Опасный соперник / Tyger! Tyger!

Гермиона считала, что ей было вполне по силам заставить мать считаться с ее точкой зрения. Дело осталось за малым – выбрать правильную тактику убеждения. Однако, как только она по-настоящему взялась за дело, у нее возникло ощущение, что вся ее затея стремительно катится под откос. – Это ведь совершенно другая культура, – осторожно начала разговор она. – Прежде чем судить о ней, необходимо рассмотреть всё это в более широком антропологическом аспекте. – Да ну? Давай-ка с этого момента поподробнее, – ответила ее мать. – Потому что я действительно хотела бы понять. Гермиона решила проигнорировать неискренность в ее тоне и продолжила. – Во-первых, если хорошенько подумать, вся эта ситуация с происхождением Северуса не может быть реальной причиной недовольства папы. Ну что ему сделали виконты? Это просто какие-то предрассудки с его стороны. Например, Нельсон Мандела – потомственный вождь племени. Ты знала об этом? – Ты что, сравниваешь этого человека с Нельсоном Манделой? – недоверчиво спросила свою дочь врач-стоматолог Бетси Грейнджер. – Если задуматься, можно провести определенные параллели: Мандела провел в заключении более двадцати лет, Северус был двойным агентом в течение аналогичного периода времени, а его шпионаж – что это, если не рабство? – распиналась Гермиона, надеясь, что ее мать не станет спорить. – Гермиона Джейн, да он даже этим вашим волшебникам не нравится, неужели ты не заметила? – вспылила доктор Грейнджер. Действительно, Гермионе Джейн нечего было на это ответить, потому что, за несколькими поразительными исключениями, это было правдой. Ее мать между тем продолжила: – Что в нем такого, Гермиона? Почему ты хочешь остаться с ним? – Он мне нравится, мама, и мне все равно, что меня в этом никто не поддерживает. У нас много общего и… он мне подходит, — выпалила Гермиона, смутившись оттого, что так быстро перешла к нелогичным аргументам. Она даже покраснела, подумав о том, сколько колких замечаний мог бы отпустить в ее адрес Северус за излишнюю эмоциональность суждений. – Если это из-за... беременности, ты же знаешь, что и отец, и я поддержим тебя, что бы ты ни решила на этот счет, – уклончиво сказала доктор Грейнджер, давая дочери понять, какие именно планы она лелеяла по отношению к беременности дочери. Гермиона вздохнула. – Все дело в сексе, не так ли? Он, кажется, в этом плане большой затейник и не понаслышке знает о всевозможных премудростях. Что я могу на это сказать? Вспомни мои слова: только ты в ответе за свой оргазм, и не стоит думать, что это подарок от щедрого дядюшки, – сухо сказала доктор Грейнджер. – Мама! – возмущенно воскликнула Гермиона. Она не испытывала ни малейшей неловкости, обсуждая с матерью сексуальную жизнь в теории, но мысль о том, что ее родительница с особой тщательностью вникает в то, что происходило между ней и Северусом в спальне на самом деле, вызвала у нее одновременно чувство злости и ощущение аморальности происходящего. – Нет ничего плохого в желании полноценной сексуальной жизни, но не будь так наивна. Мы с отцом защищали тебя от многих вещей, мы заботились о тебе и продолжаем это делать, потому что мы тебя любим, но в мире есть и плохие люди, Гермиона Джейн, и этот твой муж... – продолжала свою пламенную речь доктор Грейнджер. – К их числу не относится, – сердито перебила Гермиона. – Я не такая невинная, как ты, кажется, думаешь, мама. Я знаю, что зло существует. Я видела его. Я видела его на лицах людей, которые пытали Северуса. – Что ж, прибавим к сексу еще и жалость, – со вздохом ответила ее мать. ________________________________________________________________ Северус Снейп пришел к выводу, что день зимнего солнцестояния был придуман с единственной целью – досадить тем, кто больше всего на свете хотел побыть в одиночестве. Заставить их вести так называемые «беседы». На разные темы, например: убедить выгнать жену из дома или наоборот – держать ее как можно ближе к себе; не давать ей спуску или же напротив – позволить, чтобы она крепко прибрала его к своим маленьким ручкам, таким нежным и одновременно безжалостным. Чтобы в итоге к нему относились то ли как к святому, то ли как к садисту, тогда как на самом деле он был всего-навсего заурядным мизантропом. Он торжественно объявил себе, что это был последний раз, когда он устраивал прием гостей на праздник. Конечно, это заявление, вероятнее всего, тут же было бы отвергнуто, услышь его жена, но он все равно произнес его вслух. Он ненавидел беседы. Впервые за более чем двадцать лет преподавания он едва мог дождаться окончания каникул. И к его величайшему сожалению, перед ним стоял юный Рональд Уизли – видимо, для очередного литья воды. За последнюю неделю у него было больше "бесед" с большим количеством людей, чем за последние десять лет. Он готов был шарахнуть проклятием в первое, что попадется под руку. Несмотря на его грозный вид, Рон Уизли не сбежал. – Я хотел бы поговорить с вами, профессор, как мужчина с мужчиной, – сказал Уизли, сжав единственный оставшийся кулак и беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Северус решил даже не откладывать в сторону книгу, а просто лениво посмотрел поверх нее. – Если вы действительно мужчина, я не понимаю, о чем еще нам говорить. – О Гермионе, – сказал юный Уизли, и его лицо покраснело. – В таком случае, я буду говорить с вами предельно откровенно, – медленно произнес он. – Если вы предпримете любую попытку соблазнения, манипулирования или принуждения в отношении Гермионы, или прикоснетесь к моей жене хотя бы кончиком своего недоросшего пальца, я убью вас. Смерть – это достаточно по-мужски? Уизли выглядел скорее сердитым, чем напуганным. Это однозначно был не самый лучший день Северуса. Мальчишка действительно закатил глаза или ему показалось? – Блин, Снейп, я не это имел в виду, – Уизли уже был красный, как рак. – Тогда что вы имели в виду, Уизли? – процедил Северус, очень жалея, что невозможно вычесть баллы с факультета во время рождественских каникул. – Я не хочу ее, – в сердцах сказал Рон. – Не лгите мне, юноша, это оскорбительно, – прорычал Северус. – Я не знаю, может быть, я и хочу ее, но это к делу не относится, – Рон сделал паузу, поморщившись. Северус отложил книгу и посмотрел парню в глаза. – Я понял это давным-давно, то есть, мне кажется, что я всегда думал о ней именно как о... о... женщине, но мы слишком разные, всегда были и всегда будем разными. Мы и недели рядом протянуть не могли без того, чтобы кто-то из нас не вышел из себя. Но это не мешает мне думать о ней в том смысле, как я уже сказал, однако это не значит, что я не могу думать и о других... женщинах. – Как прагматично, – сардонически сказал Северус. – Дело не в этом, или, может быть, в этом, но это неважно. Я, собственно говоря, к чему веду. На Святочном балу вы намекнули, что она, ну, типа, уже с булочкой в духовке? Ну, короче, в положении? – Это был не намёк, – тихо сказал Северус, гадая, к чему это ведет. – Быстро сработано, приятель, – сказал Уизли, покачав головой. Северус моргнул, потрясенный тем, что его вообще кто-то назвал "приятелем", не говоря уже о том, что это сделал самый младший сын Уизли. Как ему реагировать на такое? Поблагодарить мальчишку за оценку его мужской потенции? Раскланяться? Рон, казалось, тоже пытался привести свои мысли в порядок, конечно, если предположить, что у такого, как Рон Уизли, вообще могли быть в голове мысли. – Вы когда-нибудь думаете о девушках, профессор? – Конечно, нет, – сказал Северус, сев прямо, словно аршин проглотил. – Хотя я могу время от времени думать о женщинах. – Да не в этом смысле. А например о том, что, если хорошенько подумать – у них есть только два варианта. Они могут быть как моя мама или как профессор Макгонагалл; и у них никогда не будет такой жизни, как у мужчин - у вас или моего отца, - сказал Рон, умудряясь казаться одновременно смущенным и задумчивым. – Парни всегда в шоколаде, как ни крути. Как только они это провернули? А что девчонки? Несмотря на то, какой выбор сделает ведьма, ей всегда приходится от чего-то отказываться, ведь так? – Какое отношение это имеет к Гермионе? – спросил Северус, тем не менее искренне заинтересовавшись мыслью Уизли. Парень может и обладал ораторскими способностями горного тролля, но он высказал увлекательную мысль, которую раньше никогда открыто не обсуждали. По крайне мере, Северус об этих обсуждениях ничего не слышал. – Если бы Гермиона была парнем, вы думаете, Дамблдор так быстро заставил бы ее вступить в брак? Если бы на ее месте был, ну скажем, Гарри, он бы подсунул его профессору Хуч таким же образом, как он подсунул Гермиону вам? - сказал он, сердито скривив губы. – Допустим, Роланде Хуч далеко не сорок лет, а уже почти шестьдесят – сказал Северус, его достоинство при этом было немного уязвлено. – Но я понимаю вашу точку зрения, хотя для меня по-прежнему остается загадкой, почему вы почувствовали необходимость поделиться со мной своими идеалистическими взглядами. Уизли занервничал. – Моя мама ужасно умная. Северус нахмурился, глядя на мальчика, будучи в еще большем недоумении. – Знаете, у нее есть часы, которые следят за всем нашим выводком. Она сделала их сама. Такие приборы стоят кучу денег, это сложная магия, – спокойно сказал он. – В справедливом мире папа не возражал бы против ухода за детьми, а мама заработала бы целое состояние своими волшебными изобретениями. – И? – Северус поторопил подростка высказать свою мысль до конца, потому что кипучая работа его оригинальных мыслительных процессов окончательно сбила его с толку. – Гермиона могла делать все, что угодно, быть кем захочет... – начал он. – Не я придумал этот закон, мистер Уизли, – мягко сказал Северус. – Дело не в законе, то есть, проблема гораздо серьезнее, чем чертов Закон о браке! Если бы вы когда-нибудь видели Гермиону с ребенком, вы бы лучше меня поняли. Я имею в виду, что рано или поздно ей пришлось бы сделать выбор. Я просто... – Слова Уизли затихли, и он уставился в пространство. – Она любит детей, она всегда говорила, что хотела бы их иметь, но в то же время она очень умная, с головой на плечах. Северус Снейп уставился на Рона Уизли. – Что вы от меня хотите? Не я создал мир таким, какой он есть. – Знаете, когда мы были первокурсниками и только встретились в "Хогвартс-экспрессе", она, хоть и магглорожденная, уже могла выполнять такие заклинания, о которых некоторые из нас даже не слышали до середины второго курса, – сказал Рон. – Могу себе представить, – медленно произнес Северус. – Вы позаботитесь о том, чтобы она не стала такой, как мама? – простодушно спросил Рон. – Я не виню отца, не он сделал мир таким. Он из кожи вон лез ради нас, но я хочу для Гермионы лучшего будущего. – Что вы хотите, чтобы я сделал, Рон? – Северус задал вопрос, не осознавая, что впервые за семь лет их знакомства называет парня по имени. – Просто сделайте так, чтобы она помнила, кем является, что жизнь — это не только мужья, дети и люди вокруг. Я думаю, мама все время забывает, что она, как бы это сказать... что она вообще существует, – с горечью сказал Рон. – Гермиона слишком умна, чтобы так же впустую растратить свою жизнь. Северус кивнул. Он был поражен тем, что можно быть таким косноязычным и проницательным одновременно. Вполне вероятно, что такие оригинальные идеи возникли в голове мальчишки в результате многочисленных прилетов бладжеров в его рыжую голову. Однако, Северуса беспокоило, что назойливый голосок на задворках его собственного сознания подозрительно шептал, что эти идеи вполне могли иметь право на существование. – Так что вы там говорили насчет, э-э-э, убийства? – вдруг спросил Уизли. – Я подпишусь под каждым словом, – сказал Северус, оскалив зубы в подобии улыбки. ________________________________________________________ Артур Уизли замер в неудобной позе, слушая доктора Грейнджера и совершенно не зная, что сказать в ответ. Одно дело – задавать вопросы о мире магглов, и совсем другое – объяснять магглу некоторые мрачные истины о волшебном мире. Даже такому сообразительному магглу, как доктор Грейнджер. Точнее - особенно такому сообразительному магглу, как доктор Грейнджер. – И как это всё понимать? Что из этого правда? — наконец спросил он. – Ну, – неловко сказал Артур, – всё правда. Что касается того, как это понимать... – Он пожал плечами. – Моя маленькая девочка вышла замуж за монстра – вот как это понимать! Он – чудовище. И теперь она носит его потомство. Скажите мне, Артур, Джинни ведь примерно одного возраста с Гермионой. Что бы вы сделали, если бы ваш святой Дамблдор выдал ее замуж за своего ручного дьявола? – спросил Мартин Грейнджер. – Ничего, моя дочь любит Гарри Поттера, – осторожно сказал Артур. – Что вы хотите этим сказать? – спросил Мартин. – Разница между Гарри и Северусом Снейпом не такая уж большая, как вы думаете. Ни один из них в детстве не получил и малой доли той любви или привязанности, которую получает бездомная собака, они оба многим пожертвовали ради магглорожденных вроде Гермионы и оба повзрослели раньше времени. Самая большая разница между ними в том, что половина ведьм в Англии моложе 70 лет не прочь увести Гарри у моей Джинни, – напряженно сказал Артур. – Не поймите меня неправильно, Мартин, я люблю Гарри как сына, но вся сложившаяся ситуация - большое искушение для парня его возраста... и дает ему много власти. Ваша дочь ведь могла выбрать кого-то и похуже, чем взрослый здравомыслящий волшебник, чья преданность не вызывает сомнений. Мартин Грейнджер нахмурился. – Вам нравится Северус Снейп, Артур? – Я уважаю его, – ответил Артур. – Он вам нравится? – повторил Мартин. – Я доверяю ему, – ушел от ответа Артур. – Он вам нравится? – Мартин настойчиво повторил свой вопрос еще раз. – Я перед ним в долгу. Мы все перед ним в долгу, – гнул свою линию Артур. – Он вам не нравится, не так ли? – невозмутимо сделал вывод Мартин. – Я бы не сказал, что знаю его достаточно хорошо, чтобы испытывать к нему неприязнь, - раздраженно сказал Артур, - но я бы сказал, что он с лихвой искупил все преступления, совершенные им до перехода на светлую сторону. – Прошлой ночью он сказал мне, что не верит в искупление, – с горечью сказал Мартин, - но если бы верил, оно было бы похоже на мою маленькую девочку. Артур облегченно выдохнул. Он хорошо знал по собраниям Ордена Феникса, сколько раз язык Снейпа выручал его. – А еще он сказал, что, по его мнению, маглы и волшебники не являются представителями одного вида, – сказал доктор Грейнджер, играя желваками. Артур Уизли поморщился. Что ж, очевидно никто никогда не учил Снейпа, что нужно уметь вовремя заткнуться. _______________________________________________________ Аластор Муди пристально смотрел на Нимфадору Тонкс. Волшебный глаз в кои-то веки сосредоточился на том же объекте, что и его ничем не примечательный сосед. – Хочешь поделюсь советом, который дал мне мой отец? Жена подобна хорошей собаке. Лучшее, что можно сделать, - это забрать ее у матери, пока у нее не открылись глаза, правильно ее воспитать, не позволять другим волшебникам кормить ее и не допускать, чтобы она рожала два года подряд, – он сделал смачный глоток из своей чашки. – Думаю, должно сработать и с мужьями. Тонкс покраснела. – Я знаю, что я на несколько лет старше. Вы думаете...? Старый аврор фыркнул. – У меня ботинки старше вас обоих вместе взятых. _________________________________________________________ Гермиона действительно думала, что им удастся завершить праздничные каникулы без серьезного накала страстей. Она надеялась на лучшие качества как своего мужа, так и своего отца, а еще твердо верила в вероятность того, что они оба смогут сдержаться, стоит ей только слово сказать. Казалось, все были в ожидании разрядки напряжения. Сумки были упакованы. Раздавались поцелуи и обещания поддерживать связь и писать друг другу почаще. Мартин и Элизабет Грейнджер уже стояли перед камином. Гермиона была удивлена, когда Северус решил вместе с ней проводить ее родителей, хотя она и подозревала, что он сделал это лишь из опасения, что Грейнджеры попытаются утащить Гермиону с собой в камин в последний момент. Как только она могла подумать такое? Северус Снейп ведь такой оптимист - такой доверчивый, готовый видеть в людях только хорошее... как бы не так! Впрочем, все действительно вроде бы шло без сучка и задоринки, пока ее отец не нарушил перемирие. – Наслаждайся, пока не отобрали, – сказал Северусу с улыбкой самый упрямый и раздражающий отец на земле. – Я наслаждался твоей дочерью, магл, и без твоего разрешения, и я буду продолжать делать это еще долго после твоей смерти. – улыбнулся в ответ Северус той мерзкой ухмылкой, на которую был способен только он. – Знаешь, она не глупа, рано или поздно она поймет, кто ты есть на самом деле и непременно разочаруется, – сказал Мартин Грейнджер. – Неважно, Грейнджер, разочаруется она или нет, она уже моя, и моей останется. – улыбка Северуса была только на губах, не затронув глаза, в которых кипела ярость. – Это мы еще посмотрим, – сказал доктор Грейнджер. – Хрен ты чего посмотришь, – парировал Северус. Через несколько секунд Гермиона запуталась в потоке непристойностей, не понимая, кто из мужчин что сказал, пока они оба, бледные, почти с пеной у рта, не закричали в унисон: – Пошел ты! Это просто не укладывалось в голове. Гермиона никогда не видела, чтобы ее отец угрожал кому-либо физической расправой, но сейчас он сжал кулак и уже почти занес его для удара. Северус – совсем другое дело. Излишней сдержанностью он никогда не страдал, поэтому ничего удивительного, что он уже потянулся за своей палочкой. Она импульсивно схватила его за запястье, твердо веря, что уж ей-то он не причинит вреда. Затем она крикнула матери: – Уходите! Через камин – сейчас же! Пока он не убил папу! Счастливого Рождества, мадам Снейп. Ей срочно захотелось в Хогвартс.