивал к себе, одним только звучанием обещая все благости земные и небесные. Гэвин помнил, что говорил Ричард, но повёлся на чарующий голос и сошёл с тропинки, стремясь найти его источник.        — Гэ-э-ви-и-ин...        Послышалось снова, и Гэвин ускорил шаг. Он знал, был уверен, что обязательно получит сполна, стоит только найти... коснуться       — ...ин, — удивлённо из-за спины. Но Гэвин не обернулся.       Ноги будто сами несли его, а пни да коряги расступались, открывая путь. В нос ударил сладковатый запах чего-то гниющего, Гэвин вдохнул полной грудью и закашлялся, запнулся…       И вот тогда ему показалось, что ночь обрушилась на голову вместе со всеми звёздами. Он упал на колени, слушая длинный протяжный крик боли и отчаянья. Его источник был в нескольких метрах от Гэвина, но он не мог повернуть голову. А когда деревянные мышцы поддались, увидел, как нечто огромное, клыкастое да рогатое прижимало к земле бьющееся в агонии жуткое существо — что-то среднее между жуком и человеком. Гэвин перевёл взгляд под ноги и вздрогнул от ужаса — прямо перед ним была болотная топь, в которую он едва не ухнул.       Он непонимающе замотал головой, когда рядом возник Ричард, вздёрнул его на ноги и молча потащил за собой. Гэвин обернулся, но никого из тварей не увидел. Померещилось?       Шли довольно долго, Ричард молчал и уже не ласково придерживал Гэвина за руку, а буквально волок через болото. Вокруг что-то ухало и шипело, но на глаза не показывалось, однако Гэвин беспрестанно чувствовал спиной недобрые взгляды.        Остановились, когда он уже с трудом переставлял ноги, а от болота их отделяла добрая верста. Места были глухие, непролазные, огромные корни вздымались из усыпанной сухими иголками земли, а стволы сосен чуть ли не до самых заслоняющих небо крон поросли мхом. Ричард скинул плащ и принялся собирать хворост, складывая его неаккуратной кучкой. Гэвин неловко потоптался на месте и последовал его примеру.       — Ты злишься на меня, — нарушил затянувшуюся тишину Гэвин, едва огонь жарко запылал. Вторым, а может быть, и первым его качеством, помимо упрямства, было неуёмное любопытство, за что он едва не поплатился собственной жизнью.       — Ты подвергаешь себя опасности, — нехотя буркнул Ричард, подкидывая в костёр ещё сушняка.       — Так это была правда? Мне не привиделось? — когда Гэвин бегал по лесу, было страшно. А сейчас, в тепле и с надёжным спутником рядом, он, казалось, не боялся никого и ничего. И порадовался, что Ричард сейчас не смотрел на него. Он был уверен, что глаза в этот момент горели от несдерживаемого любопытства, а не от отблесков пламени.        — Сам как думаешь? — Ричард устало склонил голову к плечу, а Гэвин почувствовал себя последним дураком.       — Не знаю. Было темно. И боязно. И всё произошло так быстро, я ничего не успел толком рассмотреть, — Гэвин передёрнул плечами, сбрасывая липкое ощущение страха.       Ричард поднял на него взгляд, и было что-то в его глазах такое, что заставило Гэвина засомневаться в собственных выводах.         — Тебе разве не рассказывали, чем может обернуться поход в лес с незнакомцем? — Должно было прозвучать жутко, но прозвучало интригующе.       — Ты не незнакомец. И обещал защиту. Так что это было? К чему готовиться?       Ричард поворошил поленья, и сноп искр поднялся в воздух. Гэвину показалось, что черты лица Ричарда заострились, стали более хищными, глаза потемнели. Но стоило моргнуть, и наваждение исчезло.       — Вот к этому, — Ричард протянул руку, и она словно вытянулась, покрылась корой, а вместо пальцев теперь были веточки. Гэвин смотрел во все глаза, но вновь моргнул, и видения как не бывало.       — Ты меня чем-то опоил, да?       Вместо ответа Ричард развернул руку, и стало казаться, что теперь кожа покрыта лёгкими пёрышками, а голову венчают огромные оленьи рога. И опять морок рассеялся, стоило только на мгновение прикрыть глаза.       Гэвин невольно отшатнулся. Ричард словно ждал такой реакции, горько усмехнулся.        — Боишься меня, Гэвин?       — Кто ты? — чуть слышно выдохнул Гэвин, глядя на то, как плавно меняются черты чужого лица, становясь то такими знакомыми, то резкими и совершенно чужими. — Что ты? Чудовище? Колдун?        — Я Дух Леса.       — Духи — они страшные да старые, так старики бают, — не понятно, зачем возразил Гэвин. Он боялся отвести взгляд от отшельника. От Ричарда. И не потому, что ждал от него нападения, вовсе нет, угрозы для себя он не чувствовал. Силу огромную, мощь ощущал всем собой, внутри от этого что-то дрожало, как натянутая струна, но опасности лично для него, Гэвина, не было.       — Каким ты его хочешь видеть, таким он и явится. Или вообще на глаза показываться не станет.       — А какой ты на самом деле? Вот это зубастое рогатое чудище? Или всё сразу? А может, ты ещё в кого обращаться можешь? Может, и чаровать умеешь да путников в болото заманиваешь?       — Нет, Гэвин.       Гэвин замолчал, не зная, что и сказать. Все байки да предания неожиданно обрели смысл и живое воплощение. И это было... странно, словно в ожившем сне. Гэвин ущипнул себя и тут же поморщился от боли, но ничего не изменилось.       Тишину нарушал только треск костра. Ричард бросал короткие тоскливые взгляды на Гэвина и снова возвращал их к пылающим поленьям. Гэвину это не нравилось. Как будто он уже с ним проститься решил. Потому так охотно и на вопросы отвечает — раз показал уже, что не совсем человек, то и скрываться смысла нет?       — Сколько тебе лет, Ричард?       — Много. Очень много.        — Ты лгал мне? — подозрительно прищурился Гэвин.       — Ни разу.       — А почему к людям не выходишь?       — Не везёт мне с людьми. Боятся они меня, уничтожить пытаются, если прознают про мою природу. И ты попытаешься, Гэвин?       — Нет! — вырвалось совершенно неожиданно, оттого и искренне. — Постой-ка, — голова у Гэвина заработала, всё, что он когда-то слышал или узнавал, стало складываться в цельную картинку. — Ты говорил, что по людскому теплу соскучился. Значит, выходил уже к людям, правильно? — Ричард медленно кивнул. — Это, стало быть, ты каждому ложе с тобой предлагал разделить?!       Ричард посмотрел на его возмущённое лицо и неожиданно рассмеялся тихо, но мелодично и очень сердечно.       — Так тебе больше возмущает не то, что я чудовище из сказок, а то, что я к другим в портки лез?       — А ты лез? — тут же уточнил Гэвин.       Ричард рассмеялся пуще прежнего, даже глаза от слёз утирать стал.       — Ты не ответил, — насупился Гэвин, когда Ричард положил руку ему на плечи и притянул ближе к себе.       — Глупо, Гэвин, ревновать к тем, кто давно в пыль превратился.       Гэвин не сопротивлялся, когда его прижали к себе и ухо стало тревожить чужое тёплое дыхание.       — Чудной ты, Гэвин. Чудища не боишься, а к другим людям ревнуешь. Люб я тебе, выходит?       — Так ты вроде не чудище, а дух лесной? — пробормотал Гэвин, сделав вид, что не расслышал последнего вопроса. Странно в этом другому признаваться, если Гэвин не мог быть ещё с самим собой до конца честным. С Ричардом ему было хорошо, а ещё нравилось прижиматься к его тёплому боку, вдыхать его запах, целовать его губы. И просто быть рядом. Словно дома очутился.       — Для тебе я могу быть кем угодно, — лукаво проговорил Ричард.       — Это форма, суть-то едина, — возразил Гэвин. — Оставайся собой. Мне нравится.        Он поднял голову и прижался губами к подбородку. Ричард улыбнулся и склонил ниже голову, позволяя коснуться своих губ. Обхватил двумя руками и прижал к себе, а после осторожно улёгся на спину, укладывая Гэвин на себя сверху, не разрывая нежного и неторопливого поцелуя.       — Почему ты меня не боишься, Гэвин? Любой на твоём месте испугался бы, — спросил Ричард, неспешно перебирая отросшие пряди волос Гэвина. Они наверняка щекотали его лицо, но он словно наслаждался этим.       — Я не любой, — недовольно возразил Гэвин.       — И тем не менее.        — Мне интересно. Знаешь, за двадцать лет в деревне со мной не произошло ничего необычного, а сейчас столько всего, что удивляться не успеваю.       Ричард понимающе кивнул и привлёк его к себе, обнимая и словно баюкая на своей груди.       — Так куда мы всё-таки идём? — после продолжительного молчания решил снова уточнить Гэвин. Тепло чужого тела согревало, а дыхание и биение сердца успокаивали. Пока Гэвин не задремал, стоило прояснить этот момент.       — Спи, завтра всё увидишь своими глазами.       И Гэвин послушно смежил веки, снова доверясь этому удивительному существу.       Утро Гэвин встретил, всё так же лёжа на Ричарде; тот нежно ему улыбнулся, поцеловал сначала в лоб, потом в сонные глаза, а после нежно приласкал губы. Гэвин улыбнулся в ответ, думая, что хотел бы просыпаться так каждое утро. Встрепенулся, запоздало сообразив, что Ричарду, должно быть, неудобно было так лежать всю ночь, но тот выглядел бодро и двигался плавно, как будто и не на твёрдой да холодной земле спал. Он легко поднялся, потянулся и поглядел на Гэвина ласково, отчего на душе стало легко и спокойно.        Быстро перекусив и посетив ближайшие кустики, они продолжили путь. Гэвин не мог избавиться от ощущения пристального взгляда в спину, но сколько бы ни оборачивался, так ничего и не увидел. Это заметил Ричард, сегодня он не злился и шёл рядом, переплетя с Гэвином пальцы.       — Что тебя тревожит?       — Мне кажется, за нами кто-то следит.       — Тебе не кажется. В лесу всегда было много духов, а на изломе времён года их становится больше, чтобы поприветствовать Хозяина Леса — меня.       — А я им чем не угодил?       — Ты человек. Слишком непредсказуемый. Опасный.        — Ага. Поэтому меня проще и быстрее в болотце притопить?       — И это тоже.       — Ты знал, — догадался Гэвин. — Поэтому и не хотел брать меня с собой.       — Знал. Но надеялся на твоё благоразумие.       — Зря, — фыркнул Гэвин.       — Зря, — согласился Ричард.       Лес снова постепенно менялся — не было больше мхов, свисающих с ветвей, папоротники словно расступались, и между ними как будто даже угадывалась тропинка, сквозь густые кроны проглядывало бледное осеннее солнце. Стали встречаться берёзы и кусты калины, усыпанные тяжёлыми красными гроздьями, где-то вдалеке запела иволга. Идти стало намного приятней, дышалось легче, но ощущение, что за ними наблюдают невидимые глаза, так и не пропало. Видно, духи и правда хотели знать, кого это принесло вместе с хозяином. Гэвин старался не выдавать волнения, лишь крепче стискивал руку Ричарда да внимательно смотрел под ноги.       К обеду они вышли к огромному дубу, который одиноко стоял посреди поляны. Чтобы его обхватить, понадобилось бы с десяток человек, ветви его терялись где-то в вышине. Гэвин замер, поражённый его величием — он никогда ещё не видел такого гиганта.       Пока Гэвин заворожённо осматривался по сторонам, Ричард подошёл к дереву и прижался к нему лбом, раскинув в стороны руки, будто хотел обнять как старого знакомого. И замер в таком положении на несколько минут. Поднялся лёгкий ветерок, и листья в кроне словно зашелестели-зашептали.          Гэвин поднял голову повыше и вновь не поверил увиденному — листья меняли свой цвет. Вот только все они были зелёные, а сейчас буквально на глазах желтели и краснели, парочка уже легко опустилась к ногам Ричарда. Он стоял и поглаживал дерево по глубоким бороздам в коре, словно разговаривал с ним. И Гэвин понял, что Ричард решил ему показать всё как есть, ничего не скрывать, привёл к месту своей силы.          Гэвин очень осторожно приблизился к замершему Ричарду, он не запрещал двигаться, но Гэвин сам опасался нарушить хрупкость момента. Он положил свою руку на древесный ствол, практически касаясь руки Ричарда. Кора под пальцами оказалась неожиданно тёплой, словно нагретой солнцем. Гэвин посмотрел на Ричарда, тот смотрел на него в ответ с тонкой, едва заметной улыбкой.         — Что ты делал? — получилось чуть слышно, Гэвин не хотел разговаривать в полный голос, чтобы не разрушать единения Ричарда и древесного гиганта.       — Говорил, что пора отдыхать.        — И он тебя услышал?       — Конечно. Каждый год слушает меня и в конце зимы, и в начале осени, — Ричард тепло улыбнулся, и не понятно, кому предназначалась эта улыбка — Гэвину или дубу.       — И больше ничего ты делать не будешь? Перепёлку там зарезать? Или грибов принести ему в дар?       — Не буду. Гэвин, я и есть природа, её суть.       — И руку резать не станешь, чтобы кровью его напитать?       Ричард заливисто рассмеялся, дерево будто вторило ему, явственно пошевелив листвой.       — Мне незачем. Если только... — он сам себя оборвал, решив не договаривать, а Гэвин впервые решил не настаивать на ответе — всему своё время.       — Можно я тебя поцелую?       — Раньше ты не спрашивал, — лукаво улыбнулся Ричард.       — Раньше и свидетелей таких величественных не было, — пробурчал Гэвин, но его явно услышали.       — Можно. Он не против.       Гэвин потянулся к Ричарду, сокращая расстояние между ними. Он чувствовал, как Ричард улыбался в поцелуй, и сам улыбнулся. Надо же, Дух Леса, и такой…       Гэвин совершенно не заметил момента, когда поцелуй из плавного и нежного превратился в пьянящий и жгучий. И теперь уже Ричард вёл, зажав Гэвина между собой и стволом дуба. Гэвин тяжело дышал, но не мог и не хотел отказываться от непривычной ласки. Руки словно сами зарылись в волосы Ричарда, притягивая ближе. Гэвину нравилось делить дыхание на двоих, сладко нежить чужие губы, и, когда Ричард толкнулся в его рот языком, Гэвин распахнул глаза от удивления, а затем повторил его движение. Ричард застонал и притёрся к нему, как огромный кот, а потом, бережно придерживая, аккуратно уложил его на мягкую и невероятно тёплую траву, склонился над ним, продолжая целовать глубоко и сладко. Гэвин прогнулся в спине, прижимаясь плотнее, невыносимо желая усилить удовольствие, слиться с Ричардом, упасть с головой в незнакомые, стыдные чувства, и сам испугался своего стона, когда Ричард нырнул рукой под его рубаху и положил горячую ладонь на живот.       — Я не обижу тебя, — тихим шёпотом напомнил он, и Гэвин снова застонал, шире разводя колени и позволяя Ричарду прижаться плотнее, чувствуя его всем телом, бездумно касаясь его плеч и спины, но всё ещё не смея двигаться дальше. Не то чтобы он был большим знатоком любовных дел — с девицами в деревне особо не побалуешь, а если совсем меры не знать, то можно и схлопотать хорошенько от их отцов да братьев, — но сейчас всё происходящее казалось удивительно правильным. И когда рука Ричарда скользнула с живота ниже, касаясь пока только через плотную ткань портков, Гэвин не оттолкнул его, не попытался вывернуться и убежать. Вместо этого он, наконец-то решившись, сам потянулся к завязкам Ричардовой одежды.        В воздухе пахло нагретым деревом и липовым мёдом, тяжёлое дыхание смешивалось с шелестом листвы и пением зябликов, хотя Гэвин не был уверен, что пели именно они, целиком и полностью отдавшись новым, кружащим голову ощущениям. Чувствовать руки Ричарда было странно и неловко, совсем не так, как касаться себя самому. Странно было и касаться его, но так хорошо, так сладко стонал Ричард, открыто и совершенно не таясь, что стыд полностью оставил Гэвина, и он дал волю рукам, ублажая так, как умел — быстро, немного грубо, не находя в себе никаких сил продлить наслаждение, сам подставляясь под ласковые, нежные руки, кусая чужие губы и задыхаясь от нехватки воздуха.       Тело будто молнией пронзило — так внезапно и сильно накрыло настигшим удовольствием Гэвина. Ричард замер над ним, всё ещё не выпуская из рук и упираясь лбом в его шею, дыша прерывисто и мелко вздрагивая. В воздухе разливался запах дождя и макового поля — сладкий и дурманящий, как крепкая настойка.       Когда Гэвин смог мыслить разумно и Ричард перестал нависать над ним, пристроившись рядом и уложив голову ему на плечо, солнце уже клонилось к закату. Надо же, вроде бы и немного времени здесь провели, а вон оно как оказалось. Они помогли друг другу привести одежду в порядок, касаясь осторожно и пряча неловкие улыбки, а потом снова медленно целовались. Уходя с полянки, Гэвин обернулся, подумал мгновение и до земли поклонился величественному дубу. Возможно, ему лишь показалось, что тот в ответ одобрительно зашумел. Ричард улыбнулся ласково и кивнул головой.       Шли они, почти не делая остановок и не разговаривая — оба торопились поскорее вернуться домой.  Как только начало темнеть, стали готовиться к ночлегу — болото было близко, а пробираться через него в темноте Ричард наотрез отказался. Спорить Гэвин не стал и, как только огонь заплясал над сухими смолистыми поленьями, улёгся поверх Ричарда и уткнулся лицом в его шею, вдыхая привычный запах леса и трав, исходящий от кожи, и довольно закрыл глаза. Сон пришёл быстро, не давая предаться размышлениям, руки Ричарда, обнимавшие спину, согревали и обещали защиту, уютно потрескивал в тишине костёр.

***

Пока Гэвин мерно переставлял ноги под чириканье птиц и шелест листьев, он пытался уложить в голове всё то, что увидел за последние два дня. Получалось это с трудом. В то, что Ричард — Дух Леса, Гэвин поверил сразу и безоговорочно. В то, что тянуло к нему со страшной силой — тоже. Вот только что со всем этим делать? Не мог же он остаться с ним в домике, Ричард этого никогда и не предлагал. Да и возвращаться ему надобно. Недолог час, его начнут искать, маменька наверняка тревожится, все глаза выплакала. А как вернётся, как пить дать хворостиной отстегать попытается, чтобы душу ей не травил.       Ричард словно почувствовал его настроение и не лез с расспросами. К концу дороги настроение у Гэвина испортилось так, что хоть волком вой.       — Гэвин, случилось что-то? — нарушил затянувшееся молчание Ричард, едва они переступили порог дома. — Ты смурной сегодня весь день. Пожалел, что со мной пошёл, верно?       — Что ты! Нет конечно. Это было очень здорово! — Гэвин помялся, не зная, как начать неприятный разговор и что Ричард о нём подумает после. — Мне возвращаться нужно. Меня искать могут пойти и к тебе выйдут.       — Не беспокойся об этом, глаза от своего дома я отводить умею. Но тебя не это беспокоит, я же вижу.       — Понимаешь, Ричард, долг там у меня. Перед матушкой. Я же ушёл, никого не предупредил, она же беспокоится обо мне, а я не хочу её расстраивать. К тому же ты не ждал гостей, а я тут тебя и объедаю, и дела привычные делать мешаю. Ты знай, что я это не по злому умыслу, — Гэвин поднял на него печальные глаза.       — Знаю, — грустно улыбнулся Ричард, садясь за стол. — Я тебе ответы задолжал. Ну что ж, спрашивай.       Видно было, что и ему нелегко этот разговор давался, но он не избегал его и не отмалчивался, а решил слово своё держать. Гэвин постоял, подумал и уселся на второй табурет, определившись, что хотел узнать.         — Почему тебя чудищем называют?       Ричард тонко улыбнулся и подпёр подбородок рукой.       — Это вопрос не ко мне, а к селянам. Я никого специально не пугал.       — А не специально? — Гэвин прищурился. Ричард умел ловко обходить острые углы, поэтому вопросы стоило задавать максимально конкретные.       — Тоже. Люди вполне в состоянии сами напугаться до потери речи, им даже повода особого не нужно.       Гэвин помолчал, лучше формулируя мысль, что давно ему покоя не давала.       — Почему девки к тебе дороги не нашли, а меня пропустил?       Ричард задумчиво на него посмотрел и ответил вопросом на вопрос.       — А с какими помыслами они ко мне шли, ваши девки?       Гэвин задумался. Как-то раньше он и не думал об этом.       — Любопытства да хохмы ради. Ну, может, попросить ещё что-то хотели.       — А ты?        — За ответами, — сказал и только тогда понял, что действительно пришёл именно за правдой, а не за дарами или чтобы смельчаком прослыть.       — Тебе ничего от меня не нужно было. Поэтому и пустил, — подвёл итог Ричард.       — А как ты понял это?       — Гэвин, я Дух Леса. Я знаю, с какими помыслами люди в мои владения вступают.       Гэвин покивал и не удержался:       — Расскажи, что раньше тебя с людьми связывало.       Ричард поморщился, словно ему неприятно было, но обещание своё держал крепко.       — Ты упоминал, что старики баяли, что раньше на месте болота деревня была. Так вот это правда. Действительно была.         Начал Ричард издалека, а Гэвин сидел и зачарованно слушал долгий рассказ о том, как люди к нему ходили, прознав про то, что здесь можно дичью да ягодами поживиться. Ричард поначалу и не против был — земли много, природа щедрая, никто в обиде не оставался. Да и весело ему с ними было. Они сказки сочиняли да песни пели. Любились, спорили, создавали новых людей, даже имя человеческое ему дали. Ричард всему свидетелем был. И в один момент тоже захотел прикоснуться, почувствовать тепло другого человека, каково это. Ему понравилось.          Только вот люди оказались на диво жадными существами. Им хотелось всё больше и больше. Получать, но не делать и тем более в ответ не отдавать. А ещё они следить за ним стали. Ричард и не скрывал своей природы, но старался чаще в человеческом облике быть — ни к чему лишний раз пугать их. Шли годы, люди привыкли к Ричарду, но не могли не заметить, что он не менялся, не старел, не болел, а был молод да пригож. Они видели, что он к дубу ходил, и выводы неверные сделали, решили, что это дерево волшебное и с ним силами делится. Не поняли, но почувствовали силу великую и решили стать её частью. И не придумали ничего лучше, чем совершить жертвоприношение, человеческое.         Гэвин вздрогнул на этих словах, а Ричард решил пояснить:         — Природа всегда дар приносит и дара в ответ ждёт, а не жертв.        — А как на самом деле? Кто из вас главнее?        — Мы равны, Гэвин. Нас нельзя ни разделить, ни сравнивать. Мы части единого сущего.        Не приняли такого страшного деяния ни дуб, ни сам Ричард. Только у каждого действия есть последствия. И если ты пытаешься сожрать то, что переварить не сможешь, то это тебя и уничтожит.       Ричард стал свидетелем, как место, что ещё утром обычным было, поглотила вонючая болотная топь. Со всеми, кто возжелал с природой сродниться. Он только детей неразумных спасти успел да потом в деревни подкинул, чтобы выжили они среди людей, а не в лесу сгинули.       Гэвин помолчал. Сложно было принять на веру такой рассказ, но он был уверен — Ричард не врёт.       — А то, что меня чуть в болоте не утопило... Что это?       — Это души тех самых людей. Они переродились частично, хотели же они быть частью природы, они ею стали, но не так, как рассчитывали.       Гэвин передёрнул плечами. Жутко это, страшно.       — Ты говорил, что убить тебя пытались, — припомнил Гэвин.        — И такое было, когда я облик менял. Чудовищем меня считали, что человеком прикидывается, не ведая, что я собой во всех обличиях оставался.       — Те же? Из уничтоженной деревни?       — Нет, другие. Много людей сюда приходило. И редко кто-то действительно хотел понять суть, а не навязать свою волю и желания.       Гэвина будто морозом по хребту пробрало. Сколько же Ричард видел всего? Как смог сохранить рассудок?       — Когда ты уходить собираешься? — тихо спросил Ричард, словно боялся услышать ответ.       — Завтра поутру, к вечеру как раз к деревне выйду.       — Не рассказывай про меня, пожалуйста, — ещё тише попросил Ричард, словно было в этом что-то зазорное. Гэвин смотрел на него, такого потерянного, и сердце в груди то словно обмирало, то заполошно биться начинало.       — И не собирался, — Гэвин помолчал, собирая по сусекам всю свою храбрость да наглость, чтобы произнести то, что так и норовило само выскочить. — Я вернусь, Ричард. Все вопросы решу и вернусь, коли ты меня ждать будешь.       Ричард поднял на него печальные глаза.       — Я-то ждать тебя буду, вот только место твоё среди своих. Жить тебе с ними нужно, детей растить да песни петь.       — Не решай за меня, что мне надобно. Или... — голос у Гэвина дал петуха, но он всё равно упрямо продолжил:       — Или ты не хочешь, чтобы я к тебе возвращался?       — Выбор за тобой, Гэвин. А я буду тебя ждать, мне хорошо с тобой было.       Под вечер поднялся ветер, снова нагоняя тяжёлые тучи — дождливый в этом году вышел сентябрь. Разговор дальше не клеился, да и главное уже было сказано, поэтому поужинали в тишине и отправились на боковую.       Спать укладывались, как будто завтра хоронить кого-то близкого собирались. Гэвин не мог избавиться от этого ощущения. Словно он ошибку совершал, решив домой возвращаться. Хоть головой и понимал, что так нужно и правильно, да только сердце против такого было. А ещё Гэвину хотелось поднырнуть под сильную руку и уткнуться в Ричарда носом, вдохнуть его успокаивающий запах, но Хозяин лежал рядом неподвижно, как в первые ночи, и Гэвин не знал, можно ли к нему прикасаться. Может, всё, что было с ними в лесу, там же и осталось?        В воздухе горько пахло полынью.         Утро Гэвин встретил ещё более уставшим и разбитым, чем накануне.         Быстро собрались, Гэвин избегал прямо смотреть на Ричарда, а тот сидел с потухшим взглядом и лишь чуть заметно улыбался на вялые попытки Гэвина завести разговор за завтраком. Когда терпеть это стало невозможно, Гэвин поднялся. Ричард поднялся следом и, когда Гэвин набрал воздуха, чтобы начать прощаться, перебил его:         — Я провожу тебя.         Спорить с этим Гэвин не стал, хоть и понимал, что так только больнее будет и ему самому, и Ричарду.         Едва шагнули за Ричардову полянку, как стало холоднее, и лишь тогда Гэвин заметил, что лес изменился — больше стало жёлтой и красной листвы, трава под ногами пожухла. Оглянулся, а на полянке было всё так же по-летнему зелено, будто и не наступала там осень.          Гэвин хотел двинуться тем же путём, что и пришёл, представляя скорую встречу с ельником и оврагами. Но Ричард перехватил его, привычно уже взял за руку и повёл в сторону болота. Гэвин противиться не стал, знал, что Ричард ему не навредил бы.          Хотелось столько всего сказать, но слова не шли, оседая паутинкой внутри.         Болото они миновали до обидного быстро. Ричард вёл его своими тропами, и вышли они к привычному Гэвину лесу спустя пару часов, а не потратив на это почти весь день.         Расставаться не хотелось. Хоть то и было решеним Гэвина, но тяжестью оно сковало сердце, а к глазам подступили предательские слёзы. Гэвин хлюпнул носом, но смог их сдержать. Ричард понимающе на него смотрел, не выдержал и сам привлёк в крепкие объятия, словно вплавить в себя хотел. Глаза защипало сильнее.         Когда Гэвин нашёл в себе остатки сил, чтобы отстраниться, Ричард сунул руку в карман своих портков, пошарил там и достал что-то, что тут же вложил Гэвину в ладонь. Гэвин заворожённо смотрел на неожиданный дар — небольшой золотистый жёлудь с искусно вырезанными на нём тончайшими узорами да на простом кожаном шнурке. Ричард тонко улыбнулся.         — С того самого дуба. На удачу. И чтобы помнил меня.       — Я не смогу тебя забыть. — Слова вырвались раньше, чем Гэвин понял, что сказал. — Мне нечего тебе в ответ подарить, — опечалился он. — У меня осталась твоя корзинка.       Гэвин почувствовал, как на щёки наполз румянец — его первое творение сложно было назвать ответным подарком. Для себя же он решил, что, когда обратно соберётся, обязательно что-то нормальное для Ричарда подготовит.       Подошёл совсем близко, но обнимать больше не стал, опасаясь, что сил его оставить не найдётся.       — И ты меня не забывай, — выдохнул он в грудь, не решаясь поднять глаза.       — Береги себя, Гэвин, — прозвучало тихо сверху. Лес согласно зашумел, поддерживая.       — Ежели я тебя проведать решу, мне опять по лесу день плутать? — попытался усмехнуться Гэвин.       — Тебе — нет. Тропинка сама тебе под ноги ляжет да ко мне приведёт, коли решишься. А сейчас иди прямо, никуда не сворачивай, через пару вёрст выйдешь на большую дорогу, а оттуда и до деревни недалеко.       Как Гэвин ни старался, а прощание всё равно вышло скомканным да неловким. Когда он сделал несколько шагов от Ричарда, тропинка словно сама собой из ниоткуда возникла. Гэвин решил обернуться, но Ричарда уже не было на прежнем месте, лишь ветви рябины раскачивались не в такт.

***

За размышлениями Гэвин и не заметил, как вышел к родной опушке. Впереди показались знакомые домики, ветер принёс запах скотины и жилища, людей. То, что всегда воспринималось для него родным и домашним, сейчас не вызывало привычных чувств.       Пока шёл по деревне, знакомые хватали за руки да выспрашивали, где ж он почти седмицу пропадал. Гэвин на расспросы не отвечал, ждал. Весть о возвращении блудного сына донеслась до матушки как по ветру, и уже через каких-то десять минут она показалась из-за ворот Гэвинова двора и, причитая и охая, повисла на его шее и расплакалась. Гэвин осторожно обнял её за плечи и постарался утешить, что-то неловко бормоча да стараясь побыстрее увести от любопытных глаз. Матушка отстранилась, а потом что есть силы стала бить его ладонью по груди, с каждым ударом повторяя, как она переживала да плакала, чуть себя не извела.        Хэнк, стоявший неподалёку да с любопытсвом наблюдавший за развернувшимся посреди улицы действом, сказал, что с маменькой искать его пытались, собирали народ, а завтра поутру, если бы Гэвин не объявился, отправились бы всей деревней на поиски. Внутренности сжались в комок и заныли. Матушка развила бурную деятельность, привела его домой, по дороге со всех сторон осмотрев да ощупав — не пострадал ли где сыночка. Впрочем, успокоилась она довольно скоро, когда убедилась, что отпрыск не только жив, но и вполне себе здоров, а что особенно удивительно — даже не исхудал, пока шарахался по лесам да болотам. А что корзинку потерял, так ничего страшного. Гэвин себя дитём неразумным почувствовал, но стоически терпел. За стол покладисто сел и суп есть стал, хоть и не голоден был. Сразу же, как Гэвин пару ложек проглотил, матушка запричитала, как же она напереживалась за это время, как наплакалась, как люди добрые её утешали. Да рассказали, что Гэвин слухи пошёл проверять да чудище лесное искать. И то, как она боялась, что в болоте он утопнет. И вестей-то от него столько времени не было. Гэвин слушал, и тоскливо да горько на душе у него становилось с каждым произнесённым матушкой словом.       Едва Гэвин закончил с супом, как она принялась за расспросы. Хорошо, что он об этом заранее подумал. Не встретил он ни чудища, ни отшельника. По краю болота побродил, в овраг скатился, чуть голову не расшиб да ногу подвернул. После этого заплутал, в дождь под корягой отсиживался, кормился тем, что с собой прихватил из дому да в лесу найти смог, благо про огниво перед выходом не забыл. Еле-еле к родной деревне дорогу нашёл. Матушка слушала, причитала да головой качала. А Гэвин последним лгуном себя чувствовал, но тайну Ричарда решил беречь как свою. Хорошо хоть маменька, радостная от возвращения сына, не стала спрашивать, отчего одежда на нём целая да чистая.        За разговором этим, для Гэвина нерадостным, мать также поведала, что сама к старосте ходила да договаривалась о том, чтобы записать его по весне, как посадки закончатся, в городскую дружину. Староста обещал подсобить. А ещё о том, как ночами спать не могла, а потому у соседки ночевала — страшно одной было. Гэвину до того стыдно сделалось, что решил он разговор в более радостное русло перевести.       — Так кто же смог тебя утешить, матушка, пока отец с братом в дружине городской службу несут?       — Так Камски, хороший он мужик! Видит, что плохо мне, подошёл, сел рядом да и предложил: «Как вернётся твой оболтус, давай его на младшей моей, Хлое, женим, как раз девка в возраст вошла».       Гэвин от новостей таких ошалел, подавился взваром да закашлялся так, что думал не отдышится никогда.        — Чего?!       — Да, милый, не против Камски вашего союза, дело почитай решённое. Отец твой с братом на побывку вернутся через седмицу, можно будет делянку для избы расчищать, а по весне свадебку справим. Останется вам, молодым, жить весело да счастливо да детишек нарожать на радость нам, старикам.       — А что, ежели не мил я ей? — чувствуя, как немеют пальцы, попытался возразить Гэвин. Мать смерила его строгим взглядом, будто на дитё малое смотрела, сказала:       — Не смеет дочь отцу перечить, и ты матери не смей. А то, что не мил, так это дело наживное. А коли ты на другую глаз положил, так говори сразу или думать забудь.        — Не положил, — хмуро буркнул Гэвин под нос и, собрав остатки сил, добавил: — Спасибо, маменька.       Как оказалось, пока Гэвин отсутствовал, дел скопилось столько, что продохнуть стало некогда. И кровля в сарае прохудилась, дождей вон сколько лило, нужно подлатать, а потом сено складывать, чтобы не спрело. То печь забилась — надобно золу почисть, а заодно и дров наколоть да натаскать под навес у бани. То сапоги прохудились, то кошка окотилась, но маменька, опечаленная пропажей сына, не заметила этого вовремя да не успела от котят избавиться, а теперь уже поздно было, и надо бы им хотя бы ящик сколотить да за печь поставить, то ещё сто и одно несчастье, и решать нужно было вот прямо сейчас. И Гэвин решал, спокойно и планомерно выполняя все поручения, чтобы хоть чем-то голову занять и не думать, о чём матушка за него успела договориться.       А после всех трудов праведных Гэвин отказывал друзьям-товарищам посидеть с ними на лавочке да обсудить прелести девичьи — не то у него настроение было. Слухи о том, что свадьба по весне будет, уже вовсю гуляли. Но такие, словно не Гэвин жениться собрался, а девки таки нашли да расколдовали сказочного принца и теперь за него замуж собрались, чтоб не успел кто ещё к рукам прибрать. И неудивительно это — все дочки Камски были завидными невестами, да и Гэвин парень видный, из уважаемой семьи. Слушал он эти разговоры и невольно улыбался, с тоской поглядывая в сторону леса да теребя висящий на шее амулет. Есть там принц, есть, только девки ему не нужны были, а вот Гэвин чем-то приглянулся.       Парни деревенские почему-то решили, что это он из-за предстоящей женитьбы остепенился, но Гэвин и сам бы не мог объяснить причин, отчего сменился его привычный образ жизни, поэтому не перечил чужим домыслам.  Через седмицу, как и ожидалось, вернулись отец с братом на побывку. Матушка чуть ли не с порога осчастливила их вестью о том, что Гэвин жениться собрался. Гэвин не собирался, но его мнения никто и не спрашивал. Отец одобряюще похлопал его по плечу и зычно погудел:       — Береги, сынок, жену, как самого себя. Ибо если выбрал ты себе супругу, то до конца с ней по дороге жизни следуй.       Братец хмыкнул, но промолчал, да он с советами и не лез никогда.        А ещё через пару дней решили, что нужно всё честь по чести сделать и нормально пойти посвататься. Матушка с женой Камски сговорилась и на осьмицу визит в дом будущих родственников запланировала.       Гэвина нарядили в лучшую рубаху, причесали и выдвинули вперёд небольшой процессии, словно не в гости шли, а на приступ, провожаемые любопытными соседями да шумной ребятнёй.       Семья Камски позажиточнее Гэвиновой была, но привечали их ласково. Хлоя загадочно улыбалась и иногда поднимала свои небесно-голубые глаза на Гэвина, а у него от этого словно все внутренности замирали и иголками изнутри покрывались. Чудился ему вместо юной да прекрасной девушки Ричард, смотрящий на него так же лукаво да ласково и улыбающийся робко, как в их первую встречу. Но стоило Гэвину шевельнуться, и видение распадалось клочьями тумана. Хотелось опрокинуть в себя чарку медовухи и забыться тяжёлым сном, а не любезничать. Матушка Гэвина локтем под рёбра пихала, чтобы он повеселее был, на что он вымученно улыбался и опускал взгляд в стол, чтобы сердце своё не мучать.       — Что-то он сегодня молчаливый да нелюдимый. Обычно рот у него не закрывается, а сейчас, видать, стесняется, — говорила, словно извиняясь, матушка и продолжала пихаться.       Гэвин с удовольствием сбежал бы, да с другой стороны отец его подпёр и что-то вполголоса увлечённо обсуждал с главой семейства.       Кое-как отсидев положенное время, он выскочил на улицу и вдохнул пахнущий осенью воздух. Ему всё происходящее казалось странным сном, словно он вот-вот должен был проснуться, прижаться к Ричарду, окунуться в его успокаивающий запах и поцеловать желанные губы. Зря он от него ушёл, зря. Хотел всё правильно сделать, а в итоге сам в ловушку угодил, и как из неё выбираться — непонятно. Но с каждым прожитым днём он словно увязал всё сильнее.       Родители сговорились быстро и уже на следующее утро стали ходить по деревне и выбирать делянку, где избу ставить по весне. Потом предстояло расчистить её перед зимними снегами да морозами. Гэвин бродил рядом неприкаянный. Всё ему казалось, что он со стороны за всем наблюдает, что сон это и в любой момент он сможет проснуться, но время шло, а он никак не просыпался. Дни полетели со скоростью скаковой лошади. И вроде бы при свете он и на минутку присесть не мог, но стоило сгуститься сумеркам, как Гэвина одолевали печальные думы. Сердце рвалось в лес, к Ричарду, но разум вторил матушке, что стоило остаться и выполнить свой долг. И хоть он шутил, что не успел столько задолжать, сколько с него спрашивали, но перечить не смел. Всё ждал, что само разрешится, как ему надобно. Вот только время шло, а проблема мало того что не решалась, так наоборот, становилась больше, словно бездонный колодец.         Матушка развила такую бурную деятельность, словно сама замуж собралась. Да, когда брат жениться решил, то таких активностей Гэвин и припомнить не мог. Жаль, вместе со своей зазнобой он пробыл недолго, даже наследников родить не успели: хворь забрала её вместе с ещё несколькими хорошими людьми, потому он к отцу в дружину и подался — не мог в родных стенах находиться.          Брат с тоской поглядывал на свой несостоявшейся дом, только фундамент и успели поставить, как беда случилась, но не предлагал его Гэвину отдать. Да и Гэвин бы такие жертвы ни в жизнь не принял.         Гэвин и глазом моргнуть не успел, как миновал второй месяц осени, и брат с отцом назад засобирались. Обняли его на дорогу и обещали перед свадьбой вернуться, помочь с приготовлениями да как следует погулять на самом радостном событии. Гэвин улыбался, обнимал и хлопал по плечам и всё никак не мог проснуться.       Матушка запереживала, уж не приболел ли он. Но Гэвин физически был полностью здоров, боль была душевная, которая крапивным отваром не лечилась. В медовухе она тоже не топилась — Гэвин пробовал. Друзья-товарищи теперь на него смотрели совсем странно: сейчас он мог чаще с невестой видеться, гулять с ней ранними осенними сумерками да долго у калитки прощаться. Только не делал ничего из этого Гэвин. Не миловался и не гулял с дочерью Камски, да даже с друзьями своими всё реже видеться стал. А вот с Хэнком неожиданно завязался разговор. Как-то отправила его машушка с огромным тюком козьего пуха к Хэнковой жене, чтобы та сделала из него пряжу — уж больно хорошо у неё получалась ровная да тонкая нить, из которой потом выходили красивые тёплые платки.       Хэнк был дома и играл со свои сыном в шахматы — диковинную игру, которая не давалась в детстве Гэвину, слишком он был подвижным и невнимательным. Мальчишка же сидел и сосредоточенно слушал объяснения отца, как когда-то делал и сам Гэвин, но, как только появился на пороге нежданный гость, с радостью умчался на улицу к своим друзьям.       Гэвин выполнил поручение матери и затоптался на пороге, уходить не хотелось — слишком в последнее время было дома суетно да людно — то будущая тёща наведывалась по каким-то делам, то захаживали соседки, чтобы повышивать вместе нарядную скатерть для свадьбы да обсудить свежие сплетни. Хэнк понятливо улыбнулся и предложил ему взвар из сушёных фруктов. Гэвин тут же ухватился за предложение остаться. Пока Хэнк звенел посудой, сам неожиданно для себя стал передвигать фигуры на клетчатой доске. Вроде он что-то помнил о том, как нужно играть, но настолько смазанное, что невозможно было зацепиться.       Хэнк поставил перед ним кружку и без просьб напомнил правила игры, предложив сыграть партию. Гэвин противиться не стал. Он так сосредоточился на игре, что пропустил то, как внимательно Хэнк за ним наблюдал, а потом спросил:       — Я вижу, тебя что-то беспокоит. Расскажи мне, вдруг что подсказать смогу?       Гэвин прищурился, но не стал отказываться от помощи. Рассказывать всё его никто не заставлял, а правда, как говорил Ричард, могла быть разной.       — Как ты понял, что жена твоя — это единственная женщина, с которой ты хочешь быть вместе?       Хэнк заулыбался в седые усы — то ли ждал подобного вопроса, то ли просто приятно было вспомнить.       — С ней мне всегда было интересно и разговор вести, и по ягоды сходить, и помолчать в тишине. А ещё сердце к ней тянулось.       — А как ты это понял? Ну... про сердце?       — Да просто. В разлуке были, тогда и понял, что без неё совсем худо да тоскливо, лучше вместе. Мудрая она женщина, добрая и ласковая, а что ещё человеку нужно?       Гэвин задумчиво кивал и двигал фигурки по доске. Проиграл, конечно же, но после разговора с Хэнком, когда из чужого дома выходил, у него внутри словно прояснилось.

***

Мысль, что он обязательно ещё наведается к Ричарду, одолевала его всё сильнее, но матушку без защиты да опеки в зиму оставлять было нельзя, не переговорив ни с братом, ни с отцом. Но больше всего его останавливало, что не знал он, что делал Ричард зимой. Может, в спячку, как медведь, впадал. Может, уходил проверять свою территорию — лес-то огромен. Гэвин слишком торопился и не разузнал у него. Много он на самом деле не узнал и сейчас готов был себе все локти искусать.       Так и эдак погоняв по голове мысль, Гэвин решил, что придёт к нему на изломе времён года; ежели он действительно засыпал, то к этому времени должен проснуться, чтобы природу разбудить. А Гэвин как раз успеет подготовиться. Сама мысль его приободрила, и он перестал напоминать бледную тень себя. В нём проснулся интерес: в свободное время он вспоминал грамоту и чтение, уж очень ему хотелось узнать, что там Ричард в своей книжице писал. Матушка нарадоваться не могла, гладила его по голове да приговаривала, какой он у неё молодец. Гэвин чувствовал себя, словно украл у соседа корову, а его за это ещё и хвалят.       Чтобы легче да веселее было коротать долгие холодные вечера, стал Гэвин, домашние дела закончив, вырезать из поленьев ложки да плошки, а когда начало будто бы неплохо получаться, ещё и делать на них узоры — простые, неумелые, но зато с душой. Может, и не такое полезное в обычной жизни умение, но для начала пойдёт.       Плотник не без удивления, но с охотой взял Гэвина к себе в подручные вместе с ещё одним учеником, спихивая на них основную работу, а сам ходил да покрикивал, раздавая указания. Гэвин не противился — понравилось ему вдруг учиться да всё больше хотелось потом знаниями своими перед Хозяином Леса блеснуть. По вечерам, когда голова пухла от знаний, а руки наливались тяжестью, Гэвин упорно старался вырезать Ричарду фигурку оленя по картинке Хэнкова сына — уж очень хорошо у мальчишки получилось рисовать различных зверей тонким угольком на гладко выструганной берёзовой коре, — раз уж решил, что принесёт ему достойный подарок. И корзинку хорошую — тоже сам сплетёт. Только вот выходила тонкая работа всё ещё из рук вон плохо, но и времени пока что как будто было достаточно.        Гэвин поднял голову и отложил в сторону небольшой изогнутый ножичек, которым выстругивал фигурку, озарённый догадкой: нужно продумать, что с собой в лес брать! И как гостинец, и что ему самому понадобиться могло.        «А ежели Ричард не захочет тебя насовсем оставить?» — тонкий противный внутренний голосок впивался в душу почище комара, но Гэвин от него отмахивался, а потом вздрагивал от мысли, что всерьёз задумывался о том, чтобы с лесным хозяином остаться. Он придёт к Ричарду, а там они сами решат, как им жить дальше. Серый лохматый котёнок тем временем так забавно играл со ссыпавшимися со стола стружками, что Гэвин невольно вспомнил лес и двух забавных лисят, которых Ричард показывал, и на душе стало одновременно тепло и тоскливо.

***

Матушка продолжала кипучую деятельность, словно и себе занятие искала, и Гэвину за компанию, поэтому мешать ей не стоило, как и лезть под горячую руку. Гэвин посмотрел на творящуюся суету и выскочил наружу. Походил, потоптался и привычно отправился к дому Хэнка. С ним было и интересно, и познавательно. И почему он этого раньше не ценил? Старику нравилось упорство, с которым Гэвин постигал шахматы, нравились вопросы про жизнь и размышления на самые разные темы, нравилось делиться воспоминаниями — и светлыми, и грустными. А ещё ему явно была по душе компания Гэвина.       — Ты изменился, — заметил он как-то, когда Гэвин раздумывал над следующим ходом: куда бы он ни пошёл, всё под бой надо было отдавать. Выбор был, только чем следовало пожертвовать с умом.       — Повзрослел, наверное, — улыбнулся Гэвин, принимая решение.       — Можно и так сказать. Только не в возрасте дело, можно и до седин дожить, а так и не научиться ничему. А можно иначе.       Гэвин поднял голову от доски. — Что ты хочешь сказать?       — Нравится мне то, что с тобой происходит. Будущая женитьба на тебе хорошо сказывается, — Гэвин непроизвольно скривился, Хэнк это заметил и сразу решил этот момент прояснить: — Или ты этому не рад?              — Я… Я не знаю. Должен радоваться, но не получается.       — А чего тебе хочется?       — Свободы, — подумав, как на ходом в шахматах, ответил Гэвин.       — А что это такое — свобода? — хитро поинтересовался Хэнк, точно знал ответы на всё ещё не высказанные вопросы. Но заставлял Гэвина мучиться и догадываться самому. — Действовать так, как я хочу, — выдавил Гэвин после длинной паузы. — А как ты хочешь?       Гэвин задумался. Как он хотел? Жить счастливо. И чтобы был рядом любимый человек. Миловаться с ним, помогать и поддерживать, ублажать все желания, разделённые на двоих. Он бы хотел, чтобы этим человеком стал для него Ричард. Он бы сам хотел стать таким человеком для Ричарда.       На последний вопрос Гэвин так и не ответил, уйдя в собственные мысли, а там и сынишка Хэнков вернулся, и Гэвин засобирался домой.       Когда ударили первые морозы, матушка решила, что нужно шить ему рубаху праздничную — не только же невесте ловить на себе восхищённые взгляды, Гэвин тоже должен был показать, что он отличная пара для дочери Камски. Не раздумывая долго, отправила она Гэвина в город за отрезами ткани да чтобы присмотрел подарок для жены будущей. Как раз дорогу подморозило — не придётся по грязи добираться. Гэвин сначала не очень обрадовался такой её идее, а потом понял, что можно было в городе присмотреть и сразу же прикупить полезных вещей и для себя, и заторопился в дорогу. Да к тому же не мог он больше дома сидеть, нужно ему было как следует всё обдумать, а рядом с матушкой выходило это крайне плохо.         Эта осень на удивление дождливой выдалась, дорогу сильно размыло, но первый лёд её сковал надёжно. Затягивать вопрос с походом в город нельзя было, скоро начнутся снегопады, и тогда до него можно будет добраться только на санной повозке, которой у Гэвина не было.       Взяв с собой денег, заработанных на ярмарке, Гэвин оправился в путь. Он размышлял не столько об отрезах и ещё тысяче и одной вещи, которые понадобятся к грядущему торжеству, хотя матушка уделила немало времени и рассказала, на что стоит обратить внимание. Гэвин планировал уйти в лес, а там сложится у него с Ричардом или нет — время покажет. Если нет, то Гэвин должен быть в состоянии о себе позаботиться.       Не хотелось о таком думать, но лучше заранее всё предусмотреть. Как в шахматах, которые упорно ему не давались, продумывать свой ход на несколько шагов вперёд. Гэвин и в жизни пытался пользоваться полученными знаниями — выходило с переменным успехом. В любом случае на Ричарде мир не замыкался, о чём через силу заставлял себя думать Гэвин. Может быть, получив от ворот поворот, он в странствие отправится. Не к матери же под юбку возвращаться.       Гэвин усмехнулся и стал так и эдак прикидывать необходимый набор вещей. Получалось много, одной котомкой он точно не отделается. А ещё хотелось для Ричарда подарок присмотреть, если вдруг не получится что-то своими руками сделать. Его дар Гэвин носил на шее и снимал, только когда в баню ходил.       Помнил он и про наказ матери прикупить подарок будущей супруге. И тут были сложности: он и с родными да хорошо знакомыми людьми не всегда с подарком угадывал, а тут, считай, незнакомке предстояло угодить — так и не удалось Гэвину с дочерью Камски сблизиться — она мало со двора выходила да больше с подругами время за вышивкой и прочими девичьими делами коротала, а Гэвин всё больше делом занимался да заходил в гости к Хэнку по возможности.       Договорившись с мужиками, что по своим делам в город собирались, Гэвин, едва пропели первые петухи, забрался в повозку, запряжённую двумя лошадьми, и постарался забиться в угол поглубже, чтобы схорониться от стылого ветра. Дорога предстояла дальняя. С покупками нужно было разобраться за два дня, чтобы не тратить много на ночлег да поспеть вернуться затемно — мать одну оставлять надолго не хотелось, тем более что она и так при случае припоминала Гэвину, как настрадалась, пока он по лесам шатался. Добравшись до города, он первым делом отправился на постоялый двор, чтобы договориться о комнате. Затем прогулялся до казарм, где жили отец с братом, узнал там, что отправились они в дозор и ближайшие пару дней не вернутся, да пошёл побродить по присыпанным первым снегом улочкам, пока урчание в животе не привело его назад к постоялому двору, где имелся неплохой трактир. Долго засиживаться не стал, хоть и собралась за общим столом развесёлая компания, с которой можно было скоротать вечер; быстро набил брюхо сытной похлёбкой, опрокинул кружку некрепкого пива и отправился на боковую.       С утра морозец чуть отпустил, на небо выползло солнце. Людей на базаре было много — по случаю грядущих зимних праздников все спешили побольше продать да повыгодней купить. Гэвин ходил по рядам, смотрел, что привлечёт его внимание. Нашлись там и бусы, и броши, и ленты яркие для волос, вот только это было как-то всё не то, поэтому он решил начать с отреза ткани. Тут явно попроще должно быть, чем выбирать подарок для будущей невесты. Интересно, сможет ли он её утешить, если Гэвин сбежит? Вряд ли, рассчитывать на это совершенно точно не стоило.         Отрез он присмотрел на удивление быстро: небесно-голубой, с серым переливом, как раз под цвет глаз Ричарда. Вздрогнул от осознания, но не смог отвести от ткани взгляда и решил, что сошьёт себе рубаху в память о чудесных колдовских глазах Лесного Духа. Гэвин мечтательно прикрыл веки и чуть не поскользнулся на тонкой наледи. Тут же взял себя в руки, оплатил покупку и, прижав к груди приглянувшейся лоскут, продолжил путь.       Подарок Хлое он всё же выбрал — красивый костяной гребень, искусно вырезанный чьей-то умелой рукой. Было в нём что-то необъяснимо привлекательное — вроде и простой, но в то же время тонкий и лёгкий, в руку ложился удобно и по волосам скользил гладко. Будь Гэвин девицей, непременно порадовался бы такой вещице.       На базаре же удалось ему договориться об обратной дороге с большим торговым обозом, что собирался выступать в соседний город следующим утром. Конечно, задерживаться на ещё одну ночь не следовало, но так хорошо, так свободно вдруг задышалось Гэвину вдали от родного дома, что на мгновение аж жутко стало. А что, если прямо сейчас бросить всё да выбрать собственный путь? Вот только и эту мысль пришлось тут же гнать подальше — тяжело матери одной в зиму придётся, да и не успел он ещё ничего из того, что запланировал — грамота до сих пор давалась с трудом, вещи в дорогу не собраны, к тому же Ричард, как Гэвин уже не раз думал, мог попросту уснуть на всю зиму или уйти в другие края.       Матушка одобрила ткань, удивилась только, что раньше Гэвин не выбирал такой цвет, а тут на тебе. И гребень она подозрительно покрутила из стороны в сторону, но не нашла, к чему придраться. Скорее всего, она ожидала какие-то украшения, да тот же платок или ленту, но всё же похвалила Гэвина за выбор. Она заметила, что у Хлои длинные и густые волосы, и ей наверняка приятно будет, что будущий муж так о ней заботу проявляет. Гэвин скупо улыбнулся, только после слов матери понял, что, пока подарок выбирал, совсем не о невесте думал. Стыдно ему должно было быть за то, что и мать подводит, и всё семейство Камски, но этого чувства так и не возникло. Не стыдно себя выбирать, идти туда, куда тянет со страшной силой. А как оно там дальше будет — одни предки ведают. Но если Гэвин не попробует — всю жизнь себя корить будет. Да и сейчас судьбу за него против воли выбирали, но то неправильно, хоть и веками так заведено было…       Матушка сразу же принялась за шитьё, доставая нитки и иголки — сама решила порадовать сына обновкой.  Дни тянулись нескончаемой чередой. Странно то было. Вроде бы в гостях у Ричарда всего седмицу провёл, но помнил её так чётко и ярко, словно они вчера расстались. А вот сказать, чем же занимался последние пару дней, он толком и не мог.       Первый снег как выпал, так и остался лежать на подмёрзшей земле. Потом пришли тяжёлые тучи с запада и принесли столько снега, что Гэвин по полдня дорожки прокапывал да только и успевал любопытного серого котёнка назад в дом затаскивать — тот всё норовил выскочить за дверь да пойти гулять по округе, пока его собратья грелись у печки. Малые ещё по улицам бродить — так рассуждал Гэвин.       Ударили морозы, да такие сильные, что лишний раз не хотелось из дома выходить, ежели за скотиной уход был не нужен. Минули колядки, Гэвин в них поучаствовал, чтобы ни у кого не возникло вопросов раньше времени. Вечерами при свете лучины он всё так же трудился над шахматными фигурами, вырезая их на свой лад. Хэнк хоть и объяснял Гэвину их названия и смысл, как умел, но загадочный заморский слон всё ещё казался ему существом вымышленным и странным, поэтому вместо него решено было сделать медведя. Правила игры тоже запоминал тщательно — вознамерился он научить Ричарда играть в диковинную игру, ежели тот остаться ему позволит.  Количество вещей, что Гэвин хотел с собой взять, росло с каждым днём, и в один момент он понял, что всё это утащить тяжело будет, а значит, ему нужны сани, на которые поклажу сгрузить можно. Не откладывая и это дело, стал мастерить их. Матушка не могла нарадоваться, что Гэвин всё время при деле, да продолжала шить ему праздничную рубаху с нарядной вышивкой по вороту.       А Гэвин считал дни, когда можно было бы в дорогу отправляться. Ему и хотелось, и боязно было это делать, всё же впереди неизвестность, а он здесь налаженный быт бросал. И всю родню. Фигурки шахматные он уже закончил, получились они все странные, но с душой сделанные. Половина из них сейчас в крепком травяном отваре вымачивалась, чтобы цвета разного быть. Гэвин и доску игральную смастерил да на квадратики разбил. Всё это отнёс к остальным вещам, что прятал за поленницей.       Как-то морозным утром, когда снег наконец прекратил, а на небе ярко светило солнце, выбрались они с Хэнком на охоту. Хорошо было идти по зимнему лесу да высматривать зверя, вот только Гэвина ноги словно сами несли в сторону чащи, а Хэнк будто и не замечал этого — шёл рядом да тихонько рассказывал, как лучше выслеживать зайца или лисицу. Гэвин слушал его вполуха, а сам всё в ту сторону смотрел, где, как ему казалось, была милая сердцу полянка с маленьким домиком и хозяином, что в душу запал.       Когда глубоко в лес зашли, начал Гэвин замечать, что их будто бы назад заворачивает — то на пути попадались припорошённые снегом коряги, то овраги с крутыми склонами, то промёрзший ручей со скользкими валунами, а потом и вовсе словно из ниоткуда показался густой ельник. Сердце затрепетало — так близко они подошли к границе Ричардовых владений, хотя могли ли у них вообще быть границы, коли он Духом Леса являлся?  Хэнк заприметил заячьи следы, которые повели их в сторону деревни. Неспроста то было, наверняка Хозяин постарался, чтобы незваные гости дальше в лес не пошли. Азарт захватил обоих, и они, подобравшись и осторожно ступая по упругому снегу, двинулись в обратный путь.       Подстрелить зайца удалось тоже Хэнку — отблагодарила его природа за то, что понятливым оказался и на болото не полез. Едва подобрали добычу, как прокатился по лесу ветер, да такой сильный, что сбил с деревьев да поднял с земли снег, закружив настоящей вьюгой и в спины подгоняя. Гэвин оглянулся да уставился в сторону болота, что за спиной осталось, но Хэнк ухватил его за рукав и за собой потянул со словами:       — Пойдём скорее, не рады нам здесь.       Впрочем, едва они выбрались на родную околицу, как ветер прекратился. Гэвин всё оглядывался, но Хэнк настойчиво вёл его узкой улочкой к своему дому, чтобы отогреться и выпить горячего. Когда скинули промокшую одежду, развесили её сушиться на печь, а сами уселись за стол с кружками ароматного взвара, Хэнк посмотрел на Гэвина пристально и сказал:       — Видел ты кого-то в лесу? Не отвечай, по глазам знаю, что видел.       Гэвин так и замер с кружкой в руке да открытым ртом. Хотелось как-то отбрехаться, но слова будто застряли в горле. Он поморгал, будто в глаз что-то попало, прокашлялся, размышляя над ответом.       — Так мы ж с тобой вместе ходили, — неловко пожал плечами Гэвин. — Тетерева видели и куницу, ты вон зайца подстрелил.       Хэнк улыбнулся ему добро, по-отечески.       — Когда я был мальчишкой, — начал он, задумчиво глядя в окно, — прадед рассказывал мне, что, когда он был мальчишкой, его прадед рассказывал ему истории про духа из леса, как будто бы сам его видел. И про деревню, что на месте болота была да сгинула. А может быть, это ему тоже кто-то поведал, кто теперь знает? — И снова перевёл взгляд на Гэвина, который только и мог что глазами хлопать, как филин. Отпил из кружки и продолжил: — Историю эту нынче на разные лады рассказывают, но вот свидетелей её уже давно в живых нет, да вот только в чащу и за болото по сей день никто не ходит.         Гэвин кивнул медленно и уставился в свою кружку. Выходит, правду Ричард говорил про людей, что его добротой воспользовались. Вот только ведь поклялся чужую тайну сохранить, он и сохранит, но так любопытно ему было, к чему Хэнк этот разговор затеял, что он не удержался и всё-таки спросил.       — Вижу я, что не просто так ты со мной про свободу говорил, — ответил Хэнк. — Не мила тебе жизнь в деревне да и невеста не мила. А коли хочешь ты свободы, подумай хорошенько, за всё в жизни заплатить придётся.  Гэвин ещё раз кивнул.       — Не следует простому люду в чащу ходить, — сказал он, чуть помолчав. — Страшно там и опасно, да и сам ведь видел, не пустил нас хозяин.       Хэнк удовлетворённо кивнул, словно услышал в его словах то, что давно узнать да понять хотел. Больше про лес не говорили, достали шахматы да обсудили за игрой дела насущные, а как стало темнеть, Гэвин встал из-за стола и начал домой собираться, поблагодарил Хэнка на прощание и шагнул за порог, думая, что будет скучать по старику. А на душе вдруг сделалось удивительно ясно.

***

Не хотелось матушку просто так бросать, ни слова напоследок не сказав, да только если говорить с ней начнёт, противиться её воле не сможет. А он уже давно мужчина и сам способен принимать взрослые решения, а потом и нести за них ответственность. Подумал-подумал и сел писать письмо прощальное, не зря же он так с грамотой мучился.       Получилось не с первой попытки, всё же непривычно было мысли свои записывать, но и уйти не попрощавшись — неправильно это. Коли в глаза матушке он сказать всего не мог, то хоть так немного объяснится. Кошки на душе когтями скребли, но отказываться от своей задумки он не собирался. От одной мысли ощущение было, словно он сам сердце своё из груди вытаскивал.       Худо-бедно закончив письмо, Гэвин спрятал его под перину, чтобы матушке перед уходом оставить. А вечером вернулся из города сосед, что дружбу с их семьёй водил, и радостную весть принёс: отец службу заканчивал да через несколько дней домой возвращался. Гэвин улыбался вместе с матерью, а у самого внутренности словно похолодели. Не осталось у него больше времени на размышления. Сегодня-завтра нужно уходить, не то отец его по свежим следам быстро найдёт и спину хворостиной исполосует за такое самоуправство. И домой вернёт, что куда как хуже.       Перед сном Гэвин расцеловал матушку в обе щеки, обнял крепко да прощения попросил. Та растерянно гладила его по спине, а Гэвин готов был сквозь землю провалиться, но отступиться от принятого решения не мог. Полночи ворочался он с боку на бок: всё ему казалось, что ещё не время, измучился весь. Встал водицы попить и увидел, как за окном стал сыпать огромными пушистыми хлопьями снег. Похоже, природа на его стороне — поможет скрыть следы. Гэвин неслышно собрался; света было предательски мало, но он всю жизнь в избе этой прожил и мог ориентироваться вслепую.       Остановился возле стола — матушка только вчера закончила его парадную рубаху, ещё не успела все нитки убрать. Гэвин провёл пальцами по выпуклым узорам и гладкой ткани, не удержался и забрал с собой. Подумал мгновение и метнулся за гребнем костяным — не для Хлои он покупался, так нечего ему здесь и оставаться. Вытащил письмо из-под перины и положил в корзинку с яйцами, которые только вечером должно было соседке отдать. Накрыл обратно белой тряпицей, как было — матушка всегда перепроверяла: мало ли вдруг какое с трещиной окажется, так что письмо его обязательно увидит.       Ступая крадучись, он отправился в сторону сарая к поленнице, чтобы забрать вещи, которые столько времени собирал. Порадовался снегопаду, как давно не радовался, ведь все следы его заметёт. Придётся сделать небольшой крюк, чтобы возможную погоню запутать, но это сделать проще и быстрее, когда сани катятся по ровной дороге, поэтому решил он часть пути по большаку проделать.       Уже выходя из деревни, услышал Гэвин долгий и протяжный мявк, обернулся и увидел тёмную кляксу, которая не успевала бежать за ним. Пригляделся — по его следам шёл котёнок, большеухий и длиннолапый, уже потерявший детскую умильность, но ещё не ставший взрослым котом. Дымок. Гэвин пару раз его шугнул, но котёнок упрямо шёл за ним, снег налип на его худое тельце, и что-то внутри Гэвина дрогнуло, словно этот котёнок тоже больше не мог здесь оставаться. Гэвин подхватил мокрый комочек и сунул за пазуху. Что ж, будет Ричарду ещё один подарок. Когда пропели первые петухи, Гэвин как раз в лес вступил. Если Ричард не обманул про тропинку, совсем скоро они с ним свидятся.       Идти, тяжело гружёным самыми нужными вещами, было не так уж и просто, но Гэвин не привык сдаваться и, стиснув зубы, упрямо брёл вперёд, не выбирая дороги: в темноте толком всё равно ничего не видно. Останавливался, переводил дыхание и двигался дальше. Снег заботливым помощником укрывал его следы, и Гэвину дышалось чуточку спокойнее.         Он не позволял себе ни о чём думать, опасаясь, что сам себя в угол загонит. Раз уж решил пробовать, то именно это и нужно делать. На животе под тёплым полушубком пригрелся Дымок и принялся мурчать, Гэвин чувствовал это кожей. Мысленно он напевал надоедливую песенку и просто шагал вперёд.         Тропинка действительно ему под ноги легла, и он перестал проваливаться в снег едва ли не по колено. Идти стало значительно легче, а когда начало светать, то ещё и веселее, к тому же ни коряг, ни оврагов, что встретились им с Хэнком во время охоты, сейчас на пути не попадалось, но, как-то раз оглянувшись, увидел Гэвин за спиной густой ельник. К знакомой поляне он вышел, когда рассвело окончательно. Солнечные лучи пробивались из-за горизонта и ласково и мягко касались лица. Гэвин остановился, поражённый — полянка за его отсутствие совершенно не изменилась. Она оставалась всё такой же зелёной и благоухающей, как и несколько месяцев назад.  Гэвин так засмотрелся на полянку, что, лишь подойдя ближе, увидел сидящего на крыльце Ричарда. В этот раз он не писал ничего, а задумчиво смотрел на гостя. Гэвин бросил тяжёлую поклажу и неуверенно подошёл к нему. Улыбнулся неловко и проговорил:       — Здравия, мил человек.       — И тебе здравия, путник, — откликнулся Ричард, как и в первую встречу, словно всё между ними как раньше было. А потом окинул внимательным взором Гэвина и его груз, и всё мгновенно изменилось. Будто стылой стужей повеяло, а красивое лицо дрогнуло, стало более острым, хищным. Робкая улыбка пропала с губ Гэвина. — Ты мне дар принёс, Гэвин? Чтобы в твоей деревне урожайность повысить?       Гэвин изумлённо уставился на Ричарда. Это последнее, что он ожидал услышать.       — Что ты! Нет конечно. Тут много всего… — он замялся. Не мог же он с порога объявить, что пришёл, чтобы остаться? Хорошо бы насовсем. — Я гостинцы тебе принёс… И всякого разного, что может в жизни пригодиться.  Ричард гибко поднялся, Гэвин не мог отвести от него взгляда — как же он соскучился! — и сделал крохотный шаг вперёд, двигаясь, как хищник к жертве. Гэвин стоял и смотрел на него не мигая, загипнотизированный его красотой, ошеломлённый таким холодным приёмом.       — Я ничего не просил.       Гэвин поджал губы. Да что это такое творится?!       — Это моё решение. Я к тебе всю зиму собирался, всю голову сломал, что тебе понравиться может. Знаешь, сколько вещей в голове успел перебрать и отринуть? Множество! А ещё я боялся, что ты, как медведь, в спячку впадаешь или ушёл куда, и мы не встретимся.       Выпалил на одном дыхании. Ричард задумчиво склонил голову к плечу. Гэвин растерянно почесал затылок — не думал, что ему объясняться придётся. И тут новая догадка посетила Гэвина, и сердце невольно сжалось и словно пропустило удар.       — Ты... ты не рад мне? — как он ни крепился, но голос дрогнул. Не хотел он признаваться себе, но то, что Ричард его так встречал, напугало значительно больше, чем матушкин или отцовский гнев. Он растерянно смотрел на ставшего невероятно дорогим лесного хозяина и боялся услышать, что не нужен ему. И никогда не был нужен. Ричард словно понял его опасения, осторожно коснулся руки и тонко улыбнулся. То ли не мог поверить в происходящее, то ли не знал, что сказать.       — Отчего же, рад. Я ждал тебя раньше.       Гэвин опустил голову.       — Прости. Я как вернулся, так всё завертелось, что еле выбраться успел, пока не женили. Ричард удивлённо вскинул брови.       — Это насколько же тебе твоя невеста не мила, что ты решил к чудищу лесному податься?       Гэвин поднял на него глаза и понял, что Ричард не ему не верит, а вообще всем людям. Ничего хорошего он от них не видел, все его лишь использовать пытались да чудищем выставляли. Так что его недоверие полностью оправдано было. Вот только что делать Гэвину? Как доказать, что с чистыми помыслами пришёл к нему?        Колючие вопросы Ричарда словно выбивали почву из-под ног, и Гэвин терялся в собственных мыслях и переживаниях. К тому же он совсем не мастак речи красивые говорить. Человек действия он. Поэтому сделал глубокий вдох, сократил разделявшее их расстояние и припал к желанным губам, охватывая руками лицо Ричарда. Целовал долго, нежно, словно навёрстывая все месяцы разлуки. Оторвался с трудом и выдохнул:       — Люб ты мне. Чем хочешь поклянусь. Всё время в мыслях моих был. Никогда не хотел да и не хочу жить с тем, кто не мил сердцу моему. Сам выбирать себе спутника буду. Потому к тебе и пришёл.       Гэвин спрятал пылающее лицо, уткнувшись в чужое плечо, а Ричард крепко его к себе прижал, наконец-то оттаяв. Послышалось долгое и недовольное мяуканье, и Гэвин поспешил вытащить из-за пазухи котёнка, про которого успел забыть. Ричард с интересом уставился на всклокоченную усатую морду, которая с любопытством оглядывалась по сторонам.       — Это ещё кто?       — Питомец. Котейка. За мной следом увязался, а я не мог его там бросить, замёрз бы он насмерть. Если не хочешь, чтобы я рядом был, его хоть оставь, он тебе мышей ловить будет, — Гэвин неловко улыбнулся.       — Я хочу, чтобы вы остались. Оба. — Ричард поцеловал Гэвина в висок, ероша волосы. Гэвин повернул голову и заметил, как Ричард мягко ему улыбался; камень, что лежал на сердце, словно стал мягким облаком и растаял без следа.       Гэвин не понимал, когда девки говорили, что готовы были воспарить в небо от нахлынувших чувств. Не понимал и смеялся над ними. До этого момента, когда почувствовал себя лёгким-лёгким. Он прижался к Ричарду и счастливо закрыл глаза, впитывая в себя и яркие солнечные лучи, и тепло Ричарда, и даже гортанные крики котёнка, когда тот решил, что его снова придавили.         Все сомнения и страхи словно ветром выдуло. Теперь-то он там, где и должен быть. И так хорошо и спокойно от этого стало, будто он после долгого отсутствия наконец-то вернулся домой. И от этого в крови такое веселье поднималось, словно он чан медовухи в себя опрокинул. Гэвин заглядывал в сияющие глаза Ричарда и чувствовал, как тот расслаблялся в его руках.       Хозяин мягко подтолкнул Гэвина к дому, и он уже сделал пару шагов, как вспомнил про свою поклажу. И подарки, так ему захотелось посмотреть на лицо Ричарда, когда он будет их разбирать. Потому Гэвин развернулся и повёл Ричарда к брошенным саням. Они шли, а у Гэвина в голове всё не укладывалось, что полянка Ричарда по-настоящему волшебная. Стоило с неё ступить, как снова повеяло холодом и мороз стал кусать щёки и нос.       Ричард легко подхватил одной рукой мешок добра, что еле тащил сам Гэвин, второй приобнимая желанного гостя за плечи. И было это так хорошо и правильно, что губы сами собой расплывались в улыбке.       Котёнка первым запустили в дом, и он тут же стал обследовать новую территорию. Ричард сгрузил на пол мешок и притянул Гэвина в полноценные объятия, вжимаясь всем собой и вдыхая запах волос. Гэвин с удовольствием повторил его действие, поднимая голову и ловя улыбающиеся губы своими.       Ричард гладил его щёки и смотрел так, словно хотел и боялся поверить в то, что всё происходящее — правда.       — Ты точно меня не прогонишь? Точно-точно? — Гэвин ластился к руке ничуть не хуже кота, но не спросить не мог.       — Точно. Если сам уйти не захочешь.       — А зачем мне уходить?       — Жизнь в лесу может быстро тебе наскучить. Всё же у меня нет ни развлечений, ни других собеседников.       — А мне ничего другого и не надобно. А развлечения мы сами придумать можем.       Ричард посмотрел внимательно и стянул с его плеч полушубок, пристроил на крючок у двери и жестом пригласил Гэвина к столу.       — Ты, наверное, голоден? Давай вместе позавтракаем.       Он быстро расставил плошки с пшённой кашей, сдобренной мёдом, заварил ароматных травок, и они сели за стол, невзначай касаясь друг друга, словно не могли поверить, что всё происходящее — не сон. Дымок, уже освоившийся, тёрся об ноги и выпрашивал что-нибудь вкусненькое, жалобно мяукая.       Гэвин столько всего хотел рассказать Ричарду и расспросить его, но, пока утолял голод, все вопросы будто слиплись в единый ком. Он сыто откинулся на стену и прикрыл глаза: бессонная ночь и переживания последних дней сказывались на нём не лучшим образом. Ричард играл с Дымком, который прихватывал его за пальцы и мёл хвостом по полу.       Хотелось поваляться на солнышке, в зелёной траве, послушать щебет птиц, а лучше плавный и размеренный голос Ричарда. Гэвин потянулся, широко зевнул и спросил:       — Ты не против на улице посидеть? Соскучился я по зелени и теплу.       — А я думал, по мне, — лукаво улыбнулся Ричард, вставая и утягивая с собой на улицу. У Гэвина потеплело на сердце.       — По тебе ещё больше.         Они устроились у яблони, Ричард прислонился спиной к её стволу, а Гэвин подумал мгновение и устроил голову у него на коленях. Ричард тут же запустил пальцы в его растрёпанные волосы.       — Ты уже был у дерева? — спросил Гэвин, довольно закрывая глаза.       — Да, пару дней как вернулся.       — А не рано?       — В самый раз. Так на ком тебя женить хотели?       Гэвин завозился и начал рассказ о том, как матушка судьбу его решила, и про быструю подготовку к свадьбе нежеланной, и про опасения свои ещё раз напомнил. И то, как занимался усердно, чтобы Ричарду хорошим помощником быть.         Пока он говорил, Ричард осторожно поглаживал его голову. Невинная ласка расслабила Гэвина, и он не заметил, как задремал, оборвав предложение посередине.        Проснулся он неожиданно и долго не мог понять, где находится. На улице всё ещё было светло, хоть зимний день и короток, но на волшебной поляне вовсю пели птицы и солнце едва клонилось к горизонту. Ричард тоже задремал, прислонившись к стволу и не убирая руки с головы Гэвина. Это странным образом порадовало его, а потом он вспомнил, что так и не вручил подарки, над которыми корпел столько времени.       Он зашевелился, и Ричард сразу открыл глаза, гибко потянулся и помог ему подняться.       — Я подарки тебе так и не вручил, а хотел это сделать первым делом, — неловко помялся Гэвин. Ричард улыбнулся, словно он уже самый главный подарок получил, но послушно встал и следом за Гэвином направился к дому.       — Так, давай посмотрим, что ты мне приготовил, — Ричард уселся на кровати, поджав одну ногу, и с интересом смотрел, как Гэвин развязывает крепкие узлы. Гэвин полез в мешок и первой выудил праздничную рубаху, она с самого верха лежала. Не глядя в глаза Ричарду, он протянул её.       — Матушка моя шила, хотела чтобы, я её на свадьбу надел. Ткань я выбирал — как увидел, так сразу о твоих глазах подумал и не смог расстаться, — проговорил Гэвин и почувствовал, как жар наполз на щёки. Снова. Эка невидаль, вроде в чувствах признался, а всё равно говорить о таком неловко как-то. Словно в чём-то постыдном признавался. — Примеришь?       Ричард тут же скинул свою рубаху, и Гэвин не мог оторвать взгляда от его подтянутой фигуры, от мышц, красиво перекатывающихся под бледной кожей. Потянулся за подарком и легко скользнул в него, огладил кончиками пальцев красивую вышивку у ворота — не зря матушка столько дней её вышивала, получилось удивительно красиво.       Ричард выпрямился, позволяя рассмотреть себя во всей красе. Красив. Упоительно красив он был в праздничной рубахе, и она дивно сочеталась с его сияющими глазами. Гэвин залюбовался, скользя взглядом по всему Ричарду, и жалел он только о том, что не мог этот момент никак увековечить.       Ричард понятливо улыбался и молчал, Гэвин сам себя обругал и протянул следующий подарок.       — А это вроде бы для невесты покупал, да только думал о том, как тебе буду волосы этим гребнем расчёсывать, — Гэвин замер, когда полились из него слова-признания, и закончил совсем тихо: — Если позволишь. — Позволю, — величественно кивнул Ричард, не спуская взгляда с горящего лица Гэвина. — Так, выходит, обо мне ты как о невесте думал?       Гэвин растерянно на него смотрел и не знал, что и сказать, чтобы дураком себя не выставить. Чудилось, что он сейчас в факел превратится, так смущающе и жарко ему стало. А потом Ричард мелодично рассмеялся, притянул его себе и поцеловал в лоб, как неразумное дитя.       — Мне приятна твоя забота, Гэвин. И мне нравится видеть твоё смущение.       Всё ещё полыхая щеками, Гэвин отстранился и полез в мешок за остальными вещами, доставая и кривоватые самодельные ложки, и инструмент для резьбы по дереву, и тонкое тёплое покрывало из козьей шерсти, неловко поясняя, что в путешествие отправился бы, если бы Ричард не принял его. Прервался, только когда живот от голода подводить стало.       Они споро приготовили ранний ужин, так как оба пропустили обед. Вместе это вновь оказалось легко и даже интересно, но Гэвин знал, чем ещё можно скоротать время вдвоём к общему удовольствию, но до поры молчал. Все действия сопровождались осторожными прикосновениями и лёгкими поцелуями, чтобы сильно от дела не отвлекаться.       Последний подарок появился, когда они закончили с ужином, и Гэвин достал из мешка обёрнутые в тряпицу шахматы. Ричард заинтересованно смотрел за каждым его действием, пока Гэвин расставлял фигуры на клетчатой доске.       — Это игра такая. Развивает логику, — заученно проговорил Гэвин, — да и время с ней скоротать можно. Только играть в неё лучше вдвоём.       Ричард поднял на него глаза, горящие любопытством, и взял в руку одну из фигурок, где Гэвин изобразить белочку попытался. Не очень удачно, животное слабо угадывалось, но Гэвин со всей душой к делу подошёл. Покрутил в руках и поставил на место. Выслушал сбивчивое объяснение правил, после чего предложил сыграть партию. А потом ещё одну, когда проникся самой игрой.       Гэвин довольно собирал фигурки, пока Ричард задумчиво рассматривал всё ту же белочку. — Вижу, что ты старался. Мне очень нравится, правда. Никогда бы не подумал, что для меня могут что-то сделать просто потому, что посчитали, что мне это приятно будет. Спасибо.       И столько было в этом искренней радости и гордости, что Гэвин зарделся и, чтобы скрыть смущение, потянулся за поцелуем. Ричард перехватил его и устроил на себе, как тогда, в лесу, не разрывая ласки. Губы Ричарда отдавали лесными ягодами и знойным летом, и Гэвин с упоением сцеловывал этот вкус. Ричард широко гладил его ладонями по спине, и не было ничего лучше в жизни Гэвина.       Дымок пришёл и устроился возле подушки, мурча со всем старанием. Ричард мягко поцеловал Гэвина в макушку и велел:       — Спи. Сегодня был длинный день.       И Гэвин послушно смежил веки и провалился в сон.       Утро он встретил в объятиях Ричарда. И так правильно это было, что немедленно захотелось так каждое утро встречать. Гэвин потянулся и слегка тронул губами чужой аккуратный нос, родинку на правой щеке и улыбающиеся губы и не заметил, как Ричард вовлёк в его медленный, тягучий поцелуй. И сам не понял, как стал к чужому бедру притираться. А как осознал, попытался отстраниться, да Ричард не позволил, крепче прижав к себе, и скользнул рукой с груди на живот. Гэвин понятливо повернулся, чтобы ему удобнее было, да сам полез руками под его одежду, неловко трогая и вздрагивая от чужих прикосновений. Всю зиму он вспоминал руки Ричарда, подарившие наслаждение, но сам к себе так ни разу и не прикоснулся, и сейчас охотно подставлялся и трогал сам, напрочь растеряв всё стеснение.         Ричард жарко дышал в макушку, пока Гэвин пытался перевести дыхание. Приятная нега разливалась по мышцам, придавливая к подушке и горячему телу рядом, воздух пах дождём и клевером.         — Нужно вставать, — проговорил Ричард, ероша пряди.       — Зачем? У тебя же нет орущей под окнами скотины, которая требует пожрать.       — День уже начался, Гэвин. Да и в лесу всегда работы в достатке.       Гэвин по голосу слышал, что Ричард улыбался, и не мог не улыбнуться в ответ. На самом деле, он прекрасно знал, что долго в кровати не сможет валяться, верх возьмёт его непоседливость и жажда деятельности, но хотелось ещё понежиться в объятиях Ричарда.       Ричард полежал с ним немного, а потом поднялся и практически сразу загремел посудой. Дымок тут же оживился и стал выпрашивать что-нибудь и себе, громко мурлыча для привлечения внимания, так, что слышал и Гэвин, даже лёжа в кровати и уткнувшись лицом в пахнущую луговыми травами подушку.       Рассудив, что долго разлеживаться не стоит, он встал с разворошённой постели и попытался привести её в порядок. Когда закончил, по дому вкусно разлился запах лесных ягод и душистого мёда. Гэвин не удержался и обнял Ричарда со спины, выглядывая ему через плечо и высматривая, чем он там занят. То, что для этого ему пришлось подняться на носочки, немного смутило, но не остановило. Ричард подставил щёку под лёгкий поцелуй, и Гэвин смог рассмотреть, что лесной хозяин собирался потчевать его перловой кашей с сушёными фруктами и орехами.       Весь день они провели, осматривая владения Ричарда. И только тогда Гэвин понял, сколько всего он умудрился пропустить, пока шарахался отшельника, даже толком не зная ничего о нём. Гуляя бок о бок, Ричард, словно играючи, демонстрировал свою силу, и Гэвин замер восхищённо, когда к нему не торопясь вышел красавец-олень с роскошными рогами и, как ручной, стал есть с руки Ричарда. Гэвин тоже попытался его покормить, но зверь настороженно повёл ушами и отпрянул в сторону, опустил голову, предупреждающе выставляя рога, а потом легко сорвался с места и в три прыжка скрылся из вида.         Возвращаясь обратно, Гэвин не мог удержаться от вопроса.       — Если ты можешь зверя так приманивать, зачем мы на охоту ходили? Ричард, что удивительно, не обиделся и даже не разозлился. Он едва заметно улыбнулся, поправляя веточку орешника, которую почти завалило сушняком.       — Ты, наверное, не заметил, но тот олень припадал на заднюю ногу, поэтому и не смог скрыться, когда остальные из стада сделали это играючи. У него практически не было шансов пережить эту зиму. И какая разница, чьей добычей он станет, моей или волков? К тому же я никогда не беру больше необходимого и всегда даю шанс. Гэвин нахмурил брови, стараясь осознать всё сказанное. Но получалось это с трудом.       — Шанс на что? — На бегство, на чужую удачу. Нет уверенности, что тогда я остался бы с добычей. Да и низко пользоваться своими способностями, когда животное рядом с тобой полностью беззащитно.       Гэвин задумчиво кивнул. Такой подход казался правильным. Они вернулись из леса, тропа снова вывела их к ручью, и Гэвин почувствовал острое желание сначала расстегнуть, а потом и снять полушубок. Ричард повёл его не домой, а в обход сада, к солнечной просеке, на которой держал небольшую пасеку, чтобы порадовать себя медком. Гэвин послушал растревоженных пчёл и решил к ним не лазить, тем более мёд в бочонке ещё оставался.       Ричард был спокоен и бросал на Гэвина взгляды, и тот делал вид, что этого не замечал. Словно проверял, не шутил ли? Действительно ли с ним остаться хочет? Гэвин хотел, очень хотел. Потому целовал его при любой возможности, чувствуя, как губы Ричарда растягиваются в улыбке.       Не сразу, но Гэвин заметил, что, когда Ричарду было хорошо — природа на это как будто отзывалась. Так, целуясь в саду под яблоней, почувствовал он, как на его нос приземлился нежный лепесток. Он задрал голову и увидел, что несколько веточек неожиданно расцвели, хотя на большей части уже зрели и наливались соком плоды. Это немало озадачило Гэвина, и он пытался найти взаимосвязь, пока Ричард довольно щурил на него свои невероятные глаза, теребя в руках веточку незабудок, что сплошным ковром укрыли землю в саду.       А ещё Ричард оказался очень чистоплотным, ему нравилось мыться в бане и охаживать веником Гэвина. Самому Гэвину это тоже нравилось, особенно когда он мог прикоснуться к открытой и немного покрасневшей коже раскрытой ладонью, проследить изгибы витых мышц, уловить сбившееся дыхание, а потом перехватить веник поудобнее и принести ни с чем не сравнимое удовольствие.       Потом они пили травяной отвар с мёдом, загадочно переглядывались, словно делили одну на двоих великую тайну. Вечер могли скоротать за игрой в шахматы, или Ричард, разлёгшись на кровати, утягивал Гэвина на грудь и рассказывал разные истории, которых знал огромное множество. Гэвин слушал, едва не раскрыв рот от удивления и восхищения, а Ричард лукаво улыбался и продолжал вести неторопливый рассказ про необычные места или животных диковинных.       А потом Ричард мягко целовал его в губы и желал добрых снов. Гэвин, если уставал сильно, довольствовался этим. Ежели силы в нём оставались, сам тянулся за новым поцелуем, поглаживал плечи и шею, с каждым разом позволяя себе всё больше и тщательнее изучить тело своего… возлюбленного? Звучало непривычно, но на язык ложилось хорошо и правильно.       Ричард понятливо улыбался и ласкал в ответ, заставляя Гэвина покрываться мурашками и громко выдыхать. Когда они затихали, обтерев руки тряпицей, Гэвин счастливо засыпал, уткнувшись в шею Ричарда, вдыхая полюбившийся запах прогретого солнцем леса и слушая мерное биение сердца.       Утро тоже могло начаться с неспешных ласк, если Ричард не уходил в лес с первыми лучами солнца. Гэвин хоть и понимал, что Ричард сам — воплощение природы, но привык видеть в нём человека, просто с разными необычными способностями. Если он просыпался один, то размышлял, мерно поглаживая Дымка, который в такие моменты укладывался у него на груди. Всё ли устраивает Ричарда? Не надоел ли он ему? Может быть, можно сделать что-то ещё, чтобы его порадовать? Гэвин прекрасно знал, откуда берутся и котята, и телята, и что этому предшествует. А с ними как? Они же оба мужчины. Будет ли Ричарду хватать их незамысловатых ласк или захочется большего?         Гэвин часто уходил в такие размышления, выныривая из них, только когда возвращался Ричард. Но с каждым прожитым днём вопросы множились, но задать он их не решался. Хоть Гэвин себя никогда стеснительным не считал, но просто подойти и спросить… Он даже слов таких не находил, покрываясь стыдливым румянцем. Ричард смотрел на него, словно уже знал ответы на все вопросы в мире, и столько теплоты и нежности было в этом взгляде, что Гэвин чувствовал себя неблагодарным и замолкал на полуслове.        В один из таких моментов Ричард осторожно взял его за подбородок и поймал в капкан своего взгляда.       — Рассказывай.       — Так я всё тебе поведал, — растерянно пробормотал Гэвин.       — Что беспокоит тебя, рассказывай.       Гэвин замялся, как девица на выданье.       — Я не знаю, что нам делать дальше, — начал Гэвин и замолчал.       — Жить. Любить друг друга. Разве этого мало? — мягко улыбнулся Ричард.              — А тебе этого будет достаточно? — тут же вскинул глаза Гэвин, ища подвох.              — Более чем. Но вижу, не только это тебя тревожит.       Гэвин замялся. В деревне говорить о постельных подвигах не принято было, а если и появлялись такие, им быстро язык укорачивали. И не спросишь ни у кого, как с мужчиной можно ложе разделить. Гэвину и с девками не очень-то и понятно было, но там, как говорили уже женатые друзья: «Природа сама подскажет». Да и по сторонам Гэвин не забывал поглядывать, знал, как кошки да собаки любятся.        Но им-то что делать, если они оба мужчины?!       Ричард погладил по щеке, утешая.       — Всему своё время, Гэвин. Я никуда тебя не тороплю, у меня есть всё время этого мира. Решишься — прекрасно. Нет — ничего страшного, нам и так друг с другом хорошо.       Гэвин задумчиво замолчал, понятнее всё равно не стало, но выспрашивать что-то он постеснялся. В конце концов, если Ричард и знает что-то, то, когда придёт время, сам расскажет, стоит только прямо спросить. А ежели нет, то Гэвин сам разберётся.        За следующие пару недель жизни в лесу Гэвин всё больше осваивался в своём новом жилище. Обнаружив за печкой лаз в подпол, сунул туда любопытный нос и увидел, где Ричард хранит припасы. В сухом прохладном подвале нашёл он и корзины с овощами и фруктами, и кадки с маслом, и завёрнутое в чистые тряпицы сырое да вяленое мясо, и мешки с мукой да разными крупами. И тут же захотелось узнать, отчего всё это добро не портится. Впрочем, ответ на этот вопрос пришёл на ум сам собой — на волшебном месте они жили.        Откуда берутся запасы, тоже вскоре стало ясно. Ранним утром посеяли они с Ричардом зерно, которое проклюнулось уже к обеду. Гэвин удивлённо смотрел на робкие зелёные побеги под заливистый смех Ричарда.       — Не привык ещё, что на моей полянке всё не так?       Гэвин зачарованно покачал головой, такими темпами им урожай через пару недель убирать!       — Верно всё, — Ричард приобнял его за плечи и повёл в сторону небольшой постройки за домом, которую Гэвин ещё в первый визит заприметил, да внутрь так и не заглядывал. Нашлась там и добротная ручная мельница, и гончарный круг, и даже небольшая печь, чтобы посуду обжигать. Заприметив грабли с лопатами, молоток и ящик с гвоздями да скобами, решил Гэвин, что в ближайшее время обязательно займётся огородом, чтобы помочь Ричарду с хозяйством. А ещё надо бы забор поставить. Ричард на это удивлённо поднял брови и спросил, от кого Гэвин собрался в лесу защищаться, на что тот ответил, что неправильно это, когда двор ничем не огорожен. Ричард только снисходительно улыбнулся и спорить не стал.        Огородом тоже решили заняться сразу — вместе споро убрали сор и старую ботву, перекопали землю да побросали в неё разные семена. Была среди них и капуста, и морковка, и огурцы, и помидоры — неизвестный Гэвину заморский овощ, который Ричард описал так, что непременно захотелось попробовать. Не забыли и про пару рядков репы, и про горох.       Под вечер растопили баню — отмыться после тяжёлого дня, да и нравилось им обоим греться на полатях, охаживать друг друга вениками или неторопливо ласкаться, сидя в жарко натопленном помещении. И непонятно, от чего дух захватывало больше — от откровенных прикосновений или печного жара. Гэвин, казалось, мог с закрытыми глазами начертить карту, где Ричарду нравилось больше всего, когда он его касался. Он по-разному, но всегда невероятно чувственно реагировал на поглаживание руками или когда хватка становилась сильнее, и Гэвин хотел вжаться в него, пока они не станут единым целым; на мягкие касания губ и языка или осторожные попытки прихватить зубами нежную кожу.        Ричард был отзывчивым и поощрял Гэвина действовать дальше громкими стонами, после которых хотелось услышать, как он в голос кричит от наслаждения. Гэвин растирал слегка покрасневшую от веника кожу Ричарда, когда руки словно сами собой оказались на чужих ягодицах. Ричард призывно выгнулся, кончики пальцев скользнули дальше, легко надавливая и поглаживая, и Гэвин, осмелев, протолкнул один внутрь, следуя какой-то внезапной догадке и чувствуя, как Ричард замирает, вцепившись ему в плечи да жарко дыша в шею. Ему нравится? Гэвин не был уверен, но продолжал осторожно двигать рукой, второй лаская Ричарда спереди. Голову начало привычно кружить, в воздухе пахло полевыми цветами, все звуки как будто исчезли, и в тишине, когда Гэвин толкнулся вторым пальцем, вдруг послышался сдавленный стон, больше похожий на всхлип. Лицо как огнём обожгло, Гэвин тряхнул головой, отгоняя марево возбуждения, и поймал взгляд Ричарда — отчаянный, прожигающий насквозь, как будто ждущий чего-то. Стало неловко, хотя они уже давно перестали стесняться друг друга, лаская и руками, и губами, Гэвин отстранился, вынул пальцы и смущённо опустил взгляд, но Ричард перехватил его руку за запястье, поднёс к губам и поцеловал в центр ладони.        — Пойдём в дом, — прошептал он, накидывая Гэвину на плечи полотенце и увлекая за собой. Вечернее солнце заливало мягким золотистым светом маленькую комнату и обнимало обнажённые тела, когда Ричард растянулся на кровати, а Гэвин склонился над ним, осторожно касаясь губами скулы, спускаясь лёгкими поцелуями на гладкий подбородок, чуть прикусывая кожу над ключицей.       — Я думал, ты захочешь продолжить то, что начал в бане, — тихо выдохнул Ричард ему на ухо, и Гэвин замер, зарделся и поднял на него глаза.       — Так тебе правда понравилось? — настороженно спросил он и, когда Ричард кивнул, сел на кровати, краснея лицом и пряча взгляд. — У тебя… уже было такое?       — Нет, — Ричард приподнялся на локтях и тронул руку Гэвина, осторожно погладил.               — Что мне делать?       Ричард мягко улыбнулся, привлёк его к себе, поцеловал, ласково поглаживая по спине, и прошептал:       — Возьми масло за печкой, так удобнее будет.       Гэвина снова окатило жаром стыда и сладкого предвкушения, он поднялся и на нетвёрдых ногах сходил за склянкой ароматного масла шиповника, вернулся к кровати и растерянно посмотрел на Ричарда. А потом его как будто подтолкнуло что-то, он вылил на руку масло и, сначала огладив себя, снова склонился над Ричардом и, поймав его губы в медленный сладкий поцелуй со вкусом ягод и мёда, скользнул рукой между его ног, осторожно толкнулся двумя пальцами. Было узко, горячо и совершенно не ясно, что делать дальше, но он продолжал двигать пальцами, чувствуя, как неподатливые мышцы постепенно расслабляются, как выгибается Ричард ему навстречу, как сладко стонет, когда пальцы надавливают изнутри. Странно то было, Гэвин как будто не узнавал себя, как будто открывал какую-то сокровенную тайну и становился её частью, как будто наконец-то понимал, почему о таком шептались и судачили, не решаясь говорить вслух.       — Гэвин, — голос Ричарда прозвучал, как шелест листвы — ласково и негромко; по телу пробежала лёгкая дрожь.        Они встретились глазами, и Гэвин понял всё без слов, поудобнее устроился над Ричардом и как мог плавно втолкнулся, закрывая глаза и прислушиваясь к ощущениям. Качнул бёдрами, потом ещё раз и не смог сдержать стон.               — Открой глаза, — нежно касаясь кончиками пальцев его щеки, попросил Ричард, и Гэвин повиновался, продолжая двигаться, чувствуя Ричарда всем телом, глядя в его потемневшие глаза. Стены вокруг них словно расступились, привычно послышался шум ветра в кронах деревьев, воздух пах талым снегом и весенними цветами, на губах чувствовался вкус берёзового сока. Ричард обхватил Гэвина ногами, запустил пальцы ему в волосы, и стало казаться, что его оплетают крепкие корни, а в прядях путаются гибкие молодые ветви.        — Что ты чувствуешь? — спросил Гэвин, упираясь ладонью Ричарду в грудь и двигаясь всё быстрее и резче, теряя контроль над телом в погоне за томительным, незнакомым удовольствием, которое они сейчас делили на двоих.       — Тебя, — выдохнул Ричард, больно вцепляясь в волосы, и Гэвин не выдержал, подхватил его под колени, наклоняясь и целуя глубоко, впиваясь в губы, как голодный зверь в долгожданную добычу. Ричард под ним выгнулся и задрожал, запрокидывая голову и подставляя шею под кусачие поцелуи, сжимаясь так сильно, что Гэвин только и успел, что скользнуть рукой между их телами и в несколько быстрых движений унести Ричарда вместе с собой за грань наслаждения.       Гэвин не мог сказать, как он заснул той ночью, знал только, что прижимал к себе и сам прижимался к Ричарду с сытым удовольствием дорвавшегося до сливок кота, и видел тёплые беззаботные сны. Утро он встретил в самом благостном настроении, Ричард ещё спал, уткнувшись ему в шею. Дымок заинтересованно приоткрыл один глаз и снова задремал, когда Гэвин осторожно выбрался из объятий и вышел на улицу по нужде.         Закончив с насущными делами, Гэвин собрался вернуться в дом, как в глаза ему бросилось, что вчерашние тонкие и неокрепшие побеги за ночь хорошо подросли и уже вовсю колосятся. Губы сами собой растянулись в счастливой улыбке: всё-таки Ричард не обманул, ему вчерашним вечером действительно хорошо было. Да так хорошо, что его поднадзорная полянка спешила порадовать хозяина новым урожаем.       Гэвин не удержался, нарвал небольшой букет ромашек, которые буйно цвели на вчерашнем пустыре, и пошёл будить своего возлюбленного.       Ричард сонно щурил глаза, пока Гэвин мягко целовал его веки, щёки, подбородок. И, когда тот притянул его в объятия, положил ему на грудь скромный букет.       — Зачем это? — непонимающе уточнил Ричард.       — Когда парни за девушками ухаживают, принято подарки дарить, цветы всякие да сладости. Ну вот я и решил… — замялся Гэвин. И вроде бы самое сокровенное на двоих они уже разделили, а говорить о таком всё ещё неловко как-то.       — Так я ведь уже твой, — улыбнулся Ричард.       — И что, ухаживать за тобой не надобно? — подозрительно прищурился Гэвин.       — Да на здоровье, — рассмеялся Ричард. — Если это тебе в радость.       — В радость, — подтвердил Гэвин, прижимаясь к мягким губам, пробуя на вкус улыбку. Дымок подлез под руку и настойчиво боднул головой, требуя и к себе внимания, не всё же людям миловаться. Гэвин переглянулся с Ричардом, и оба рассмеялись, и на сердце стало так легко и беззаботно, словно все тяготы удалось разом с плеч стряхнуть. Дни с Ричардом летели очень быстро. Снег давно сошёл, земля впитала всю лишнюю влагу, а дикая яблоня расцвела буйным цветом. Старое дерево росло сразу за ручьём, Гэвин по ней приноровился определять, сколько времени прошло с его прихода к Ричарду. Рядом с ним Гэвину было по-настоящему хорошо, как никогда и ни с кем, но он не мог не задумываться, как там отец и маменька. Искали ли его или решили рукой махнуть на непутёвого сына, который так их подвёл? Получилось ли разрешить ситуацию с семьёй Камски и не появилось у его семьи недруга? Поняли, что он не со зла это сделал, а потому, что не мог иначе?        Гэвин сидел у ручья и смотрел, как плывут лёгкие полупрозрачные лепестки, ведомые бурным потоком. Он ведь точно так же следовал за решением своих родителей и только раз осмелился воспротивиться, выбрав человека по сердцу. Если он когда-нибудь вознамерится к ним выйти, примут ли они его? Обнимут за плечи или прогонять прочь? Гэвин протяжно выдохнул. Как бы ни было хорошо с Ричардом, а на сердце всё равно тяжело сделалось. Словно он что-то постыдное совершил, сделав свой выбор, а не следуя вековым устоям. Подул лёгкий ветер, и лепестки с яблони посыпались, как когда молодых зерном да хмелем обсыпали — на богатство и плодородие.       Гэвин невольно сморщил нос. Матушка говорила, что свадьбу сговорили, как сады отцветут да первый урожай поспеет. Стало быть, совсем ничего оставалось до этого события. Да и выдадут ли Хлою замуж в этом году? Или посчитают, что это примета плохая, раз жених, считай, из-под венца сбежал? Хорошая она девка, не хотел бы он портить ей судьбу. И как разрешить ту сложившуюся ситуацию, кроме как с плеча рубануть, Гэвину до сих пор непонятно было.       — Что ты так тяжело вздыхаешь, Гэвин? — Ричард подошёл неслышно, опустился рядом и мягко обнял за плечи, укутывая в своё тепло и ставший родным и привычным запах леса и луговых трав.       — Да вот думаю, как там в деревне без меня, — не получилось сказать весело и беззаботно, как хотелось, чтобы Ричард зря не тревожился.       — Жалеешь о своём выборе?       — Нет конечно! — тут же вскинулся Гэвин. — Ты до сих пор в мои чувства не веришь?              — Верю. Просто это так в человеческой природе — сомневаться.       ­— Мне просто интересно, как там всё разрешилось с моим уходом. Как отец с матушкой? Не искали ли меня?       Ричард длинно выдохнул, обдав ухо теплом.       — Искали. Не очень активно, но искали. Только я дорожки путал, да снегопад удачно твои следы сразу скрыл.       — Не ты ли подгадал? — Гэвин лукаво улыбнулся, искоса поглядывая на Ричарда.       — Как бы я смог, если не ведал, захочешь ли ты вообще вернуться? Или, может, меня испугался.       — Так я же говорил, что вернусь, — озадачился Гэвин.       — Ты под впечатлениями был от путешествия, Дерева… меня. — Гэвин вспомнил, чем они тогда занимались, и улыбка наползла на его лицо, только благодаря этим воспоминаниям он зиму и пережил. — Сказал, да только сам своим словам мог не верить.       Ричард поцеловал его в висок, разглядывая яблоню — старую, с толстым стволом и сухими нижними ветками.       — Ты от неё саженцы брал, чтобы свой сад посадить? — проследив его взгляд, поинтересовался Гэвин.       — Наоборот, — Ричард погладил сунувшегося ближе к воде Дымка. Он всё смелее и смелее становился, обследовал новую территорию. — Это яблоня случайно вышла. Когда-то давно из моего сада яблоко укатилось, вот и выросла она.       Гэвин удивлённо вскинул брови.        — Быть не может. Твой сад выглядит, как будто ему лет десять от силы.       — Поверь мне, Гэвин, ему значительно больше, — мягко улыбнулся Ричард, поглаживая свернувшегося на коленях Дымка.       Гэвин внимательно посмотрел на котёнка и понял, что за время, проведённое у Ричарда, он совсем не изменился.              Должен уже был выглядеть как взрослый кот, а оставался всё таким же долговязым и ушастым.        — Причина в волшебных свойствах полянки, да? — осторожно спросил Гэвин у Ричарда.       — Заметил? Ты прав, у неё много свойств, время на ней течёт иначе.        — Это как? Время, оно же едино для всех.              Ричард почесал Дымка за ухом, и тот замурчал ещё громче, показывая, насколько ему приятна такая ласка.       — Я здесь полноправный хозяин и распоряжаться могу так, как мне то заблагорассудится. Влияния смерти здесь нет. Потому и деревья в моём саду совсем юными кажутся, хотя им много-много лет. Я их примерно тогда сажал, когда деревня людьми заселена была. Та, где сейчас болота.       — Так он навечно котёнком и останется? — Гэвин протянул руку и почесал второе ушко, Дымок счастливо жмурился и от полноты чувств даже руку лизнул.       — Верно, не будет Дымок взрослеть и стареть, ежели уходить с моих владений не станет.       Гэвин поднял голову и в который раз залюбовался глазами, с теплотой и любовью глядящими на него в ответ. А потом его посетила странная мысль, неловкая и как будто неправильная       — Так что, и я меняться не буду? — неверяще прошептал Гэвин.       — Всё так, — кивнул Ричард. — Только тебе, как и Дымку, необходимо оставаться на моей полянке. Во всём остальном лесу и целом мире сила моя не распространяется. Там время будет течь и для тебя, и для Дымка, и для любого живого существа одинаково.       — А для тебя?       — Я часть природы, Гэвин. Я существую столько, сколько есть она. И буду существовать до её скончания.       — А что ты будешь делать, когда меня не станет? Я же обычный смертный.       — Я не хочу об этом думать. Сейчас я просто наслаждаюсь каждым прожитым днём с тобой. И большего мне не надо. — И столько скрытой грусти было в его словах, что на миг даже дышать больно стало.       — Так, выходит, если я хочу с тобой навсегда остаться, то мне нельзя с полянки уходить, чтобы не состариться?       — Выходит, что так. По крайней мере, далеко уходить тебе не следует. Но, учитывая человеческую природу, это маловероятно. Тебе захочется путешествий, приключений, посмотреть мир. Ты ведь молод и полон сил, и я не имею права приказывать тебе оставаться только здесь.       Гэвин задумчиво кусал губу. Сказанное стоило как следует обдумать. Не хотел он, чтобы мир его сужался до волшебной полянки, но и Ричарда он оставлять не хотел, а что мог придумать, пока не было понятно. Ричард вновь поцеловал его в висок, Дымок встрепенулся и отправился охотиться на мохнатых пчёл.       — Не тревожься, Гэвин. Я могу о нас позаботиться.       — А кто позаботится о тебе?       Ричард ничего не ответил, словно и не нуждался в этом, только это не так. Любому существу необходима любовь и забота, даже если это Лесной Дух.

***

Дни следовали за днями, Гэвин просыпался в объятиях любимого и в них же засыпал — жизнь казалась ожившей сказкой, что баяли старики детворе, когда хотелось радоваться, встречать рассветы и закаты, благодарить Творца за каждый прожитый день и любить так, что в груди становилось тесно.       Ричард не преувеличивал — в лесу всегда забот было в достатке. Довольно часто он мог уйти на полдня по своим делам, пока Гэвин самозабвенно занимался хозяйством и мастерил удочки, с которыми они потом ходили к лесному озеру.              И вроде бы Гэвин помнил, как рассказывали про то место охотники и что идти до него долго и суетно. Но они с Хозяином Леса добирались до сказочно красивого озера легко и быстро, а после с удовольствием ловили непуганую рыбку себе на уху. Или купались, весело разбрызгивая воду во все стороны. Ричард плавал настолько быстро, словно у него были не ноги, а хвост. И сколько бы Гэвин ни пытался за ним угнаться, этого не выходило. Ричард весело смеялся, а потом нырял и приносил Гэвину со дна озера диковинные ракушки, и Гэвин вспоминал, что Ричард не человек вовсе, с которым стоило соревноваться. Моллюски — странные существа, которые жили внутри некоторых найденных раковин, оказались на удивление вкусными. Их Ричард сначала выдерживал в воде из ручья — чтобы вышел песок, как он объяснял, — а потом кидал или в кипящую воду, или сразу в огонь костра, который они разводили во дворе, а потом поливал соком лимона — этот диковинный фрукт тоже рос на окраине Ричардовой полянки. Гэвин пробовал его лишь однажды, в далёком детстве, и особой радости не испытал — было слишком кисло, совсем как перебродившая капуста, но из-под рук Ричарда, похоже, всё выходило вкусным.        После удочек был плетень — идея, что однажды посетила голову Гэвина, не спешила выветриваться. А затем он сбивал небольшие ящички — будущие гнёзда для кур. Он уже продумывал, какими словами мог бы уговорить Ричарда сходить в город и прикупить несушек. По осени, скорее всего, сейчас слишком много у деревенских было работы, чтобы устраивать ярмарки.       Ричард наблюдал за его работой, за ловкими пальцами, за напряжённо прикушенной губой, и словно светиться начинал изнутри. Гэвин поднимал голову и не мог отвести зачарованного взгляда, как тогда, ещё осенью, когда он подглядывал за ним, купающимся в утренних солнечных лучах. То, что любят они друг друга крепко, видно было без слов, в каждом действии и прикосновении, в каждом взгляде и лёгком касании губ.       — Когда у тебя день рождения, Ричард? — тихо спросил как-то вечером Гэвин, не рискуя громким голосом нарушить момент тишины и единения.       — Нет такого дня, Гэвин. Я был всегда, — отозвался Ричард, вороша в костре прогоревшие поленья оструганной веткой.       — Так нечестно получается. Каждый человек радуется и славит день, когда он в этом мире появился. Так почему у тебя такого дня нет?       — Может, потому что я и не человек вовсе и до встречи с тобой он был мне и не нужен? ­— мягко ответил Ричард, перебирая отросшие пряди, Гэвин щурился и жался к ласкающей руке, как кот. Он, как и Ричард, стал ходить с распущенными волосами, подвязывая их, только когда садился за инструменты, чтобы в лицо не лезли да не мешались.       — А ты бы хотел себе такой день?        — Не знаю. А зачем же?       — Я бы тебя поздравил, спел песню, приготовил подарок. Вот у меня день рождения осенью, на седьмой день листопада. А ты выбери день, который мы назовём твоим днём рождения! Как тебе идея?       Сам Гэвин настолько загорелся, что готов был немедленно вскочить и начать подготовку к празднику. Ричард переливчато рассмеялся.        — Я не против, Гэвин. Давай… — он ненадолго задумался. — Пусть это будет день летнего солнцестояния. Мне нравится, когда день словно не имеет конца и солнце долго находится в небосводе.       — Решено, — Гэвин одобрительно похлопал его по груди. — Я устрою тебе самый лучший день рождения.       И полез целовать улыбающиеся губы. Ричард улыбался так, словно самый главный подарок он уже получил. И только наутро Гэвин понял, что до летнего солнцестояния осталось всего ничего — пара дней, но ему хватить должно. На его удачу, Ричард с самого утра отправился в лес по своим делам, чем Гэвин и решил незамедлительно воспользоваться. Вспомнилось ему, что фигурку оленя он всё ещё не закончил — она так и осталась лежать в его походном мешке, завёрнутая в несколько слоёв ткани. За последнее время его навыки в резьбе сильно возросли — Ричард, не жалея времени и сил, учил его обращаться с инструментом. Вместе они не только сделали новую посуду из липы и обновили узор на ставнях, но и поправили шахматные фигуры, да так хорошо, что теперь в них явственно угадывались животные, которых пытался самостоятельно изобразить Гэвин.       Наскоро умывшись, взял он всё необходимое и расположился под навесом у сарая, где трудился до самого вечера, забыв и про еду, и про отдых, и прервался, лишь когда заслышал шаги со стороны леса. Ричард мог ходить совершенно бесшумно, но от Гэвина никогда не таился, всегда обозначая своё присутствие.  Пусть готовить он и не особый мастак, но решил порадовать Ричарда праздничным пирогом, как это всегда делала его матушка. И лубок поздравительный сделать. Он однажды получил такой — любовался полдня. Ричард поцеловал в висок и обещал не мешаться под ногами. К праздничному же вечеру Гэвин заранее натаскал кучу хвороста, чтобы разжечь костёр. Песен он помнил много, да и голос у него был громкий и звонкий, Ричарду должно понравиться его пение под тихий треск костра и плеск воды.        Очень уж хотелось Гэвину впечатлить Ричарда, отчего и готовился он к грядущему солнцестоянию так, как никогда не готовился к своему дню рождения. И удивительно было, что у него словно всё спориться начало, и времени словно на пару часов стало больше. Гэвин только радовался неожиданной ловкости да скорости.  Утро нового дня наступило неожиданно быстро. Ричард привычно обнимал его и сопел в шею, когда Гэвин раскрыл глаза. Осторожно выбрался из объятий и направился за первым подарком, который скрыл под тряпицей за печкой вечера.       Ричард завозился и окликнул его, но Гэвин решил, что тот сейчас сам всё поймёт. Вернулся к нему через мгновение, держа в руках пирог. Поздравительные песни сами собой всплыли в голове, и Гэвин с улыбкой на губах завёл незатейливый мотив, славящей именинника. А когда закончил, подошёл и мягко коснулся губ Ричарда своими.       — С днём рождения!       Ричард удивлённо смотрел то на самого Гэвина, то на пирог. Вышел он немного кривоватый, да и плетёные ленты получились разной толщины, но приготовлен был со всей тщательностью и аккуратностью, на которую Гэвин был способен. Да и корпел он над ним весь вчерашний день.       Ричард замер истуканом, когда Гэвин передал ему в руки пирог. Спросонья он был немного лохмат и очень озадачен, словно и не верил, что Гэвин для него праздник организовал. А потом Гэвин достал и лубок, который намалевал вчера на небольшом аккуратном куске берёзовой коры, и тоже замер — не совать же его в уже занятые руки. Мастерил он его ничуть не меньше, чем пирог, и получилось не так хорошо, как у сына Хэнка, но и тут старался вложить всю душу.        Ричард поставил пирог на стол и стал рассматривать картинку, подписанную неровными буквами. Как бы Гэвин ни старался, письменность давалась ему тяжело. Но слова лились неожиданным потоком, и получилось даже корявенько нарисовать самого Ричарда. С цветами. А пока Ричард был занят изучением незамысловатого послания, Гэвин снова юркнул за печь и вернулся с фигуркой, за которую переживал больше всего, но которой и невероятно гордился — на его взгляд, получилась она удивительно похожей, с тонкими ветвистыми рогами и внимательными глазами, с которыми пришлось больше всего повозиться.        — Спасибо, — Ричард так на него посмотрел, словно Гэвин ему с неба звезду достал, и прижал фигурку к груди вместе с Гэвиновыми руками. Стало лестно, и Гэвин снова почувствовал, как жар охватил щёки и спустился на шею.  Пирог они завернули в тряпицу и отправились на озеро. Весь день они валялись на траве, купались и целовались много и нежно, так, что порой дух захватывало, а потом бросались в воду и играли в салки, словно не взрослые мужчины, а дети малые.       Как стало темнеть, разожгли костёр и любовались отблесками огня на воде и в глазах друг друга. А потом нежные касания и лёгкие поцелуи переросли в жаркое пламя, которое бурлило под кожей и согревало их обоих. Гэвин не мог отвести взгляда от Ричарда, который казался сказочным видением. Любовался бликами на влажной коже, на приоткрытых губах и понимал, что если бы он попросил вынуть сердце из груди и принести ему в дар, сделал бы не раздумывая. Только его Ричард не такой. Он сам дарил столько, что Гэвин замирал от радости, и восторга, и щемящей нежности, а потом целовал мягкие губы и мечтал, чтобы так продолжалось много-много лет. В один солнечный день Ричард снова сидел и что-то черкал в своей книжице. Гэвин подошёл и положил голову ему на плечо. Ему было любопытно ещё в самом начале их знакомства узнать, что он там пишет, но рискнул подойти только сейчас, и то лишь потому, что Ричард не таился и его не прогонял.       — А я всё гадал, когда ты станешь интересоваться, что я делаю, — мягко улыбнулся Ричард, продолжая короткими штрихами намечать рисунок своего праздничного пирога. А чуть выше был изображён и сам Гэвин, но каким-то не таким, каким он привык видеть себя в отражении в речной глади. Слишком красивым он вышел.        — Я опасался, что за такой интерес по ушам огребу.        — Правильно опасался. Так бы всё и было по осени.       — А сейчас? — с надеждой спросил Гэвин.       — А сейчас мне скрывать от тебя нечего, — и Ричард протянул ему раскрытую книжицу. Гэвин осторожно перелистнул несколько страниц. Там были небольшие, более схематичные рисунки. И несколько строчек текста. Гэвин вчитался, разбирая чужой острый, но красивый почерк.       — Ты ведёшь заметки, — удивился Гэвин. Он-то рассчитывал, что там будут тайны мироздания, а Ричард описывал то, что ему запомнилось или привлекло внимание. А ещё там было удивительно много самого Гэвина: спящего, что-то мастерящего, смотрящего на звёзды, нежно улыбающегося. Рисовал Ричард просто замечательно, рисунки выходили, как живые, особенно понравились Гэвину лисята, что с листком играли. И тут же в памяти всплыл этот момент — и осенний лес, и полная корзинка ягод, которые Ричард ел с его рук…        Гэвин растерянно посмотрел на Ричарда, словно пытаясь найти в его глазах ответы.       — Я не хочу что-то забыть, — Ричард пожал плечами, принимая книжицу из рук Гэвина, и, заложив между страницами перо, закрыл её. — Моя жизнь достаточно длинна, и, когда я хочу вспомнить что-то приятное или интересное, мне достаточно полистать книжку и вернуться к тем событиям.        — Сколько же таких книжек ты написал за всё время… — Гэвин почесал затылок и уселся рядом на табурет, не отводя взгляда от Ричарда.       — Много. Когда живёшь долго, видишь многое и имеешь времени в достатке, хочется этим как-то поделиться, даже с самим собой.        — А почему в этой столько... меня?       — Потому что ты изменил мою жизнь до неузнаваемости. И я хочу помнить об этом. Всегда.        Гэвин забрал из рук Ричарда книжицу и потянулся к его губам. Что ж, он подарит Ричарду столько счастливых моментов, что тот устанет записывать и зарисовывать. Но вдруг больно ему сделалось от мысли о том, что Ричард вот так, сидя в одиночестве на крыльце своего домика через много-много лет, будет перелистывать страницы своей книжки и тосковать о нём, Гэвине. Ричард, словно почувствовав его настроение, прервал поцелуй и обнял Гэвина, крепко прижимая к груди и поглаживая по волосам. И столько нежности и заботы было в его прикосновениях, что Гэвин отмахнулся от нерадостных мыслей — он будет рядом столько, сколько ему отведено, и постарается каждый день делать Ричарда счастливым.       Дни летели за днями, и Гэвин понял, что совсем скоро можно собираться на ярмарку, а после их ждал поход в Дереву. Хотя Ричард наверняка захочет оставить его дома и не рисковать, но Гэвин не хотел расставаться с ним даже на пару дней.       На поход на ярмарку Ричард согласился вполне спокойно, согласившись, что им не помешают несколько несушек, раз этого так хочется Гэвину.        — Как ты собираешься нести всё добро, не на себе же? — искренне запереживал Гэвин, боясь сорвать спину. По зиме можно было бы обойтись санями, но сейчас не помогла бы даже телега — запрягать в неё было некого.       — Как и раньше, — Ричард легко улыбнулся и громко свистнул. Из леса вышел олень. Может, тот же, что по весне им повстречался, может, другой, но рога были такие же огромные и ветвистые.       — Думаешь, деревенские не заметят, что это не лошадь? — хохотнул Гэвин.       — А так? — Ричард щёлкнул пальцами, Гэвин моргнул, и вот перед ним стоял конь. Немного странной масти, но определённо конь.       — Как ты это сделал? — восхищённо прошептал Гэвин, обходя оленя по кругу.       — Я умею многое, Гэвин. Навести морок — не такая уж и сложная задача.       — А на меня можешь?       — Конечно. Но зачем?       — Тогда мы могли бы сходить в мою деревню, — предложил Гэвин.       — Ты хочешь вернуться? — мгновенно напрягся Ричард.       — Нет, — тут же встрепенулся Гэвин. — Но я хотел бы узнать, как там дела у матушки. Как всё решилось с Камски? Вернулся ли отец? Мне было бы спокойнее, получи я на эти вопросы ответы.       — Раз для твоего спокойствия, то сходим на ярмарку в твою деревню, — улыбнулся Ричард и поцеловал его в висок.        И они действительно направились в нужную сторону, собрав всё необходимое.       Гэвин шёл по лесу, крепко переплетя пальцы с Ричардом. Почему он волновался, и сам не мог бы сказать. Но Ричард уверил его, что никто не узнает в двух путниках ни Гэвина, ни Ричарда, и дикого оленя не узнают тоже. И Гэвин верил, но всё равно весь испереживался.        Когда вышли немного в стороне и обогнули знакомую опушку, запахло жильём и послышались крики — ярмарка, что по старому обычаю развернулась на просторной поляне близ большака, была в самом разгаре. А под вечер должны быть гуляния. Гэвин смотрел на это и не верил, что всего полгода прошло с тех пор, как он отчий дом покинул, а столько всего в его жизни успело измениться.       Ричард споро покупал всё необходимое, со вкусом торгуясь, чего Гэвин от него никак не ожидал. Деньги у обоих были — Гэвин прихватил с собой часть того, что выручил на прошлогодней ярмарке, у Ричарда тоже обнаружились накопления — с его же собственных слов, раньше, когда он жил среди людей, платили ему в основном добром, что в быту было полезно, а после того, как ближайшая к его дому деревня в болоте утопла, он, тоскуя по человеческому общению, ходил в деревни под личиной торговца, продавал людям мёд, самодельную посуду да различные поделки за бесценок, а взамен получал общение да истории разные. Но за долгие годы скопилось у него неплохое состояние, потому что не привык он жить в роскоши, а лес и так кормил его круглогодично. Кроме того, и они привезли на ярмарку и мёд, и яблоки, и тыквы, и даже шахматы, которые вместе в последние пару недель специально на продажу вырезали. Гэвин хотел было захватить и помидоры, что очень ему понравились, но Ричард лишь покачал головой и сказал, что не растут они в их местах и незачем у местных лишние вопросы вызывать. Сам Гэвин собирал слухи. Он-то прекрасно знал, что в деревне и про ворованную курицу полгода судачить будут, а тут такое. И не прогадал.       Бабки по которому кругу рассказывали одно и то же, но охали и ахали, как будто в первый раз историю слышали. Гэвин остановился рядом, непринуждённо подкидывая вопросы, а старушки и рады стараться, коли нашли свежие уши.        Узнал он о себе много нового: что отправился в город, а потом и путешествовать, чтобы новых знаний набираться, не зря же всему подряд учиться стал. Мол, захотел быть учёным, постигать законы и ума-разума дальше набираться. Гэвин хмыкнул и продолжил слушать не перебивая.       Бабки, блестя глазами, но не понижая голоса, ведали, что женитьба-то не только ему была в тягость. Оказывается, у Хлои была любовь с сыном плотника задолго до сватовства с Гэвином, и скрывались они так удачно, что никто о том и не проведал. Да только молодые о чувствах своих сказать родителям опасались, а после и не решились, когда стали говорить о свадьбе Гэвина и Хлои как о вопросе решённом. Как только Гэвин дал дёру — Гэвин непроизвольно поморщился, но из песни слов не выкинешь, — Хлоя решила, что это её шанс, и призналась во всём родителям. Те хоть за сердце-то и хватались, но быстро смекнули, что свадьбу можно не отменять, просто за другого замуж выдать. Гэвин улыбнулся: боялся он, что своим решение девку на несчастье обречёт, а оно вот как удачно вышло.       Свадьба была веселая, вся деревня гуляла и славила молодых. А Хлоя сейчас уже в тягости, но смотреть на неё одно удовольствие — расцвела девка, глаз не отвести, постоянно улыбается мужу своему ласково да песни поёт душевные.       Гэвин порадовался за своих односельчан и осторожно стал расспрашивать и про родителей сбежавшего жениха. Всё у них оказалось нормально, подумывают ещё пару лет на земле побыть, коли отпрыск их вернуться вздумает, а так вроде бы собирались перебираться в город к старшему сыну. Искать с ними встречи Гэвин не решился — боялся, что, несмотря на наведённый Ричардом морок, узнает его материнское сердце. Да и своё бередить не хотелось. Может быть, когда пройдёт достаточно времени, осмелится он к родным выйти да прощения попросить, а коли нет, то так тому и быть, он свою судьбу уже выбрал и решения менять не собирался.       Гэвин поблагодарил разговорчивых женщин, нашёл глазами Ричарда и двинулся в его сторону. Может, тот и под мороком был, но видел он его таким, с каким просыпался и засыпал. Он как раз закончил расчёт с дородной торговкой, когда Гэвин возник рядом.       — Всё, что хотел, узнал? — тихо спросил Ричард.       — Всё, — улыбнулся Гэвин. — Можем возвращаться домой.       Глаза Ричарда осветились внутренним светом, что Гэвин невольно улыбнулся в ответ. Да, дом Ричарда он стал воспринимать своим.       Напоследок, однако, уговорил Гэвин Ричарда на покупку козы — любил он и молоко, и простоквашу, да и какое вообще хозяйство без козы? К тому же коза — не корова, прокормить её значительно проще. Денег пришлось заплатить немало, но они оба неплохо выручили на этой ярмарке — заезжий купец хорошо заплатил за шахматы, да и мёд с Ричардовой пасеки продавался отлично. Но Гэвин хотел хорошую, пуховую, чтобы при необходимости с неё кудель прясть. Был у него такой навык, но получалось плохо, у Ричарда наверняка в сто крат лучше выйдет.        Олень совершенно спокойно доставил все их покупки до полянки, и, едва Гэвин стянул с него последний мешок, задал такого стрекача, словно его пыталась сцапать волчья стая.       Уставшие, но довольные, с гудящей от новостей головой они легли спать, а едва рассвело, Ричард засобирался.        — Ты идёшь к Дереву? — спросил Гэвин, сладко потягиваясь.       — Да, к нему. Можно было бы выждать ещё пару дней, но в прошлом году осень и так была длинная да тёплая, а всему в природе баланс нужен.       — Я хочу пойти к нему. Можно?       — Зачем? Ты же всё видел, в этот раз будет точно так же.       — Хочу с тобой. Мало ли где я смогу пригодиться.       — Ты храбрый, я помню, — улыбнулся Ричард. — В неприятности влезать не будешь?       — Нет, я буду только прикрывать твою спину, — почти честно сказал Гэвин. И ведь не соврал, просто не всё сказал.       Собрались они быстро и сразу после лёгкого завтрака отправились в путь. Ричард привычно переплёл их пальцы, а у Гэвина всё внутри сжалось от нежности. Пусть Ричард и предупреждал не делать глупостей, он не мог не попробовать.       В этот раз идти было спокойнее. Нет, Гэвин всё так же слышал голоса, они звали его и манили, но он придвигался ближе к Ричарду, вдыхал родной запах, который кружил ему голову, закрывал глаза и слушал его негромкий голос, который что-то мелодично напевал, словно пытался вселить покой и уверенность. Хороший такой, знал бы он, что с ним рядом Гэвин ничего не боится и чувствует в себе силы победить даже дракона голыми руками.  Ричард предложил два варианта: на сегодня завершить путь, подготовиться к ночлегу, как и в прошлый раз, в лесу, и с утра прийти к Дереву да ритуал провести, или не делать остановок и переночевать под кроной Дерева, а утром отправиться в обратный путь. Гэвин выбрал второй вариант, поэтому вышли они к нужной полянке уже в сумерках. Из-за сгустившейся темноты сложно было различать, чем занят Ричард, но Гэвин и так всё прекрасно помнил. И когда тот широко раскинул руки и прижался лбом к коре, просто опустился на землю и стал ждать. Прошло совсем немного времени, и Ричард к нему вернулся.       — Прости, но разводить огонь здесь не стоит.       — Ничего страшного, — Гэвин боднул его головой в плечо. — Думаю, в обнимку мы не замёрзнем.       Ричард осторожно уложил его на сухую и словно прогретую солнцем землю и накрыл собой.       Когда дыхание Ричарда выровнялось, Гэвин осторожно поднялся и направился к Дереву. Столько он за время пребывания у Ричарда успел подумать и передумать, страшно представить. Но он решил следовать своему негласному правилу «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и всё равно пожалеть».        Он вытащил из-за голенища свой короткий нож и разрезал ладонь на левой руке, сцепив зубы, чтобы не закричать от боли. Дождался, когда соберётся побольше крови, и прижался к дереву в странном объятии. В голове зашумело. Или это Дерево так неодобрительно отреагировало?        — Потерпи немного. Я не буду занимать тебя долго, — тихо прошептал Гэвин, собираясь с мыслями. Ладонь пекло, в голове шумело всё сильнее, и казалось, что он не на земле стоит, а отправился плыть по реке на кое-как связанных между собой брёвнах.        Гэвин глубоко вдохнул, прижимаясь к жёсткой коре лбом и закрывая глаза.       — Прошу тебя, Древо, пусть, когда меня не станет, Ричард спокойно живёт дальше. Больно терять тех, кого любишь, и я не хочу, чтобы он вместе со мной потерял и радость к жизни. Защити его. Помоги ему пережить это. Пусть это произойдёт не сегодня и не завтра, но я всего лишь человек, и мой век короток. Я хотел бы всегда прикрывать его спину и идти с ним рядом по дороге жизни, но знаю, что это невозможно. Но я буду любить его всем сердцем, пока оно не перестанет биться.        Гэвин чувствовал, как по щекам бегут горячие дорожки. Он не собирался умирать ещё лет тридцать, а если повезёт, то и больше. Но сама мысль, что он оставит Ричарда, причиняла ему боль, и он очень хотел оградить от неё своего любимого.       Дерево зашумело, то ли принимая просьбу Гэвина, то ли возмущаясь его дерзостью и наглостью. Он почувствовал, как спину стало жечь, словно наживую прорезали какие-то символы на коже. Узоры показались смутно знакомыми, но, как и тогда в бане, Гэвин не смог их разгадать. Что ж, он допустил ошибку, и за неё, похоже, придётся платить здесь и сейчас.        — Гэвин? — послышался удивлённый голос Ричарда. Видимо, он не нашёл его рядом и забеспокоился, а потом увидел, что тот творил. Сил на то, чтобы развернуться и посмотреть в родные глаза, не осталось, и он продолжил стоять, прислонившись к Дереву.       Боль в спине резко прекратилась, и из-за неё плеснуло светом так, что стало светло даже под закрытыми веками.       — Что ты наделал?— голос вроде бы и принадлежал Ричарду, но был каким-то искажённым и доносился значительно выше, чем он привык.              — Я хотел защитить тебя, — чуть слышно выдохнул Гэвин, чувствуя, как к израненной коже на спине прижимается тот, кого он привык видеть человеком, но который таковым не являлся.       Он не имел сил обернуться и не мог опустить руку, ощущая себя распятой бабочкой, когда тот, кто был его Ричардом, прижался плотнее, накрыл его всем собой, переплёл пальцы, закрывая от целого света и вдавливая в кору Дерева.       — Я же говорил, что Древо не принимает жертвоприношений, — снова прогудел голос над Гэвином.       — А это и не жертва. Это дар, — тихо прошептал Гэвин и зажмурился, готовый принять кару. Но почувствовал, как его волос коснулись губы.       — Ты просил не для себя. Для меня. Почему?       — Потому что я хочу, чтобы ты был счастлив со мной или без меня, но непременно счастлив. Чтобы свет не уходил из твоих глаз, а улыбка не покидала губ.       Гэвин почувствовал, как его мягко разворачивают, прижимая спиной к шершавой коре, а потом стирают с щёк солёные дорожки.       — Открой глаза, Гэвин.       Он послушно распахнул слипшиеся ресницы и уставился на Ричарда. Он снова был собой. Гэвин не видел, кем он становился, но отчётливо понял, что будет любить его в любой из ипостасей. Просто потому, что иначе уже не может.       — Что будет, если Древо исполнит твоё желание? — Ричард задумчиво склонил голову набок, как большая птица.       — Я буду рад, — прошептал Гэвин, боясь отвести взгляд.       — А если оно исполнит твоё желание иначе? Если оно позволит тебе оставаться со мной рядом столько, сколько мне отмерено?       — Это невозможно.       — И всё же?       — Я буду счастлив. А ты? — Гэвин пытливо заглянул в чужие глаза. Не поторопился ли?       — И я буду счастлив. И Древо хочет, чтобы мы обы были счастливы, — крона Дерева согласно зашумела. — Так что теперь мы связаны, Гэвин. Навсегда.       Гэвин не мог поверить в эти слова, но то, что его сейчас не убивают и позволяют быть рядом с любимым, сделало его самым счастливым человеком на белом свете. Он потянулся вперёд и накрыл чужие губы своими.       — Да будет так, — выдохнул он, слыша, как одобрительно шуршит крона Дерева, и несколько листьев упало им на головы, как хмель на свадьбе.              Да будет так.

Эпилог

Шли годы, столетия сменяли столетия, и жизнь в городах и сёлах менялась тоже. Люди всё больше стремились постигать технологии и всё меньше верили в сказки, но никогда не забывали про них, точно так же, как и в давние времена, рассказывая их своим детям. Два молодых отшельника путешествовали по миру, появляясь то в одном уголке земли, то в другом, слушали чужие истории и рассказывали свои. Но неизменно возвращались они в маленький домик на вечнозелёной полянке, где их всегда громким мяуканьем встречал на пороге серый котёнок, который так и не стал взрослым котом. Всё так же цвели в саду яблони, всё так же пахло в воздухе цветами и мёдом.        По вечерам они играли в шахматы или сидели на крыльце, смотрели на лес и вели неспешные разговоры, не забывая также записывать услышанное и увиденное в мире в маленькие книжицы. И всё так же любили они друг друга, всё так же заботились и берегли. И так будет всегда, покуда восходит солнце, покуда светят звёзды и жива природа.        А может быть, это случилось именно в вашем лесу? Кто знает...