Жертвенная Яга

— Яга умерла. — Весть, принесенная отцом серым ноябрьским утром, затянулась петлей на моей шее. Все семнадцать лет своей жизни я не думала о том, что баба Яга испустит дух в пору моей юности, и не торопилась найти спасителя, который браком убережет меня от столь незавидной судьбы. Из-за натопленной печи в избе было невероятно душно, и я двинулась в сторону двери, чтобы немного приоткрыть ее и впустить свежий воздух, но так и замерла на полпути. Яги больше нет. Да начнется век новой Яги. Я прокашлялась и туже затянула ленты передника, дабы возвратиться из царства мрачных дум. Похоже, отец заметил мое волнение и вырвал меня из оцепенения: — Не переживай, Леля. Единственную дщерь не отбирают у семьи. Все девицы в нашей деревне страшились смерти Яги, что по мере старения кликать бабой начинали. Юные девы боялись стать следующей Ягой, поэтому спешили выходить за первого удальца, приходившего свататься, потому что замужнюю девушку никогда не постигнет участь стражницы границы меж Явью и Навью. Я сжала хлопковую ткань рябинового передника, оставляя белые пятна от муки, что напоминали маленькие подснежники. Я была единственным родным ребенком в семье, и, возможно, мне правда не стоило волноваться на этот счет. Однако под ложечкой тревожно засосало, а в ушах застучала кровь. — Даже если то буду не я… — несмело пролепетала я. — Все равно сегодня принесут в жертву одну из девушек. Одна из семей потеряет свое дитя. — Таков закон, — сдержанно сказала матушка, продолжив вынимать кости из рыбы, чья вонь уже успела впитаться в каждый уголок комнаты. — Суровый, но справедливый. Кому-то нужно стеречь проход между миром живых и пристанищем мертвых. Свет мой, старейшина сегодня отправится в лес? — Да, — подтвердил отец, опускаясь тяжело на деревянную скамью, что я помогла ему сколотить этим летом. — Негоже границе пустовать. И не хватало нам еще гнева Кощея заслужить. Яга, думается мне, померла уже давненько. — Отец, а ты пойдешь? — поинтересовалась я осторожно. Окомир, батюшка мой, славился мягким сердцем и помогал всем, даже в ущерб самому себе. Хватит ли у него духа держать или хотя бы смотреть, как убивают девчушку, что росла у него на глазах, как и вся деревенская ребятня? Отец небрежно махнул в мою сторону, мол, беспокойство, обуявшее все мое существо, и хлебной крошки не стоило. Окомир, уверенный в том, что беда обойдет наше семейство, предпочел не переживать о соседях. Матушка тоже сохраняла на уставшем лице маску равнодушия, хотя это удивило меня не так сильно, ведь она редко плакала и еще реже смеялась, безразличная ко всему происходящему вокруг. — Набери водицы лучше, — отец отряхнул мозолистые ладони, вымазанные сажей. Я проглотила вопросы о том, чем же таким он занимался, пока мы с матушкой готовили рыбный пирог, который мне не суждено было доделать. Я без досады повиновалась. Противная вонь рыбы до того одолела меня, что я была счастлива выпорхнуть из избы, накинув по пути душегрею с воротом из потускневшего лисьего меха. Она едва ли согревала, но и на дворе хозяйничала вовсю не зима. Старое ведро, попахивающее плесенью, валялось у крыльца. Я подняла его, взявшись за металлическую ручку, что на холоде обжигала кожу. Но я стерпела, размашистым шагом направившись к единственному колодцу в деревушке. Закутанная в множество одежек ребятня резвилась возле него, подгоняя прутиками местных псов, что словно щенки бегали с детьми, только языки развевались на ветру. Благо ребятишки не пытались ударить собак, да посильнее, а, наоборот, чуть касались их шерстки, словно длина рук не позволяла им дотянуться до псов в этих странных салках. Я привязала влажную и древнюю веревку к дужке деревянного ведра, как сзади кто-то легонько пихнул меня в спину. Ведро упало в колодец, а я резко обернулась, готовая с укоризной покачать пальцем перед развеселившимся ребенком. Однако я крупно ошиблась, потому что передо мной предстал конюх, Божидар, ухаживающий обычно за конями царевича Ивана. Мой названный брат. — Неужели царь Берендей погнал тебя прочь? — Я уперлась копчиком в твердую стенку колодца, и бровью не поведя. — Говорят, у Ивана-царевича больше десятка удалых жеребцов, за которыми денно и нощно нужен уход. Это тебе не кобылы для пашни. Что ж натворил такого? — А ты жалишь хуже пчелы, Леля, — пробурчал Божидар, похоже, ожидавший от меня немного иной реакции. Разбивать чужие надежды — мой врожденный талант. — Даже доброго дня не пожелаешь? — Доброго дня, — качнула я головой, и тонкая рыжая прядь упала мне на глаза, загородив обзор. Я спешно сдула ее. — Так чего вернулся? В детстве мы были дружны с Божидаром, ибо отец его погиб на охоте. Разъяренный медведь задрал его в пору, когда жухлая и хрустящая листва устилала гниющим покровом землю лесную. Матушки же его не стало, когда она безуспешно пыталась дать жизнь его младшей сестре. С тех пор Божидар воспитывался в нашей семье. Он был старше меня на три полных лета, и я всегда воспринимала его как старшего брата, стоявшего на моей защите, делившегося со мной всеми сластями. Сколько горьких слез я пролила, когда он уехал. Эта же терпкая обида не дала мне кинуться на шею Божидара в тот же миг, когда он прискакал в родное поселение спустя два лета. — Царской семьи достигла весть, что Яги больше нет. — Божидар уселся на край колодца, скрестив руки на груди и засунув ладони в подмышки, похоже, пытаясь их согреть. Мне сразу же вспомнилось, что я переносила холод гораздо легче, нежели Божидар. — Все уже об этом знают. Когда луна взойдет, изберут новую Ягу. — Я упросил царевича отпустить меня ненадолго, – со вздохом произнес Божидар, отведя взгляд к заливисто хохочущим детям. Один из псов, видимо, устал и поплелся к нам. Божидар потрепал его между ушей. — Примчался спасти полюбившуюся девицу? — Почти, — нахмурился Божидар. Вьюга бушевала в его непокорном взоре. Что же за борьба шла внутри него? – Я прибыл спасти тебя, Леля. — Не стоило. — Я пожала плечами. — Меня не надо спасать, Божидар. Ты ведь знаешь, что я единственная дщерь в нашей семье. Меня никто не заберет. — Мало ли! — воскликнул Божидар. — Неспокойно у меня на душе, Леля. — Даже если ты из деревеньки нашей меня увезешь, ты знаешь, что это не поможет. — Я поежилась от стылого ветра, внезапно закружившего желтоватые листья вокруг. Божидар нервно сглотнул, и я догадалась, о чем он подумал. Былая обида растворилась сизой дымкой в воздухе. — Никто меня не заберет, — повторила я свои и отца слова, дабы хоть немного успокоить Божидара. — Давай не будем уповать на благосклонность богов и сами сделаем что дóлжно? — И что же дóлжно? — вопросила я, хоть уже и подозревала, что предложит Божидар. Я заранее решила, что отвергну его план. — Поженимся, Леля, — выпалил Божидар, спрыгнув с края колодца. Скулы его разрумянились, как наливные яблоки. — Тогда никто не посмеет и пальцем тебя тронуть, а уж тем более принести в жертву. — Ну уж нет, Божидар. — Я сердито поджала губы, всем своим видом выражая недовольство и несогласие с его затеей. Волнение продолжало цвести лепестками мака на его лице. — Богиня Лада ни за что не одобрит подобный союз. Нельзя родственникам мужем и женой становиться! — Мы ведь не кровью, а духом едины, — продолжил спор Божидар, подавшись вперед, ко мне. Я отпрянула от такого напора, совсем позабыв об одиноком ведре, скинутом в колодец. — Увезу тебя отсюда, а потом вольна ты будешь делать то, что пожелаешь. — Божидар, я желаю делать то, что моей душеньке угодно сейчас, а не потом. — Леля, ты разве не слышала, как девушка становится стражницей меж мирами?! — Из-под соболиной шапки Божидара выбивались ореховые кудри. — Ее убивают жестоким образом. Ты никогда не сможешь покинуть избушку. Будешь там жить до конца своих дней в одиночестве. — Божидар, — отрезала я все его попытки уговорить меня на спасительный брак. — Набери воды и иди домой. Мы будем рады разделить с тобой твой любимый рыбный пирог за ужином. Об остальном же забудь.

***

Я мысленно благодарила Божидара за то, что, ступив на порог дома, он ни словом не обмолвился о том, в чем пытался убедить меня у колодца. Матушка с отцом дар речи потеряли, когда увидели возмужавшего Божидара. Я и сама отметила кардинальные изменения в нем, когда уселась в теплый уголок возле печи за прялку. Я ненавидела прясть, но так я якобы была занята хоть каким-то делом, и никто не докучал мне. А еще я могла разглядеть Божидара со всех сторон. За минувшие два лета Божидар определенно прибавил в росте, от постоянной работы на конюшне на его руках появилась вереница шрамов, а некогда яркая улыбка потускнела. Теперь при улыбке уголки его губ не поднимались, а опускались. Возможно, скверное влияние на него оказал наш утренний разговор, потому что то и дело он кидал на меня мрачный взор. Один раз я даже показала ему язык, чтобы хоть немного поднять настроение и разрядить накаленную обстановку. Ничто не сработало. Так Божидар плыл по дому грозовой тучей до самого заката, когда солнце одержало победу над свинцовыми небесами и пробилось сквозь бесцветное полотно, малиновым шаром катясь за горизонт. Родители позабыли обо мне, увлеченные Божидаром. Я только и слышала расспросы матушки о том, каков великий царь и царевич, а что же насчет царицы. Безусловно, ответы Божидара были скупы, а матушкина реакция еще скуднее. Но в этом была вся она — ни за что не показать свой истинный интерес, а сыпать вопросами, словно золотыми монетами из дырявого мешка, с напускным безразличием. На мгновение я задумалась: а какой же она была в юности? Была ли она такой же закрытой? Или, наоборот, мчалась к миру с распростертыми объятиями? А потом застряла навеки в деревне, никогда не побывав в столице. Оттого, похоже, и терзала Божидара вопросами. — Ну что ж, давайте вкусим хлеба, пока батюшка на ритуал не ушел. Скоро старейшина в деревню вернется, — объявила матушка, когда вместо солнца на небосводе завели хороводы жемчужины-звезды. Все потянулись к столу в полумраке. Предметы отбрасывали причудливые тени на бревенчатые стены в тусклом свете трех свечей. Я невольно засмотрелась в темные образы, что, казалось, устроили дикие пляски в нашем жилище. В детстве я частенько сочиняла жуткие истории, разглядывая их, и шептала Божидару, пока его храп не заставлял меня замолчать. Все-таки отец решился пойти и узреть, как умерщвляют невинную девицу. Я подперла подбородок сжатым кулачком. Будь я мужчиной, то уже бы ударила по столу и убедила всех соседей прервать эту гнусную традицию. Была ли вообще эта граница меж двумя мирами? А может, мертвецам не интересен более мир живых и они не попытаются вернуться? Столько вопросов и ни одного справедливого ответа. Отец уперся локтями в стол, не тронув чарку со сбитнем. Его виноватый взгляд заковывал меня в тяжелые кандалы, которые я была не в силах выдержать. Божидар прокашлялся, поправив завязки на рубахе. Я отогнала мысли, вопящие, что Божидар снова поднимет утреннюю тему. Уже было слишком поздно. Только Божидар открыл рот, как дверь со скрипом распахнулась. Отец поднялся из-за стола, но старейшина остановил его ударом корявого посоха с навершием из выбеленного черепа неизвестного существа. На каждом его клыке были подвязаны по человеческому зубу. Говорят, то части девиц, ставших ягами. — Пора выдвигаться? — спросил отец, а я с морщинистого лица старейшины перевела взгляд на напрягшегося Божидара. Сидя меж двух огней — отцом и старейшиной, — я чувствовала себя беспомощной, загнанной в ловушку крольчихой. Холодный пот потек вдоль позвоночника, а следующие слова стукнули по ушам медными тарелками: — Нам — да. Тебе — нет, — голос старика скрипел несмазанными колесами повозки, но вовсе не от страха или сопереживания. Совсем скоро он и сам испустит дух. — Вам не нужны больше люди в отряд? — недоумевал отец. — Новую Ягу избрали? — Да, — медленно кивнул старейшина, и ворвавшийся ветерок постучал зубами на посохе друг об друга. — То дщерь твоя Леля. — Не может быть! — Отец торопливо обогнул накрытый стол, прижав ладони к груди, и устремился к старейшине. — Леля — единственная дщерь наша. Нельзя отнимать единственное дитятко из семьи. Такова традиция! — Женушка твоя под сердцем дитя носит. — Старейшина посохом на матушку мою указал. Из-под опухших, нависших век не было видно блеклых глаз старика, но я подозревала, что в них не сквозило даже толики сожаления. — Кощей выбор свой огласил. Не успело осознание утянуть меня на илистое дно под зеленоватую речную гладь, как Божидар опрокинул стол, чуть не зацепив им матушку. Вся посуда разбилась на бесчисленное количество осколков, сбитень разлился по полу, а куски пирога разлетелись в разные стороны. На шум вбежало пять мужчин, и Божидар кинулся на одного из них, грубо толкнув в стену и припечатав головой к бревну. Все происходящее — точно ночной кошмар. Как меня могли избрать следующей Ягой? Почему именно я? Однако битва Божидара продлилась недолго. Двое других ловко заломили ему руки, заведя их за широкую спину и удерживая словно разъяренного зверя. В них я узнала наших соседей, Владимира и Дмитрия, которые помогали нам отстраивать избу после потопа. Дмитрий катал меня на плечах, когда минуло всего четыре лета с моего рождения, а Владимир подкармливал кислой клюквой. И теперь они же собирались убить меня. Я подскочила со скамьи, забившись в угол к прялке. Без боя я не сдамся. — Старейшина, послушайте, а если Кощей ошибся, — отец слишком благоговел перед старейшиной, что мне самой стало тошно от того, что лишь Божидар, на которого я напрасно таила обиду дотоле, вступился за меня. — Вдруг Анитушка не носит дитя мое. Вдруг он на свет бездыханным появится. — Даже если беда такая настигнет дом ваш, — задумчиво изрек старейшина, а матушка в это время воровато подобралась ко мне. Она стиснула мою ладонь в похолодевших пальцах, и я была благодарна ей, что она набралась смелости встать между мной и пришедшими по мою душу некогда друзей. — Кощей вернет ваше дитя. — Ни за что не отдам дочь свою вам! — Матушка вооружилась глиняным осколком, а Божидар дернулся в чужой хватке. Владимир надавил ему меж лопаток, и Божидар был вынужден опуститься на колени. Запястье матери украсили алые ленты, словно браслеты из сушенных рябиновых ягод. До того отчаянно сжимала она этот несчастный осколок. Неожиданно отец толкнул старейшину. Тот не смог устоять на дряхлых ногах и повалился наземь. Его сторонники в то же мгновенье ринулись ему на помощь. Даже Владимир с Дмитрием позабыли о Божидаре. — Беги, Леля! — крикнул отец, а мать дернула меня грубо за предплечье, выталкивая из угла. Как же я могу сбежать и бросить свою семью? Они ведь горько поплатятся за то, что я отринула проклятье! Но Божидар не дал мне возможности оспорить опрометчивое решение родителей пожертвовать собой. Божидар потянул меня в сторону двери, стискивая мою руку под локтем с таким напряжением, что точно останутся пятна цвета пасмурных небес. Дмитрий попытался остановить нас у выхода, загородив путь коренастой фигурой, но матушка прыгнула на него сзади, расцарапав кожу на изгибе шеи глиняным осколком. Дмитрий отвлекся на нее, и мы с Божидаром выскочили на улицу. Под ногами хлюпала грязь, превращая подол сарафана в сущий кошмар, а шум, доносившийся из дома, заглушал стук сердца. Казалось, с каждым звуком на моем сердце образуются новые трещины. Божидар не останавливался, и мы мчались вперед, хотя мои мысли неслись еще быстрее. Однако побегу нашему не суждено было увенчаться успехом: Божидар споткнулся и подался вперед. Краем глаза я заметила древко стрелы с соколиным оперением. Божидар недоумевающе взглянул на меня в последний раз, на губах пузырилась бледно-красная слюна. Он рухнул в грязевое месиво, и не успела я вскрикнуть, обернуться, как удар чем-то тяжелым по затылку отправил меня во тьму.

***

Я вынырнула в суровую реальность, потому что начала захлебываться водой, что заливалась в нос и рот, что открылся в панике. Я инстинктивно попробовала поймать ртом воздух, раз не могла дышать носом, и сама сделала только хуже. Я быстро поняла, что неизвестный, намотавший мои волосы на кулак, топил меня в луже или возле берега, потому что лбом я уткнулась в склизкое дно. На зубах заскрипела грязь, когда мою голову выдернули из воды. Все-таки лужа. Я перевернулась на спину, жадно глотая ночной воздух. Глаза щипало, и я не могла их открыть, как бы ни хотела узреть своих мучителей. Настоящие слезы укусили уголки глаз, потому что под закрытыми веками я отчетливо видела расцветшую маску смерти на лице Божидара. Жалобный всхлип послал крупную дрожь в районе ребер. — От предназначения не скрыться, девочка, — послышался блеющий голос старейшины. Он склонился ко мне, и я закашлялась от запаха горелой древесины. От него веяло великим пожарищем, что уничтожило враз мою жизнь. Мне оставалось лишь молить Перуна, чтобы с отцом и матерью все было в порядке. — У тебя почти целая вечность, дабы истину эту осознать и принять. Я дернула руками и раздраженно цыкнула, обнаружив, что руки мне предусмотрительно связали колючей веревкой. Я плюнула старейшине в лицо, за что получила пощечину от Дмитрия. — Что ты сделал с моей семьей?! Голос мой звенел гневом, и если бы меня не связали, то я бы задушила старейшину прямо здесь. Щека пульсировала отпечатком ладони Дмитрия. Я бы с удовольствием прижалась ей к холодной земле, дабы ослабить жжение, но не желала демонстрировать слабость. Старейшина ничего не ответил. — Я клянусь, что вернусь с границы меж мирами и отомщу каждому из вас! — взревела я в отчаянии. — Вы так же, как и я, потеряете все, что дорого вашим гнилым сердцам! — Левую ногу, Александр, — отрешенно обратился старейшина к кому-то сзади меня и поковылял к пеньку, протяжно скуля песнь на неизвестном мне языке. И существовал ли такой язык вообще? Я заерзала на месте, сгибая ноги в коленях и подтягивая их к себе. Я не знала, что старейшина подразумевал, сказав «Левую ногу». Отрубят? Сломают? Ни тот, ни другой вариант не устраивал меня. Песнь старейшины перетекла в клекот ястреба, а затем он и вовсе закаркал вороном, предсказывая мою погибель. Владимир схватил меня за лодыжку и потянул на себя. Я предприняла смехотворную попытку пнуть его, но чем дальше шла наша борьба, тем скорее силы покидали меня. Кто я против кучки мужчин, вознамерившихся меня убить? Усталость елейно упрашивала меня расслабиться и принять свою судьбу, а мозг искрился желанием жить. Луна пробивалась сквозь корявые сосновые ветви, переплетающиеся меж собой и напоминающие решетку темницы. Неужели мне суждено навсегда стать заложницей этого леса? Владимир наступил на мою лодыжку, ближе к стопе, и со всей силы начал топать по ней второй ногой. Мой болезненный вой эхом разносился по лесу, отражаясь от стволов деревьев. По вискам катился лихорадочный пот, и я исступленно молила о пощаде, хотя бы мимолетной передышке, пока кость под избитой плотью не захрустела и острые края не прорезали мою кожу. Окружающий мир плавился, некогда знакомые лица сливались в сплошное бесцветное пятно. А старейшина все продолжал спокойные песнопения, порой перескакивая на звериное звучание. Мне почудился рык волка, когда под грудью разлилось жжение, словно мне под кожу затолкали горстку раскаленных углей. Ткань сарафана намокла, неприятно прилипая к телу. Ком подступил к горлу, и меня замутило, когда на языке осел солоноватый вкус. — Двум мирам теперь ты принадлежишь, — я не понимала, кто говорит со мной, но речь его прерывалась отдышкой. — Ползи же, дщерь, к избе. Иначе мертвой тебе стать навек. Кто-то подхватил меня за талию и перевернул на живот, как тряпичную куклу. Безвольную. С отрезанными нитями кукловода. «Надо ползти», — уцепилась я за единственную появившуюся мысль, что медленно гасла, как фитиль, тонущий в воске, и я поползла. Перебирала локтями, края раны сначала щипало, а потом они онемели от холода. Торчащая из моей ноги кость цеплялась за землю, внутрь забивались комья грязь, но я с жадностью двигалась дальше, сплевывая собственную кровь. Жуткий скрип заставил меня приподнять голову, что далось мне с невероятным трудом. Покосившаяся бревенчатая изба нелепо поворачивалась в мою сторону, топча жухлую траву мшистыми и поросшими ядовитыми грибами лапами. Между лап избы проскользнула волчица с необычайно белоснежной шерсткой. Она поклонилась мне, а затем повернула голову, изучая меня. В ее ониксовых глазах двоилось мое жалкое отражение. Подъем по высокому крыльцу отнял у меня последние силы. Благо дверца отворилась сама передо мной, и я завалилась на дощатый пол умирать. Кровь моя шипела, заливаясь меж досок, и к потолку вился полупрозрачный дымок. Весь дом шел ходуном, поворачивая назад. Дверь захлопнулась перед волчицей, наблюдавшей за моей мучительной смертью.