Ты встал на край судьбы,
Глядя вечности в пасть.
Оторваться от пут земли,
Взлететь иль в бездну упасть.
Душа кричала «Стой!»,
Встрепенувшись от сна,
Только кто-то там за чертой
Ждать не хочет ни дня.
Группа «Кипелов», В. Шумейко, В. Кипелов, «Твой путь»
Маргарита просыпается медленно, плавно выплывая из глубокого сна без единого сновидения, с трудом открывает тяжелые веки. Подниматься не хочется совершенно, все тело обмякшее, такое расслабленное, как никогда в жизни, будто сливается с мягким покрывалом. В постели как на волнах морских, только солнышко не светит, оно черное и прекрасное. В этой темноте под тяжелым пологом кровати едва-едва играют всполохи огня, да раздается в отдалении треск бревен в камине. Неужели приснилось? А как еще? Разве могла она попросить самого Сатану о таком? Да еще и получить желаемое. Голая… Черт побери, совсем голая! Но ведь в прошлый раз проснулась в плаще шелковом! Маргарита ощупывает себя, приподнимает голову, озирается, пытаясь понять, что происходит, и тут же замечает возле камина расслабленную, но не потерявшую прежней стати и властности фигуру мужчины… Воланда. — Ты проснулась, Марго, — мягко констатирует он, и Ведьма не понимает, почему так сильно изменился его тон. — Как себя чувствуешь? Маргарита, удивленная, растерянная, поднимается с постели и шаткой походкой медленно подходит к нему ближе. Откинув голову на спинку кресла и вытянув голые стопы ближе к камину, он смотрит на нее с легкой улыбкой, спокойно и мирно, как будто даже с заботой. Рубашка расстегнута на груди и легко струится по разукрашенной золотым блеском бликов огня коже. Нет, не показалось, все было на самом деле, и от того легкая сладкая дрожь пробегает в животе, и Марго сглатывает тяжело. Он дышит ровно, в неспешном ритме и почти не шевелится. Такая уютная мирная картина, что ведьме кажется, будто не Дьявол сейчас перед нею, а обычный мужчина, ее любовник, с которым можно вот так просто посидеть возле камина после жаркого секса, предаваясь простым и скучным удовольствиям. Марго совсем близко, заглядывает Воланду в лицо, будто пытаясь понять что-то, уложить бушующие в голове мысли в порядок. Беззлобная улыбка растекается по его умиротворенно у лицу, а в глазах, в черноте зрачков… Нет, он все тот же — коварный гений Тьмы, властелин Мрака. Нет в его глазах света, но эта тьма больше не пугает Марго — она родная и понятная, тягучая и чертовски сексуальная. — Великолепно, Мессир. Как никогда прежде, — не лжет ни чуть, предельно честна, когда улыбается и усаживается прямо на пол подле его ног, без стеснения глядя в глаза и наслаждаясь собственной наготой как чем-то настолько естественным, как восход и закат солнца. — Вот все и свершилось, Марго, — вдруг громко и торжественно произносит Воланд, и его голос слишком сильно контрастирует с прежним, полным почти человеческой простоты и тепла. — Стоило лишь немного подождать. Сотни лет хватило на то, чтобы все стало так, как я этого и хотел. Марго опаляет этот голос, разум обжигает… Не понимает ничего, лишь тупо смотрит на то, как изящно Воланд разливает по бокалам вино, а после протягивает ей один. — Пей. Слушается. Даже мыслей нет противиться его воле. Пьет до дна терпкое вино, слишком густое, вязкое, губы вытирает рукой торопливо, голова туманится почти моментально. Ведьма чувствует, знает, что в этих словах сокрыто что-то важное, что она упускала все время из виду, что-то подсознательно ощущала совсем рядом, но ухватить никак не получалось. От хмеля все медленнее текут мысли, буксуют, почти и вовсе останавливаются. В памяти его голос звучит: «Ты моя, Марго, других у тебя больше никогда не будет», «А я не ошибся в тебе». Картинки перед глазами мельтешат точно рой пчëл, гудят и мучают. — Что свершилось, Мессир? — с трудом выдавливает Маргарита, с надеждой глядя в черные зрачки своего господина. Понять хочет, наконец сложить картинки воедино. — Ты знаешь, — наклоняется к ведьме, почти вплотную лицом к лицу, обхватывает ладонями ее щеки и взглядом впивается как тигр в жертву. — Я помогу тебе. Его лицо расплывается перед глазами Марго, вместо него образы вспыхивают чередой, быстро-быстро. Теперь она явственно видит то, чего прежде не замечала. Коровьев, Азазелло, Бегемот, Воланд — все они неотступно следовали за ней по пятам, встречались на каждом углу, улыбались, подавали руку, пропускали в дверях, причем уже давно, вот только она почему-то никогда не запоминала их лиц. А после странная встреча с Мастером на Арбате, нелепая, нелогичная — подстроенная свитой Сатаны? Понимание этого обжигает разум. Получается, он давно выбрал еë, давно следил, изучал, будто мышь подопытную, с любовником свел, но зачем? На глазах слезы, щиплет нестерпимо, терпеть тяжело, но взгляд разных глаз не отпускает, выкручивает мозг, когда Марго видит образы их с Мастером первой ночи вместе, на полу возле печки, слышит собственные приглушенные стоны, запах тела Мастера, и тут же грудь огнем режет — она понимает, что Воланд зол в этот самый момент… А после видит призрачную картину того, как в руках у него пылает адским огнем роман — его Библия, Библия Сатаны. Вот его полный страсти и ожидания пополам с неподдельным интересом взгляд, когда она в первый раз озвучивала свое тайное желание. «Чего ты хочешь для себя, гордая женщина?» — горит в голове его голос. Если б понимала саму себя тогда… Не то, совсем не то ответила бы, и не было бы этой страшной, бессмысленной сотни лет. Скрытый гнев и разочарование на его лице, после того как попросила вернуть любовника — почему тогда не заметила этого тяжелого взгляда? Почему не обращала внимания на то, как по-хозяйски блуждал он глазами по ее нагому телу, как доволен был ее служением и ждал… Это обжигающая, резкая боль в груди — не первый раз! Каждый раз пронзала ее, стоило вспомнить Мастера. Что же это? — Довольно, — грубо обрубает видения Воланд и резко отпускает лицо Марго. Она едва не падает на пол от перенапряжения и шока, но чудом удерживается на коленках. — Так это все было подстроено, — наконец, догадывается Марго, почти сложив все части в единый узор, говорит совсем не с ненавистью, но с мольбой смотрит ему в глаза, — вами. Вы меня выбрали, заставили стать вашей… — О, нет, Марго, — усмехается Воланд беззлобно, но довольно строго. — Ты сама пришла ко мне. Это исключительно твое решение. — Но ведь это вы расставили все эти ловушки… — В которые ты сама, по доброй воле шагнула. В каждую. — Голос звучит констатирующе и даже чуть назидательно, будто Воланд разжевывает нерадивой ученице простейший урок. — Ни Сатана, ни Христос не имеют такой компетенции — заставить человека выбрать сторону. Мы не воюем напрямую за души, но негласно перетягиваем их на свою сторону разными способами. Я искушаю, я провоцирую, я отнимаю одно и даю взамен иное, но никогда не иду против воли вечной души. Выбор всегда остается за человеком. — Я была порочна с самого начала… — без сожаления, лишь с горьким пониманием факта произносит Маргарита, лишь пытаясь догадаться, к чему клонит Воланд. — Меня тянуло во тьму… — И снова мимо, дорогая Марго, — забавляясь, улыбаясь нахально и самоуверенно, прерывает он ход ее размышлений. — Всего лишь череда неверных решений. Всего лишь выбор в пользу денег и статуса, но не любви. Выбор в пользу роскоши, но не материнства. Признайся себе, ведь не хотела в глубине души всех этих пеленок и бессонных ночей. Так? — дождавшись ее краткого кивка, но так и не опущенного даже на миг покаянно взгляда, Воланд продолжает ровно и бесстрастно: — Ты выбрала тьму. А дальше всего лишь дело техники — подтолкнуть и обеспечить уверенное, прямолинейное движение в намеченном мною направлении. Мастер, его гений, был всего лишь инструментом, пером в моих руках, ты — музой. Он для тебя — новой ступенькой в ад. — Вы ведь ревновали! К Мастеру. Я чувствовала это болью, но не понимала прежде её природы, а теперь понимаю, — бросает гордый взгляд на Сатану Маргарита, наконец осознав причину жалившей ее острой боли, стоило ей вспомнить хоть на миг бывшего любовника, ожидает его смущения или хоть намека на растерянность, но не получает желаемого. Лишь смех громкий, дьявольский, с морщинками-лучиками частыми-частыми возле глаз. Марго сглатывает, непонимающе хлопая ресницами. — Ты права. Не скрою, ревновал, — вот так просто, слишком откровенно для ведьмы отвечает Воланд, резко прекратив смеяться и вновь цепко поймав ее в плен взглядом. У нее снова дыхание перехватывает от того, как в нем уживается дьявольская сущность и обыкновенный, не лишенный чувств мужчина… — Все же была надежда, что порок прорастет в тебе быстрее, и не придется терпеть твоего любовника так долго. Слишком гордая, слишком упрямая моя Марго! Однако подождать какую-то сотню лет определенно стоило ради того, чтобы лицезреть всю феерию твоего прекрасного прыжка в бездну. Это превзошло все мои самые смелые ожидания. Всего лишь сотня лет полностью тебя сломала. Не жалеешь? — Ничуть, Мессир, — через недолгую паузу, но без сомнений произнесла Марго, не отводя смелого взгляда. — Это мой выбор, и я его сделала. Отчего в душе ни капли сомнения? Почему ни намека на разочарование и боль от открывшейся правды? Почему так приятно тонуть в непроглядной тьме его зрачков? Почему так легко и свободно, что кажется, будто можно вечность сидеть вот так, подле него, и тонуть в нем как в бездонном колодце? — Почему именно я? — почти без надежды вопрошает Маргарита, глядя на Воланда снизу вверх, уступая горящему внутри желанию услышать от него хоть немного особенных слов, хоть что-то о любви… Глупо. Глупо ждать этого от Сатаны, падшего ангела — понимает это, когда уже слишком долго секунда за секундой тянутся в полнейшей тишине, а в темноте его глаз не меняется ровным счетом ничего, ни один мускул не двигается на его лице. Он просто молчит, лишь неотрывно и пристально глядя ведьме в глаза. — Меня теперь ждет вечность? — разрывая мучительную тишину, едва слышно, почти шёпотом задает вопрос Маргарита и тут же осознает всю его глупость. — Она уже с тобой. Ты выбрала ее без раздумий еще после прошлого торжества, — говорит Воланд бархатно, мягко то, что она и так уже знает, но хочет слышать это от него. Что угодно, любые слова, лишь бы не эта сводящая с ума тишина. — Вечность — это ведь и есть ад? Не благодать, не свет, именно ад? — тихо и спокойно произносит Марго без страха и тревоги, будто о погоде говорит с супругом, чтобы попросту окончательно уложить в голове все мысли и обрести покой. — А ведь мне казалось это раем… Горько. Ком в горле колючий, противный. Не от того, что ожидаемое счастье обернулось проклятьем, а лишь оттого, что не поняла этого прежде. Сделала бы тогда она этот шаг? Отправилась бы из одной клетки, золотой и комфортабельной, с бывшим супругом, в другую — полную порока и неземных наслаждений с Воландом? Отправилась бы. Без сомнений. Марго теперь знает это так же точно, как собственное имя. — Было бы странно ожидать от хозяина ада чего-то иного, — задорно хохотнув, Воланд наклоняется к Марго, вплетает пальцы в ее кудри на затылке и покровительственно целует в лоб. — Ты отдала мне свою душу в безраздельное пользование сегодня ночью, и я бесконечно рад этому обстоятельству, моя Королева. — Вечность с вами, Мессир — это и есть мой рай, — почтительно произносит Марго, прикрыв от удовольствия веки, так уверенно, как никогда в жизни не говорила, и воском свечным тает от нестерпимого жара его пальцев и губ, — даже если назад пути больше нет. Его ладони снова на ее щеках, крепко, цепко, ни двинуться с места. Ей хорошо и приятно, ждет преданно его слов, не смея произнести больше ни звука. — Путь назад есть всегда. Вот только сможешь ли ты не позабыть о нëм навсегда? Маргарита тонет в поцелуе, теряя себя в нем, и забывает обо всем, явственно чувствует, как стирается из памяти свет, благодать и образ Христа… Будто это всего лишь миф, занесенный песками времен, так что не найти больше. И растворяется в нем, Воланде, здесь и сейчас, не думая больше о том, что будет завтра. Нет больше никакого завтра. Нет времени. Нет прошлого, нет будущего. Только Воланд и вечное сейчас…