Вендетта

— Если хочешь, можешь спрашивать, — тишина давила на сознание, врезаясь в самое горло удушающим комом. Аура названой матери не имела столь же сильного томительного влияния. Аластор чувствовал напряжение в воздухе, исходящее недоверчивыми импульсами от Верховной. Это было невыносимо. Сегодняшний день перевернул с ног на голову весь устоявшийся распорядок жизни. Кармилла тихо выдохнула, вслушиваясь в дикое биение своего сердца и шорох обуви по мраморному полу. Она обязана сохранять мнимое спокойствие, дабы не спугнуть отвергнутое дитя в своих ладонях. Лилит и маг Вуду были знакомы лично — картина наконец предстаёт перед глазами в общем виде. Этот мужчина знал дорогу до пристанища королевы, а все его повадки в золотых покоях кричали о давней обиде. Молния, горящая в глазах Аластора, полыхала скрываемой злобой. Кармайн выпрямляет спину и бросает настороженный взгляд в сторону Шарлотты. Девушка угрюмо смотрела себе под ноги, так предсказуемо сдерживая влажный блеск в миловидных глазах. Этот взгляд не принадлежал хладнокровной Лилит — Чарли была другой. Ангельски милой и растерянной. — Ты заключил сделку с Лилит? — убедившись в том, что ребёнок слишком погружён в свои личные драмы, женщина позволяет себе поднять столь щепетильную тему. Каждому чародею известно, насколько опасен яд ведьмы-прародительницы. Сделка с ней являлась клеткой из зачарованного серебра. Единожды попав в эти сети, колдун никогда не сможет вновь расправить крылья свободы и жить во благо самому себе. Лилит забирает самое ценное, кощунственно пользуется душами своих подопечных и ломает кости. Кармайн пришлось пожертвовать собой во имя ведьминского племени. Но что сподвигло Аластора на преступление против самого себя? — Да, это было очень давно, — мужчина страшился проникновения в лету забытых воспоминаний. Трагедия его жизни засела плотоядным червём, сжимая трепещущее нутро и светлые мгновения прошлого. Казалось, он жил в бреду, плутал в густом тумане и не мог найти выход. Судьбоносная тропа Аластора — бесконечная бездна, утопия гордыни и легкомысленной самонадеянности. Он погиб. Исчез с лица земли, оставив после себя лишь пепел сожалений. Отдав душу в промерзлые объятия старейшего истока магии, повелитель вуду обрёк себя на жгучих страстей страдания. Очаровательная сила, переполненная мëртвенной магией, вознесла истлевшего к лучам захороненного солнца. Он живёт, постигая ошибки прошлого. — Рози знает об этом? — Кармилла не могла простить себе собственную невнимательность — страшилась лишиться своей самой близкой подруги по вине тщеславных рук мага. Она не привыкла прощать людей. Этот греховный крест слишком притягателен для обескровленных душ. Лишь единожды вкусив сладкий плод вседозволенности, существо не сможет вернуться на путь истинный. Никто из них не смог. — Я не позволю щенку Лилит крутиться вокруг неё. — Я не причиню Рози вреда, — Аластор повышает голос, срываясь на несвойственный себе возглас возмущения. Он не посмел бы ставить под сомнение свои сердечные чувства. Любовь дорого обошлась магу в прошлом, оставляя дрожащий осадок, шлейф кровного пленения на горле. Мужчина глубоко вздыхает, напоминает себе необходимость терпения. Кармилла не поверит его словам, только не сейчас. Сердце снежной королевы не растопить обычными словами, на это понадобится время и весомые доказательства. Только бы Кармайн молчала. Не раскрывала Рози его мрачного секрета. — Я расплатился с Лилит, — Аластор ищет крупицы понимания на стеклянных чертах собеседницы, лелеет надежду развеять образ жалкого обманщика. Он потерпел крах в своих былых стремлениях, не желая лицезреть последствия ложной самоуверенности. Но мужчина из последних сил надеялся сорвать лиловые цепи, разбить связь с Лилит и освободить свою душу. — Меня больше ничего не связывает с ней. Кармилла стреляет багряными глазами, смотрит беззастенчиво и упрямо. Этот взгляд режет по больному, мысленно возвращая мага во мрак самобичевания. Болезненные времена жгучей ненависти и пылающего отвращения к самому себе. Женщина готовится бросить очередную, пронизанную горечью фразу, но замолкает под натиском дрожащего возгласа Шарлотты: — Папочка, — девушка вырывается из ослабленной руки Верховной, спотыкаясь от пелены слез. В богатой прихожей стоял незнакомец, глаза которого с невероятной схожестью отражали ангельский лик Чарли. Аластор с любопытством всматривается в блондинистого мужчину, чувствуя такую податливую и одновременно жаркую ауру смертного. Что такого смогла разглядеть в нём Лилит? Ради чего отказалась от ведьминского величия? — Душа моя, — Люцифер мягким движением забирает белокурую девушку в свои объятия, прижимает к груди и закрывает глаза под натиском непрошеной боли. Он не мог воспротивиться воле Лилит, зная, что та всегда желала всего самого лучшего для их ненаглядной дочери. Шарлотта, сдерживающая себя на протяжении всего пути, расплывается в громком плаче. Ребяческое сердце скулит, требует справедливости и разрывается от безысходности. Её судьба была предопределена. — Чарли, девочка моя, не плачь. Кармайн замирает на месте, наблюдая невидящим взором за прощанием отца и дочери. Ноги отчаянно отказываются идти. Не выдерживают груза тягостных мыслей. Хотели бы её девочки знать правду об их отце? Нет. Женщина отдергивает себя, вбирая в лёгкие побольше воздуха — истина разобьёт бедные сердца Клары и Одетт. Раздавить их лучезарную веру в лучшую жизнь. Они не готовы, не смогут пережить болезненного созерцания жестокой реальности. Кармилла не уверена, что когда-либо найдёт в себе силы поведать историю разбитой души. С течением десятилетий стало проще хранить молчание и отравлять собственный разум тягостями невысказанных страданий. Легче оставлять воспоминания гноиться под кожей, позволяя им обретать призрачный образ ночных кошмаров. Эта ужасная чёрта невольно заставляет снежную королеву понять мотивы мага Вуду. Есть секреты, которым лучше оставаться запертыми под замками, дабы не разрушить хрупкую обитель счастья. — Папа, я не хочу уезжать, — Чарли отчаянно сжимает тонкими пальцами исписанный жемчугом пиджак своего отца. С негласной мольбой всматривается в родные черты лица. Девочка безбожно ищет поддержку, так глупо мечтая вырваться из лап дурной судьбы. — Я знаю, mon cher, — блондин мягко проводит ладонью вдоль волнистых волос Шарлотты, улыбаясь непередаваемой горечью. В глазах мужчины блестела плохо скрываемая россыпь слез. — Но так будет лучше, так нужно. Кармилла, не находя в себе силы и дальше наблюдать семейную драму, робко подходит к Чарли со спины. Молчит, ощущая на себе обессиленный взгляд Люцифера. Они оба были против решения Лилит, но не могли ничего изменить. — Нам пора выдвигаться, чтобы приехать в ковен до заката, — женщина ненавидит себя за то, что вынуждена говорить холодно и непринуждённо. Ей больно смотреть на страдания невинного ребёнка. Шарлотта совершенно чиста, её энергия искрится трогательными весенними потоками магии. Светлая и невероятно сильная для чародейки её возраста. — Конечно, я подготовил лошадь для Чарли, — Люцифер выпрямляется, продолжая неосознанно обнимать плечи своей дочери рукой. Ресницы мужчины предательски трепещут под давлением жалости и многострадальной разлуки. Его сердце до сих пор отрицало неизбежность грядущего. — Пообещайте, что с ней всё будет хорошо, — голос умолял, дрожал и надрывался от кристальной тяжести под сердце. Он, будучи воистину любящим отцом, хотел бы самостоятельно оберегать свою дочь, растить её и лицезреть все магические начинания. Но подобное навсегда останется несбыточной мечтой. — Ваша принцесса будет в безопасности, — тихо подошедший Аластор с одобряющей улыбкой прожигает Люцифера взглядом. Маг чувствует на плоти этого смертного гибель других людей. Очень много душ, покинувших этот мир раньше положенного срока. От мужа Лилит веет мрачной сыростью и обрядами мглы — сколько жертв пришлось принести бывалой царице, чтобы продлить годы существования своего человечного возлюбленного? Брызги заката утопали в облачном небе, умирали под хмурое звучание лошадиного бега. Они успели в срок. Очертание внушительного особняка появилось на горизонте, позволяя путникам единодушно вздохнуть с облегчением — эта дорога далась тяжело всем. Усталость ломила кости, испепеляла конечности дрожащей агонией. Чарли хранила угрюмое молчание на протяжении всей поездки. Девушка не готова была признаться самой себе в сложившейся ситуации, настырно игнорировала реальность и необходимость влиться в новый распорядок жизни. — Мама действительно причинила вам столько боли? — белокурая ведьма сжимает руками позолоченную уздечку, не решаясь посмотреть в сторону своих сопровождающих. За несколько часов все её взгляды подверглись сомнениям. Кому или чему ей верить? Усталые Аластор и Кармилла невольно переглянулись, молчаливо страшась разбить израненное сердце нового члена шабаша. Их подопечная выглядела до невозможности виновато, словно она лично присутствовала во время заключения сделок и диктовала неутешительные условия. Не её руки были запятнаны багрянцем дрожащих душ по самые локти. — Это слишком сложный вопрос, Чарли, — Кармилла не желает подрывать материнский авторитет в глазах юной персоны, предпочитая скрыть очевидную правду. Впрочем, нельзя было винить Лилит во всех смертных грехах — по своей воле или нет, сторонники колдовского племени самостоятельно прибегали к заключению сделок. Древнейшая ведьма лишь забирала что-то, отдавая желаемое взамен. На землях ковена царила атмосфера приятного уюта. Домашний лепет, ниспадающий на изнеможденные души благодатным потоком. Они наконец-то дома. Аластор с обыденной ловкостью выбирается из седла, спеша помочь опечаленной девушке встать на ноги. Хотелось закутаться в ароматные простыни, оставляя все докучающие переживания на правосудие времени. Кармайн заводит лошадей в сторону небольшой пристройки, нарочито грубо не желая смотреть в предательские глаза мага. Знает, что этот мужчина сверлит спину и умоляет негласно: «Не говори Рози». — Отведи Чарли в гостевую комнату. Ей необходимо поспать, пока мы не придумаем, что делать дальше, — женщина глубоко вздыхает и разглаживает шелковистую гриву своей кобылы. До слуха долетают шаги, оглушающие тихим шелестом тишину сонного ковена. Аластор знает — Кармилла сохранит его тайну, разделяя душевную тяжесть молчания. Ведьминское сердце кричит о необходимости поделиться с названой сестрой новоприобретенной информацией, но сомнительный шлейф понимания не позволит разгласить чужой секрет. — Карми, — Верховная вздрагивает в плечах и оборачивается в сторону дома. Пёстрые локоны, впитавшие в себя терпкий аромат малинового чая, искрились под блеклым светом нового дня. Стихийница бежала вдоль тропинки, отчаянно поднимала дорожную пыль и смахивала вкрапления слез на щеках. Теперь Кармилла точно поняла — она вернулась домой. Девушка влетает в раскрытые объятия снежной королевы, едва не сбивая усталую женщину с ног. Так тепло. Вельветт сжимает тонкую талию своей возлюбленной, упиваясь возможностью слышать чужое дыхание и размеренное звучание ледяного сердца. Это было высшей наградой. — Ты вернулась, — горячий шёпот обжигает бледное лицо Кармиллы, вызывая на размазанных устах мягкую улыбку. Младшая ведьма выглядела не менее измученной, чем сама Кармайн. Наверняка, эта несносная огненная буря не спала всё время разлуки, норовясь прорваться сквозь преграду Рози и выехать по следам. Мчаться вперёд, не разбирая пути. — А у тебя были сомненя? — женщина осторожно накрывает рукой влажную кожу Вельветт, стирает самыми кончиками пальцев дорожку солёных слез и задыхается от непривычной нежности. Её действительно любили. Ждали и возносили молитвы великой Моране за скорейшее воссоединение. Девушка тихо смеётся, не переставая влюблёнными глазами смотреть на свою снежную королеву. Огненная чародейка готова была ждать целую вечность, храня под сердцем надежду вновь увидеть этот обжигающий холодный лик. — Что за девушку Аластор вёл по коридору? О чем вы говорили с Лилит? — вопросы Вельветт звонким роем осыпались на голову Кармиллы, так неприятно омрачая изнеможденное сознание дополнительными мыслями. Женщина тихо вздыхает, прикрывает глаза и с нескрываемой усталостью ластится к младшей Верховной. Белоснежные локоны ниспадают по плечам стихийницы, когда Кармайн безбожно опускает голову и прижимается к пёстрой макушки подбородком. Мягкий аромат малины успокаивает. Позволяет хотя бы на время отпустить неприятный груз переживаний. — Я поняла, все вопросы оставлю на потом, — девушка накрывает горячими руками плечи Верховной льда и осторожно уводит усталое тело в сторону особняка. Ресницы женщины небрежно трепещут под натиском приятного утреннего ветра и навалившейся сонливой истомы. Разум отказывался признаваться в острой необходимости сна, всю дорогу заставляя ведьму гордо держать спину и выдерживать на себе пытливый взгляд мага вуду. И только сейчас, в очаровательных объятиях любимой, Кармилла снимает с головы хрустальную корону. Разбивает толщу льда, подставляя своё ледяное сердце под первые лучи восходящего уединения.

***

Аластор не мог потерять её — единственную женщину, чья первобытная душа смогла открыть ему прямую дорогу в объятия любовного деяния. Не посмеет упустить драгоценный шанс обрести желанное счастье и честный покой. Маг помнил каждую мелкую деталь: некогда голубые очи, сгорающие ясными угольками на чопорных чертах ведьминского лика, звонкий смех, столь чистый и беззастенчивый — он заставлял что-то живое трепетать под замеревшем сердцем. Весь образ Рози запечатлелся в единое созвездие, порождая утерянное чувство влюблённости и духовного просветления. Чародей по-прежнему ощущает на своей шее шлейф заострённого ритуального кинжала, который некромантка поднесла к его горлу в их первую встречу. Уже тогда, заглянув в омут страстного пожара незнакомой женщины, колдун бесследно исчез для дьяволов собственного прошлого. Бесы затихли в голове, вкушая привкус горького цитруса и нежность коварных губ. Рози путала мысли своей фальшивой хрупкостью, завораживала стойким голосом и отчаянным рвением. Некромантка не страшилась дрожащего царства мёртвых, сливаясь с ним в творение истинного колдовства. Аластор влюбился в блеск бездонных глаз и кровавую натуру. Жрица смерти покорила его, окрашивая вены отблеском чуждой нужды. — Кармилла до сих пор спит? — просторное помещение, оборудованное под своеобразное подобие кухни, освещалось вечерним переливом приоткрытого окна. Ажурные узоры колыхались от порывов слабого ветра и разносили по всему помещению слабый аромат печеных овощей. Весь шабаш молчаливо ждал, с замиранием сердца прятался по комнатам и не смел нарушить хлипкий покой вернувшихся путников. Аластор, к общему удивлению, покинул свою кровать первее ледяной женщины. Проснулся с наступлением мрачных сумерек. Мужчина оглядывается в тишину общей комнаты, неся на зыбких плечах остатки беспокойного сна и болезненное последствие долгой поездки. — Я не заходила в её покои с самого утра, — голос стихийницы раздаётся со стороны небольшого кофейного столика, отражая дымку свежесваренного малинового чая. Вельветт лениво подпирает подбородок рукой и старается не моргать слишком часто — боясь потревожить свою возлюбленную, девушка умудрилась поспать всего несколько часов в своей комнате. Сновидения без мягкого дыхания Кармиллы под боком были излишне тревожными и скудными. Царство Морфея блекло, отвергая бывалое желание посетить его. — Но она спала, когда я уходила. Маг Вуду кивает своим мыслям и задумчиво подпирает плечом ближайшую стену. Чувство вины разжигает хлесткий огонь стыда в груди, бьёт по рёбрам и перекрывает доступ к владениям свежего воздуха. Слова Кармайн не пускают из цепких лап правды, отражаясь навязчивым отголоском совести. Он предатель? Обманщик? Глаза ненароком цепляются за фигуру любимой некромантки: такую непривычную и нежную в лучах домашнего уюта. Нарезая овощи, подобно конечностям своих жертв, Рози тихо напевает себе под нос старинную мелодию. Ведёт себя столь беспечно и отстранённо. Мужчина не знал, сможет ли он когда-нибудь надломить её доверие. — Та девушка — дочь Лилит, не так ли? — чёрные глаза не отрываются от готовки, но невероятно точно задевают струны грешной души своим обсидианом. Остро и метко. Аластор хмурится, вербуя себя непонимающим молчанием. Он не обмолвился и словом с момента своего возвращения, сваливаясь камнем под тяжестью тучных раздумий. — Я чувствую еёкровь в жилах девчонки, — спокойствие Рози являлось защитным механизмом. Маг чудесно изучил чужие повадки и знает наизусть любое проявление скрываемого раздражения. Некромантка закипала. Боялась и отрицала грядущую неизвестность. — Дочь Лилит? Вы должно быть шутите? — вся былая нега сна исчезает с черт смуглого лица, отзываясь таким яростным огнём вдоль сердца Вельветт. Рубиновый взгляд мечется между магом и чародейкой, ищет надежду на иной поворот их сюжета. Девушка не готова мириться с тем, что чадо старой стервы будет обитать в священных стенах её дома. — Это было желанием Лилит, — Аластор принимает чашку травяного отвара от жрицы и жадно глотает тёплый напиток. Всё их будущее вновь так стремительно катится под велением времени, уступая место привычной суматохе и бесконечным попыткам внести равновесие в сумбурные будни. Эти земли прокляты притягивать в свою обитель беды и очередные тяжкие преграды. Неудачи, потери и нескончаемые драмы — это их душевная отрава? Вельветт не говорит и слова. Встаёт со своего места, излишне шустро проскользая мимо старших чародеев. Её вновь оставили без ответов. Никто не может дать успокоения бушующей стихии, необузданному нраву и вольному ветру в истоке. Девушке не суждено понять чужого смирения. Она желает истину, игнорируя горький её вкус на языке. Покои Кармиллы встретили Верховную огня сплошным сквозняком и пустующим отражением распахнутых окон. Белоснежные простыни, смятые в неаккуратной спешке, давно утратили тепло чужого тела. Снежная королева нередко уходила за пределы трогательных стен, желая обрести одиночество в окружении всеохватывающих лесов и своего основного источника энергии. Вельветт точно знала, где ей необходимо искать свою возлюбленную. Ветер завывал унылую песню меж верхушек хвойных просторов, заглушая несбыточной серенадой мелодичный щебет птиц. Мгла и пустота. Ночь притягивала, так отчаянно манила своей загадочной красотой. Она действовала опьяняющей страстью на сторонников магического племени, подначивала слепо доверять и открывать свои усталые души под натиском первобытного очарования. Девушка брела по знакомой тропинке, вслушиваясь в приближающееся журчание бурной реки. Природа успокаивает. Даёт вкусить томительное ощущение безмятежности и единения с духовной силой. Обычные люди избегали послезакатного пребывания во власти дикого начала — их страшила необузданная природа. Ведьма застывает, ловя густыми локонами срывающиеся с неба снежинки. Мать-Земля любила своих первенцев, уступая колдунам частичное господство над собой. Растворяясь под звенящим переливом магии, весна покидает пределы животрепещущего водоёма: порывы метели бьют по смуглым щекам, щекотят обнажённые плечи и извращённой картиной выделяются на фоне расцветающей растительности. Кармилла танцует на водной глади. Медленные вальсирующие движения порождают холод и покорные всплески девственных волн. Вода не противится, беспрекословно подчиняется желанию своей повелительницы и поддерживает Кармайн на скользких владениях. Не позволяет стыдливо окунуться в морозные пучины реки. Вельветт забывает о необходимости дыхания, на несгибаемых ногах шагая вблизь божественного пейзажа — проникает в зимнюю метель смело, оставляя весь свой огненный нрав за пределами ледяной сказки. Снег искрится в свечение ясных звёзд. Разрывается слабым воем вдоль здешней тьмы. Огонь любит холод. Зарывается своими языками в самое бурное пекло и ластится отрывистому звучанию морозной симфонии. Магия Кармиллы печальна и столь яростна. Сливаясь с усиливающимся ветром, она обнажает рубиновым очам весь тот страх и скрываемые смятения, о которых снежная королева не призналась бы вслух. Женщина танцует рьяно, пропуская сквозь самые вены каждое мягкое движение. Склоняется к воде, подобно молитвенному зову усталого сердца. Ледяные глаза закрыты плотной пеленой, не дающей разглядеть трогательный взгляд подглядывающей возлюбленной. Так увлечена. Вельветт жалеет о своём неумение рисовать — хотелось схватиться за полотно бумаги и выражать чарующий образ ледяной ведьмы. Каждый контур этого хрупкого, но воистину могущественного тела. Истинное произведение искусства таится в омуте багряных глаз и фарфоре бледной кожи. Снег осыпается размазанным веером вниз, стремясь заполнить каждую трещину на голой земле. Грация опускается, заменяясь лёгкой небрежностью и кроткой удивлённостью. Кармилла взирает точно на огонь с читаемым изумлением хрустальных глаз. Едва удерживая контроль над водой в своих пальцах, женщина спешит выпрямиться и ступить босыми ногами на влажный песок. Ещё никто не имел возможности так отчаянно врываться в интимный ритуал чародейки. Это смущает. Дарует необъяснимую свободу и робость бытия. — Ты невероятна, — Вельветт не скрывает трепетного восхищения, поддаваясь негласному порывы перехватить ледяную ладонь горячими руками. На бледной плоти виднелись редкие вкрапления инея, который мгновенно начали таять от соприкосновения с огненной стихийницей. Верховная так опрометчиво забылась во власти собственных трагедий, позволила вырваться бесконечному морозу внутри себя на волю. Молчаливая улыбка повествует о сокровенном, выражая в своём начале лёгкость благодарности и ребяческого смущения. Женщина привыкла лицезреть восторг со стороны своих приближённых, но искренняя любовь казалась столь запретной для оков серебряной клетки в груди. — Аластор рассказал? — подхватив свои туфли, Кармилла ненавязчивой грацией ступила на путь возвращения домой. Буря позади них оставила после себя мягкий снежный покров, лёгкую пыль, которая растворится от лучей весеннего жара с наступлением следующего дня. Никто не узнает об этом представлении морозного мрака. Вельветт отрывисто кивает и спешит выровнять шаг за своей возлюбленной. Ночь скрывает две путеводные фигуры пеленой ясного уединения. — Какие способности есть у дочери Лилит? — девушка не желает открывать своё негодование усталому лику Кармайн. Весь сжатый образ ледяной покровительницы кричал о моральном сопротивлении. Чувство утраченного контроля обжигало похлеще зачарованного серебра — это отвращает, заставляет примерять на себя перья пойманной синицы. У них вновь не было выбора. Белоснежные локоны трепещут под резкими движениями своей хозяйки: Кармилла смахивает с худощавых плеч осевший слой льдинок и гордо расправляет спину. Смотрит прямо, выше уложенной тропинки. — Предполагаю, эта девочка владеет всем и сразу, — земля щекотит босые ноги редкими ростками жухлой травы, отвлекая Верховную от тягостей предстоящих дней. Лилит в своей излюбленной манере не удосужилась поведать названым детям столь необходимые сведения о своём детище. Ничего. Пустота. Очередная загадка, ответ которой кроится в миловидном отблеске робеющих очей Шарлотты. — В её венах течёт могущество, способное сжечь нас всех, — Кармилла горько усмехается, улавливая броским взглядом сущее удивление на смуглых чертах Вельветт. Хватит ли им сил поднять на ноги адское дитя? Ведьму, скрывающую в своём истоке продолжение Лилит и бывалой тьмы.