★★★
Солнце палило, трава шумела, соприкасаясь друг с другом из-за ветра. Ступеньки в доме вечно поскрипывали, а необшитые оконные рамы грозились оставить занозы. Запах утренней прохлады и ежевичного чая изо всех сил старались перекрыть нарочитые воспоминания о прошлом лете. Они тогда с Джисоном неохотно пропалывали картошку, катались на велосипедах по рыхлому песку, смотрели еле загрузившиеся из-за плохого интернета сериалы и подставляли макушки под лучи и свежесть каждое утро. Сейчас Минхо тихо сглатывает и поджимает губы. Всё как обычно, всё так привычно. Он неохотно добирается до кухни и видит там мать, готовящую завтрак. — Привет, — улыбается зеркально по-кошачьи. — Как спалось на новом месте? Приснился жених моей невесте? — миссис Ли щёлкнула Минхо по носу и усмехнулась. — Что снилось? — Бред всякий. — Ну жди его тогда, пятница всё-таки, — женщина включала кофемашину и параллельно протирала столешницу. Минхо смотрел на неё вопросительно. Мол: «Как это связано?». — С четверга на пятницу сны вещие, — говорила со знанием дела. — Прогуляйся после завтрака, проветрись. Сходи к реке, до поля. Только не к тому, где розы белые растут, дорогой. — А что с ним не так? — Да не знаю я, только слухи ходят. Клубни не приживаются, цветы, которые посадить хочешь, не растут. Да и люди пропадают, говорят, — миссис Ли сказала это, будто всё перечисленное по важности на одном уровне стоит. — Не знаю, куда им там деваться, но лучше не ходи. В целом странно, что розы там сами по себе растут. После завтрака Минхо целенаправленно пошёл именно туда. Бред, конечно, он во всё это не верит, но слишком много совпадений. Ему точно снился Джисон. Его Джисон. Ли подумал, что хуже уже не будет, да и интерес брал своё. Что это за поле, где каким-то магическим образом отчего-то пропадают люди? День был чуть солнечнее, чем обычно. Ветер слабо дул, развевая сохнущую одежду на прищепках, а от начинающейся пасмурности хотелось укутаться потеплее. Ли поспрашивал у прохожих про то самое место, те испуганно на него косились, но кое-как указывали, куда идти. И вот он здесь. Пришлось пройти лес из трёх сосен и траву, доходящую до носа. Минхо обернулся, убедившись, что он всё ещё не потерялся и не так далеко видно деревянные дома, откуда он пришёл. Решает идти только прямо, чтобы полностью контролировать ситуацию и — Боже, как глупо — не пропасть. Ли идёт дальше и выходит на поле. В голову будто резко что-то ударило, и Минхо чуть пошатнулся, еле удерживая себя на ногах. Мысли начинают путаться, а стопы неметь. Он в последний раз поворачивает голову назад, чтобы увидеть дома и убедиться в том, что надо возвращаться, иначе эта непонятно откуда взявшаяся радиация его добьёт, но, обернувшись видит исключительно бескрайнее поле во всей красе. Ли застывает в испуге, затем крутит головой вправо и влево, но везде одно. Лишь только поле с белыми цветами. Минхо наконец-то не справляется с усиленным головокружением и падает в самую толщу зелени и роз.★★★
Зелёные луга застилали тёплую землю мягким пледом. Свежескошенная трава щекотала лодыжки, а солнце любяще целовало в щёки. Минхо подумал, что он спятил. Или умер. И это уже рай. Хотя, наверное, даже в раю не так ярко, как здесь. Яркость и свежесть застилала трезвый глаз, вызывала помутнение. Опьянение. Цветы покоились на всей зеленеющей поверхности. Наикрасивейшие бутоны. Белые розы с короткими стеблями злостно сверкали, о чём-то предупреждая. Но зрение запылилось и оставалось только созерцать. Минхо всё ещё не поднялся с земли, опираясь руками позади себя. Он тёр глаза, жмурился и мотал головой. Щипался. Рука касается чего-то сырого. Влажный лист кувшинки. Он поворачивается и видит огромное озеро. То чистое и манящее. Минхо протягивает руку до воды, он дотрагивается до неё самым кончиком пальца, когда чувствует удар током. Это она. Вода. — Странно, вроде только полдень, — Минхо поворачивается на голос и замечает молодого парня. Тот, может, чуть старше самого Ли. Он ходил по полю с высоким графином, наполненным водой, и срывал белые бутоны, опуская в сосуд. На его руке висела корзина со свежесобранными цветами. — Обычно мои воды возвращают утопленников ближе к вечеру, — только после этих слов незнакомец сам посмотрел на Минхо, наклоняя голову по очереди в разные стороны. — Чё ты несёшь? — И они обычно не болтают. За мгновение до погружения в воду они молят меня остановиться. Раскаиваются во всех грехах и дёргают за рукава. А потом молчат. Всегда, — незнакомец глядит серьёзно, продолжая склонять голову и приближаться. — Шучу. — Что ты, блять, такое? Где я? Ты сектант? Парень начал ещё медленнее подходить. Он присел на корточки прямо у ног Минхо и ещё больше склонил голову в бок. — Я Нереида. Вернее, Нереид. Моя мать была первой и самой истинной, поэтому я полноправно могу считаться её законным наследником и носить её имя — самый красивый и великодушный из существ в наших краях. Меня зовут Хван Хёнджин, — рука тянется до волос Минхо. — Какие жёсткие. И у нас строго с бранью, воздержись. Хёнджин действительно выглядел красиво. По-божественному. Его шею и запястья змеями-удушителями пленили жемчужные бусы. Он весь был чем-то увешан. Каждый палец, каждая фаланга была во власти белоснежных монстров-малышей. Потрясающий плен. Его слова были странными. Если бы он сказал, что Минхо в раю, то Ли бы поверил с большей вероятностью. Хёнджин был в абсолютно белом костюме с абсолютно идеальным лицом. Оно не выражало никаких эмоций. Лишь блаженное спокойствие и лёгкий интерес. Он плавно моргал и также плавно жестикулировал, будто наслаждаясь самим собой. Его красота была неоспорима. Это не было похоже на высокомерие или хвастовство. Хван Хёнджин просто знал, как факт, что выглядит прекрасно. Изящные руки поднимали бутоны с земли и укладывали их в корзину. Те безупречно шли безупречным кистям. Он ели касался цветов. Чересчур бережно и аккуратно. С любовью. Его осанка была идеальна, Хёнджин был опрятен и непонятен. Минхо так и не разобрал: «Он действительно топит людей?» Славное великодушие. Пряди волос, которые, казалось бы, лезли в глаза, не портили, а только добавляли изысканности и утончённости. Он будто даже немного сиял. — Откуда ты здесь? — Я, честно говоря, сам пока не особо разобрался. Ты можешь вернуть меня обратно? — Ли очень сильно пытался сохранять спокойствие и соразмерность. Хёнджин чуть приподнял уголок губ и посмотрел куда-то себе под ноги. — Был у нас тут такой. Год уже как прошёл, наверное. Тоже что-то причитал про сектантов и возвращение. Кажется, у Минхо появилась одна небольшая причина немного здесь задержаться. — Кто он? Как его зовут? — Я не могу тебе выдавать имена своих людей, Ли Минхо. Ты пойдёшь со мной и тогда, может быть, я расскажу тебе о нём чуть больше. Хёнджин протянул ему руку и помог подняться с земли. — И не прикасайся к моей воде без спроса. Беспричинное завышение собственных достоинств. Минхо ещё ни раз к ней прикоснётся.★★★
Огромный луг занимал всё пространство, которое возможно охватить глазом. Бесчисленное количество жителей работали, непокладая рук. Жёлто-розовая форзиция приятно пестрила в глазу, смешиваясь с чудесами зелени под ногами. Солнечный свет по-доброму украшал рабочий день существ. Девушка на камне была неотразима в своём обличье. Она стояла позади от всех, полностью попадая под солнечные лучи. Она будто руководила ими. Её руки были расправлены, словно в полёте, босые ноги надёжно стояли на каменистой поверхности, а рыжие волосы сверкали в своём совершенстве. Белое струящиеся платье еле доходило до колен, подол был кое-как обрезан, ощущение даже, что здесь работали руками. Шёлковые ткани от локтей до кистей летели в том же направление, в стороны, к рукам. Она вся находилась в каком-то неземном блаженстве и спокойствии. Хёнджин вёл Минхо именно к этой девушке. Её лисий взгляд плавно опустился на Ли. — Скажи, Йеджи, солнце готово впустить его в наш день? Или ему навечно существовать в ночи? — Нереид со всей его наполнявшей преданностью уставился на девушку. Ждал указаний. — Солнце мне шепчет, будьте тише, — её руки плавно двигались в воздухе. — Йеджи сказала вам «будьте тише»! — после голоса Хёнджина, что почти переходил на крик, всё резко замолчало. Каждый житель, находившийся на поляне, затих. Работы и занятия прекратились, всё стало наблюдать за девушкой на камне. — Солнце говорит, что тебя, Ли Минхо, удерживает с нами какое-то дело. Я вижу, но другим не скажу. Пусть помогут тебе солнечные лучи мои, отыщи его. Пока не поздно, — Йеджи прикрыла глаза. Разговор окончен. Словно снова нажали паузу на пульте. Будто ничего не было, все вновь принялись за свои дела, не обращая совершенно никакого внимания на Минхо. — Пойдём, познакомлю тебя со всеми, — Хёнджин утянул его за руку. — Кто это был? Она под чем у вас? — Минхо изо всех сил старался поспевать за крупными шагами. — Это Йеджи. Она — солнце. — Она тебе нравится типа? — Заткнись, она моя сестра, Минхо. Йеджи дарует нам солнце. Она его слышит и говорит его словами. Без неё мы бы жили в кромешной тьме. Вечная ночь погубила бы нас, я думаю. Дальше он молчал. А спрашивать было и нечего. Вернее, есть и только в путь, но Минхо догадывался, что особая болтливость раздражала Хёнджина. Как вдруг: — Та девушка, — Ли указал в сторону. — Она так красиво играет. — Ах, да, это наша Юна. Её пальцы — искусство, она — наша самая звучная мелодия. Играть может и днём и ночью, а уши словно вылизаны и облюбованы, как самый сладкий крем. Красиво, да? — Хёнджин рассказывал с восхищением и гордостью. Будто сам воспитал, научил и за арфу посадил. Арфа потрясающе красива, а звук, что льётся из неё — лучше пений всяких птиц. Юна имела тонкие длинные пальцы с аккуратными ногтями. Её кожа бела, а свободное платье казалось самым невинным снегом. Первым и самым долгожданным. Она сидела с прикрытыми глазами и мерно улыбалась своей игре. Та разливалась на всё поле и дальше. Красные локоны доходили до поясницы. Дул лёгкий ветер, и те слабо покачивались летними росинками. Вся она — нежность и благословение, будто спустившееся с самых облаков. — Ты только не подходи к ней и не говори ничего, — Хёнджин прокашлялся. — Почему? — Она слишком занята, ты будешь мешать. Просто не подходи. Смотреть на неё можно только отсюда. Выцветающие синие волосы и странная ухмылка казались притягивающими. Белая мятая майка и лёгкий бежевый пиджак, спущенный до локтей, манили взгляд. Плечи худые и в веснушках. Брюки были счастливой невестой в несчастном браке. На белоснежных штанах болтался точно такой же белоснежный кусок фатина. Глаза хитрые, лисий прищур напрягал. Плечи облюбованы засосами. Много и почти не ярко. Он чувствовал себя уверенно и расслабленно. Он весь сиял и казался перепутанным с Йеджи местами. А Хёнджин, кажется, напрягся. — Он подходит к нам. Он кто? — Это Феликс, — Хван тяжело сглотнул. Не создавай себе кумира. Не допускай мысли, что готов всё приложить к его ногам. Хёнджин класть хотел на это. Он и создаст и приложит. Пусть только слово слетит с языка Феликса. Его самый счастливое утро и самый несчастная ночь. Контраст вгрызался в хребет и прокусывал кости. — Кого это ты привёл, Джинни? — голос-нож в уши Минхо, голос-пение — Хёнджину. — Минхо. Он появился здесь также, как Джисон вроде. Вот оно. Джисон. Вокруг разворачивался полдень и Джисон. Вернее изворачивался. Минхо изворачивался. И вот год кажется миллисекундой или нескончаемыми десятилетиями. Всё, что держало Минхо всё это время на поверхности, снова здесь. Почти снова с ним. Он поверить не мог. Ужасно, но он привык к этому едкому чувству одиночества. Вокруг него была семья и друзья, но ничего из этого не могло заполнить той пустоты, которая расположилась в нём год назад. Когда он потерял Джисона. Сейчас всё кажется шуткой. Будто не может быть такого, что ему так повезло, что ему не придётся разрушать всего себя изнутри, что Хан Джисон нашёлся. Сердце начинает царапаться и напоминать о себе. «Ты забыл обо мне, а я всё ещё с тобой, Ли Минхо» Оно неуютно сжимается, а слова все мигом пропадают. Он так скучал. Он просыпается и думает о Джисоне. «Интересно, он хорошо спал?» Не так. «Интересно, где он спал?» «Замерз ли он ночью или ему было жарко?» «Подкладывал ли он одеяло под уши и зажевывал ли край?» Минхо было жарко, а еще щёки он отлежал. «Интересно, Джисон отлежал щёки?» И это лишь только утро. Это лишь один день. А Джисона он не видел уже год. Неужели он здесь? Мало ли, Джисонов всяких полно. Минхо поворачивается на Хёнджина и его озаряет. Он видит то, как он смотрит и задаётся вопросом. Когда он смотрит на Джисона, то выглядит также? Хёнджин глядит только в глаза напротив. Ни сантиметра ниже, ни сантиметра выше. Минхо, кажется, понял откуда у Феликса засосы. Пока он бесконечно витал в мыслях-ураганах, он не заметил, как всё это время пялился в веснушчатые плечи. Но заметил Феликс. Тот сначала посмотрел на Минхо, потом на свои плечи, округлил глаза и быстро накинул пиджак, прикрывая пятна. А Хёнджин и глазом не повёл. Или Минхо всё-таки не понял, откуда у Феликса засосы. Двое о чём-то переговаривались, пока Минхо не подёргал Феликса за рукав. — Скажи мне, где Джисон? Ему просто ответили жестом, показывая за спину. Минхо не сильно переживал их оставить. Им и вдвоём, похоже, нормально. Уверенные шаги опережали уверенные чувства, но и они отходили на задний план, давая решимости почётное первенство. А что вообще говорить? Мир этот странный, может, Джисон вообще его не помнит. Или не ощущает всего того же. Вдруг, всё это время ему плевать было, не вспоминал, не думал. А что тогда? Зачем он здесь? Зачем Минхо здесь?★★★
Руки безостановочно крутили колёсико с задней стороны часов в обратную сторону. Крутили долго и жадно. Или, наверное, всё-таки жалко. Пальцы в кроссовках поджимались, потому что здесь никогда нельзя расслабиться. Рисунок на футболке стёрся. И коленки на джинсах. Результат ежедневной стирки и усердного труда. Стрелки вращались по кругу против часовой, в надежде перемотки времени. Отмены времени. Лучше отмените его, пожалуйста. Он устал ждать. Губы сохнут, язык уже какой раз по ним проходится в надежде на добрую помощь. Прямо как и он. Сидит уже здесь какие? Пятые сутки? Десятые? Уже вряд ли сотые. Точно больше. Хотя Сынмин советовал крутить стрелки усерднее. Вдруг время отмотается. Вдруг он что-нибудь поймёт тогда. Или не накосячит где-то раньше. Или не пойдёт в этот ебучий магазин за ебучим кефиром. Да, это, пожалуй, первое, что он бы переделал. Послал бы Минхо в тот день куда подальше и просто извинился. Ну, или повёл бы того в магазин вместе с собой. Утащил бы его сюда и наслаждались бы они своим бичеванием здесь вместе. — Джисон? Джисон, неужели? Эй, посмотри на меня, это я, — Хан даже глазом не повёл. Всё такой же. Это то же лицо его Джисона, те же глаза и те же руки. Может, он стал выглядеть чуть более устало и чуть помрачнел. Минхо до сих пор не очень понимал, как ему реагировать. Он преисполнен в неверии и каком-то чудном сне. Он бы накинулся на него прямо сейчас, честно, но он слишком переживает о том, что прошла не неделя, не месяц и не три. Ли страшно об этом думать, но когда ты не можешь найти человека год, ты уже начинаешь предполагать разные варианты, где он. И тут даже доходит до смерти. А сейчас его голос дрожит, но попытки сохранять спокойствие, пока не станет понятно, что вообще делать, его лечат и приободряют. Это же Джисон. Его Джисон. Всё точно будет хорошо. — Минхо, я устал. Я слишком устал на тебя смотреть, оставь меня уже в покое, мне тяжело. Сложно, знаешь ли, жить с мыслью, что, похоже, сходишь с ума, — пальцы всё вращали и вращали это треклятое колёсико. А время всё ещё шло вперед. — С какого ума? Джисон, ты долбоёб? — не хотелось поймать злого взгляда Хёнджина, но Минхо не удержался. — В моих видениях ты обычно не материшься, здесь нельзя, ты же знаешь, — сказано слишком устало. Джисон так и не поднял головы. Всё сидел на камне, перекатывая в ладонях часы. А Минхо стоял у того за спиной, страшась подходить ближе. Джисон вёл себя странно, но, кажется, он понял в чём дело. Шестерёнки не поддавались времени, но лишь ржавые и старые. Те, что в часах. Шестерёнки Джисона же, кажется, начали подавать признаки жизни. Хан резко повернулся, и его глаза широко распахнулись. — Ты? — Джисон поднялся, а циферблат покатился вниз по склону. Он обхватил Ли за плечи с двух сторон. — Ты настоящий, да? Или снова мне кажешься? — глаза бродили по всему телу в неверии. Потом они добрались до лица и больше не смогли оторваться. Джисон вот-вот заплачет. — Снова? — ухмыльнулся. — Так я тебе снился, да? — Нет, Минхо, ты мне не снился. Я тебя буквально видел. Почти каждый день видения говорили со мной. Ты говорил со мной, проводил время, выслушивал, а потом предлагал мне идти за тобой. Я каждый раз оказывался на краях скал. Меня ели успевали достать. — Это не я. — Конечно. Это я. Йеджи говорила, что моя душа никак не может справиться с потерей. И пока твой образ говорил со мной, я не влиял. Только под конец наших «встреч» я сам будто диктовал, что тебе говорить мне, понимаешь? Но я всё ещё был не в себе. Моего контроля не было ни над тобой, ни над собой. Однако он был и там и там. Душа кричала, что сил у неё больше нет. А у меня ещё были. Хотя душа моя. Странно, да? — Да, — Минхо понимал лишь отчасти, зато был уверен, что всё это какой-то пиздец. Необычным образом влияло: вроде и смыться отсюда хотелось, Джисона только прихватить, а вроде и манило всё жуть как. Тебя пленит, растворяет и плавит. Вот так всё. Было странно, всё казалось сном. Вот он. Не видел Джисона год и вот, тот прямо перед ним. Разговаривает и вполне ощутим. Хочется кричать ему о том, как же он соскучился, с ума сходил и ночами не спал. Или лучше обнять и плакать. Нет, плакать Минхо точно не будет. Непонятно. Вроде родные друг другу люди, а у обоих ощущения необъяснимые. И страшно, а вдруг кто-то из них поменялся за это время, а за характером поменялись и чувства, мировоззрения и привычки. И радостно, не виделись год. Тяжело и муторно, но разобраться им придётся. Потому выбираться отсюда теперь нужно обоим.★★★
Ближе к вечеру начинали распускаться ромашки. Лёгкие и свежие. Потрясающе вечерние. Всё здесь цветёт и благоухает. Лживо и неописуемо прекрасно. Закат блещет, а две пары глаз смотрят под ноги, что бы не наступить случайно на что-нибудь живое и шумное. Длинные травинки почти режут голени. Слышна мелодия Юны, шмели и трель уставших птиц. Этим же днём Минхо и Джисон договорились пойти в ромашковые поля обсуждать то, что не смогли за этот год. Ли делился своей жизнью, но говорил только хорошее и счастливое. Всё, что было. Он не хотел в первый же день нагружать чужой мозг ненужной пока информацией, не хотел напрягать и казаться слабым. Поэтому они шли и смеялись, делились и обменивались мыслями. — Сегодня вечером будет что-то вроде здешней тусовки, пойдёшь? — Джисон разрезает своим голосом появившуюся тишину и мир. Или он его и создаёт. Пусть разрезает дальше. — Будут костры и ярко. И темно, вечер же. Свечи, фрукты и цветочные настойки. Это как праздник здесь. Тринадцать счастливых дней до ещё более счастливого дня, — невесёлая улыбка блестит на уходящем солнце и радости. — Не понимаю, — это нормально, Минхо здесь пока только день. — Тринадцать — счастливое число здесь. Забавно, правда? Поэтому за тринадцать дней до летнего солнцестояния, когда всё цветёт ещё больше и краше, природа возрождается, а все счастливы, тут праздник. А вообще, у них каждый месяц какой-нибудь праздник, который нужно отметить. — ветер приятно развивал свободные футболки, а сиреневые мотыльки садились на плечи. — Приходи, правда весело будет. — А ты придёшь? — Приду. И тогда Минхо решил.★★★
Трава в темноте была усыпана красно-белыми свечами, они зловеще присматривались и по-странному дружелюбно притягивали. Стояли в определённом порядке и по-особенному принципу. Где-то кругами, где-то в ряд, а где-то хаотично, но всё также правильно и на своём месте. Воск плавился, становилось жарко. До него хотелось докоснуться, одновременно понимая, что будет больно. Прямо на траве стояли резные вазы для фруктов с персиками. Пушистые, сладкие и краснобокие. Отчего-то тоже казалось, что прикоснись — ужалит. Откуда-то светили яркие алые лучи, хотя солнце зашло давным-давно. Свет оставался лишь от огромного костра в центре поля, свечей и Йеджи. Её рыжие волосы хищно переливались, походя на сам огонь. Шея её была тонкая, а профиль зазывал. Манил и шептал «подойди». Локоны касались обнажённой спины, и Минхо вдруг подумал, что Йеджи не одета. Он не стал подходить ближе, чтобы не убеждаться в этом. Её руки плавно рисовали что-то в воздухе, а все пламенные лучи были направлены в её сторону. Ключицы грациозно выпирали, а руки водили по собственному телу. Привычная мелодия Юны сменилась на новую. Днём Минхо выдали белую льняную рубашку с тремя пуговицами сверху. Ли расстегнул их из-за пыла свечей и непонятно откуда взявшегося волнения. Все здесь были одеты так. Лёгкие белоснежные материалы и воздух лета. Девушки были в молочных раздольных платьях до колен, а мужчины в похожих, как у Ли, рубашках и брюках свободного кроя. Щеки и губы розовели от жары и фруктовых настоек. Все были улыбчивые и расплывчатые. Всё из-за рыжего тумана повсюду и приятной ушам музыки. Кто-то становился в круг ко всем и танцевал, а кто-то отдалялся от толпы и уходил перешёптываться со своими объектами воздыхания, хихикать и целовать в уши. Что точно Минхо заметил: каждый был босой. Здесь не было грязи и мусора. Только трава и свежесть. Максимум сок от раздавленых фруктов и пролитый алкоголь. Всё было словно с картин Гастона де Латуш. Дети водили хороводы, слышалось завывание редких песен, хохот и шёпот, звуки веселья и нежности, стук бокалов и бесконечные танцы. Минхо подходит к развеселевшему парню с венком из одуванчиков в волосах. Тот стоит у огромной бочки с краником-малюткой. — Налить? Брусника? Абрикосы? — парень закатывал рукава с манжетами и доставал откуда-то прозрачные кружки. — Абрикосы. Парень резво кивнул и немного потряс бочку. Потом открутил, с силой закрытый, кран и подставил под него кружку. Мутно оранжевая жидкость наполняла собой до краёв. — Держи. Захочешь ещё — подходи. Мне про тебя уже рассказали, кстати, ты Минхо, да? — Ага, а ты..? — Ли отпивает из кружки и довольно прикрывает глаза. Сладко и горло приятно щекочет. — Со Чанбин. Ты, кстати, пьёшь сейчас настойку на моих фруктах. Вообще все здесь фрукты мои, но я щедрый, поэтому не стесняйся. — Со по-доброму подмигнул и приветливо улыбнулся куда-то Минхо за спину. Подходил новый клиент. Минхо допил, а взгляд начал искать Джисона. А виднелся поблизости только с ног до головы блестящий мальчик, вокруг которого летали бабочки и яркие мотыльки, девушка со сверкающими звёздами на щеках, парень в просвечивающей розовой кофте, выдыхающий какой-то цветной дым и группа молодых девчонок, гадающих на испачканных в соке картах. Вдруг чьи-то руки закрывают глаза Минхо, а человек, стоящий сзади, шепчет: — Угадай, — и звонкий смех. — Тебя попробуй не угадать, — Минхо расплывается в улыбке и накладывает свои ладони поверх чужих. — Эй, отпусти, ты же уже понял, — Ли чувствует, как чужие глаза сверкают, даже не поворачиваясь. — А я хочу ещё так постоять, — руки горячие и всегда узнаваемые из тысяч больше не пытаются выбраться из перманентной хватки Ли. — Нравится тут? — Джисон шепчет в шею нежно и паляще. — Нравится. Только жарко, — Минхо отвечает в такой же манере. Джисон резко подул Ли в шею, якобы охлаждая, а на деле становится только жарче. — От тебя абрикосами пахнет. Уже ходил к Чанбину? — Ли кивнул. — А я пока только с брусникой пробовал, но зато столько, — последнее слово было ярко выражено интонацией. — Пойдём сядем, устал ходить. Поваленное бревно стало гостеприимной скамейкой у костра, а вечерние звуки и голоса — приятным составляющим расслаблености и откровения. Хан выглядел завораживающе, хотя и абсолютно также, как Ли. Его волосы были пушистые и маняще лучились от света костра, в глазах искрилось пламя, то отражалось из реальности и существовало просто оттого, что Джисон весь горел. Его внутренности будоражит, а в крови вырабатывается эндорфин, он был весь в предвкушении и приятном исступлении. Джисон рассказывал о людях здесь, забавно комментируя каждого и странно поджимая губы. Он словно о чём-то боялся сказать. Что-то гложело и царапало глотку, но, видимо, царапало настолько, что сказать он так и не решился. Рассказал о блестящем мальчике. Оказалось, его зовут Ян Чонин, его обожали бабочки. Ещё стрекозы и мотыльки, но бабочки больше всего. Они его не боялись, а вежливо доверяли. А блёстки — это изысканно сделанный Феликсом перламутр. Из чего — тот не говорил. Втирай куда хочешь. Девушка в звёздах — это Шин Рюджин. Она что-то вроде Йеджи, только ночью. Днём она старательно высыпается, чтобы работать по ночам. Хан говорил, что если подойти к ней близко, то можно увидеть радугу в глазах. Радуга в радужках. Парень в просвечивающей кофте — Ким Сынмин. Смотрит за деревьями и их цветением и много знает. Джисон рассказывал про каждого с нескрываемым желанем умолчать и одновременной охотой. За год он выучил всех. Их поведение и привычки, характеры и настроения. — То есть они все что-то вроде фей природы? Или они фермеры? Или как их вообще назвать можно? — Они — существа. Творцы. Не думаю, что их можно назвать людьми, но и не феями точно, хоть и магия у них есть, — Хан смеялся и говорил про магию, как про что-то совершенно привычное. — Но они действительно распределены в своих заданиях. Вода, деревья, цветы, фрукты, ягоды, ночь и день и так далее, ну ты понял. Это их мир и правила все здесь тоже их. — Здорово, звучит даже сказочно как-то, — Минхо правда был одухотворен. — Счастье и покой. На это Джисон странно улыбнулся и сказал: — Пойдём лучше танцевать, Минхо.★★★
Каждый пускался в пляс, заиграли духовые и струнные инструменты, слышалось стучание деревянной посуды. Вокруг пахло сладко. Брусника с абрикосами, спелые персики и апельсины, костёр и цветы. Все кружились и оттаптывали стопы, в волосах засиживались цветы, а рассвет и не думал наступать. Улыбки сияли во всей возможной мере, губы блестели от выпитого алкоголя, а глаза сверкали блаженством и благодатью. Это действительно для них всех счастливый дом. Минхо почувствовал, как ему в рукав вцепились чьи-то пальцы. — Минхо, там кровь, — это Джисон. Ли поворачивает голову в указанное место и лицезреет Феликса. Тот прыгает под лучи музыки, танцует что-то рандомное из своей головы и даже не замечает, как из его носа вытекает кровь. Он подмигивает Чанбину у бочки и, не замечая, проходится рукавом по губам. — Джинни, у меня кровь! Заметил. — Чего это он? — Минхо продолжает танцевать, смотря то на Джисона, то в сторону Феликса. — Всё как обычно. Он всегда бежит к нему, если у него что-то случилось, ты привыкнешь. Хотя я не хочу, чтобы ты привыкал, Минхо — Хан вдруг посмотрел очень серьёзно. — А кровь у него, потому что переактивничал. Ли вдруг чувствует себя как-то неуютно и словно чего-то один не понимает. Всё вдруг перестаёт казаться радостным и свободным. Теперь всё резко становится липким, чересчур сладким, показушно вычурным и лицемерным. Жутким. Рука, мерно поглаживающая между лопаток, дарит что-то похожее на мир и расслабление. — Ну чего ты, эй? Думай потише, — Хан утыкается носом в плечо Минхо и тепло дышит. — Хочешь, пойдём завтра лежать на вязаных одеялах под солнцем и плести венки из самых ценных цветов? Я знаю, где такие растут, — Джисон поднял голову, посмотрел в туманные глаза и улыбнулся. Уставше и по-честному. — Хочу, — конечно он хотел. Что бы ему Джисон вообще ни предложил — он на всё согласен. Теперь да. Каждый превращался в вымученных балерин. Негнущиеся, усталые спины и оттоптанные пальцы под пуантами. Потрясающее Лебединое озеро, где главный дирижёр — свечи, горячие голоса и музыка. Кто-то шёл петь песни, кто-то купаться к озёрам, а кто-то, прямо на этом поле, валился спать. Так прошли ещё пару часов. Костёр затухал, мелодия арфы становилась тише, а маленькие дети тушили свечи. Кто-то просто дул, а некоторые зажимали горящий фитиль пальцами. — Ну вот, никогда не успевал затушить эти свечи, — Джисон слегка расстроился и поджал губы. — Дождёмся пока все разойдутся, — а Минхо хитро щурился и улыбался. После того, как все ушли, Ли достал из кармана зажигалку. Он любезно таскал её с собой в кармане на случай истошного желания покурить. А сигарет у него с собой не было. Забавно. Когда они остались одни, Минхо нажал на зажигалку, и появился огонёк. Джисон вздохнул, недоверчиво посмотрел и хихикнул. — Задувай, — огонёк прямо перед губами Хана, а Ли смотрел заворожённо. — Ты издеваешься? Потом Минхо опустился к земле и зажёг первую свечу. За ней последовали следущие, он полз на корточках и бережно делился огнём с главными картинами этой ночи. Хотя самой главной для Минхо, был всё-таки, Джисон. — А теперь? — Ли поднял одну из свечей в ладонях и также, как и с зажигалкой, протянул её к Хану, останавливая у самых губ. А Джисон смотрел в глаза напротив и видел отражение этих самых свечей в зрачках. Глядел в них долго и ощутимо. Босые ноги стояли на сырой траве, а души становились босыми, пока единственные здесь люди лицезрели друг друга из-под полузакрытых век. Джисон задул свечу, не отрывая зрительного контакта ни на секунду.