Я крепко прижимала ладони к глазам, пытаясь затолкнуть слёзы обратно… Элизабет Гилберт
***
Дебют королевских близнецов являлось особенным, в чем-то даже долгожданным днем семье Куран. Внутри роскошного, тщательно подготовленного ответственной прислугой зала было собрано все их семейство ради провозглашения главной новости, ради которой данный праздник жизни и затевался. — Благодарю всех собравшихся за визит и почту за честь поделиться с вами такой радостной вестью, — громким, усиленным благодаря магии голосом произнесла их мать, стоя на вершине лестницы. — Мы рады сообщить, что наша прекрасная дочь, Мицуки, и великолепный сын, Канаме, помолвлены! Пребывающая в эмпириях Мицуки не обратила никакого внимания на бурные аплодисменты гостей и крепко обхвативших ее ладонь тонких пальцев Канаме. Опустошенный взор печальных вишневых был опущен вниз из-за мерзкого ощущения, переполнившего ее изнутри. В этом красивом белоснежном платье с множеством любимых Дзюри кружев она чувствовала себя живой куклой, готовой вот-вот пуститься в бессмысленные слезы из-за невозможности сбежать в тихое место. Усилив хватку, чтобы она не смогла сбежать ни при каких обстоятельствах, Канаме заставил ее повернуться к нему лицом к лицу. — Смотри вперед, имото, ты не одна, — нежно улыбнулся он, гладя ее щеку. — Мы должны показать насколько мы счастливы вместе. Улыбнись для меня, моя дорогая, — склонившись, поцеловал в ту самую оглаженную щеку, вперив ожидающий взгляд. — Позволь увидеть нашу радость. — Ненавижу тебя, — было единственным, что вынесли ее скривленные в неясной гримасе уста. — Я ненавижу тебя, прародитель Куран. Мой Канаме бы никогда не поступил так со мной. — Правда? А мне казалось, что я превторяю его мечты в реальность. Этот мальчишка нуждался в тебе, словно подзаборный пес, — сладко пропел прародитель вампиров ей на ухо. — Ему повезло, что я занял его место, потому что мне довольно легко удалось присвоить такую милую куколку. Он засмеялся, прежде чем вернул багровым омутам серьезный блеск. — Но не забывай свое место, имото. Именно благодаря моей семье, тебе есть где жить. Мы причина, по которой ты живешь так припеваючи, не зная бед и горестей. Поэтому не говори со мной в таком тоне, — и милостиво смягчил жесткость собственного тона нежностью своей улыбки. — В конце концов я твой нии-сан. Хотя бесспорно даже мне несказанно повезло с тем, что отныне мне принадлежит такая милая куколка… Мицуки стояла там, словно воды в рот набрала, глядя на предвестника всех ее бед мутным, нечитаемым взором. Глаза противно защипало, а к горлу подкатил горький комок. Она попыталась натянуть на уста фальшивую улыбку, однако провалилась в этом с первой же попытки. — Я… — сорвано вздохнув, остановила себя на полуслове. — Забудь, ничего важного. По ее щеке медленно скатилась одинокая слеза. Оглянувшись на дочь, Дзюри посмотрела на нее с гордой, любовной улыбкой: — Только посмотрите, как же она счастлива. Мицуки затошнило от этой лжи. Насколько огромно скудоумие окружавших ее людей, что они всерьез поверили в то, что предательски выступившие на ее лице слезы — это признак счастья? Быстро вытерев прозрачным рукавом лишнюю влагу, она посмотрела на мать с грустной улыбкой. Помолвочное кольцо, что надел на ее палец Канаме, тянуло ее вниз, словно мертвый груз. И несмотря на то, как яро поддерживала их публика, Мицуки при всем желании не могла стать частью всеобщего празднования. Только покорно терпеть, стиснув зубы. — Мицуки-чан, время для первого танца, — с волнением сказала Дзюри, прильнув к стоящему рядом Харуке, что наблюдал за близнецами с плохо скрываемой ностальгией. Споткнувшись из-за того, как крепко схватил ее за руку мальчик, поведший прямо в центр роскошного зала, она удрученно вздохнула, ощущая, как дрожат уголки губ от приклеенной к ним улыбки. Пришедшие аристократы, так называемые сливки вампирского общества, слепо улыбались, глядя, с какой изящной легкостью вальсирует молодая пара. Впрочем, сама Мицуки тоже недалеко отошла от них, так как ее парад лицемерия был во много раз хуже, учитывая то марево расстроенных чувств, царящих внутри ее печальной души. — Я все еще зол на тебя, имото, — прижав к себе после очередного поворота, растопленным, мягким тоном «простил» ее Канаме. — Но в этот раз, так уж и быть сделаю исключение. Не желая портить и без того невыгодное положение, она улыбнулась еще шире, заманивая в тоску мрачных вишенок ее глаз. Разглядеть маску фальшивости на девичьем лице не составило у него ни малейшего труда. Прародитель Куран знал о причине ее скорби, однако был удовлетворен тем, что по крайней мере Мицуки делала все, чтобы скрыть это. По окончанию короткого танца она довольно ловко ускользнула от неугодного внимания официально объявленного «жениха», когда его окружили засыпавшие полчищем вопросов неутомимые аристократы, и скрылась за красными гардинами отдаленной террасы, прихватив бокал растворимой крови. Сегодня ночью ей хотелось побыть одной. Так как от того, насколько фальшивым ощущался окружающий мир, хотелось просто раствориться в воздухе. Слишком уж мерзко. Слишком уж жутко все это было. Внезапно дверь в террасу вновь открылась и вскоре рядом с ней как ни в чем не бывало встал мило улыбавшийся светловолосый мальчик. Смутно, но Мицуки узнала в нем одного из близких друзей Канаме — Ичиджо Такума, если их вообще можно так охарактеризовать, учитывая, что все устроенные встречи были всего лишь формальностью. — Почему искрометная Куран-химе так грустно выглядит? — мягко вопросил он. — Со мной все в порядке. Просто настали не самые лучшие времена, — Мицуки старалась сохранять максимально благодушный вид, однако знала, что не сможет спрятать пожиравшее изнутри уныние. Видя ее ничем неприкрытую усталость и опустошенность в ее облике, Такума ясно чувствовал, как ее что-то беспокоит. — Вы уверены, что все в порядке? Вы устало выглядите, — добродушно отметил он, укладывая руки на блестевшие от чистоты мраморные перила террасы. — Хотите поговорить об этом? Она наконец подняла на него свой взгляд, находя его, на удивление, приятным. Хотя растущее чувство нервозности от нахождения рядом кого-то столь незнакомого никуда не делось. — Есть некоторая проблема, но она личного характера, — ушла от ответа Мицуки. — Благодарю за проявленное беспокойство, но… все хорошо. Последнее звучало до отвратительности неубедительно. Ему не нравилась боль, прозвучавшая в ее словах. — Это из-за вашей помолвки? — осторожно поинтересовался он. Что было правдой. И сподвигло ее на то, чтобы поневоле задаться нерешительным вопросом: — Это… это так очевидно? В задумчивости пожевав губу, Мицуки медленно перевела взгляд на яркий диск луны. Такума и раньше казался ей довольно чутким и добрым мальчиком, однако разговаривая с ним сейчас, это ощущение легкой расслабленности только возросло. — На самом деле, я не люблю его. Это был даже не вопрос, простая констанция факта. Не важно, кем был Канаме — родным братом или королем вампиров, она не могла принять эту помолвку. — Не волнуйтесь, я уже знал об этом, — поспешил успокоить ее наследник Ичиджо. — Но… все-таки, как вы себя чувствуете? Он чувствовал немного виноватым за то, как грубо вторгся в царившее вокруг нее умиротворение и хотел заставить вечно печальную принцессу Куран улыбнуться. — Почему бы вам… хотя бы не попробовать быть счастливой ради этой прекрасной луны? — нашел маленький аристократ в себе достаточно храбрости, чтобы бросить ей милый вызов. — Вот так? — неуверенно, отчасти горько улыбнулась Мицуки, отставляя так и не допитый бокал с кровью на угол широких перил. — Да, именно так, — поддерживающе улыбнулся он, склоняя голову. — Каждый день становится прекрасней с улыбкой… попробуйте еще раз. Такума искренне сочувствовал ее несчастью, особенно в такой важный день, как сегодня, а также нещадно беспокоился из-за того, что догадывался под каким уровнем стресса она все это время находилась. Неловко замершая Мицуки почувствовала сзади знакомое холодное присутствие. В ту же секунду сердце под грудью со страхом сжалось, заставляя ее медленно повернуться лицом, встретившись удивленно распахнутыми темно-красными глазами с медленно алеющими его. Красный цвет олицетворяет ярость. И темно бордовый оттенок дьявольски прекрасных омутов подсказывал, что ярость их обладателя была хуже любого кошмара на этом свете. Предельно медленно он сделал шаг вперед. — К-канаме? Что ты здесь делаешь? Ты ведь должен был поприветствовать гостей… Вместо ответа чистокровный обжег ее ледяной едкостью собственного взгляда, что заставило Мицуки почувствовать необходимость бежать без оглядки, и резко повернулся в сторону побледневшего от давления в воздухе Такумы: — Знаешь ли ты почему я вмешался в вашу беседу, мой дорогой друг или ты не видишь, как сильно я расстроен сейчас из-за своей глупой имото? Светловолосый мальчик нервно сглотнул и взволнованно посмотрел на Мицуки: — П-пожалуй, я сильно задерживался здесь, Куран-химе. Она боялась даже взгляда на раздраженного близнеца поднять. Ситуация довольно сильно обострилась. — Пожалуйста, оставь нас наедине, — твердо приказал Канаме. — У меня скопилось несколько вопросов к моей имото. — Хорошо. Мицуки не могла винить за то, с каким облегчением Такума сбежал из террасы. Не могла. Но… почему же ей стало так горько от того, что она не могла поступить таким же образом?