***
— Это Чхве Гаюн, кхе, господин Мин, — Юнги стоит, опираясь задницей о стол, и смотрит на распластанного на полу человека, не испытывая и капли жалости, — он заинтересовался поставками через жемчужный путь, кхе… и вы же знаете, ему с-сложно отказать. — А мне перейти дорогу, значит, легко? — Юнги лениво прокручивает в ладони ножик, прицеливаясь. Он готов понять жадность, принимает порочную алчность, согласен закрыть глаза на мелкие недочёты в отчётах. Если в конечном итоге это принесёт на блюдечке чужую верность, а не потреблядское желание откусить больше, чем поместится в глотку. — Я не буду тебя убивать, Союн. — С-спасибо, господин Мин… — Свою благодарность ты выскажешь мне делом, а не словами, — Юнги подкидывает ножик и, поймав его, молниеносно швыряет в сторону Союна — тот втыкается в пол в дюйме от чужого напуганного лица. Вскрик полный ужаса он игнорирует. — Исправишь косяк и, чтобы доказать свою преданность, убьёшь Чхве. Мне неважно, как ты это сделаешь, но срок даю тебе неделю, максимум — полторы. Не справишься — будешь отрабатывать долг иначе. — От-трабатывать? — Союн сжимается в комок, хотя казалось, что стать меньше просто невозможно. Юнги может только поражаться чужой гибкости и тому, как страх способен сковать тело. Он лениво отталкивается от стола и приближается к никчёмному альфе у своих ног. Союн практически не пахнет: его феромон прогибается под густой запах энигмы, растворяясь в кабинете. Обычно Юнги даже не смотрит на таких альф, которые кажутся слабее омег, но ситуация обязывает. Ему приходится тратить своё время на то, чтобы объяснить прописные истины; на то, чтобы макнуть мордой в кучу наваленного дерьма; на то, чтобы в конечном итоге получить обещание, что такого больше не повторится. Хотя, стоит отдать должное, Союн хотя бы не обмочился. Присев на корточки перед валяющимся на полу альфой, Юнги брезгливо принюхивается. Страх-страх-страх. Ни одного проблеска чего-то иного. У него в гостях бывали те, кто возбуждался от доминирования энигмы, и те, кто унижался в попытке выклянчить немного сочувствия. Тут же… беспросветный ужас от ситуации и отвратительно скулящие звуки. Жалкий и ничтожный альфа, который не справится с заданием и станет очередной игрушкой в доме блаженства. — Да, Союн, отрабатывать, — Юнги дёргает нож на себя, вынимая острое лезвие так, словно оно воткнулось в масло, а не деревянный пол, — своим телом и особенно задницей. Ты, кажется, бывал в моих красных домах, но ещё не приходилось посещать чёрные? — Господин Мин, не… — Союн гулко сглатывает и начинает не просто пахнуть страхом, а отвратительно вонять снедающим его ужасом. — Н-не надо, я всё сделаю. Всё. Не с-сомневайтесь. — Дела, Союн, звучат громче слов, — Юнги цокает, пружинисто выпрямляясь, и резко дёргает головой сначала влево, а потом вправо. До хруста. До испуганного икания альфы. — И твои пока что кричат совсем о другом. Я иду навстречу и даю шанс реабилитироваться только потому, что это первый проступок. В твоих руках доказать, что и последний. Понятно? Альфа часто-часто кивает, пытаясь выпрямиться и встать на дрожащие колени, чтобы поклониться, утыкаясь лбом в пол, но терпит неудачу. Он заваливается обратно на бок, расстроенно хныча, а за второй попыткой Юнги уже не следит. Убирает нож, мимоходом проверяя, что оружие всё ещё при нём — плотно прилегает к боку, сокрытое в кобуре, — и двигается на выход из кабинета. — Уберите мусор, — Юнги презрительно кривится, отдавая приказ одному из помощников, который ждёт его снаружи комнаты, — и проветрите помещение. Не люблю, когда воняет. — Да, сэр. Юнги не обращает внимания на то, кто ему отвечает, зная, что в любом случае всё будет выполнено в лучшем виде. Он подхватывает протянутую сбоку папку от расторопного секретаря и, открыв её, погружается в изложенную там информацию. Что-то затрагивает легальную часть бизнеса, что-то — не особо. Также ему услужливо составили список встреч на неделе. Юнги с интересом смотрит на пятницу: ужин с омегой Пак Чимин. Он и позабыл, что из-за категоричного слова матери теперь вынужден подбирать будущего супруга. Она поставила вопрос ребром: если отец отходит от дел, то у Юнги должна быть пара. Изысканная, не из бедной семьи и та, что сумеет смягчить властный характер её любимого сына. Доминантная омега — сигма Мин Оджи — загнала под каблук мужа и воспитала сына по своим жёстким критериям. Мало кто знает, насколько было велико её влияние внутри семьи Мин и то, что весь образ своего любимого мужа она выстроила лично. Беспечно жестокий и похабный Мин Ёсэ внушал страх и недоверие, особенно когда на личных встречах вёл себя совершенно не так, как от него ожидали. Юнги хмыкает, вспоминая момент, когда перенимал дела. Никто не ожидал, что смена власти принесёт перемены совершенно не в сторону послабления. А скорее наоборот. Юнги знает, что такое справедливость. Просто воспринимает её по-своему. Захлопнув папку, он неторопливо двигается вперёд, краем глаза замечая то, как случайные подчинённые расступаются, освобождая и так широкую дорогу. Сегодня предстоит ещё две встречи, совсем не такие, как была в кабинете только что. Более продуктивные и прибыльные. От предвкушения Юнги не контролирует насыщенный феромон, растекающийся невидимым туманом по коридорам здания. Он затапливает своим запахом всё.***
Время до пятницы пролетело быстро и суматошно. Чимин не успел моргнуть, как уже оказался стоящим перед зеркалом в полный рост и смотрящим на себя в алом платье. С вырезом спереди и открытой спиной, полупрозрачные рукава целомудренно скрывают руки, а вот расходящаяся в стороны ткань на бедре игриво даёт возможность полюбоваться ножкой при каждом шаге. Чимину нравится то, как он выглядит, нравится укладка светлых волос. Не нравится только то, что таким он предстанет перед главой Мин. Хотелось ли ему, молодому и хорошенькому, становиться игрушкой старика? Нет. Чимин не понимает, как при живой жене альфа может позволять себе публично распускать руки и, более того, так официально подбирать… любовника. По крайней мере того, что в семье Мин сменился глава, он не слышал. Кинув последний тоскливый взгляд на своё отражение, Чимин легко меняет маску на лице. Спокойный взгляд, такая же мягкая, невинная улыбка. А ладони сложены в покорном жесте. Он прокручивает колечко на указательном пальце правой руки — единственное, что выдаёт его волнение — и выходит из комнаты. Внизу ждёт мать. Она не показывает, что недовольна задержкой, но цепко оглядывает Чимина с ног до макушки. — Правильно, что без украшений, — Чонсин вскидывает руку, чтобы пройтись острыми ноготками по бронзовой коже. Чимин легко представляет, как они могли бы впиться в тело, прямо под острую ключицу, и легко вырвать её. Всего лишь за одну оплошность. — Это будет поводом сделать подарок. Чимин склоняет голову, соглашаясь, и двигается вслед за матерью. Они выходят из шикарного поместья, спускаются по ухоженной дорожке и усаживаются на заднее сиденье машины. Отец поедет отдельно. Запах альфы не должен перебивать чистый и невинный феромон девственной омеги. Мать даже приняла подавители, чтобы не мешать Чимину очаровывать главу Мин. Хочется спросить, какой он. Машина трогается, но Чимин плотно смыкает губы. Даже если альфа обходительный и приятный в общении, это не означает, что он таким же будет дома. Внешняя маска, Чимин знает о них немало, не даёт права судить о том, какой человек внутри. — Выпей, — мать суёт ему в руки две таблетки в белых капсулах, а после кладёт ещё одну неприятного бурого цвета, — а эту положи под язык. Скорее всего, глава Мин захочет тебя поцеловать, и, когда он сделает это, надо, чтобы весь твой рот был в этой дряни. — Что это? — Чимин смотрит на таблетки как на отраву и втягивает сладковато-горьковатый запах. Зная методы матери, он может предположить, что это либо возбудитель, либо… — Они вызовут течку? — И спровоцируют гон, — Пак Чонсин кивает, довольно ухмыляясь, — не так уж ты и глуп, Чимин. Глава Мин — альфа и не сможет устоять против текущей девственной омеги. Каждый из них кичится выдержкой и контролем, но мы-то с тобой знаем, что стоит кобелям учуять запах сучки и они ведутся как щенки на мамкино молоко. Животные, — она презрительно кривится, — ими легко манипулировать, детка, ты быстро усвоишь этот урок. Думаю, даже быстрее, чем выйдешь замуж. Всё же в тебе моя кровь. «Проклятая кровь», — думает Чимин и под внимательным взглядом расчётливых глаз матери делает вид, что пьёт таблетки, задерживая капсулы под языком. Она может считать себя самой умной, но последнее слово всё равно останется за ним. — Умница, — она даже расщедривается на ласковый жест: мягко проводит по волосам, стараясь не испортить причёску, — удивительно, как остальные не додумались до подобного. Глава Мин — выгодная инвестиция. «Скорее всего, они любят своих детей», — Чимин скромно улыбается и молчит всю оставшуюся поездку, перекатывая между пальцами таблетку для гона. От неё он избавится даже раньше, чем от капсул во рту. Чимин не позволит этому альфе даже коснуться себя, хотя и будет предельно вежливым. Учтивым. Послушным. Главное не давать поводов для прикосновений. Никаких случайных взглядов, кокетливых жестов. Ничего, что выдало бы интерес Чимина, но в то же время… Он смотрит на довольно улыбающуюся мать. Это будет сложный ужин. Интересно, жена главы семьи Мин тоже будет присутствовать на встрече? Возможно, она уже не может удовлетворить своего мужа, поэтому позволяет ему ухлёстывать за молоденькими омегами? Эта мысль неожиданно Чимину нравится. Если бы он испытывал отвращение от своего супруга, то тоже подобрал бы временную игрушку, лишь бы отдохнуть. Но на кой чёрт выбирать детей из золотой сотни? Чимин задаётся этим вопросом всю поездку до ресторана и почти забывает выбросить таблетку, когда выходит из машины. Пальцы наверняка сохранили на себе горьковатый аромат, но его должен перебить естественный феромон Чимина. Нервничая, он пахнет намного насыщенней, чем когда спокойно сидел подле матери в машине. Прикрыв рот ладошкой, он выплёвывает и те две капсулы для течки. — Улыбайся, малыш, — Чонсин идёт впереди, и Чимин отстаёт всего на шаг, — если ты не справишься, то твоё будущее закончится на завтрашнее утро. Если Чимин не справится, то он сбежит. Наплюёт на то, что придётся распрощаться с сытой и роскошной жизнью, но не даст отправить себя в монастырь. Кивнув этой мысли, Чимин отвечает: — Не переживайте, мама, моё будущее будет определено сегодня. Чонсин даже не смотрит на сына, отдавая накидку слуге в ресторане. У Чимина не было возможности даже накинуть что-то на плечи: свежий, холодный воздух должен был заставить покрыться его кожу мурашками, чтобы складывалось ощущение, что он так реагирует на альфу. Он осматривает пустующий зал, арендованный под встречу, пытаясь увидеть альфу до официального представления. И едва не оступается. Помимо альфы в возрасте и омеги ему под стать, около стола стоит… энигма. Чимин ни с чем не спутает это ощущение неподдельных мурашей, вызванных отнюдь не холодом, а присутствием сильного доминантного альфы. Идя вперёд, не чувствуя собственных ног, Чимин не может отвести взгляда от мужчины: высокий, с волосами до края шеи, в официальном костюме и с сигаретой между длинных и сильных пальцев. Его феромон затапливает пространство вокруг, подчиняя себе всех. Чимин совсем теряется, не зная, что думать. Глава Мин… разве его не должны были подарить старику? У него есть сын? Взрослый сын, энигма, хорош собой и… Сердце пропускает удар, когда их взгляды встречаются. Внимательные, полные уверенности глаза осматривают Чимина с ног до головы. И это приятно. Невероятно приятно чувствовать невербальные прикосновения и то, как в не скрытых тканью участках чужой интерес задерживается. На ключицах. Груди. На мелькнувшем между краями пышной юбки бедре. Чимину хочется покружиться, чтобы продемонстрировать спинку, её тонкий и изящный изгиб. Стоило взять более открытое платье. Чимин чувствует, как предаёт себя, свои же мысли, отчаянно нуждаясь в том, чтобы ощутить касания сильных ладоней на талии. Если это — глава Мин, которому его представляют, то он сделает всё, чтобы заполучить его себе. — Глава Мин, — мать приседает в поклоне, обращаясь к более старшему альфе, и не видит на его губах застывшую презрительную ухмылку, — рады вас приветствовать, это… — Глава семьи Мин теперь я, — голос подаёт энигма. Он тушит сигарету в пепельнице, прокручивая её несколько раз, пока дым не перестаёт идти. — И я знаю, кто вы: Пак Чонсин, Пак Чимин и ваш муж Пак Минхо. А вы, видимо, не знаете, кто я. Мин Юнги, нынешний глава семьи Мин, который подбирает себе будущего супруга. От низкого с хрипотцой голоса у Чимина готовы подкоситься коленки, но он заставляет стоять себя ровно. Чужая власть феромоном опускается на хрупкое тело с желанием придавить и подчинить, но живя с пусть и маленьким, но уже набирающим силу энигмой, он готов к подобному. Поэтому поднимает лукавый взгляд на заинтригованного Юнги. Юнги. Имя, которое он не прочь стонать во время брачной ночи и после. Имя, из-за которого под кожей вспыхивает огонь. Имя, в котором скрыто больше силы, чем Чимин предполагал. — Приятно познакомиться с вами, глава Мин Юнги, — Чимин не кланяется, но обозначает кивок головой, а после делает растерянный шаг, показывая, что не против сесть за стол. Он не знает, чего ждать, но точно испытывает крайнюю степень удовольствия, когда Юнги неторопливо подходит ближе, чтобы отодвинуть стул и помочь занять место. — Спасибо, господин Мин. — Юнги, — голой шеи Чимина касаются грубые подушечки пальцев, оглаживая изящную линию изгиба, — обращайся ко мне по имени и неформально, нам ведь следует познакомиться ближе. — Верно, — Чимин не скрывает лёгкой дрожи от приятной ласки и бросает очередной игривый взгляд из-под ресниц, — у меня может получиться не сразу, поэтому надеюсь на ваше снисхождение. Юнги довольно посмеивается, опускаясь на своё место напротив Чимина. Они оба игнорируют то, как супруги Пак занимают положенные им стулья, как начинает течь неторопливая беседа, затрагивающая политику страны и бизнес. Конечно, они оба не молчат, но больше заинтересованы в другом. В том, что искрит между ними с первого взгляда. Чимин нервничает, но не подаёт виду, когда решается на шалость. Расстегнув парой ловких и незаметных движений замочек на туфельке, он осторожно вскидывает ножку, чтобы ребром стопы провести по коленке Юнги. И поймать в ответ взгляд. Жадный, с искорками назревающего возбуждения, но лишённый животной похоти. В глазах остаётся разум, скованный бескомпромиссным контролем. Чимин невольно думает, что в Юнги слишком много сдержанности и её не смогла бы разрушить ни одна таблетка. От такой мысли становится жарче, а движения – смелее. Чимин скользит ножкой дальше, надавливая на внутреннюю сторону бедра, пока не упирается в пах. Краска моментально затапливает щёки и скулы, а из приоткрытого рта вырывается шумный выдох, но он не останавливается. Ощупывает пальчиками объёмную выпуклость, мягко и пружинисто нажимая на твердеющий член. Чимин никогда не действовал настолько вызывающе и сейчас, видя, какую реакцию вызывает у альфы, энигмы, не хочет останавливаться. — …поставки, с использованием вашей логистики… — до уха доносятся серьёзные и, пожалуй, важные слова, но Чимин не реагирует, потому что Юнги опускает ладонь и смыкает пальцы вокруг тонкой лодыжки. Прикосновение обжигает. В первый момент хочется отдёрнуть ногу. Во второй — тоже. А в третий, когда Юнги не просто удерживает, а начинает водить пальцами по краю стопы, хочется стыдливо сбежать и спрятаться где-то в туалете. Он возбуждается моментально. От силы хватки, от того, что они в публичном месте, от пронзительного взгляда тёмных глаз Юнги. Чимин прижимает ладонь тыльной стороной к щеке и опускает глаза. С таким соперником он не сможет выиграть. И надо ли выигрывать? — Думаю, это имеет смысл, — Юнги отвечает; как он может настолько невозмутимо продолжать диалог и ласкать его стопу? Чимин, почуяв слабину в чужих пальцах, высвобождает ногу, возвращая её в туфельку. Опасно. Очень опасно продолжать начатое. — Особенно сейчас, когда жемчужный путь находится под угрозой, ваши варианты во многом выигрывают у конкурентов. Чимин замечает, как блестят глаза матери и как отец растекается в довольной улыбке. Такие разговоры не велись бы, не заинтересуйся Юнги им. Он робко поднимает взгляд, моментально попадая в ловушку переглядок. Хочется вернуть ногу обратно. Хочется встать и уйти в уборную в надежде, что энигма отправится следом. Хочется нарушить все видимые и невидимые правила и просто… предложить себя. Вопреки здравому смыслу, который набатом бьёт в голове, что если он так сделает, то его просто выбросят, как падшую омегу. — Чимин, — Юнги откладывает столовые приборы в сторону и делает жест людям, использующим живую музыку в ресторане. Своими действиями он обрывает довольно насыщенный диалог двух семей, но не обращает на повисшую тишину никакого внимания. — Как насчёт танца? Я слышал, что ты хорош в этом искусстве. — Кое-что умею, — Чимин тянет уголок губ в намёке на игривую улыбку, — но всё зависит от партнёра. — Как и в любом деле, — Юнги поднимается с места и неторопливо подходит ближе. У него хищный шаг. Чимин ловит себя на мысли, что не хочет быть добычей, но совершенно точно не против быть пойманным. — Надеюсь, что мы сочетаемся. Юнги подаёт руку, и Чимин с удовольствием вкладывает свою миниатюрную ладошку в чужую, широкую и большую. Можно было бы ожидать, что хватка будет такой же крепкой, как и на лодыжке, но нет — энигма притягивает к себе Чимина мягко и плавно, совершенно не принуждая. Позволяет свободно двигаться, но последнее слово оставляет за собой. Особенно когда начинает играть музыка для их первого совместного танца. — Танго? — Чимин судорожно вздыхает, чувствуя прикосновение к спине чуть ниже лопаток, и, дрогнув, уверенно обхватывает шею Юнги одной рукой. А вторую вкладывает в чужую ладонь. — Не самый обычный выбор. — Зато лучше других танцев показывает, насколько мы можем сочетаться, — Юнги начинает вести. Без напора, отдаваясь музыке и не сводя взгляда с распахнутых глаз Чимина. — Сможешь ли ты отразить меня, мои мысли и движения достаточно для того, чтобы повторить в жизни? Сможешь ли принять? Только в танго возможно это узнать. — Или на свиданиях, — Чимин даже не задумывается над танцем, полностью отдаваясь во власть Юнги. Шаг, второй, плавно развернуться и прижаться. Они двигаются достаточно медленно, чтобы после, когда музыка набирает обороты, перейти к быстрым и чётким шагам. — Вопрос лишь в скорости. Юнги наклоняется к его шее, втягивает сладковатый феромон и бархатно посмеивается в краснеющее ушко. Чимин не видит, но чувствует, как припекает кромку от будоражащего возбуждения, от интимной близости, от густого и насыщенного запаха энигмы. Юнги ласкающе водит ладонью вдоль спины, совершенно непринуждённо продолжая танцевать, и Чимин ловит себя на том, что ему не надо даже подчиняться. Ноги сами двигаются в такт, как и руки сами скользят вдоль чужого плотного тела. Юнги твёрдый, с литыми мощными мышцами, которые ощущаются даже под слоями одежды. Чимин не в силах остановить любопытство и, улучив возможность, расстёгивает пуговку на пиджаке, чтобы скользнуть под него. Он надеется обжечься из-за пылающего под кожей жара, но натыкается пальчиками совсем на иное. — Осторожно, — Юнги бесстыдно ведёт кончиком носа рядом с ухом Чимина, выдыхая столь опасные слова, — не нажми на курок. Ведь нам пока никого не надо убивать, верно? — Господин Мин, — Чимин ощупывает ствол, поражаясь тому, насколько он холодный в сравнении с горячим телом Юнги, — в жизни есть вещи и пострашнее того, что вы прячете под пиджаком. — Например, то, что прячется под брюками? — Юнги успевает спросить до того, как резко оттолкнуть от себя Чимина и прокрутить его вокруг своей оси. Закончив движение, он прижимается обратно и пылко, поддавшись порыву, поднимает ножку, ведя ею вдоль чужого бедра. Почти как если бы они лежали на постели и наступил момент раскрыться для проникновения. Меньше всего Чимин ожидает, что Юнги подхватит ногу выше колена и сожмёт упругую ляжку. Пальцы властно надавливают на кожу, проминая её, помечая, и поднимаются выше, к краю разреза платья. — Если то, что под брюками, настолько же прекрасно как то, что я вижу перед собой, — Чимин ведёт ноготками по шее Юнги, зарываясь в густые волосы и мягко оттягивая их назад, — то страх явно не то, что будет присутствовать в наших отношениях. — Какая смелая омега мне досталась, — Юнги словно не замечает попыток Чимина удержать его за волосы — наклоняется и прижимается губами к бьющейся в быстром пульсе жилке. Острые клыки скользят по чувствительной коже, но вызывают совсем не страх. Между ног и до этого было тепло, но теперь Чимин чувствует, что там становится ещё и постыдно влажно. — Ох, господин Мин, боюсь вас огорчить, но моя смелость заканчивается там, где начинается спальня, — Чимин весь дрожит, предвкушая момент, когда шею пронзит укус, но вместо него до чуткого слуха доносится утробное рычание. Не злое, но совершенно несдержанное. — Ах! Юнги продолжает танцевать. Они возвращаются к быстрому ритму, и приходится ловко переставлять ноги. Чимин всё боится, что оступится, споткнётся или не так повернёт стопу, но нет. Он смотрит в глаза Юнги, отдаётся его рукам, позволяет крутить собой как безвольной игрушкой и неприлично возбуждается. Жар охватывает с ног до головы и там, где Юнги касается голой кожи, остаются невидимые ожоги. Маленькие искорки наполняют Чимина до предела, вынуждая пульсировать каждую клеточку тела. Становится труднее дышать. Мысли перестают связно течь в голове, а сидящая внутри под десятками запретов натура омеги рвётся наружу. Чимин и так позволил себе за сегодня слишком много. Он уверен, что мать гордится им и предвкушает беззаботное будущее, но сам же… Боится и ждёт последствий. Ладонь Юнги скользит вдоль позвоночника, перебирая пальцами кожу как обычно перебирают клавиши на пианино. С ним играют, на нём играют, выжимая ласками неповторимую мелодию. В горле Чимина зарождается сладкий высокий стон, и, чтобы тот не оглушил всех в зале ресторана, он прижимается к Юнги. Шумно выдыхает прямо в чужое ухо, жалко хныча под конец. — Как порочно, — Юнги замирает как раз в момент последнего аккорда и не сводит тёмного взгляда с лица Чимина, — столь сладкий звук должен предназначаться только мне одному. — Тогда вам не стоит вести себя столь откровенно со мной на, — Чимин смотрит на их родителей, с интересом подслушивающих их разговор, — публике. Извините. Отстранившись, Чимин легко выскальзывает из объятий Юнги, торопливо сбегая в сторону уборной. Он течёт. Влага ощутимо скатывается по внутренней стороне бёдер, и энигма не мог этого не заметить. Не мог не учуять сладковатый запах девственной омеги. И, судя по его словам, по акценту на слове «звук», Юнги имел в виду совершенно иное. То, что сейчас пачкает бельё и оставляет следы на коже и платье. Чимин не может успокоиться. Не может унять сердцебиение. Не может даже закрыть за собой дверь, иначе как ещё объяснить то, что защёлка оказывается открытой и вслед за ним в небольшую комнатку проскальзывает Юнги. Без слов притягивая к себе Чимина для голодного поцелуя. Мягкие губы грубо впиваются в распахнувшийся от неожиданности рот, а проворные пальцы проскальзывают между ног, ощупывая промежность. — Ты потёк только от танца? — Юнги надавливает на киску через бельё, круговыми движениями растирает клитор. Из-за того, что ткань не совсем гладкая, а с шершавой фактурой, ласка получается куда более интенсивной, чем Чимин привык ощущать. Здесь, в закрытом помещении, за плотной дверью, он может не сдерживать рвущийся наружу протяжный стон. — Только от танца, Чимин? — От тебя, — Чимин выгибается в чужих руках, раздвигая ноги, раскрываясь и приглашая к большему. Он боялся, что альфа обесчестит его в туалете ресторана, а теперь сам же и предлагает себя. До стыдного приятно принимать несдержанную ласку, чувствовать грубые и порывистые касания, показывать то, как одни только пальцы лишают его остатков разума. — Тебя, танца, того, что было до… ах. Я н-никогда… это впервые… так. Юнги в ответ рычит и грубо, с силой надавливает на промежность. Она такая маленькая, что помещается в довольно большой ладони. Юнги тискает его. Трёт пальцами, размазывая выступающую влагу, пружинисто нажимает на клитор, отчего по коже растекается острое возбуждение. Чимин широко распахивает рот, шумно выдыхая, но ещё сдерживаясь от протяжного стона. Нельзя. Не тут. Не сейчас. Но так сильно хочется расхныкаться и расплакаться, когда Юнги проскальзывает под тонкую перемычку белья и принимается ощупывать киску. Гладенькую и бархатную. Он словно проверяет её: скользит пальцами между губами, кружит вокруг влажной дырочки и прокручивает между костяшками увеличивающийся клитор. Чимин никогда себя так не трогал, никогда не изучал, не растягивал удовольствие, а быстро и резко пытался избавиться от зудящего возбуждения. — Такая хорошенькая девочка, — Юнги жарко выдыхает это в ухо зардевшегося Чимина и подхватывает под бёдра, чтобы усадить на столешницу рядом с раковиной. Он вскрикивает от удивления, когда вместо ожидаемого быстрого и неправильного первого раза в столь неподходящем месте, вместо члена в киске получает язык. Энигма не сдерживается. Отодвигает перемычку трусиков в сторону и сразу же вжимается лицом в изученную пальцами киску. Чужой широкий, чуть шершавый, язык скользит по всей промежности, собирая густую влагу. Чимин даже не знает, что ему делать. Он дрожит, но сил закинуть ноги на широкие плечи нет, поэтому только безвольно позволяет им раздвинуться в стороны. Пока сам отдаётся новому, неизведанному ранее ощущению. Гибкий язык вальяжно исследует мягкие складочки вагины, а рот время от времени с громким чмокающим звуком смыкается в греховном поцелуе между ног. Чимин пытается удержать себя на месте хоть как-то, но получается только до скрипа цепляться за зеркало, пачкать его в своих отпечатках. Несдержанные и умелые движения Юнги подводят его к полубезумному состоянию. Хочется кричать. Громко. Достаточно громко, чтобы мать услышала и поняла, чем они занимаются. Чимин почти готов сдаться на волю этой идее, но покусывает полные губы, удерживая в горле сладкий стон. Контроль постепенно рушится, особенно когда Юнги переключается с влажной и узкой дырочки на пульсирующий в желании получить каплю внимания клитор. На нём, налитом возбуждении, смыкается горячий рот, а вдоль позвоночника Чимина проскальзывает электрический разряд, отчего он до хруста выгибает поясницу. Он никогда не ощущал ничего внутри, но сейчас, когда кончик языка время от времени ласкающе проникает вглубь, хочется капризно расхныкаться и попросить. Как бы это было — чувствовать внутри нечто большего размера? Чимин отчаянно скулит, понимая, что Юнги неумолимо доводит его до пика наслаждения, вылизывая гладкую киску и сминая ртом нежные половые губки. Ощущения от ласки усиливаются ещё и подавляющим густым феромоном энигмы, который заставляет дрожать от проникающей под кожу чужой властности. Юнги порыкивает, с вожделением впиваясь Чимину между ног сладкими поцелуями, не обращая внимания на то, насколько это пошло звучит. В тишине туалета слышно только сытое чавканье и шумное дыхание, прерывающееся на высокие стоны. Чимин скулит, пытаясь стиснуть дрожащие бёдра в момент, когда волна возбуждения молниеносно стекается в промежность — он дёргает Юнги на себя. — Ближе, — Чимин задыхается, но уверенно притягивает Юнги и слепо тычется в чужие губы с надеждой получить поцелуй. Он слизывает вязкую смазку, смакуя на языке собственный вкус и не чувствуя и капли отвращения. — Хочу, чтобы ты был ближе, когда я… когда… — Насколько ближе? — Юнги позволяет облизать своё лицо и даже больше: высовывает язык, чуть ли не мурча, когда Чимин лижет и его. А улучив момент, утягивает в глубокий, неторопливый и влажный поцелуй. Они переплетаются языками, изучают друг друга, сбавляя темп. Как в танго. Быстро-быстро. Медленно-медленно. — Насколько ближе, Чимин? — Юнги отстраняется только для того, чтобы теперь покрывать поцелуями сгиб шеи, оставляя явные отметины на бронзовой коже. Его ладони властно скользят по бокам, сминают талию и стягивают рукава с покатых плеч, оголяя грудь. Юнги прижимается поцелуями и к ней. Продолжая сжимать податливую плоть бёдер, фривольно проникая под пышную юбку, он покусывает вставшие бусинки сосков. — Так достаточно близко? У Чимина отказывают мозги. Он плавится в руках Юнги, раздвигая ноги и обхватывая ими плотную талию. Правильно ли зайти дальше? Правильно ли то, что пальчики Чимина опускаются к ремню брюк, дёргают за пряжку и освобождают скованный одеждой член. Правильно ли? Неважно. Если Чимину хорошо от того, как Юнги, порыкивая и насильно сдерживаясь (это ощущается в напряженных мышцах), прижимается к голой киске горячим твёрдым членом, то всё правильно. Он удивлённо вскрикивает, тут же захлопывая рот, когда чувствует влажное скольжение ствола вдоль промежности. Чимин ждёт, что Юнги толкнётся в горячее нутро, что натянет его прямо тут, на столешнице в туалете рядом с раковиной, но получает иное. Куда более интенсивную и лишь кажущуюся невинной ласку. — Вот так хорошо, да? — Юнги мурлычет, взяв себя полностью под контроль. Его ладони беззастенчиво исследуют извивающееся тело Чимина, пока член мягко целуется с киской. Тот скользит между полных нижних губок, как до этого скользил язык, задевает чувствительный клитор и лишь изредка опускается до тугой дырочки, чтобы толкнуться головкой, но не проникнуть внутрь. — Скажи, омега. — Х-хорошо, ах, — Чимин подаётся навстречу, вскидывая бёдра, чтобы поймать ритм Юнги. Он старается отразить его движения как в танце, чтобы скрыть неопытность за энтузиазмом. Впивается пальчиками в волосы Юнги, перебирая прядки волос, растрёпывая идеальную укладку, наводя абсолютнейший беспорядок. Чтобы не осталось сомнений в том, что они тут делали. Чтобы все думали, как Юнги тёрся о его киску членом, как позволил девственной дырочке попробовать грешную ласку. Чимин отчаянно скулит, притягивая его для поцелуя и неустанно покачивая тазом. Ему чертовски нравятся новые охватывающие тело ощущения. Возбуждение тоненькими иголочками скользит по коже, прокалывая до мурашек, а следом проходятся большие ладони Юнги. Дорвавшись, энигма не упускает возможности покрыть лаской каждый миллиметр изящного тела. — Ещё, Юнги, ах, ещё… — Чимин недовольно хнычет, настойчиво похлопывая Юнги по плечам и несдержанно прося больше — хоть чего-то за пределами того, что он уже получил. Хочется понять, каково это, когда член вбивается по самые яйца. Как чувствуется распирающая изнутри толщина. Как при этом выглядит распалённый из-за секса энигма. — Ненасытная девственная омега, впервые пробующая член, — Юнги с рычанием отстраняется только для того, чтобы задрать юбку Чимина и широко раздвинуть его бёдра, подтянуть одним махом ближе. Он пристраивается, опуская толстый и довольно увесистый член на лобок, водит по нему истекающей густыми белёсыми каплями головкой, а после возвращается к тому, что было. Чимин громко вскрикивает, стыдливо и неверяще глядя на толкающийся в клитор член. Ствол влажно раздвигает в стороны пышные складочки, шумно и развязно проскальзывая по всей длине, но не делая главного — не толкаясь в сжимающуюся вокруг пустоты дырочку. — Теперь не слезешь с меня, пока не получишь всё, что можно получить, верно? — Юнги мягко надавливает подушечкой большого пальца на клитор, продолжая толкаться в него же головкой члена. Быстро и резко. Так насыщенно, что Чимин не в силах сдержать дрожь в теле. — Пока не ощутишь, каково это — принимать узел энигмы? — Д-да, — только от одной фантазии Чимин едва не теряет сознание. Он вскидывает руку, слабо цепляясь за надёжное плечо Юнги. — Прошу, ах, Юнги, пожалуйста. — Я готов дать тебе всё, детка, только не тут, — Юнги громко цокает, не останавливаясь ни на мгновение, — не в месте, где другие альфы и омеги справляют нужду, не в месте, где за дверьми сидят обе наши семьи и гадают, что мы тут делаем. — Он-ни знают, — Чимин вяло двигает языком не в силах поддержать разговор, но и не в силах молчать. Если их родители знают, то какая разница? Юнги может брать всё, что считает нужным, и если его «нужно» — это Чимин, то Чимин не против. — Конечно они знают, детка, — Юнги хрипло смеётся, начиная вбиваться в клитор без капли промедления. Он словно дрочит ему членом. Чимину от этой мысли становится так жарко, что он готов сорвать с себя платье до конца. — Несложно догадаться, почему ты так поспешно сбежал и почему я, как привязанный, побежал следом. Уверен, что они довольны. Ты выгодная партия, Чимин, и теперь мне не позволят игнорировать брак, потому что мой альфа сделал выбор. И ты действительно лучшее, что я встречал. Сказанные слова вязкой патокой разливаются в сознании, удовлетворяя разрозненные неутешительные мысли. От понимания, что Юнги выбрал его, выбрал среди всех, приятно поджимается низ живота. Возможно, конечно, что тот поджимается из-за насыщенного трения их промежностей, из-за властно скользящего между складочек киски члена, но Чимин уверен, что не только. Он вновь чувствует привычный жар, то самое горячее ощущение, которое растекается подобно лаве, провоцируя как можно скорее прыгнуть под остужающий душ. Но сейчас рядом с Чимином Юнги, и можно опереться, прижаться к крепкому телу и разделить наваждение. Стоны без перерыва вырываются из распахнутого рта, пока руки притягивают энигму ближе за широкие плечи. Ткань пиджака безвозвратно смята, как и шуршащая юбка. Они с Юнги двигаются навстречу друг другу, вновь сливаясь в развязном, шумном поцелуе. Никакой сдержанности. Никакой тишины. Протяжному скулежу вторит утробное рычание, а между ног хлюпает так, словно они трахаются с проникновением. Чимина потряхивает от предвкушения, когда же он получит больше, но и того, что есть сейчас, достаточно. Громко вскрикнув, Чимин выгибается дугой, замирая, позволяя себе излиться наружу, и зацикливается на том, как на промежность попадает семя — Юнги тоже кончил. Но в противовес ошалевшей от ощущений омеги, энигма не останавливается, продолжает толкаться членом в киску, выдаивая себя до последней капли. И только когда Чимин оседает, Юнги замирает, мягко подхватывая и удерживая его в руках. Чимин доводил себя до финалов и раньше, но ещё никогда это не сказывалось на всём теле. Никогда перед глазами не темнело до белых точек. Никогда пальцы не сжимались вокруг пустоты в попытке схватиться хоть за что-то. И уж совершенно точно его никогда и никто не поглаживал вдоль спины, шепча слова утешения вперемешку с урчанием. — Вот так, сладкая омега, — Юнги воркует, обнюхивая Чимина и оставляя на нём свой запах, — теперь ты мой. Спорить не хочется. После случившегося Чимин и не сможет быть чьим-то другим — он всегда будет сравнивать и он уверен, что любой альфа проиграет этому энигме. — Ах, Юнги, — Чимин вяло машет рукой в попытке прийти в себя и в благодарность мычит, когда к шее прижимают прохладную от воды ладонь, — теперь ты обязан на мне жениться. — Разве не для этого сегодня у нас был назначен ужин? — Юнги хмыкает, выглядя при этом до отвратительного сытым и довольным. Он срывает несколько бумажных полотенец, смачивает их в воде и с заботой обтирает Чимина. Не только между ног, но и все открытые участки кожи, собирая выступившую испарину. — И нам надо будет досидеть его до конца. — Разве не вы, глава Мин, решаете, когда и как будет закончена встреча? — Чимин подставляется под осторожные касания, как никогда мечтая оказаться в постели. Можно даже не в своей. — Мне казалось, что у вас больше власти. — Наглец, — Юнги слабо шлёпает его по бедру, заканчивая с умыванием, и помогает поправить платье. Ткань чужеродно скользит по чувствительной после секса коже, неприятно царапая, задевая соски. Раздеться хочется всё сильнее. — Мы с твоей семьёй обсудим детали, а после ты поедешь со мной. Ко мне. Чимин вздрагивает от уверенности в этих словах. Не от страха, а определённо от предвкушения. Раз в ближайшее время будет составлен договор на брак, значит ли, что они могут зайти дальше? Глубже. — Я буду только рад, — Чимин не загадывает, разовая это акция или он в принципе может уже планировать свой переезд в дом Юнги. Одно то, что завтра его не сдадут в монастырь для омег, а как бонус он получит в мужья энигму и свободу, делает его счастливым. — Юнги? — Да? — Юнги замирает на месте с явным удовольствием осматривая Чимина. Он вытирает руки, выбрасывая скомканную бумагу в урну, и полностью поворачивается к нему ожидая продолжения вопроса. — Моя семья, моя мать хочет просто выгодно вложиться. Получить прибыль от... — Чимин взволнованно крутит колечко на пальце и прикусывает нижнюю губу, не в силах произнести горькую правду вслух. Но он должен. Другого такого шанса не будет. — Получить прибыль от моей продажи вам. Я не хочу, чтобы мать выиграла от нашего брака. Не знаю, имею ли я право просить, но… — Ты имеешь право, — Юнги подходит достаточно близко, чтобы приподнять подбородок Чимина двумя пальцами и заглянуть в глаза, — я прослежу за тем, чтобы она осталась ни с чем. Это несложно, детка. — Спасибо, — Чимин растекается в счастливой улыбке и наклоняется вперёд, чтобы получить поцелуй. Один из множества. Он пропускает мимо своего внимания остаток ужина, игнорирует загадочные взгляды матери, отмахивается от вопросов отца. Все мысли крутятся вокруг Юнги и того, что случится в их отношениях дальше. Как они будут жить вместе, какие обязанности на него возложат внутри семьи Мин. Чимин знает, что они консервативная и традиционная семья и что омеги могут не работать, но судя по тому, как Мин Оджи поддерживала диалог, она явно не тепличная домохозяйка. Пусть изначально у Чимина были совершенно другие планы на будущее, то, какими они видятся сейчас, кажется намного интересней. И перспективней.