in searching of love...

Падение диктатуры семьи Накамото в древней Японии закончилось в тот же период, когда в Корее начало процветать правление семьи Ким. Никто не связывал эти события между собой, за исключением тех, кто непосредственно участвовал в разворачивающейся истории того времени. визит в Японию для налаживания отношений между странами семья Ким и их приближенные поехали лично, дабы показать максимальное доверие соседям. Дон Хён — глава семейства и по совместительству император; Саён — жена императора; Чону — сын и будущий наследник; и Ким Донён, никак кровно не относящийся к семье, но является близким другом и верным помощником. Дон, Саён и Донён были в разной степени, но всё равно взволнованы перед встречей, чего нельзя сказать о Чону, который был глубоко равнодушен как к поездке, так и вообще к подобному мероприятию. Нет, он не считал, что налаживания дружеских отношений с другими странами — это глупо и неинтересно, просто в силу своего ещё юного возраста, ему пока не хотелось приобщаться к делам политики и управления страной. Чего там говорит о внешних делах страны, когда он свой внутренний мир еще не до конца осознал. Будущий наследник даже толком любви и дружбы не познал, а его потащили на столь важное событие. Чону обещали, что поездка будет короткой, не больше пяти дней, но уже по приезде отец говорит о том, что планы меняются, а семья Ким еще даже до дворца Накамото не дошла. Апатия мелкими волнами накатывает на парня, заставляя погружаться в себя и закрываться от всех вокруг. К черту эту глупую поездку, к черту международные отношения, к черту управление страной, к черту Донёна, который старается разговорить его. В порту гостей страны ждали четыре повозки, запряженные людьми, которые должны были доставить прибывших в дома их временного проживания, но Чону, не без помощи красноречивого Донёна, удалось уговорить родителей повременить и дать ему прогуляться по рынку. Ларьки с сувенирами, едой и необходимыми для путешественников вещами стояли вплотную друг к другу и тянулись змейкой по всему берегу. Запахи готовящейся еды пробуждали в наследнике аппетит, но было неловко покупать что-то, не зная языка, поэтому Чону ходил от прилавка к прилавку, внюхиваясь и пуская слюнки. — Вы не местный? — чей-то приятно бархатный голос обратился к Чону на корейском, поэтому парень попытался найти говорящего, но оглядевшись не смог найти в толпе человека, который бы смотрел на него дольше трех секунд. В какой-то момент стало казаться, что эти слова были не ему, но неизвестный заговорил вновь, и на этот раз он оказался совсем рядом, — хотите я вас угощу? — рядом с Кимом стоял молодой парень в длинных, молочного цвета штанах, волочащихся по полу и в чёрной хаори, которую владелец небрежно подвязал на поясе белым поясом. Сам же юноша был с длинными черными волосами, собранных в такой же небрежный пучок на затылке, некоторые пряди хаотично вылезли из общего хвоста и вились на концах. Взгляд темных глаз проникал глубоко в душу, от чего появлялось чувство незащищенности, но вскоре лицо незнакомца кардинально изменилось, стоило тому мягко улыбнуться. Казавшиеся грубые черты стали невероятно привлекательными. В этот момент будущий наследник понял, что такое харизма. — Извините, я достаточно состоятелен, чтобы заплатить за себя сам, — Чону попытался отвернуться то ли, чтобы скрыть легкое смущение, которое медленно растекалось по телу, окрашивая щеку румянцем, то ли, чтобы продолжить глазеть на еду, которую он не купит из-за языкового барьера. — Я тоже достаточно состоятелен, чтобы купить еды прибывшему иностранцу, который по всей видимости не знает японского. Позвольте мне угостить вас, — голос звучал как натянутая сруна басовой гитары, — пожалуйста, не отказывайтесь, я просто хочу сделать маленький презент, даже если это будет простое угощение из портовой лавки, — если бы харизма была человеком, то она стала определённо им, никак иначе. — Я даже вашего имени не знаю, разве так можно? — Чону продолжал смотреть на то, как повар помешивает что-то жирное, но очень привлекательное и приятно пахнущее, в большой кастрюле. — Юта, — парень, насколько это было возможно в условиях рынка, протянул ему руку. — Ким Чону, — кореец пожимает теплую руку, и, кажется, именно после этого жеста будущие внезапные две недели в Японии становятся самыми эмоционально насыщенными днями во всей жизни Чону. Обещанные младшим Кимом пятнадцать минут в порту превратились в тридцать, что заставило всех переживать, поэтому Донён отправился искать наследника. Какого было его удивление встретить смеющегося Чону в компании какого-то японца, который стоял к нему преступно близко, даже в пределах людного рынка, какого бы он сословия не был. Парень быстро протиснулся сквозь людей и, приблизившись, тактично покашлял, привлекая внимание. — О, Донён-хён, наверное, меня все потеряли, — парень виновато смотрит на старшего, делая пару шагов в сторону него. — Твоя мама начала подозревать, что тебя похитили, — Донён говорил мягко и сдержанно, но Ким знал, что тот сильно себя сдерживает, чтобы не развести драму. — Она очень преувеличивает и драматизирует, но я не виню ее в этом, — казалось, что юноша разъясняет это Юты, который не сводил взгляд с Донёна с тех самых пор, как тот появился в их компании. — Надеюсь, что нам еще удастся встретиться, — японец ярко улыбается, и наружу показывается ряд белых зубов, Чону как ребенок машет в ответ рукой, на которой красуется, новый подаренный Ютой браслет. — Он мне не нравится, — тут же фыркает Донён, стоило им только отойти на десяток шагов дальше от нового приятеля наследника. — Тебе мало вообще кто нравится, — усмехается юноша и пихает друга в бок. — Мне ты нравишься, — не будь они знакомы чуть ли не с самого детства, Чону воспринял это всерьёз, как и полагается расценивать такие заявления, но, к глубокому сожалению Донёна, его серьёзные слова всегда превращались в шутку для наследника Корейской державы. Младшему было приятно просто смеяться и общаться с парнем, когда нет никакого давления со стороны и уж тем более в неформальном тоне, который Чону мог использовать только в разговоре с Донёном, даже со сверстниками не удавалось так общаться, ведь все знали какого он титула. Это была одна из причин, по которой парень не переносил быть сыном своего отца.

***

Когда Юта впервые увидел Чону его сердце не трепетало, не билось как птица в клетке и тем более не выходило из привычного ритма. Безусловно японец посчитал того необычайно красивым, но тех недолгих минут было недостаточно для того, чтобы зародились какие-то чувства. Зато мир смог заиграть новыми красками, когда во дворец его семьи пришел Чону, крайне ошеломленный встречей с Ютой в таком месте и при таких обстоятельствах. Ким старался не смотреть в сторону Накамото, но выходило с трудом, особенно если тот откровенно пялился на него. — Юта, покажи господину Чону наш сад, пока мы обсудим пару вопросов, — Тацуо сделал легкий жест рукой, который говорил о том, что им действительно лучше поскорее выйти из зала, но Юта, кажется, только этого и ждал. — Так значит вы сын Донхёна, — как будто это сразу не было понятно, когда гости вошли в зал. — Получается так. А вы сын Тацуо, — Чону не скрывал своей довольной улыбки. Дойдя до лестницы, они одновременно засмеялись, словно их семья выдумка, что они не следующие люди на престол, и что они вообще никак не связаны с управлением страной. Рядом с друг другом появлялась легкость, которую им не удавалось найти в общении с другими. Чувствуя одинаковый статус и схожие проблемы, не было необходимости даже в формальном общении, не нужно пытаться отвечать стандартам и ожиданиям, можно хотя бы ненадолго ощутить себя простым человеком с базовыми потребностями. Правда Чону по-прежнему испытывал легкую скованность, которая была у него всегда, стоило только познакомиться с новым человеком. За недолгую жизнь, которую юноша успел прожить, он повидал достаточно людей, но таких красивых, как Накамото он еще ни разу не видел. С каждой секундой, которую Ким тратил на рассматривание профиля японца, Юта становился еще более привлекательным, хотя казалось, куда ещё больше. — Вы когда-нибудь были в Японии раньше? — старший замедлил шаг, когда они подошли ближе ко входу в сад. Через прозрачные двери уже виднелись природные красоты, собранные в несколько десятках ограждённых гектар. — К сожалению или к счастью, это мой первый раз, — теряясь куда смотреть, глаза Чону метались между ярко-зелеными листьями ранее невиданных деревьев и не менее манящим его взор наследником Японской империи. — Для меня это большая честь стать для Вас проводником в этот чудесный мир, — Накамото обхватил золотую ручку стеклянной двери, потянул на себя и жестом пригласил Чону войти первым в ухоженный сад. Переступив порог, Ким оказался в совсем другом мире, природная свежесть ярким букетом запахов защекотали нос. Рот невольно распахнулся от удивления, глаза округлились, а мозгу казалось, что это все иллюзия и обман, потому что как может сделанная человеком природная территория быть настолько прекрасной. — Невероятно, — единственное, что удалось сказать, смотря на живые лабиринты с обилием различных деревьев, тропинок, украшенных по краям камнями, кустов и цветов, половину из которых даже не видно из-за того, что их закрывают растения у входа в сад. — Это мое самое любимое место во всем городе. — Теперь и мое тоже.

***

Они долго гуляли кругами между деревьев и кустов, разговаривая и совсем позабыв о том, что, между прочим, их родители решают важные политические отношения между собой. В их небольшом мире, который ограничивался только лишь умиротворенным садом, не существовало других людей. Только они вдвоем и природа. Никто даже не заметил, как их общение стало похоже на разговор двух сверстников. Оба ощущали необъяснимую тягу друг к другу, как если они были разнополярными сторонами магнитов. Влечение возросло настолько, что Чону даже набрался смелости завести разговор о любви. — Твои родители случайно не пытаются свести тебя с кем попало? — Ким, кажется уже в сотый раз врезается в Юту, идя по узенькой тропе. — Случайно — нет, — парень, не поворачивая голову, смотрит на Чону, — специально — сотню раз, — на душе младшего стало тепло, понимая, что его проблемы схожи с проблемами собеседника, что он не один в похожей ситуации, которая порой убивает в нем надежду на хорошую жизнь. — Я бы очень хотел, чтобы мой партнер был хоть капельку похож на тебя, с тобой все так просто, — только сказав это, младший задумался о том, что это могло звучат странно. — Я не в том смысле, что… — Чону, — Юта остановился, думая: «Почему Чону не та первая встречная, которую хотели сосватать со мной? Почему так тянет к нему? Почему я хочу поцеловать его? Можно ли?» — Да? — странное волнение, будоражащее все внутри, с которым невозможно справиться, как и с возникшей дрожью по всему телу. — Очень странно говорить это в первый день знакомства, да еще и парню, — они стояли окруженные растениями, которые стали такими привычными для обоих за пару часов ходьбы, — но можно тебя поцеловать? — Юта ощущал себя очень странно и неловко, смотря в глаза Чону, который понимал его как никто другой, и если тот ответит отрицательно, то это будет до ужаса глупо и неуютно для будущего общения. — Знаешь, что действительно странно? — Ким подходит чуть ближе, совсем не пугаясь и не испытывая отвращения, — я очень надеялся, что ты спросишь об этом, хотя я понятия не имею откуда это желание, — зеленый флаг для Накамото, и Юта без зазрения совести целует парня, придерживая обеими руками чужое лицо. Есть только одна цель — раствориться в моменте, чтобы все вокруг стали незначительными, а они сами могли стать неизменной частью сада, дабы остаться навечно в обществе друг друга, тишины и красоты. С того момента каждый день они просыпались с мыслью о друг друге и с непреодолимым желанием встретиться, порой, забывая про завтрак, Чону как можно быстрее спешил попасть во дворец и погулять с Ютой хотя бы лишнюю минуту, пока он не вернулся в родную страну. Накамото так же отменял многие планы ради Чону, запечатляя в голове каждую секунду, проведенную с важным для него человеком, чьи черты лица настолько ярко выгравировались в его сознании, что он мог до мельчайших подробностей описать внешность Кима. Дни неумолимо исчезали друг за другом, а их связь и чувства крепли, но с каждой новой встречей каждый все чаще задумывался о грядущем расставание. Никто не поднимал эту тему, но в голове задавались вопросом «А что будет дальше?» Юта надеялся, что, может, и не придется прощаться, но, к его сожалению, Чону был реалистом, который слушал старших и не мог перечить им и их словам.

***

— Донён сказал, что знает про нас, — впервые Ким говорил про них с Ютой в таком негативном ключе, от чего становилось противно. Чону продолжал давить из себя слова, которые явно были не его, — поэтому нам лучше перестать дружить так близко, иначе будет плохо всем, оставим только деловые отношения в будущем, — было видно, как парень старается проглотить ком в горле, перекрывающий дыхание, мешающий говорить. Слова похожие на ядовитые шипастые лозы пронзали и отравляли сердце влюбчивого Юты, который был готов отказаться от всего, что имеет ради Чону, но младшего не было столько смелость и воли, чтобы поступить так же. — А как же..., — Юта понятия не имел, что хочет сказать, чтобы переубедить парня, слова не вязались даже в его голове, а на языке тем более. Может, имей он более высокий статус в сознании Чону, то смог бы убедить его не ставить крест на всем, но в глубине души все же понимал, что при их статусах невозможно такое даже в самых смелых мечтах. Не в этом мире, не в этой вселенной. В другое время, в другом месте, но не здесь, поэтому, Накамото продолжил молчать, даже когда хотелось кричать, просить так рано не уходить, у них ведь есть еще два дня, два дня на то, чтобы проститься. Чону ушел из жизни Юты так же быстро, как пришел, но уйдя, оставил рану, что не зажила ни через месяц, ни через год. Накамото слишком рано взошел на престол, будучи совсем неподготовленным к такой скорой ответственности, наделал множество ошибок, от которых империя стремительно покатилась вниз. В каждый из плохих дней он вспоминал те неполные две недели с Чону, загоняя себя в порочный круг отчаяния и непрекращающегося самобичевания. В то время, как строго воспитанный Чону смог должным образом управлять страной и принести в нее много нового. Ким вспоминал те недели, но лишь для того, чтобы суметь воссоздать ту гамму светлых эмоций для себя и своих будущих детей. Падение диктатуры семьи Накамото в древней Японии закончилось в тот же период, когда в Корее начало процветать правление семьи Ким.