Ошибки бурной молодости

Огюстен подал мне халат. Бросив полный сожаления взгляд на спящего Жан-Жака, я вышел из спальни и спустился на первый этаж. Посетитель, а это был Фитиль, ждал меня в холле. Засунув руки в карманы видавших виды брюк и задрав голову вверх, он с интересом рассматривал люстру муранского стекла, явно игнорируя при этом возмущенный взгляд дворецкого, который, в свою очередь, не спускал с него глаз. Надо полагать, причиной возмущения дворецкого были густо заляпанные грязью башмаки, в которых Фитиль, нимало не смущаясь, стоял посредине персидского ковра. Завидев меня, он расплылся в радостной улыбке, и смуглое лицо его, и без того сплошь изрезанное морщинами, сморщилось, словно изюм. — Прошу прощения, что явился сам и так рано, господин Перье, но я подумал, что дело не терпит отлагательства. — Ты узнал что-нибудь? Фитиль выразительно посмотрел на дворецкого, и я отослал того нетерпеливым взмахом руки. — Говори. — Как вы и велели, я отправил на кладбище двух отчаянных ребят. Так вот: дверь в склеп была закрыта, туда никто не входил и не выходил. Вчера там крутился какой-то ушлый франт, вечером он ушел, а сегодня опять заявился, вроде как на соседнюю могилу. Кладбищенский сторож мертвецки пьян и спит со вчерашнего дня в своей сторожке… Кхм-кхм, кстати, господин Перье, хорошо бы добавить монет за храбрость моим молодцам, всё же не каждый решится провести ночь на кладбище. Я молча кивнул. Интересно, кто этот франт? Неплохо бы за ним проследить, узнать, где живет. Не думаю, что это Шарль, но кто знает? — Это еще не всё, господин Перье, — вырвал меня из раздумий голос Фитиля. Судя по довольной ухмылке, напоследок он приберег нечто особенное и теперь буквально лучился самодовольством. — Что еще? — Рассудив, что у генерала, должно быть, осталась безутешная вдова, я отправил человека к ее дому. Вчера всё было тихо, а сегодня утром вдовушке принесли письмо, прочитав которое, она хлопнулась в обморок, а очнувшись, срочно послала за сыном — графом Мораном. Дьявол, а ведь я совсем упустил из виду вдову — посчитал, что ее имя использовали просто как предлог. — Откуда ты знаешь такие подробности? Фитиль приосанился и с видом человека, который хорошо знает своё дело, сообщил: — Мой человек лично отвез посыльного к графу. — Может быть, ты даже знаешь, что было в письме? Фитиль оскалил в улыбке острые мелкие зубы и с притворным сочувствием посетовал: — Представьте, господин Перье: граф Моран так спешил, что обронил письмо в экипаже. Надо же, в его-то годы быть таким рассеянным господином! Притворство Фитиля меня нисколько не обмануло, более того, я был абсолютно уверен, что его подручный просто-напросто умыкнул письмо у графа. — Письмо с тобой? Моментально сделавшись тем, кем и был на самом деле, расчетливым и ловким мошенником, Фитиль прищурился, кивнул и веско сказал: — Но вы же понимаете, господин Перье — оно стоит дорого. Обменяв письмо на кошелек, я тут же развернул его подрагивающими пальцами и наскоро пробежал глазами. «Сударыня, этим письмом хочу сообщить вам, что некий шарлатан и обманщик… называющий себя медиумом… задумал осквернить своими гнусными обрядами… покой вашего супруга — блистательного генерала и героя империи, имя которого выбито на Триумфальной арке… Если вы поспешите, то застанете негодяя в склепе генерала Морана… За сим остаюсь вечно преданный вам… Доброжелатель». По мере того как я читал, в груди моей всё сильнее теснилось негодование на того, кто посмел сочинить сей гнусный донос. Увы, послание было без подписи. Сжав челюсти до боли и с трудом подавив желание разорвать листок в клочья, я раздраженно скомкал его и засунул в карман халата. Почерк был мне незнаком, но я подозревал, что письмо писал либо сам Шарль, либо кто-то по его наущению. По всему выходило, что мы с Жан-Жаком недооценили опасность: ловушка в склепе была не просто дурной шуткой или попыткой нас напугать. Дело принимало весьма серьезный оборот. Если бы после этого письма Жан-Жака застали в склепе, его репутация и практика были бы уничтожены, и ему пришлось бы покинуть Париж. И это в лучшем случае. В худшем его могли бы забросать камнями суеверные горожане. К тому же граф Моран мог обратиться с официальной жалобой в суд, и в этом случае Жан-Жаку пришлось бы либо выплачивать крупный штраф, либо отправиться на каторгу. Одним словом, его судьба зависела исключительно от милости графа Морана. Я поднял глаза на Фитиля. Тот уже спрятал кошель с монетами за пазухой и вновь принял вид простоватого человека, всегда готового услужить важному господину. — Ты знаешь, где сейчас граф Моран? — Отправился в полицейский участок за подмогой. Стало быть, граф решился действовать официально. Правда, учитывая то обстоятельство что письмо он потерял, ему будет нелегко заставить полицейских поверить в эту историю. Что ж, мне это только на руку — если потороплюсь, то успею застать графа на Пер-Лашез и узнать все новости из первых рук. Отпустив Фитиля, я велел Огюстену заложить экипаж, а сам кинулся в спальню, с трудом сдерживаясь, чтобы не перепрыгивать через две ступени. Я застал Жан-Жака уже полностью одетым, разве что без фрака. Он стоял у окна спальни и сразу шагнул мне навстречу: — Поль, что случилось? Как бы мне ни хотелось оградить его от плохих новостей, я не имел права скрывать происходящее, тем более что оно напрямую касалось его будущности. Я протянул ему смятое письмо. Прочитав его, он сильно побледнел и поднял на меня глаза. — Кажется, кто-то очень хочет избавиться от меня. Я скрестил руки на груди и воинственно заявил: — Это мы еще посмотрим. Вы не один, я смогу вас защитить. Я сейчас же еду на Пер-Лашез. — Я еду с вами. — Нет. — Заметив, как омрачилось его лицо, я ласково коснулся его щеки: — Душа моя, не стоит навлекать лишних подозрений. Люди невежественны. Еще решат, что вы только-только вылезли из склепа, и побьют. Поезжайте домой и сделайте вид, что ни о чем не знаете. — Но как же вы, Поль? — Не волнуйтесь, у меня есть веский предлог для посещения. А вечером я приеду к вам и всё расскажу. — Я привлек его к себе и нежно поцеловал в губы. Он ответил с такой готовностью, что моя нежность немедля сменилась неистовством, и я тут же принялся покусывать его нижнюю губу, а после и вовсе ворвался в его рот языком. Мы сплелись языками в древнейшем танце, он развратно стонал мне в рот, а я, охваченный страстью, сжимал его упругий зад. Его руки пробрались под халат и коснулись моей плоти через белье. Кровь ударила мне в голову, и я, едва устояв на враз ослабевших ногах, расставил их пошире. За спиной распахнулась дверь, и голос Огюстена торжественно провозгласил: — Экипаж подан, господин Перье. Жан-Жак тут же высвободился из моих рук и отступил назад. Запрокинув голову к потолку, я простонал в бессильной злобе: — Когда-нибудь я убью этого болвана! Жан-Жак понимающе усмехнулся: — Я буду ждать вас, Поль. До крайности раздраженный, я уже готов был излить свой гнев на Огюстена. Видит бог, не так я представлял себе это утро. Но слова Жан-Жака, а пуще его многозначительный взгляд смягчили меня и подарили надежду на сегодняшний вечер. Велев Огюстену вывести Жан-Жака через черный ход, я умылся ледяной водой. Вернувшись, Огюстен помог мне одеться и, на его же счастье, вел себя осмотрительно и не болтал лишнего. Лишь однажды я зашипел от прикосновения одежды к чувствительной плоти, и после Огюстен стал вдвое осторожнее. На Пер-Лашез я отправился в не самом лучшем расположении духа. Вопреки традициям на кладбище было оживленно и громко. Где-то в глубине Пер-Лашез, как раз там, где, по моим представлениям, находился склеп генерала Морана, кто-то размеренно и гулко стучал. Грохот разносился на всю округу. Приняв непринужденный вид, я направился в ту сторону, но не прошел и сорока шагов, как заметил, что не один — некоторые посетители, тоже очевидно привлеченные шумом, шли в том же направлении. К тому моменту, как я добрался до склепа, там собралось уже человек пятнадцать. Все они наблюдали за тем, как дюжий полицейский пытается взломать дверь. Несмотря на его старания, замок оказался добротным и никак не поддавался. В течение нескольких минут подошло еще человек пять, и кто-то из зевак уже даже залез на соседний постамент. Из толпы вовсю сыпались советы и неприличные шуточки. И без того взмокший от усердия полицейский совершенно побагровел и обернулся к невысокому, элегантному, несмотря на некоторую полноту, брюнету с приятным располагающим лицом. — Никак не поддается, ваше сиятельство. Граф Моран, а судя по всему, это был именно он, нервно промокнул лоб белоснежным платком и потребовал: — Ну сделайте же что-нибудь. Где смотритель, в конце концов? У него должен быть ключ. — Подлец не в себе, похоже, еще с вечера. — Возможно, он находится под воздействием этого колдуна Кос… — раздался совсем рядом со мной знакомый голос, и я резко повернулся в сторону говорившего. Шарль, а это был он, смолк и вытаращился на меня так, точно увидел призрак: — Поль? Вы? Но как это возможно? Я прекрасно понял природу его удивления — наверняка ему уже доложили, что медиум был не один и в ловушку попались две пташки. И вдруг такой конфуз. Тем не менее я сделал каменное лицо и начал свою игру: — Признаться, я не совсем понимаю, о чем вы, Шарль. Взяв себя в руки, он рассмеялся: — Простите меня, Поль, откровенно говоря, я совсем не ожидал встретить вас здесь. Какой случай привел вас сюда? — Вам ли не знать, что в жизни случаются и более удивительные вещи. Что касается меня, то всё просто — я приехал навестить могилу отца, а сюда пришел, привлеченный шумом, — сухо ответил я. Между тем полицейский вызвал из толпы двух крепких мужчин, и дверь наконец поддалась. Все трое буквально ввалились внутрь под испуганный возглас окружающих. Шарль подался вперед всем телом, раздувая ноздри, словно гончая, взявшая след. — Пусто! — раздалось из склепа, после чего на пороге появился полицейский и укоризненно сообщил графу Морану: — Нет здесь никого, ваше сиятельство. Его добровольные помощники, потирая отбитые локти и бока, хором подтвердили: — Как есть пусто. Ни души. Растолкав их, граф ринулся в часовню. Мне не было никакого дела до графа — меня интересовала реакция Шарля. А он, побледнев словно полотно, переспросил: — Как, пусто? — А вы чего ожидали? — подкравшись, прошептал я ему в самое ухо, и он отшатнулся как от удара. Отодвинувшись, я продолжил обычным голосом: — И кстати, а как вы сами здесь оказались? — Я здесь по просьбе графа Морана, мы случайно встретились в переулке Сент-Анн, он рассказал, что в склеп его отца пробрался некий шарлатан. Граф попросил меня приехать, дабы свидетельствовать на случай суда. — Какое удачное стечение обстоятельств для вас, Шарль, не находите? Он прищурился и внимательно посмотрел на меня: — Мой дорогой Поль, мне показалось, или вы меня в чем-то подозреваете? — Ну что вы. Я просто удивляюсь причудливой игре случая. Графу очень повезло встретить вас так вовремя, а вы в свою очередь чуть было не заполучили горячий репортаж. — Такова жизнь, — пожал плечами Шарль, заметно расслабляясь. — Говорят: кто ищет — тот найдет. — А еще говорят: не рой другому яму, сам в нее попадешь, — подхватил я. — Не будь вы моим другом, Поль, я бы подумал, что вы мне угрожаете. Отбросив в сторону притворство, я со всей серьезностью сказал: — Именно потому что мы друзья, я всего лишь предупреждаю: оставьте его в покое, Шарль. Он презрительно усмехнулся: — Мне жаль вас, Поль. Боюсь, он околдовал вас, как и многих до этого. — Интересно, за что вы его так ненавидите? — Я просто хочу вывести обманщика на чистую воду, это мой долг, только и всего. — Вы правы, мой друг, долг — это святое. Полагаю, что господину Костье тоже следует выполнить свой долг и познакомить начальника сыскной полиции с некоторыми письмами из своей личной коллекции. Например с письмом, которое проливает свет на сегодняшнее происшествие. На Шарля было страшно смотреть. Побелев от злости, он скрежетал зубами и, хватая воздух ртом, судорожно сжимал кулаки: — Вы… вы! — Я всего лишь предостерегаю вас от непоправимой ошибки, мой друг. Прощайте. — Развернувшись, я пошел по аллее прочь. Тем же вечером я приехал к Жан-Жаку и рассказал всё что удалось узнать. После мы устроились на кушетке: он сел, откинувшись на спинку, а я улегся, положив голову ему на колени. Любуясь его профилем, я размышлял вслух: — И всё-таки, меня не оставляет вопрос: в чем причина неприязни Шарля? Я давно его знаю, он тщеславен до безумия, но никогда не был фанатиком. Ни за что не поверю, что дело только в ваших предсказаниях. В конце концов, вы не единственный медиум в Париже, почему он прицепился именно к вам? До того задумчиво перебиравший мои волосы, Жан-Жак внезапно заговорил: — Месяца четыре назад ко мне пришли две дамы. Младшая из них, миловидная блондинка, с губами цвета клубники и совершенно невероятными голубыми глазами, собиралась замуж. Показав кольцо, она попросила предсказать, каким будет брак. Я честно сказал, что жених мот и позер и ее семейная жизнь будет лишена покоя. Поблагодарив и взяв с меня слово молчать, дамы удалились. В то время как Жан описывал неизвестную даму, внутри у меня всё сжималось в тугой узел. Я ревниво искал на его лице признаки заинтересованности и к огромному облегчению не находил их. Как только он смолк, меня, точно молнией, пронзило невероятной догадкой, и не в силах оставаться на месте, я вскочил с дивана и заходил по комнате, запустив руки в волосы: — Бог мой! Если это та дама, о которой я думаю, а судя по описанию, это точно она, то вы, мой ангел, своим предсказанием расстроили брак Шарля. Всё сходится: как раз четыре месяца тому назад расстроилась его помолвка и он потерял невесту, которая принесла бы ему в приданое миллион. Теперь я понимаю причину его ненависти. — Мне жаль. Но я сказал лишь то, что увидел. — И были правы, Шарль только на камелии спускает за год целое состояние. Но теперь, надеюсь, он оставит вас в покое, хотя бы ради своей безопасности… Я опустился перед Жан-Жаком на колени и взял его за руки: — Оставим Шарля и его проблемы… Я весь день мечтал поцеловать вас. Он наклонился, обнял мое лицо ладонями и прикоснулся губами к моим. Его поцелуй был словно глоток воды в пустыне. Но что такое глоток для того, кто сгорает от жажды? Я подался вперед и вклинился между его колен. Запрокинув лицо к нему, я с упоением пил нежность его губ, а мои руки тем временем проворно расстегивали пуговки его жилета. Пробравшись под рубашку, я принялся оглаживать его везде, где только мог дотянуться. Дрожа под моими прикосновениями, он покорно поднял руки вверх, позволяя стянуть рубашку. Восторженно оглядывая его гибкое тело, я сорвал с себя жилет и рубашку и, опрокинув Жан-Жака на диван, накрыл собой. В его потемневших глазах я прочел приглашение и ворвался в его рот языком со всей силой своей страсти, мечтая точно так же заполнить его своим естеством. Во мне разгорался пожар, который грозил сжечь меня заживо. Мои руки мяли его податливое тело, а он цеплялся за мои плечи, словно утопающий. Пробравшись за пояс его брюк, я сжал его вздыбленную плоть, и он, широко распахнув глаза, содрогнулся всем телом. Поймав мою руку за запястье, он отрицательно мотнул головой, и у меня едва не остановилось сердце. — Не здесь. Сюда могут войти, — хрипло пробормотал он, и я, мысленно возблагодарив небеса, помог ему подняться. Не размыкая объятий и не прекращая целоваться, мы добрались до спальни. Он запер дверь, предосторожность не лишняя, учитывая, сколько раз нас прерывали, и мы, избавившись от остатков одежды, упали на постель. Шея, ключицы, запястья, грудь, живот — я целовал каждый дюйм его атласной кожи, упиваясь ее запахом и сладостью. После сполз пониже и, обхватив его бедра руками, поцеловал в самое средоточие его страсти. Жан-Жак гортанно всхлипнул и, запрокинув голову назад, открыл моему взгляду беззащитное горло. Дыша словно загнанный зверь, он часто сглатывал, и его выпирающее адамово яблоко ходило вверх-вниз по длинной шее, пока я, пьянея от своей власти над ним, нарочито медленно облизывал его солоноватую головку кончиком языка. Терзая Жан-Жака, я терзал и себя самого: кровь с грохотом пульсировала в висках, в паху потяжелело от вожделения. Вжимаясь плотью в постель, я изнывал от желания взять его немедленно. Еще немного, и я, словно безусый юнец, готов был излиться на постель… — Поль, пожалуйста! — с мукой в голосе простонал Жан-Жак. Обняв меня за плечи дрожащими горячими руками, он вынудил меня полностью заглотить его плоть. Обхватив его губами, я сжал его в кольцо и принялся ласкать языком, то всасывая, то выпуская изо рта. Не прошло и минуты, как он, ахнув, забился в моих руками и выплеснулся мне в рот. Проглотив свою награду, я встал на колени и, обхватив свою напряженную отяжелевшую плоть, в несколько резких движений догнал его, оросив белыми каплями смуглую кожу моего возлюбленного. Переведя дыхание, я стер следы нашей страсти влажным полотенцем и улегся на постель, подперев голову рукой и любуясь восхитительной картиной, открывшейся мне. Освещенный неровным пламенем из камина, Жан-Жак лежал на боку, едва прикрытый простыней, которая соблазнительно обрисовывала его изгибы. На его щеках все еще играл нежный румянец, а на губах застыла мечтательная улыбка. Не удержавшись, я нежно поцеловал его в губы и прошептал: — Спи, любовь моя, а я буду охранять твой сон. Откуда-то сбоку, из-за балдахина выскользнула Мадлен. Неслышно переступая лапками и настороженно принюхиваясь, она прошла по развороченной постели и улеглась между нами, свернувшись клубочком и уставившись на меня прищуренными желтыми глазами. — Я не причиню ему зла, — пообещал я ей и, откинувшись на подушки, устало закрыл глаза.