***
О принцессе слагали легенды. Мол, она заперта в башне старинного замка злым-злым колдуном уже много десятков лет (Сколько же ей тогда?.. А, похер, Гидеон всегда нравились постарше), мол, до этой башни помрёшь — не доберёшься, мол, она умна как самые мудрейшие из совета мудрейших мудрейшеств (Тавтология? Гидеон нравится, какая разница), мол обладает она такой силой, что может заменить целую армию да легко справилась бы с драконом, который охраняет её башню. Только вот не может. Потому что комната её заперта на сто замков, и комната эта находится в са-амой высокой башне замка. (Гидеон не думает, что чувиха, которая может зарубить дракона, не способна открыть пару замочков, но эта часть истории её тоже вполне устраивает). Мол, прекрасна она, как тысяча нимф и сладка как сок небесный, что даже амброзия позавидует её сладости, а небесный пантеон воскликнет: «Ну мы и уродища!». Что локоны её золотисты и вьются, ниспадая на чудесные плечи, что одно лишь слово с её губ способно свести с ума, что фигура её заставляет остановиться, попялиться, призадуматься: «А нужно ли мне всё это?..» Мол, спасёшь её, и королева с королём отдадут тебе полцарства и руку своей дочери. Прекрасная легенда, не правда ли?! Нужно всего лишь пройти через непроходимые препятствия, победить дракона и забрать прекрасную принцессу из её ужасного заточения. Ничего, что Гидеон не смогла бы сделать и всё, что она хочет получить: умняшку-красотку в жёны и вечный запас денег. Мечта. О принцессе слагали легенды. Так вот. Гидеон может с уверенностью заявить: легенды пиздят.***
Гидеон почти умирает. Её ноги не ожидали, что им придётся выпутываться из болота, задница не готовилась к пиявкам, прицепившимся к ней после глубокой реки, а руки не ждали налёта ядовитых лиан, из-за которых у неё теперь не сгибается локоть — её не предупреждали, что путь до принцессы будет, ну, действительно смертелен. Примерно таким, каким его и описывали легенды. Наверное, сказки про сотни не вернувшихся рыцарей и рыцарок должны были послужить хорошим примером. Однако. Если были сказки, значит были и выжившие, так? Гидеон из Девятого дома... Хотя почему это «Дом»? Вполне себе состоятельное королевство, там и не один дом найдётся. Глупое название, как его вообще придумали? Дом. До-ом... Повторив с десяток раз, Гидеон забыла значение этого слова. Гидеон из Девятого дома верила в сказки — она любила слушать их перед сном, когда Агламена, закатив в десятый раз глаза, вздыхала: «Ладно». И Гидеон слушала. Гидеон из Девятого дома рассказывала сказки детишкам в своём захолустье. Те сбегались послушать, как она рассказывает полнейшую чушь с таким лицом, будто сама видела ту битву огров своими глазами, или участвовала в восстании печенья, или самолично спасла сотню красавиц, которые вешались ей на шею и мечтали жениться на ней. Гидеон из Девятого дома расскажет свою сказку: о том как она, пробираясь через тернистые заросли и борясь с неведомыми чудищами, спасла свою любовь от вечного заточения... Её любовь — белокурая красавица с фигуркой, которую Гидеон сразу захочет заключить в объятия... Красавица, которая кинется ей на шею и и жарко поцелует, а потом Гидеон отвезёт её домой, где королева и король отдадут ей полкорлевства и руку их дочери. И станет она жить не тужить, добра наживать, желудок набивать. Это были её планы на жизнь, окей? Это были её планы с самого начала, когда лет в шесть она услышала о прекрасной принцессе запертой в башне. Девчонке из маленькой деревни поблиз королевства не то чтобы часто удавалось подумать о мечтах — поэтому все свои мысли она отдавала именно этой. Днём она работала — ну ладно, не то чтобы прям работала, так просто чуть-чуть часто сбегала потренироваться с мечом, — избегая строго взора Агламены, а ночью опять тренировалась. Тренировалась, пока Агламена не застала её. Тогда всё стало ещё жёстче, ведь та решила учить Гидеон сама. А учила Агламена до воя в костях. Гидеон вваливается через окно башни, бегло пробегаясь вокруг глазами. Остаётся валяться на полу с минуту. Вокруг стоит полная тишина — наверное, принцесса, сражённая красотой Гидеон, застыла в немом крике. Она лежит, пялясь в высокий потолок. Темно. Гидеон зашла в лес ближе к рассвету и целый день провела, отбиваясь от агрессивных птиц-мутанток, взъевшихся на неё за что-то живых лиан и острющих колючек, впивающихся в подошву тяжёлых сапогов. Она всё ещё чувствует, как незамеченные ею шипы чуть покалывают пятки. Приятно. Спина расслабляется после долго дня, и Гидеон хрустит костями, которые и так будто бы перемололи. Хрустеть нечем. Думать тоже. Чё-ёрт, как же классно... Она приподнимается, устало раскачивается и садится на задницу. Подтягивает ближе к лицу ногу и скрупулёзно выковыривает из подошвы пару колючек. Держась за спину, поднимается и горделиво распрямляет плечи. Ведь пред своей будущей невестой надо быть при полном параде. — Ну и дорожка... — светски начинает Гидеон, отряхиваясь. — Ты хотела показаться недоступной, да, детка? Но ей никто не отвечает. Даже звука не издаёт. Гидеон осматривается. В комнате никого. — Э, ты где? — по-быдлански спрашивает Гидеон, приподнимая исписанный лист. На древнющем столе, от которого будто специально отколупывали щепки, лежит гора подобных листов и небольшая чернильница. Но чернила совсем свежие. Бумага только-только окрашена ими, а ручка, откатившаяся на пол, всё её содержит на кончике темнющие следы. Так. Если Гидеон умрёт, то она хочет знать, кто её убьёт. Если здесь есть призрак желающий её душу, если здесь обитает неуёмный полтергейст, — почему не полтерлесбиянкайст? — которому понадобилось её сердце, если дракон вдруг уменьшился, пробрался сюда и сожрал принцессу, просто чтобы написать письмо о помощи своим собратьям и сосёстрам, то Гидеон должна выжить и написать об этом эпопею. Здесь ведь точно что-то не так, должна быть хоть одна живая душа. — Ау-у... А ну отзовись! — она пинает стул и тот падает с отвратительным звуком. Древняя конструкция ломается. У-упс. Это была не Гидеон. Она всматривается во все углы комнаты, но ничего особо не видит. Темно. Света нет. Гидеон щурит глаза, вглядываясь на полку с книгами, переводит взгляд на другой стол с наваленным на него вселенским беспорядком. Хаос. Чума. Жесть. Да кто тут вообще живёт? — Принцесса? — неуверенно произносит Гидеон в тишину. Все её слова разбиваются о стены комнаты без надежды на ответ. Тишина. Никогого. Она бежит, несётся взглядом по стенам ещё раз, не веря, что тут действительно никого нет. И вдруг она видит. На кровати. В самом-самом углу. В полной темноте, что даже взгляд Гидеон не смог выловить сразу. Пиздец. Что это такое, что это такое, что же это такое... На неё, сидя на кровати, пялит пронзительные, слепящие жёлтые глаза маленькое чёрное нечто. Очень чёрное. Темнота вокруг позавидовала. Ночь решила отступить, потому что поняла — они не соперницы. Все модные дома их Дома решили: «Ну нахер это», потому что не могут создать настолько тёмный оттенок чёрного. Не в силах это природы. — Принцесса?.. — осторожно повторяет Гидеон, не надеясь особо на ответ. — Чё зыришь? — хмыкает она в ответ. Гидеон хватает одной секунды и пары слов чтобы понять: она ужасна. Она до кошмара отвратительна. Она неловкая, нескладная, короткая, злобная: гремлин сошёл со страниц сказки и поселился среди королевской семьи. Гидеон пальцы сводит от того, как она хочет причесать её. — Я обож-жаю болтать с гномами, — усмешка обнажает её зубы. — Но мне нужна принцесса. Типа, очень. — А ты ей не нужна, — чуть раздумав, добавляет. — Тоже — очень. — Что, думаешь недостойна аудиенции? — Угу. Возьмите номерок и пройдите в очередь. — Хей, не смешно, — оскорблённо дует губы Гидеон. — У меня билет в первый ряд. Как насчёт выхода принцессы на сцену? Существо привстаёт с кровати и проходит пару шагов. На большее это маленькое тело, думает Гидеон, не способно. — Я не умею шутить, — заявляет... Пугало? Болотное чудище? Скелет, восставший из гробницы? На местном кладбище произошёл бунт, скелетам не понравился торф в их могиле и они восстали? — Детка, ты выглядишь так примято... Знаешь чего тебе не хватает? — сладкой улыбкой тянет Гидеон. Она с довольным видом упирает конец меча в ковёр, дырявя его, и опирается на ручку. — Солнца? — выгибает бровь гремлин. «Хорошего отпаривания утюгом», — не успевает вставить Гидеон. С пару секунд Гидеон не знает что сказать, потому что момент для шутки утерян, а новую она ещё не придумала. Молчит. Такое редко случается с Гидеон. Неожиданное явление. Глаза внимательно следят за ней — отчасти со скуки, отчасти готовясь выбросить в окно. Но Гидеон привыкла. — Ясна красна девица, выйди на солнышко, покажи своё личико, — лыбится она. — Скажи честно, ты сожрала принцессу и обглодала её прекрасные косточки? — Было вкусно, — невозмутимо заявляет девушка. Из темноты она не двигается ни на миллиметр. Фигура её расслаблена, словно она даже не готовится к нападению. — Оу, — вздыхает Гидеон. — Отдашь мне своё сердце? Моё, кажется, только что разбили. — Клея подать? — Лучше себя. — Харкнешь, плюнешь — скле... — Надеюсь ты не делаешь так со всеми девушками перед сексом, сладкая. Нет, серьёзно. Ей нравится когда трудно. — Кислая, — Гидеон видит, как девушка морщится. Девушка видит, как Гидеон улыбается. Всё взаимно — довольно думает Гидеон. — Ну я не против попробовать тебя на вкус, — Гидеон критично выковыривает грязь из-под ногтей и смотрит в глаза незнакомки. Принцесса или не принцесса? Гремлин или не гремлин? Восстала из-за торфа или кладбище всё-таки осталось в сохранности? — Тебе стоит думать перед тем, как говорить такое принцессе, — невозмутимо заявляет девушка. — Тебе — не дважды, не трижды и даже не десятирежды. Мозг всё равно не додумается. О. Всё-таки принцесса. — Простите меня, Вашвысочество, Вашвеличество, ваша покорная холопка не ведала что несёт, — шутливым шёпотом молит Гидеон. Опускается на колено и разводит руки в стороны, мол, делай со мной что хочешь, я твоя. Я твоя. — Твоя холопка захлопнется сейчас, — рычит она. — Что насчёт моей попки? — хрюкает Гидеон. Она не скрывая пялится, как принцесса выходит из темноты. Свет мягко окутывает её, и принцесса щурится — привыкла к своей запертой чернющей гробнице, злобно думает Гидеон. Когда принцесса медленно доходит до дистанции метра между ними, Гидеон решает опустить глаза. Ну нахер. В эти глаза лучше не смотреть — расщеплят. Изничтожат. Принцесса хмурится, морщины приобретают какое-то мимическое выражение, и Гидеон понимает. Пиздец. — Сва-ли-вай, — по слогам шипит она. Чтобы Гидеон точно поняла. Вот только Гидеон всегда имела проблемы с понятиями — это слишком многое нужно держать в голове. Она предпочитает держать её пустой. Больше шуток влезет. — Знаешь что, мне доводилось сражаться с гремлинами... — воодушевленно начинает Гидеон. И принцесса ставит ногу на её лицо. Гидеон чуть шипит, когда сапог — ну он ведь должен быть чистый, да? — остаётся на её лице, но послушно не двигается. Сохраняет лицо. Так всегда в природе — чтобы впечатлить, нужно не падать лицом и держать его прямо. Не показывать слабости. Так рассказывала Агламена про брачные игры голубей. — У тебя плохо получается рассказывать истории, — выдыхает принцесса. Усмехается, убирая сапог с лица Гидеон и отталкивая её. Гидеон выдыхает. Десять лет тратить на подготовку, на учение обращению с мечом, на наращивание бицепсов, трицепсов и остальных -цепсов, тратить себя на пять минут приведения в соблазнительный приличный внешний вид... Чтобы её послали?! — Нет, Вашвысочество, обращаться так со своей спасительницей... — Спасибо за спасение. Можешь валить нахер. Так. Подождите. — Что, но, э-э-э, подожди... — растерянно промалкивает Гидеон. — Ты можешь набиться шутом в свиту к моей матери. Она любит подобных тебе, — выплёвывает девушка. — Подожди, что всё это... — Вали, — ещё раз заявляет она. Гидеон отталкивают. Нет, серьёзно, отталкивают. Принцесса берётся за упавший меч, встрявший острым концом в ковре, и пытается его поднять. И Гидеон неосторожно, по-идиотски хихикает, когда у неё не получается. — Чё ржёшь, — не смотрит на неё принцесса. Даже не старается. Она напрягает руки, отрывая меч от пола и удерживая его на несколько сантиметров. — Грозно, — брутально говорит Гидеон. — Дождливо, — огрызается она. — М-м, мокрые осадки... Девушка подтаскивает меч к окну — и выкидывает. — Нет-нет-нет, ты что!.. — подрывается Гидеон. Но как-то поздно, понимает она. Меч нашёл свой упокой в кустах из колючек. Или это колючки из кустов. Гидеон лично только колючки заметила пока лезла наверх. — Я его ковала специально чтобы спасти тебя... — скулит Гидеон, щенячьими глазами смотря вслед мечу и утыкаясь лбом в подоконник. Принцесса — думает она — полетит вслед. Поймает по пути. — Апорт, — командует принцесса вместо этого. — За ним давай. — Ты... — выдыхает Гидеон. — Милая, прекрасная принцесса имя которой я даже не знаю, ты, ты выбросила мой меч, который я делала специально для тебя, чтобы покорить тебя и твоё искорёженное дурацкое серд... — Меня не нужно спасать. — Но легенда!.. — Другую найдёшь, — кидает принцесса так, как кидают обещания «Ну подумаешь она тебя кинула? Другую найдёшь!». — Имя. — Что? — Имя своё ебучее назови, я сказала, — шепчет. — Аглая Злодневная Третья. — Настоящее, скелет злоебучий! — Харрохак Нонагесимус. Из Девятого дома. Гидеон зло шипит. Она никогда не шипела — так пристыженно, разбито, по-кошачьи. Так делают львицы, когда добыча ускользает из их лап, при этом ещё и ранив. Так делают львицы, когда понимают что рана смертельная. Она старается дышать размеренно, не так разъярённо, но получается сплошное громкое дыхание. Неловко. — Так вот, Харроу из... — Харрохак. — ...Харроу из Девятого дома, я всю жизнь потратила на то, чтобы подготовиться к твоему спасению! Я слышала, как люди умирали и готовилась, желая, что именно я буду той, кто попадёт сюда и спасет тебя! Я тренировалась с шести лет... — А я с пяти лет сижу тут, — вот так вот просто говорит Харрохак Нонагесимус из Девятого дома. Так читают предсмертную телеграмму. Так вещают молитву за упокой перед закрытым гробом. Так сообщают о раке на последней стадии, когда смирились. — Чего? — В этой комнате. С пяти лет. Можешь съебать. — Нет, подожди... — Да я ждала, — фыркает Харроу. — Год ждала, а потом поняла почему меня сюда сослали. Почему меня никто достать не может. — Оу, ну... Я смогу?.. — А ты и не единственная, кто добралась сюда. — Но... — Первый пытался убить Косточку, и она сожгла его. Вторая пыталась залезть через окно, но её труп валяется там, внизу. Кости. А третий влез в башню к десятилетней девочке и пытался залезть ещё и в штаны, говоря, что когда он довезёт меня до замка, моим предкам похер будет на то, что он сделал и в каком я состоянии, ведь он меня спас. Я скинула его с окна. Там много костей валяется. Ты всех не различишь. — Но... — Да съеби! — рычит она. Тело её содрогается, и в Гидеон летит множество острых белых игл. Кости — понимает Гидеон, когда они втыкаются по краям одежды, втыкая её в стену. Ага, так вот что за сила могущественнее целой армии... — Отличные истории, — мычит Гидеон. — Ты всегда рассказываешь их за ужином? Харроу смотрит на неё. Смотрит — и Гидеон видит не ненависть и не злость. Харроу будто есть хочет. Сожрёт на своём пути всё. — Тебе не стоило сюда приходить, — кидает она. — Да? Ну, я передам это шестилетней мне, — лыбится Гидеон. Тоже сейчас всё сожрёт. Она и злая, и с ненавистью, и с голодом. С прошлого утра не ела. — И чё мне теперь делать? — спрашивает невзначай. — Валить нахер, — жмёт плечами Харроу. В её картине мира всё так просто. — Угу, — фыркает Гидеон. Отворачивается от принцессы и ни за что, ни за какие деньжата не посмотрит. Только лишь глазком. — Иди, сиди в своём ебучем тёмном углу. Как мышь летучая. Глядишь через десяток лет там найдут твой скелет иссохшийся. —Я надеялась ты меня не увидишь, — вновь пожимает плечами принцесса. — О, ну, простите что у меня есть глаза... — Если б не заметила и ушла, сама бы сдохла, — выдыхает Харроу. Это будничная новость для неё. — Если бы заметила, я б с башни скинула. — Ты не скинула. — Я так делала со всеми. И это, видимо, очередная история для ужина. Они молчат. Харроу так и продолжила стоять — осматривает стены, потолок, окно, будто не насмотрелась за двенадцать лет. Не изучила каждую трещинку и не создавала их в приступе очередной бессильной злобы. Гидеон кусает губу — да что ж такое, она всё ещё не знает, что говорить. Честно, Гидеон нормальная. Да, она потратила почти всю свою жизнь на подготовку к взбиранию на башню к какой-то чувихе. Да, она днями думала, мечтала ночами о том, как они примкнут одна к другой. Да, она тренировалась и думала — а как же будет выглядеть та принцесса, которую ей суждено спасти... Не суждено, как оказалось. Оказалось, принцесса не то чтобы ждёт спасения. Десять лет Гидеон готовилась спасти ту, кого даже не знает. Ту, что легендарно сидит в башне десятки лет, а теперь легендарно обрушила планы Гидеон на жизнь в замке и жену. — Я думала ты типа немного дряхлая старушка, — цокает она. Вдыхает, словно готовясь произнести целую эпопею. — Ну, знаешь, не то чтобы не-мелочь может как-то перейти дорогу колдуну, хотя может у тебя и были какие-то тёрки с ним, но я не то чтобы в это верю, хотя... — Какой колдун, дура? — фыркает Харроу. — Который тебя запер? — выгибает она бровь. — Ну, знаешь, легенда, всё такое. Считай — отличная реклама тебя. Правда товар не настолько хорош. — Не было никакого колдуна. — Сама сюда залезла, ага? Подростковый максимализм, угу, — усмехается Гидеон. — На целую жизнь в башне, с радостью. Харроу не смотрит, как Гидеон падает на её кровать. Решает проигнорировать это наглое, нестерпимое нарушение и безобразие. Всего лишь вздыхает. — Это была идея мамы. Или папы, — говорит она. Поворачивается к окну, пока сзади неё Гидеон кладёт руки за голову и, видимо, готовится поспать. — Чего? — переводит взгляд на неё. — Мамы идея, говорю. Мозги прочисти. — Вообще-то чистить надо уши... — недовольно проговаривает Гидеон. Но она не обиделась. Приятно, когда могут ответить, а не просто загадочно стоять у окна. — А тебе бонусом. Для самых одарённых. — Значит, тёрки с мамой. Не могу не позавидовать... — задумчиво тянет Гидеон, которая маму свою знала только в... Кхм-кхм. При рождении только. Не в лицо. — Она была злой? Коварной? Ужасно властолюбивой? Била тебя? Ты поэтому такой карликовой выросла, да? — Пасть захлопни, — командует Харроу, и Гидеон понимает — королевскую кровь не просидишь. — Как прикажете, моя сумеречная повелительница... — В шатёр пойдёшь. На руках. — Ты тоже, — усмехаясь, заявляет Гидеон. Пристраивается на кровати удобнее, закидывая ногу на ногу. — На моих, моя темнеющая госпожа. Она тихо посмеивается, когда Харроу закатывает глаза. Делает она это отменно, будто всю жизнь тренировалась. Без единого изъяна. Молчат. Гидеон молчит даже когда Харроу тяжело вздыхает — словно камень повесила где-то в горле и швыряет его от стенки к стенке. Гидеон молчит, когда Харроу теребит в руках чётки, и не знает — для чего они ей тут. Гидеон молчит. Жесть, она что, реально молчит?.. — Мои силы пугали их, — наконец выдыхает Харроу. — Даже по меркам моей семьи я была ужасающей. — Да, я б тоже в штаны делала каждый раз, когда захожу в комнату дочурки, а там скелет какой-то сидит ссохшийся, — цыкает Гидеон. Запускает ноготь меж зубов, забывая, что она не ела ничего со вчера. Даже поковырять нечего. — Те б есть побольше. — Нечего. — В смысле? — давится Гидеон воздухом. — Запасы что они мне оставили, привезя сюда, кончились через... Год. Может чуть больше. Сначала я ловила птиц и крыс. Удобно с помощью костей. Они им нравятся. — Подожди, то есть я пришла сюда и мне нечего пожрать?! Гидеон игнорирует взгляд Харроу. Нет, ну она уже профи в этом. — ...выйдя из башни в замок, я приручила Косточку, — медленно проговаривает Харроу. Говорит вдумчиво, словно пробуя вес каждого слова: в этом десяток граммов ценности, вот в том — троечка, о, а здесь двадцатка найдётся. А здесь вот ноль грамм ценности. Ничего. — Чё за Косточка? — спрашивает Гидеон. Может, и её Харроу приручит. — Подружка воображаемая? — Дракон. О. Их тут собралась целая компашка: РПП-принцесса, крыска-хаврошка, лапочка-дракошка. Гидеон нравится. Чур она патентует себе имя «Дурочка-лохушка». Хотя не в рифму, надо по новой. — Принцесса закорешилась с драконом, от которого я должна была её спасать, — бормочет Гидеон. — Они заперли тебя просто потому что ссыкнули, — раздумывает она. Тихо усмехается. — Заперли пятилетку. — Пятилетку, способную победить всю их армию. — Но не способную выбраться из замка, — жмёт плечами Гидеон. И показывает язык, словно хочет задеть. Показать, что она может сделать этим языком. — Мир меня не примет, — мотает головой она. — Ты принцесса, — ответно поднимает бровь Гидеон. — Весь этот мир — с небольшими ограничениями в девяносто шесть миль на запад, двести пятьдесят на юг, сто семьдесят девять на восток и триста тридцать на север — твой. — Я принесу несчастья этому королевству. — Чё, больше чем принесли предки, запершие свою дочь в каких-то ебенях? — Да какое тебе дело, — даже несмотря на то, что это должен быть вопрос, Харроу говорит это утвердительно. Гидеон нет дела. Нет и двенадцати лет, потраченных на накачивание мышц. Нет меча, с которым она может вернуться обратно. Есть рука, которой она заправляет чернющие пряди волос за ухо, усмехаясь на недовольное лицо Харроу. Есть глупые, ни о чём не думающие губы, посылающие ей воздушный поцелуй. А ещё зад, принимающий пинок. — Я выросла в семье... Хезе. Мы были всеми: защищали деревню, таскали воду и всё что можно, охотились, делали оружие. Та, кто меня приютила, всему и обучила. А Крукс только мешался под ногами, лучше б его лошадь задавила... Харроу опирается спиной о каменную раму окна, и Гидеон не вдумываясь поступает так же. По инерции. И Харроу слушает молча, не перебивая, не вставляя глупых неуместных шуток, граничащих с оскорблениями, на которые всё равно никто не обижается. Она слушала, и Гидеон не видела глухого игнорирования. Иногда видела усмешку. Иногда — язвительный комментарий. В основном Харроу молча слушала. Но когда она отрывала рот... Гидеон могла бы поклясться, она бы закрыла его. Как — неважно. — И ты думала обо мне с самого детства. — Ой, да помолчи. — Ты не хочешь, чтобы я молчала. — Я тебя ненавижу, Харрохак из Девятого дома. — Ну, я тебя тоже, Гидеон. Они сидели так до утра. До пришедшего мягким солнечным светом, упрямо пробившимся в окна башни и затопившим их лица. Они смотрели на этот свет долго. А потом отправились в королевство. Ну, знаете, свергать власть.