Ошибки бурной молодости

Отослав Фитилю записку, я вернулся к Жан-Жаку и застал его перед портретом моего отца: последний был изображен в парадном сюртуке, со свитком законов в руке и орденом Почетного легиона на груди. Я встал у Жан-Жака за спиной. Не оборачиваясь, он задумчиво произнёс: — Ваш отец был очень целеустремленным и прогрессивным человеком. Вы несомненно можете гордиться им, Поль. Прижавшись к спине Жан-Жака, я положил руки ему на плечи, уткнулся лбом в затылок и забормотал: — А еще он был непримиримый моралист. Удивительно, что он все-таки не лишил меня наследства, как грозился. Знаете, мы не общались какое-то время. Увы, я и не думал, что смерть настигнет его так рано. Печальное известие застало меня в Марселе, я едва успел на похороны. — Думаю, он любил вас, несмотря ни на что. А вы так и не простили себя… Что мы будем делать дальше, Поль? Я постарался ответить как можно непринужденнее: — Дальше? Дальше, я поручил одному ловкому малому проследить за склепом генерала Морана. Надеюсь, завтра мы узнаем, чего хотел наш тайный недоброжелатель. — А до завтра? Невесомо поцеловав макушку Жан-Жака, я отвел волнистый локон, прикоснулся губами к чувствительному местечку за его ухом и с упоением почувствовал ответную дрожь его тела. — А до завтра у нас еще целая ночь. Я уже распорядился приготовить вам комнату. В данный момент мне не хотелось думать о подлой выходке Шарля, меня больше занимали размышления о том, как бы половчее избавить Жан-Жака от фрака. Увы, мои размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. Мой лакей Огюстен появился в дверях гостиной и с торжественным видом объявил: — Кушать подано. Я распорядился накрыть ужин в малой гостиной. Здесь никто не взирал со стен с немым укором на лице и не давил парадным блеском орденов. Внутри было слишком живо воспоминание о каменном подземелье, и я заранее приказал разжечь здесь камин. Едва мы устроились за столом, как Огюстен, вооружившись поварешкой и напустив на себя такой вид, точно он по меньшей мере распорядитель на Королевском Балу, открыл супницу и разлил по тарелкам овощной суп. Наполнив бокалы вином, он с поклоном отступил назад. Обсуждать при нем наше приключение было решительно невозможно, и я тут же отослал его прочь. Ничто так не способствует хорошему аппетиту, как опасность, оставшаяся позади. Впрочем, надеясь на приятное продолжение вечера, я старался соблюдать в еде умеренность. Покончив с супом, а после и с отварной индейкой и нежнейшим молодым горошком, мы утолили голод, и Жан-Жак, отпив вина, с лукавой улыбкой напомнил: — Я все еще жду вашу историю, Поль. Собравшись с мыслями, я начал свое повествование: — Как я уже говорил, я был молод, горяч и, как свойственно многим молодым людям, критиковал существующие порядки. Символом порядка для меня служил отец, который в ту пору входил в палату депутатов. Он был честным, но очень жестким человеком. Настойчиво продвигая свои идеи в политике и бизнесе, он переносил ту же манеру и на семью. Я бунтовал, мы часто ссорились… Однажды мой близкий друг Кристоф поведал о тайном обществе оккультистов, которые практиковали свои ритуалы на кладбище Пер-Лашез. Я с восторгом присоединился к ним. Как вы, должно быть, знаете, под городом сохранилась целая сеть выработанных карьеров известняка. Чтобы проникнуть на кладбище, члены общества использовали заброшенные шахты, оставшиеся после добычи известняка. Соблюдалась полная секретность: скрывая лица под черными масками и глухими капюшонами, мы спускались под землю в жалкой лачуге на окраине города. Насколько я помню, на кладбище существовало пять или шесть выходов на поверхность. Мы всегда пользовались одним и тем же, а сегодня я узнал, что в склепе генерала Морана тоже есть выход. — Что за ритуалы вы проводили? — Поначалу мы пытались разузнать секрет философского камня, и это весьма забавляло меня. Тайное общество, прогулки по подземельям — немало горячили кровь. Надо сказать, в то время Париж лихорадило, последние ордонансы Карла X вызвали массовое возмущение. Вряд ли вы это помните, Жан, вы были слишком юны. Нас всех живо волновало будущее, и мы решились вызвать дух Наполеона Бонапарта. Подавшись вперед, Жан-Жак вперил в меня внимательный взгляд: — И что же было дальше? — Дальше? — Я усмехнулся. — Вообразите себе впечатлительного юношу, с крайне развитым воображением — это и будет мой портрет в те годы. До крайности возбужденный мистической атмосферой ритуала, я готов был поклясться, что не только видел Наполеона, но и говорил с ним лично. Призвав нас к свержению монархии, дух исчез. — Мне кажется, я чувствую в ваших словах изрядную иронию. — Вам не кажется, мой друг. Но обо всем по порядку. После ритуала, возвращаясь обычным путем, мы замешкались и наткнулись в склепе на страстно совокупляющуюся парочку. Так я узнал, что в наше общество входят и женщины. Парочка расположилась почти что на алтаре, перекрывая нам проход, и Кристоф, как истинный дворянин, тут же вытащил меня на улицу. Все наши соратники уже ушли, и мы с ним оказались посредине кладбища вдвоем. Он тихонько посмеивался над этаким анекдотом, и тут меня пронзил безотчетный страх: среди надгробий я заметил женскую фигуру в светлой одежде. Схватив его за плечо, я молча указал в ту сторону. Все еще улыбаясь, он оглянулся. Женщина скользила мимо, мелькая тут и там. Казалось, будто она плывет над землей — так бесшумно она двигалась. Кристоф заставил меня пригнуться и потащил вперед. С каждым шагом меня все больше охватывал холод, расползаясь по всему телу. «Оставим это», — прошептал я, до смерти напуганный, на что он с улыбкой возразил: «Ну уж нет, я выясню все до конца». Пока мы спорили, женщина исчезла. Оглядевшись, мы обнаружили, что находимся недалеко от склепа баронессы Демидовой — это монументальное сооружение невозможно спутать ни с каким другим. Немало раздосадованный тем, что мы упустили свою добычу, Кристоф молчал весь остаток пути до дома. Это происшествие произвело на меня столь ужасное впечатление, что я заболел. Несколько недель я провел буквально между жизнью и смертью, а очнувшись, узнал, что Карл X отрекся от престола и новым королем Франции стал герцог Орлеанский Луи Филипп. Едва окрепнув, я поспешил к моему другу. Наивная душа, я верил, что предсказанное и впрямь сбылось. Более того, в моей голове возникла безумная мысль — предложить отцу впредь советоваться с духами по всякому поводу. Попеняв на мою неосведомленность и взяв с меня слово молчать, Кристоф назвал имя предводителя нашего тайного сообщества. Этот знатный дворянин сыграл не последнюю роль в перевороте. Подозреваю, пытаясь привлечь на свою сторону как можно больше сторонников, он не гнушался даже и мистикой. В горле моем пересохло, и я замолчал, наполнил бокал и, жадно осушив его, резюмировал: — Признаюсь, тот случай излечил меня от излишней доверчивости. С тех пор я не доверяю медиумам, чревовещателям и прочим ясновидящим. Окинув меня благодушным взглядом, Жан-Жак улыбнулся, отщипнул крупную ягоду от виноградной грозди и медленно откусил кусочек: — Значит вы не верите в медиумов? В таком случае позвольте поинтересоваться: какой счастливой случайности я обязан знакомством с вами, Поль? Завороженный тем, как его зубы вонзаются в сочную мякоть виноградины, я едва ли услышал, о чем он говорит. — Поль? Я встряхнул головой, точно охотничий пес моего деда. Так вышло, что мы с Жан-Жаком прежде не обсуждали обстоятельства нашего знакомства: почти месяц я сгорал от желания и наслаждался его обществом, а он был настолько любезен, что не задавал вопросов о моей несуществующей возлюбленной. Все это время я ожидал благоприятного момента для признания, но в то же время и оттягивал его, страшась ответной реакции. Нелегко признаваться в не красящем тебя поступке. Но, пожалуй, действительно настало время рассказать всю правду. Тем более что после сегодняшнего я больше не доверял Шарлю. Страшно подумать, в каком ложном свете он может описать эту историю в своей газетенке из желания насолить мне. Конечно, вполне возможно, что во мне сейчас заговорило выпитое вино, но я решился: — Хорошо. Я расскажу вам все, но сначала ответьте на мой вопрос. — Только один? Согласен. Собравшись с духом, я торжественно пообещал: — Жан, я ожидаю, что вы будете откровенны со мной, и взамен тоже обещаю быть откровенным… — Расстегнув ворот рубашки, я выудил наружу цепочку с кольцом: — В тот день, когда мы с Шарлем приехали к вам… Скажите, вы действительно что-то увидели в этом кольце или ваши слова были лишь игрой, рассчитанной на доверчивого клиента? Лицо Жан-Жака посерьезнело: — Я почувствовал ледяной холод. Обычно так чувствуются вещи, владельцы которых умерли. Это что касается моих ощущений. Открою вам секрет: помимо этого, я использую наблюдательность. Вот вам мои рассуждения: кольцо явно мужское, но вы носите его на шее — значит, это память о близком человеке. Это не ваш отец — фамильную печатку носят на руке, а не предлагают медиумам для проверки. Ваш расстроенный вид тоже говорил в пользу моих наблюдений. Выслушав его, я поразился тому, как все просто объяснялось. Потом спохватился: — Но вы не выдали меня. Почему? Жан-Жак с улыбкой покачал головой: — Позвольте мне не отвечать, тем более что это уже второй вопрос. Теперь моя очередь: кольцо принадлежало Кристофу? — Да. Он завещал его мне. — Он предчувствовал свою гибель? Простите мою назойливость, Поль, но я чувствую, что здесь кроется какая-то тайна. Я помолчал, прилагая усилия, чтобы мой голос не дрожал: — Видит бог, я и сам хотел бы это выяснить. В тот день, когда я видел его в последний раз, Кристоф был явно не в себе — он составлял завещание. Он рассказал мне, что встретил на кладбище призрак баронессы Демидовой. Баронесса предсказала ему скорую гибель на дуэли. Естественно, я высмеял его легковерие. Но тщетно я взывал к его разуму и приводил разные доводы. Он стоял на своем, и я уехал крайне раздраженным, посоветовав ему не выходить из дома. Через пару дней он был на балу у австрийского посланника. Произошло глупейшее недоразумение, он получил вызов. Свидетель дуэли рассказывал после, что противник Кристофа едва владел шпагой и убил его случайным ударом. Мой голос дрогнул, и Жан-Жак произнёс с грустью: — Вы любили его. — Да. Но без взаимности. Кристофа не привлекали мужчины. Впервые в жизни я открыл кому-то тайну, хранящуюся в моем сердце. В смятении я закрыл лицо рукой, а Жан-Жак, протянув руку, накрыл ею мою ладонь и сочувственно произнес: — Мне жаль, Поль, что я заставил вас вновь пережить вашу утрату. Как мне загладить свою вину? Глаза Жана горели таким неподдельным участием, что лучшего момента для признания нельзя было и подобрать. — Обещайте, что не будете сердиться на меня, Жан. Он приложил правую руку к груди и кивнул. Вдохновленный этим, я продолжил: — Зная о моем скептическом отношении к медиумам, Шарль попросил составить ему компанию. Он хотел разоблачить вас и написать обличительную статью в свою газету. Но вы оказались на высоте и посмеялись над ним. И буду с вами откровенным: поразили меня в самое сердце. Жан-Жак мягко улыбнулся: — Я не строил иллюзий относительно визита господина Лотар-Мезара. Когда ко мне на прием приходит известный журналист, можно с уверенностью утверждать, что он пришел за сенсацией. Но я и не подозревал тогда, какой сюрприз мне уготовила судьба. Это звучало почти как признание, и, не отрывая взгляда от Жан-Жака, я поднялся и, взяв его ладонь в свои, притянул его к себе. Поистине сегодня был удивительный вечер, и в моей груди вспыхнула надежда, что этой ночью Жан наконец допустит меня туда, куда я так отчаянно стремлюсь всем своим естеством. Весь прошлый месяц он с явным удовольствием проводил время в моем обществе и охотно отвечал на поцелуи, но едва дело доходило до большего, он с необыкновенной ловкостью уклонялся от близости. Не сомневаясь в его симпатии, я никак не мог понять причин такого поведения, свойственного светским кокеткам. Настаивать я не хотел. Причин было несколько. Во-первых, обстоятельства нашего знакомства, а во-вторых, я не привык действовать силой и надеялся заслужить его доверие и любовь. И вот теперь моя совесть чиста и меня больше не мучит мысль, что я обманом вошел в его дом. С этой сладкой мыслью я уверенно заключил его в объятия и поцеловал. Оторвавшись от желанных губ, я заглянул в его глаза: — Значит ли это, что этой ночью… я могу надеяться? Вы… подарите мне себя, Жан? — спросил я, и от волнения голос мой срывался. Высвободившись из моих объятий, он отступил назад и заговорил, глядя мне в глаза: — Я буду с вами откровенен. Я знаю, что вы человек чести и не обратите мои слова против меня. Так вот, поверьте, если бы я был женщиной, я отдался бы вам на второй день знакомства. Но я мужчина, Поль. Отношения между мужчинами одновременно и сложнее, и проще. То, что в обществе легко прощается женщинам, никогда не простят мужчине… Такое начало не сулило мне ничего хорошего. Я похолодел и с тоской ожидал приговора. Тем временем Жан-Жак продолжил: — С каждым днем я все больше увлекаюсь вами, Поль. Я желаю быть с вами каждую минуту и в то же время бежать от вас как можно дальше. — Но почему? — в отчаянии воскликнул я. — Рядом с вами я теряю волю… Меня неудержимо влечет к вам, точно мотылька к открытому огню. Я протянул ему раскрытую ладонь: — Вы можете доверять мне, Жан. Мое сердце принадлежит вам. — Дьявол, я больше не в силах бороться сам с собой. — Он с силой дернул меня к себе и влажно и глубоко поцеловал. Его слова опьянили меня. Покрывая поцелуями его скулы и шею, я наконец-то избавил его от фрака и занялся шейным платком. За моей спиной скрипнула дверь гостиной. Обернувшись, я с неудовольствием обнаружил на пороге комнаты Огюстена с выпученными глазами. — Ванна готова, господин Перье, — проблеял этот болван и поклонился. — Ступай, Огюстен… — Внезапно в мою голову пришла сумасшедшая идея: — Не желаете ли принять ванну, Жан? Почту за честь лично прислуживать вам. Несмотря на явное смятение, он кивнул. Мы вошли в мою спальню и, бросив взгляд на огромную кровать, Жан-Жак залился нежным румянцем. Почувствовав себя насильником, я распахнул дверь в смежную с моей спальней комнату и указал на наполненную фаянсовую ванну: — Жан, я действительно предлагаю вам ванну. Если мое присутствие стесняет вас, я не буду докучать, вы даже можете закрыться на засов. Я хочу, чтобы вы знали — я никогда не сделаю ничего против вашей воли. — Простите мне мою нерешительность, Поль, прежде я никогда не был с мужчиной, — перебил меня Жан-Жак, и сердце в моей груди пустилось вскачь. — Одно ваше слово, Жан, и ничего не будет. Вместо ответа Жан принялся медленно развязывать свой шейный платок. Не отдавая себе отчета, я слепо повторял его действия со своей одеждой. По мере того как мы раздевались, в моей крови разгорался огонь. К тому моменту, как Жан предстал передо мной обнаженным, точно в день своего рождения, я был возбужден до крайности и молился лишь о том, чтобы не умереть от разрыва сердца, что было бы слишком досадно в такой момент. Как я и предполагал, он имел идеальное телосложение — широкие плечи и грудь атлета и длинные ноги и узкие бедра бегуна. Его плоть, горделиво вздымаясь среди густых тёмных кудряшек, почти не уступала моему естеству в размерах. Жан расправил плечи, словно давая мне полюбоваться собой, и окинул ироничным взглядом мои подштанники. — Я же собираюсь мыть, а не мыться. — поспешил оправдаться я. Я помог ему забраться в ванну, щедро намылил губку и склонился над ним. Неторопливо, точно лаская, провел губкой по его рукам, плечам и груди. После спустился ниже и, с тайным восторгом отметив, как он с шипением втянул в себя воздух, коснулся его напряженного живота. Мои движения были вполне невинны — я не позволил себе спуститься ниже его пупка. Потом я принялся за его ноги — намылил ступни и лодыжки и каждый пальчик в отдельности. Откинувшись на край ванны, Жан наблюдал за моими действиями из-под полуприкрытых век. С таким видом, должно быть, кошка наблюдает за мышкой — внешне равнодушная и при этом не упуская из виду ни одного движения. Продолжая сладкую пытку, я провел губкой сначала по внешней стороне его бедра, а после скользнул на внутреннюю. Тут Жан резким движением схватил меня за запястье и прошептал, сверкнув глазами: — Не желаете присоединиться ко мне, Поль? Видит бог, я хотел! Да что там, я мечтал об этом! В мгновение ока скинув белье, я залез в ванну и разместился позади Жана. Сердце мое колотилось как безумное. Он уселся меж моих расставленных колен и откинулся мне на грудь. Вне всякого сомнения, он почувствовал мое возбуждение, но его это не смутило, напротив, он поерзал, устраиваясь поудобнее. А я совсем не учел, что столь близкое и долгожданное соседство приведет меня в смятение — когда я вновь взялся за губку, руки мои дрожали. Слегка разведя его сомкнутые бедра, я продолжил. По мере того как губка продвигалась вверх, меня охватывало желание обладать Жаном здесь и сейчас. Прислушиваясь к его неровному дыханию, я так увлекся, что не заметил, как потерял губку, и моя пустая рука накрыла его естество. Действуя по инерции, я обхватил его и несколько раз нежно провел по всей длине, от основания до головки. Жан крупно вздрогнул, но лишь сильнее вжался в меня спиной. Ободренный этим, я продолжил ласки: то зарываясь пальцами в густую поросль на лобке, то едва касаясь его головки и обводя ее пальцем по кругу. Положив вторую руку ему на грудь я потеребил пальцами темный и блестящий от воды сосок. По телу Жана вновь прокатилась дрожь, и, хрипло выругавшись сквозь зубы, он простонал: — Черт возьми, не мучьте меня, Поль, умоляю. Долгожданное разрешение развязало мне руки. Припомнив, как нравится мне, я сжал его плоть и принялся двигать рукой быстрее. Жан застонал и, выгнувшись, вскинул ноги вверх, уложив мне их на колени и открывшись мне полностью. Подчиняясь невысказанной просьбе, я опустил вторую руку вниз и приласкал его мошонку. Жан запрокинул голову мне на плечо. Его глаза были прикрыты, влажные кудри прилипли ко лбу. С неиспытанным доселе восторгом первооткрывателя я продвигался дальше и наконец коснулся того места, куда так настойчиво стремился попасть. Подчиняясь непреодолимой тяге, я нажал на тугой вход. Жан напрягся в моих руках. — Расслабься, любовь моя. Я едва узнал свой голос. Капля пота стекла по моему виску, и, дрожа не меньше, чем Жан, я усилил свой натиск и проник внутрь до первой костяшки. Жан был невероятно узким. Он всхлипнул и сам двинулся мне навстречу. Оказавшись словно распятым между моих рук, он задвигался, прерывисто дыша открытым ртом, попеременно толкаясь в мой кулак и насаживаясь на мой палец. Почувствовав его нарастающее возбуждение, я добавил второй палец, мечтая заменить его собой. Я жаждал ворваться в его тело, но не мог позволить себе предать его доверие. Я весь горел, и моя собственная плоть, зажатая между наших тел, сделалась каменной. Едва ли осознавая, что делаю, я терся ею о Жана и в то же время двигал сжатым кулаком все резче и быстрее. Я уже чувствовал, как покалывает иголочками все мое тело, и мне недоставало совсем чуть-чуть до освобождения, когда Жан особенно глубоко насадился на мои пальцы и, ахнув, распахнул глаза. Соскользнув с моих пальцев, он вытянулся точно струна и с мучительным стоном излился мне в ладонь. После чего обессиленно обмяк на мне и закрыл глаза. Нежно придерживая его, я в несколько яростных движений довел себя до удовлетворения. К счастью, несмотря на то что мы почти одного роста, я все же значительно крупнее и сильнее Жана. Выбравшись из ванной, я отнес его в спальню и уложил в свою постель. Укрыв одеялом, я лег рядом, поцеловал его в губы и уснул со сладкой надеждой продолжить утром. Увы, надеждам моим было не суждено сбыться. Проснулся я от осторожного шепота. — Господин Перье. Рядом с кроватью стоял Огюстен. Заметив его взгляд в сторону разметавшегося по постели Жана, я ревниво нахмурился и приподнялся: — Чего тебе? — Вас спрашивает какой-то человек. Говорит, это срочно.