Сборник AU и кинков по любимым Гомесу и Мортише

      — У тебя десять секунд, чтобы рассказать мне, где мои чёртовы деньги! — рявкнул, уже не молодой, Гомес. Он, одной рукой крепко прижимал лицо, дрожащего жалкого человека, к столу, а другой приставлял чёрненький Tanfoglio P19 к голове человечка. — Десять! Девять! Восемь… Маленький парень судорожно качал головой и задыхался в собственных слезах и соплях. Бормоча, что он ничего не знает. В комнате стоял густой дым от табачных сигар, приглашенная музыка и неяркий свет, как и во всех подобных заведениях. Хоть и Гомес и его пленник не были единственными людьми в комнате, было слышно только их шум. Остальные девять человек и одиннадцать шлюшек молчали. Гомес не желал проводить тяжёлую психологическую атаку, выявляя его слабые стороны и нажимая на них, чтобы узнать где его деньги, которые должны были прибыть ещё в среду. В прошлую среду.       — Семь! Не хочешь рассказывать, гадёныш? — лицо Аддамса исказилось, его глаза выражали откровенную ярость, животную и дикую. Казалось, у мужчины сорвались все тормоза, и ещё чуть-чуть он, либо пристрелит облажавшегося, либо у него из ушей пойдет пар. Ну, одно другому не мешает. — Если ты сейчас же…       — Гомес, дорогой, ты сильно занят? — вдруг сквозь тьму раздался голос, единственный, который мог перебить босса. Голос шел из дверей и в после небольшой паузы, в комнату зашла, даже заплыла сутенёрша сего джентльменского клуба. По совместительству объект поклонения босса, вся его жизнь, душа, которой нет, свет его очей, мед для его уст и так далее по списку, как он сам утверждал, хотя последнее, про мед, спорно.       — Нет, cara mia, я для тебя всегда свободен. Что-то случилось? — от того насколько переменился человек, у пленника пошли мурашки по спине. Вот он, готов убить его, яростен, словно лидийский бык на корриде и в следующую секунду оттаял словно сахар на солнце. В нем изменилось все, и голос, он стал мягким, немного восторженным, словно босс был рад тому, что просто увидел ее, и взгляд, он был обращён целиком и полностью только на женщину в черном, и тело, оно расслабились, хотя глава мафии не перестал тыкать ему в лицо пистолетом и давить на его голову. Казалось, люди вокруг них начали подавать хоть какие-то признаки жизни, перешептываясь или хотя бы дыша.       — Я хотела напомнить, что через 15 минут мы закрываемся. Девочки устали. — Мадам Аддамс, хотя ещё неофициально, холодно оглянулась на сеньора и окинула его ледяным взглядом, хотя, кажется, сеньору это даже нравилось, когда у остальных не было желаний, кроме как упасть под пол.       — Будет сделано, mi Diosa! — босс мафии, огромный, чаще всего самый высокий человек в комнате, шуточно отсалютовал и измерил время на часах и на позолоченных брегетах. Удовлетворенная, Мадам в последний раз посмотрела на него и ушла. Пока Гомес мечтательно смотрел ей в след, пленник отфыркнулся от крови и слюны, презрительно хмыкнул:       — И ты готов все потерять ради какой-то шлюхи?       — Что ты бормочешь, щенок? — вдруг крикнул на него Аддамс, так громко, что кажется стены шелохнулись, в комнате стояла гробовая тишина. Мужчина молниеносно подошёл к нему и схватил его за волосы, заставляя смотреть в глаза. Очень темные, жёсткие глаза.       — Сопляк, слушай меня очень внимательно. Она не шлюха, она сутенёрша. Слыхал о таких, парень? — Аддамс приблизил его лицо к своему, поворачивая его в неудобную позу, и начал медленно и тихо шептать. Слышно было всем. — И она не «какая-то», она моя будущая жена. Как ты вообще смеешь так говорить с doña? Я отрежу тебе язык и скормлю моим чудным рыбкам, а этой рукой, я ударю тебя в челюсть. Она признана смертоносной в 32 штатах и в Пуэрто-Рико, один мой удар может раздробить тебе череп, и ты думаешь, что можешь победить меня, выставив меня идиотом?! Пути назад не было. Ничего не было лишь темное красное месиво, где-то лежал оторванный язык и ошмётки мяса. Девочек отпустили ровно через 15 минут, с требуемой суммой и с щедрой долей чаевых. Нико, молодая короткостриженая девушка с ярким макияжем, робко зашла в комнату Маман и рассказала о случившемся.       — Ты уверена, что она не зла на меня? — бегло спросил Гомес, нервно переступая с одной ноги на другую, обращаясь больше к двери в комнату Мортиши, а не к Нико. — Какое у неё было настроение, когда ты уходила? Насколько хмурились её брови? Он судорожно повернулся к ней и схватил её за плечи, отчасти из-за своего высокого роста и невысокого телосложения Нико.       — Вы определяете её настроение по её бровям? — Нико скептически просмотрела на него, подняв бровь.       — А ты нет? — казалось Гомес вправду глубоко задумался, закусил губу и посмотрел на землю. Скис, одним словом.       — Знаете, сэр, мне срочно надо домой! — она вывернулась их лапищ ухажёра ее босса и внутренне посочувствовав ему, коротко постучала по двери и быстро ушла. Сбежала. Вылетела из здания, под безнадёжный взгляд мафиози.       — Гомес? Не стой в дверях. — чарующий голос его будущей жены, он сильно надеялся и был готов умереть, окружил его, действуя на него словно афродизиак и наркотик. Подчиняя под себя. Мортиша, в прозрачном черном халате, сидела у изножья кровати, медленно расчесывая свои длинные волосы. Сказать, что Гомес потерял свой серебряный язык, ничего не сказать. Под темным любопытным взором женщины, он медленно подошёл к ней ближе, резко опустился на четвереньки и поцеловал холодные ноги Мортиши. Он начал с пальцев и медленной дорожкой подошёл к коленям, поцеловал каждую.       —Fétichiste. — мягко промурлыкала Мортиша, немного оттягивая его волосы на голове.       — Тиш! Это французский! Безумный, Гомес, начал покрывать поцелуями её руки.       — Дорогой. У меня к тебе вопрос. — она медленно начала, чувствуя, что остановить его становится все трудней, и хочется этого, все меньше. — Гомес. Услышав приказной тон, Гомес резко остановился. Мортиша медленно переводила взгляд на него и на её руки. Гомес не понимал. Он озадаченно вылупился на Мортишу, все ещё сжимая кисти Мортиши своих ладонях, пока женщина не схватила его ладони и повернула к нему тыльной стороной. Ох.       — Ох. Это. Я уже и забыл. — угрюмо посмотрев на свои руки, словно на предателей, он надуто уселся на пол. Его руки, испачканные в крови и в мозговом веществе, уже засохли, но раны от трения все еще кровоточили. Гомес давно привык к таким событиям и даже не обратил на это внимания.       — Жди здесь. — приказала Мортиша и Гомес был готов ждать её сколько угодно, хоть вечность, хоть две. Он с любопытством на неё посмотрел, когда она вернулась с чашей теплой воды и аптечкой. Она изящно села рядом с ним и взяв его кисть в свои руки, погрузила в теплую воду, прижимая к дну.       — Почему ты использовал свои руки? — вдруг нарушила уютную тишину Мортиша.       — Хмм?       — Почему ты ударил своего пленника? — Мортиша немного позабавилась тому, как он терял всю суть, когда находился рядом с ней. К счастью, она тоже.       — Он оскорбил меня. — мило жмурясь от восходящего солнца, чьи лучики падали ему на лицо, он ответил.       — Хорошо. Но будь осторожнее. — она кивнула и принялась за другую руку.       — Твой приказ – мой закон. Хотя, я нарушаю законы, твои я не нарушу. — Гомес широко улыбнулся и приблизился к ней. Почти уткнувшись в волосы Мортиши, он прошептал, — Давай, закроем окна? Мортиша быстро отодвинула миску с водой и оседлала бедра Гомеса. Мужчина чуть не словил инфаркт. Он застонал и схватив Мортишу, быстро поднял на кровать. Жадно целуя ее нежную шею. Мортиша задушено застонала. Он пробовал её кожу, кусал, лизал, сосал и целовал, но ничего не приносило чувства удовлетворения, он хотел откусить от неё кусочек, съесть её целиком, поглотить её со всеми потрохами, но он никогда бы не почувствовал себя сытым. Она жгла в нем нужду, которую удовлетворить могла только она, испытывая боль, счастье, оргазм. Только когда она присваивала его часть к себе, когда она его поглощала, он чувствовал себя сытым и удовлетворенным.       — Будь моей, cara mia. Будь моей, пожалуйста, я позабочусь о Пьюберте, я умру за него и за тебя, пожалуйста, только будь моей. — он сам не заметил, когда слезы начали течь из его глаз, когда мир его вдруг повернулся на одинокой женщине с маленьким сыном, когда он начал пресмыкаться в ногах у околдовывающей ведьмочки. Но его интересовало лишь ответ, от этой самой ведьмочки.       — Гомес… Я хочу, честно, но я… Не могу… Он всё, что у меня есть. — как бы горько не было, это жестокая реальность. Она хотела защитить своего единственного сына. Маленького слабого сына, которого она любила всем сердцем. Она затравлено прошептала, — Уходи. Слово может убить. Слово, бывает, ранит, хуже ножа. Бывает так, что хочется остаться, утешить, заставить или нарушить обещания, это так легко, но бывает и так, что лучше всего – уйти.