right here.

от артема никогда не знаешь чего ждать. сегодня он, вроде даже абсолютно трезвый, лезет в объятия, улыбаясь широко и отчасти глупо, и устраивается на бедрах мирослава удобнее, хотя еще вчера всем своим видом и словом указывал на то, что он — исключительно актив и никак иначе. тема любил доминировать над слабыми мальчиками, в частности над мирославом, любил вжимать их в стены и трогать везде, где хочет. не терпел нежностей по отношению к себе и всем спокойным разговорам предпочитал скандалы, неизбежно перерастающие в близость с оппонентом. и эту переменчивость в нем объяснить абсолютно нереально. его внезапные перемены в настроении, срывы на крики и недовольства уже не воспринимаются как что-то из ряда вон выходящее. вот такой зонту достался капризный мальчик. оттого мирику зачастую приходится брать роль старшего в этих отношениях на себя: заносчивый, обидчивый тема иногда ведет себя как маленький ребенок, когда не получает то, чего хочет от его мирочки. прямо как и сейчас, после отказа мирослава тёму «выебать, не жалея, до звезд в глазах». — мирочка, ну пожалуйста-а-а, — мурчит тема на ушко, прижимаясь носом к любимой шее, вдыхая знакомый аромат его собственной электронки. «боже, почему ты не предлагаешь мне что-то обычное» — проносится в мириной голове, пока артем нежно кусает, языком проводит по беспокойному кадыку, выдыхает горячо и нетерпеливо. мирослав смотрит на него и совсем не понимает, где его тема — уверенный такой, соответствующий своей игровой роли, по-хорошему наглый; и почему на нем сейчас елозит что-то маленькое, ноющее и сгорающее от желания оказаться на его члене. — тем, я не хочу, — но руки на чужой заднице, пальцы комкают тонкую ткань черных спортивных брюк. тему тяжело уговаривать словами спокойными. он не слушает, хочет по-своему. и будь это не мира… тогда арт обиженно вздыхает и на предложение «продолжить как обычно» отвечает агрессивным отказом, не забыв напоследок потолкаться и сделать вид, что обиделся он слишком сильно. все ради того, чтобы мирик понял, что прощения он может не ждать до конца недели, ровно как и секса. и не то чтобы это было для младшего какой-то проблемой после более длительных сроков пребывания в разных странах, с фейстаймом и дискордом в компании, но без непосредственных действий, нет. кажется, не видеть и хотеть, легче, чем находиться с невероятно соблазнительным парнем двадцать четыре часа в сутки рядом, чувствуя на себе обиженно-возбужденный его взгляд, что ниже и ниже спускается. тема ложится где-то на другой половине кровати, демонстративно отворачиваясь и бормоча свое «да я вообще уже не хочу» куда-то в стенку под хриплый смех зонтика. и мирик знает, что тема не устанет обижаться из-за этого, поэтому берет все снова под свой контроль. знает, что нужно кому-то из них уступить. и, как минимум, ему не нужен завтра на финале раздраженный неудовлетворенный снайпер, от которого зависит как минимум четверть всей работы команды, верно? харитонов вздрагивает, когда по его позвонкам бегут длинные желанные пальцы, что еле ощутимо давят, проникают умело в пустоты между ребрами и достигают, наконец, ягодицы. твою же мать, что творит этот молодой человек одним лишь своим горячим дыханием в районе шеи! — не хочешь? — артем вздыхает глубже и пытается держать обиженную гримасу до победного. чувствует, что одна такая желанная наглая рука уже норовит найти ответ самостоятельно. и все же пытается «выпускать иголки», выбиваться из окружения мириных предплечий, — малыш, да я же знаю, что ты не уснешь, пока тебя не трахнут. кому ты пытаешься пиздеть, сол-ныш-ко? и контраст между его обычным спокойным голосом и этим тихим, уверенным, неприличным, просто сорвет башню любому, кто окажется с ним в одной постели. даже при отсутствии желания, слови ты одно лишь слово «хочешь» из всей его фразы, и тебя уже трясет от одного представления о том, как мира вдалбливает тебя в постель, мешая бесконечным поцелуем стонать в полный голос; сжимает твои бока, хрупкие нежные ладони до красных полос и пятен. а вот что касается человека, что изначально этого хотел, что касается артема… мирослав, кажется, уже везде: мягкие губы плавят тревожно двигающиеся плечи и покрасневшие, жаром горевшие уши, ладони сжигают собою рельефный пресс, касаются члена через одежду, то «случайно», то настойчиво. и тема от его действий краснеет как школьник, все старается вывернуться и закопаться с лицом в подушку. его внутренний мир уже настроен сам против себя: одна половина успела сто раз пожалеть о том, что сам он и заварил, вторая стремилась отдать властному опорнику все подконтрольное тело. — малы-ы-ыш, кажется, ты мне лжешь. не могут хорошие мальчики настолько не хотеть, — ему в ответ безбожно скулят, предпринимая последнюю попытку закопаться с одеялом в этой кровати, — нет-нет, котенок. я думаю, мне стоит тебе помочь! он разворачивает горячее, скорее горящее от стыда тело к себе, укладывает на спину, усмиряя последние слабые попытки уйти от его правил, и ласково проводит по горячей щеке пока-еще-свободной рукой. пара мутных глаз осматривает все вокруг: потолок, стены, шторы, сливая все оттенки белого в мутное пятно в его поле зрения. так старается не останавливаться на объекте своего возбуждения, на момент даже кажется, что он делает это убедительно и успешно. но и мирику мирославу ничего не стоит переключить все внимание темы на себя. нужно только заговорить сладкими для теминых ушек уменьшительно-ласкательными, приближаясь к заветным губам, нависнув сверху. — мой мальчик так любит потрахать мне мозги, — кисть крадется чуть ниже и задевает край ненужных штанов, что из-за тугой резинки неприятно возвращается на плоский живот с характерным звуком, — а я люблю, когда моему котику очень хорошо. до сумасшествия люблю. мой малыш разрешает мне сделать ему приятно? артем сдается и коротко кивает. и на это младшему удивительно приятно смотреть, несмотря даже на непривычность всей ситуации: молчаливый, покорный, тема получает, может и не то, за чем приходил, но точно что-то до одури охуенное, и тому подтверждение его бесконечные шумные выдохи на каждое все же робкое прикосновение. мирик будто рожден для того, чтобы его прекрасные руки, охуительно тонкие пальцы сжимали харитонова где им только будет угодно и неугодно, и он, конечно, пользовался бы своими изящными кистями в этих целях чаще, если бы не монолитная доминация артема в постели. умение доводить фроста до конвульсий в ногах, видимо, мире дано самим господом богом, иначе не объяснить неожиданно умелые движения его рук на члене и настолько нужные поцелуи абсолютно по всему телу. стоны выбить из артема довольно нелегко, чем бы ты не действовал на это каменное тело. но под мирой он готов кричать, что бы он не делал. только бы малыш продолжал: продолжал дальше его испытывать, не прерывал сладкую муку своими почему-то нежными и, оттого, неудовлетворяющими касаниями губ. сдерживает лишь малыш донк за стенкой, в соседнем номере отеля. его психику стоит сберечь, ровно как и спокойный сон перед важным днем. довольный мирин вид и его прекрасные невинные глазки после подобного настолько бесят артема, что хочется этого жизнерадостного мальчика равно также прижать к рандомной поверхности и помучать однажды, заставить под собой разложиться на атомы от разрывающего изнутри желания. на самом деле, желает отомстить самым обычным способом, и мирослав вряд ли отказался бы от этого с самого начала. лишь его «тем, ну и сам перепачкался и меня» сейчас заставляет отвлечься от мыслей о мести и внимать всем его следующим действиям. в следующий раз эти мысли настигают его тут же, буквально через пару секунд. теме хочется с мирой продолжить уже в любой позе, наплевав на все принципы. увидев, как длинные пальцы, залитые смазкой, старательно облизываются начисто, как грамотно работающий язык скользит по изгибам ладони, тема ловит полный дисконнект с окружающим миром и сладострастно прикрывает свои глаза. — не знаю как ты, но мне хватит, — звучит обламывающе обидно, но с некой усмешкой. арту ничего не стоит взять реванш. возьмет. и реванш, и миру. на этой же кровати, блять.