Сигнификаторы и литературная плата за услуги

      — Бля, она внатуре ведьма, — язык прошёлся по верхнему ряду зубов, будто собирая с тех остатки саркастичного шёпота, — я тебе мамой клянусь!       В его груди искрами горящей лавы запершило раздражение, переходящее лишь в тяжёлый вздох, приправленный шквалом пассивной агрессии. Чёрные глаза обречённо скользнули к потолку синхронно с руками, сложившимися в приступе немой обиды на груди, когда знакомые плечи, обтянутые пиджаком школьной формы, лишь передёрнуло в качестве признака немого сочувствия. Да пошёл он, вундеркинд несчастный. Вундервкид уж скорее. Очки напялил — думает, что сразу же низкий балл по химии исправит. Придурок.       Тихая злость пробежала обжигающими потоками по пальцам, заставляя самые кончики гореть в огне от насильственных поцелуев с агрессией, лижущих кожу своим ядовитым языком. Почти как солнечные лучи, весьма символично пробивающиеся через прозрачные светлые шторы, коими было занавешено окно в класс естественных наук. И лучи эти объяли своими потоками именно те участки кабинета, куда он предпочитал не смотреть.       Учительская доска, по которой сейчас, один из его одноклассников, с просто отвратительнейшим звуком, выписывал какие-то уравнения химических соединений, заставляя его жмуриться не пойми отчего: от этого восхитительного ансамбля звуков или от табуна мурашек тошноты, пробежавшихся по его спине. Вот оно — первое чудо света, которое лучи единственной звезды решили облагородить своим присутствием!       И ради этого восхитительного мгновения, он, позабыв о будильнике, вскочил о кровати, сломя голову сбегая в ванную для того, чтобы суметь умыть лицо и почистить зубы. Стоял в грёбанном метро, чувствуя, как кожа под глазом дёргается от соприкосновения с кем-то очень потным или передушенным ядрёными сладкими духами. Специально расправлял плечи, чтобы вальяжно зайти в класс, летящей походкой от бедра.        Совсем как парень из той мелодрамы, которую мама смотрела вчера вечером, восторженно пялясь на этого пижончика в шортах и чуть ли не хлопая в ладоши, как дитё малое. Он же был крутым и все девчонки его были. Не то чтобы Рюсэй сам по себе не был достаточно крутым парнем, но, всё-таки, крутости много не бывает!       Боже, отнимите у этого уебана уже кто-то грёбанный кусок белой херни, которая с не менее херовым звуком чиркала эти никому не нужные, кроме несчастного идиота в очках и прилизанным хвостом, уравнения! У него сейчас кровь одновременно пойдет и из ушей, и из глаз, и из носа! Похлеще самых отъявленных фильмов ужасов — такое даже в Голливуде не снимают.       В любом случае, лучше этой мамкиной хероты про любовь. Серьёзно, он даже провёл исследование и путём нехитрых расчётов выяснил одну интересную деталь — маман уже на протяжении месяца в одно и тоже время, каждый вечер буднего дня садится перед телевизором, в ожидании, пока там покажут, как недо-Ромео с рельефным животом, похлеще пятилетки в маргинальных райончиках, впарывает главной героине какую-то отвратительнейшую шнягу про любовь.       Не то чтобы Рюсэю был интересен весь этот бред сумасшедшего, у него просто не было выбора — каждый ужин проводить в компании грёбанного сериала. Тут хочешь не хочешь — а пристрастишься. Да и к тому же, его очень бесила главная героиня. Дура тупая, он тебе уже третий раз затирает про любовь до гроба — а ты ему всё верить продолжаешь и сглатывать, пока он в третий раз исчезает из твоей жизни. «Это любовь, зайка!» — мечтательно вздыхала мама, когда он всё-таки выразил своё недовольство, с пассивными плевками яда вдогонку.       «Это идеальная девушка для Баджи Кейске» — проносилось в мыслях, пока он, параллельно поглядывал на экран, переписывался с недоделанным Эдвардом Каленом, выясняя, что его мать тоже большая фанатка этого сериала. Ну вот, сложить его вечные агрессивные нападки: «Кушай, не обляпайся», саркастичным тоном, на Рюсэя, пока он ел яблоки на переменах, в его присутствии, и с большой вероятностью передавшуюся любовь к сопливым мелодрамам — и вот, пожалуйста, идеальный кандидат для главной героини.       Пускай, Баджи свою любовь к мелодрамам и отрицал, в весьма агрессивной форме, чуть ли не заливаясь краской до ушей, когда Сато расслабленно закинул ему руку на плечо в школьном коридоре, с беззаботным: «И как тебе их поцелуй в пятой серии, дружище?», которую Кейске тут же скинул, с весьма чётким посылом в пешее эротическое, пока Сато смеялся вслед его стремительно удаляющейся спине.       И всё было относительно неплохо, ровно до того момента, пока Баджи не решил ударить его той же монетой и на одну из саркастичных подколов Рюсэя, как-то надменно ему бросил: «А ты так хорошо в хронологии разбираешься — интересно мне узнать причину!», когда уже Рюсэй начал задыхаться обвинениями, в итоге, так и оставшись в коридоре, смотря вслед Кейске, который теперь смеялся, а не шёл с поникнутыми плечами.       Что за бред?! Бабской херотой он ещё не страдал — за сериалами бразильскими смотреть, ага. И вообще, это всё Чифую виноват!       Запудрил ему мозги своей мангой до такой степени, что у него голова начала взрываться, пока они сидели в столовой. Кто-то там в кого-то превратился, пытался истребить человечество, потом нашёл свою любовь и жил счастливо. Мацуно, очевидно, пытался привить ему худший любовный сценарий из всех, вот его мозг и начал засматриваться на мелодрамы, лишь бы уйти от этого образа!       Да и главная героиня там действительно держит его в постоянном напряжении — просто законченная идиотка! Нет бы погнать этого урода в шею из своей жизни — продолжает принимать. И мало того, ещё же и верит ему! Вчера Рюсэй не выдержал, зло швырнув банку от йогурта в мусорку и агрессивно утопав в комнату, когда эта курица вновь стерпела издевательства главного героя, пока мама удивлённо вздрогнула и обернулась к нему, встречая лишь холодное презрение, исходящее от его фигуры. И в ответ на её мягко настороженное: «Зайка, всё в порядке?», он лишь хлопнул дверью собственной комнаты, громко включая музыку в наушниках, чтобы вытеснить агрессию.        И всё только ради того, чтобы прийти в класс химии и, усевшись на облюбованное место, сначала прокусить плоть губ до кровавых корок, ибо одна девица вполне радушно позволила ему ощутить тяжесть собственного веса на пальцах ног, а потом и чувствовать, как лицевые мышцы натягиваются всё сильнее и сильнее, пока Баджи, старательно записывающий конспекты, с ошибками уровня начальной школы, изредка тихо гогочет над его мучениями. Вот это друг, конечно.        Господи, ну за что ему всё это? Что же он такого сделал в прошлой жизни, раз вынужден так страдать?!       От чувства несправедливости бытия не спасало ничего.       Запах ириса и шоколада лишь заставлял слюну голода скапливаться во рту, с тоской поглядывая на часы, в ожидании законных минут перемены, дабы спуститься в столовую, съезжая по перилам, в надежде найти что-то вкусное или радушно схомячить половину порции Баджи, которую ему заботливо упаковала мать — храни господь Рёко, когда-то он воздаст ей почести за не единичные случаи спасения собственного желудка.       Общая свежесть, появившаяся из-за прохлады и слабо приоткрытых окон, загоняла его в тоску, от мыслей, что там, на улице, все резвятся и занимаются тем, чем хотят, а он вынужден сидеть на проклятой химии и вникать в азы оснований для соединений. Осознание, что следующим уроком будет литература, только вбивало гвоздей в крышку гроба. Вернее, вкручивало их чёртовым сверлом, больно бьющим звуком скрежетания по барабанным перепонкам.        И даже светлые комнаты учебного кабинета, мешающиеся с потолком и создающие атмосферу необычайного спокойствия, сейчас заставляли лишь напряжённо стучать ручкой по парте, отбивая ритм той самой громкой песни из наушников, под которую он вчера и заснул, просыпаясь утром с ощущением чёртового чугуна, вместо черепной коробки.       Рюсэй глубоко вздохнул, откидывая спиной на стул и вытягивая ноги, задирая голову вверх и чувствуя, как по коже запястий бежит тепло от световых полос, пока челюсть сжимается в раздражении всё сильнее и сильнее. Глаза прикрылись, когда он прикусил щёку, чувствуя слабый солоноватый привкус на языке, за которым тут же последовало ощущение болезненного укола, маленькими иголками впивающихся в полость его рта.       Нет, ну это издевательство какое-то!       Его собственная парта — конечно, мать твою, куда же без внимания к его восхитительной персоне даже от небесных светил, — одиноко ютящаяся в самом конце третьего ряда, являющегося самым дальним к учительскому столу из всех пяти, была второй жертвой жестокой весенней теплоты, не щадящей на своём пути никого и ничего. Даже его желания мирно развалится на парте и уснуть. Хотя бы на минуток двадцать, а там уже как пойдет. Какова ирония — у человека, занимающегося ориентировкой пространства, было явно отвратительное чувство юмора или стиля.       Он даже не знает, что хуже. В любом случае, очевидно, что тот законченный мудак. Он бы с удовольствием прописал ему двоечку в челюсть. Может быть, даже троечку. В зависимости от настроения.       — Дочь Менделеева, который и придумал таблицу элементов, вышла замуж за Александра Блока, известного писателя за рубежом. Я готовлю с ним и его соотечественниками проект, по литературе!       Он лениво приоткрыл глаза, опуская подбородок и концентрируясь взглядом на знакомой обладательнице столь писклявых нот в голосе. В груди закопошился бабочками интерес, которые медленно сползали вниз, щекотя низ живота, когда он дёрнул бровью, продолжая слушать её бредни о новом и ужасно важном литературном проекте, ибо тот был тесно связан с химией.       А ну-ка.       — То, что Менделееву приснилась таблица — это миф! Общество просто любит обесценивать чужой труд, приписывая объективно талантливым и трудолюбивым людям странные паттерны поведения. Я считаю, это унизительно, в первую очередь, для говорящего. Такой позор верить чему-то настолько детскому и необоснованному…       Посмотрите-ка на неё, нашлась зазнайка. Праведница херова, лучше бы на всех распространяла свои чёртовы умения говорить красиво, а не только языком чесала, лишь бы завлечь преподавателей. Бесит-бесит-бесит. Придушил бы!       Знакомый нос задрался вверх, как только чужие аккуратные руки сложились друг на друга, а спина выпрямилась, будто в ту вставили железный прут, для надёжности. Её коротко-остриженные, по самый подбородок, белоснежные пряди упали ей на лицо, отчего на её маленьком и лживом рту, появилась виноватая улыбка.       Девичьи щёки порозовели, то ли в приступе удивления, то ли немого раздражения, которая та старательно пыталась скрыть под милым выражением лица. Она облизнула губы, тихо извиняясь и поправляя заколки на висках, пряча надоевшую причёску по пластиковые путы, пока учитель мягко улыбался, делая в журнале отметку о ещё одном полученном балле. Очень высоком балле. И как только до неё дошло, что она получила заветную высокую отметку, в синем хрусталике появилось знакомое самодовольное ехидство.       Стерва.       Рюсэй покривил губами, сползая взглядом вниз и отмечая тонкие бретельки светлой майки, выглядывающий на солнце из-под мягкого шёлка школьной блузки, заправленной в точно такую же нарочито правильную юбку — выглаженную и без единой складочки. Её худые и аккуратные ноги, обтянутые белоснежной и чуть ли не накрахмаленной подоплёкой гольф, аккуратно сложились друг на дружку, как в самой идиотской книге по этикету.       Не то чтобы Рюсэй когда-то читал подобную туфту, просто его так раздражала лицемерная правильность Банко Судзуки, что как-то он просто с психу начал рыться в школьной библиотеке, чтобы понять, к чему она ведёт себя так нарочито-грациозно. Аж зубы сводит.       И этот её писклявый голосок, такой тоненький-тоненький, совсем как у героини из маминого сериала — такой же по-глупому обнадёживающий и завораживающий. Вот только нет за этим ничего, кроме лживых надежд и обманутой лёгкости, потому что все эпитеты, которыми можно было бы охарактеризовать Банко Судзуки были далеко за гранью цензуры и этических норм. О, он бы обязательно высказал ей всё, что о ней думает, вот только нервы трепать себе не охота.       Банко Судзуки была его личной головной болью, вот уже третий месяц подряд и, по правде говоря, он не знал, что его раздражало сильнее.       Тот факт, что Банко Судзуки, на которую он до этого внимания обращал не то чтобы мало, а вообще не знал о её существовании до недавнего инцидента. Или вообще то, что что-то раздражало его нервную систему и мозги уже битых девяносто восемь дней. Сато считал — даже календарь купил и повесил на стену, с остервенением перечёркивая красным маркером числа, пока мама удивлённо застыла в проходе, жуя яблоко и с набитым ртом спрашивая, чем он занимается. А Рюсэй лишь раздражённо сплёвывал зажатый во рту колпачок от маркера, с агрессивно-тихим: «Не лезь, ма».       У него просто в голове не укладывалось, как он может думать о ком-то таком… Тривиальном и скучном. Серьёзно, не то чтобы Рюсэй был предвзятым в этом вопросе, и, вообще, его мама была самой шикарной женщиной — не считая госпожи Рёко, да простит его Кейске — поэтому, думать больше трёх дней об одной и той же девушке он не привык. И играли роль скорее быстро меняющийся интерес и банальное нежелание ударяться в романтику. Ещё чего — розовые сопли он на своём веку жевать не планировал.       Это для кого-то вроде Мацуно, ибо сколько бы тот не выпячивал грудь вперёд, Сато хорошо знал о неплохой коллекции сёдзе-романтики, хранящейся в его шкафу на самой верхней, тёмной и закрыто полке. Конспирация уровня Бога, ничего не скажешь. Особенно учитывая, что он хотел одолжить у Мацуно пару носков, а в итоге ему по затылку прилетела увесистая книга о том, как главный красавец школы влюбился в серую замухрышку. И самое главное, что Чифую даже не извинился, а наоборот ударил его по голове ещё раз, с возмущёнными возгласами касательно того, почему Сато вообще лезет в его вещи без спроса. Ну, пиздец просто.       Или для Кейске тоже было бы неплохо. Ему как раз кто-то и нужен был — кто-то с кислым лицом, стальными нервами и тихим голосом. И необычайной способностью сглатывать весь ужас, который несостоявшийся Каллен и транслировал в массы. Если Баджи что-то ударяло в голову, то отговорить его от этого не был способен абсолютно никто.       Даже слёзы Рёко, которая обычно била сына тряпками, если тот очевидно переходил грань, с агрессивным: «Подлец! Негодяй! Ты как мать до белого колена довести посмел?!», пока Кейске бегал от неё по всей комнате, кидая очень мотивационные речи касательно того, почему пытаться нанести ему увечия половой тряпкой — занятие не из лучших. Хотя, это, скорее, было забавным, чем грустным. По крайней мере, Рюсэй хохотал, сидя на подоконнике и наблюдая за типичной семейной ссорой, когда пришёл забрать свои обещанные конспекты по литературе.       В любом случае, это Чифую свёл его с этой ведьмой — только вот плоды этого восхитительного свидания Сато должен пожинать до сих пор. Друг в беде не бросит или как там пелось, хотя, это было не шибко важным, потому что его бросили. На самый чёртов произвол судьбы, состоящий вплоть и целиком из проклятья этой ведьмы!       Сато очень хорошо помнил день, когда они впервые познакомились. Мама отсыпалась после ночной смены в больнице и Рюсэй не хотел идти домой, потому что прекрасно осознавал, что разбудит её своим громким поведением. Вот и тогда решил прогуляться с Мацуно, потому что Баджи придумал какую-то очень глупую и нелогичную отговорку, почему он пойти с ним не может. И самая главная ошибка Чифую заключалась в том, что она рассказал Рюсэю о своём точно местоположении, вплоть до кабинета.       Безусловно, тот факт, что слова Мацуно привели его к облюбованному небольшим кружком по владению картами Таро, гаданиям и прочей магической хери, которую он воспринимал, как шутку, Рюсэя очень повеселил. Поэтому и войдя в помещение, он был настроен скорее оптимистично, чем агрессивно. Он был милейшим человеком, если не выводить его из себя — чёрт возьми!       Конечно же, убранство сия шабаша было в лучших традициях. Сплошная темень, из-за чёрных и плотных штор, которыми занавесили окна. Парты, сложенные друг на друга, из-за чего и без того небольшое пространство казалось ещё меньше. Запах каких-то очень странных трав и свечей, которые были аккуратно расставлены по всему периметру крупного стола, который находился в самом центре этого бала сатаны. Такой чистенький, натёртый хозяйственным мылом и надушенный разными благовониями стол, занавешенный темно-лиловой скатертью.       Ну и гвоздь программы — чёртова Банко Судзуки, сидящая во главе стола. Такая загадочная, с очень серьёзным и напряжённым лицом вглядывающаяся в лицо парня, который сидел напротив неё, положив свой портфель себе на колени и внимательно слушая малолетнюю колдунью. Её ноги были напряжённо поджаты под её зад, а на голове надета шапочка из фольги. Увидев последнее, кстати, Рюсэй задохнулся воздухом, громко рассмеявшись, до брызнувших слёз из глаз, чем привлёк к себе внимание всех остальных.       Внимание всех переключилось с несостоявшейся заклинательницы, говорящей в такт мрачной классической музыке, тихо играющей на радио, когда его глаза встретились сначала с Кейске, который и оказался тем самым парнем, сидящим на стуле, а после и с Чифую, выплывшим из темноты спины. Рюсэй лишь присвистнул и сделал несколько шагов вперёд, закрыв за собой дверь с громким хлопком. В груди зажёгся странный огонёк обиды, когда он, закинув руки за голову, с весёло-саркастичным тоном начал причитать: «Всем добрый день. Или вечер. Извиняюсь, не знаю времяисчисление сумасшедших. Так сказать — достойный досуг после учёбы. Вполне можно променять на него и друга».       Чифую лишь покраснел, в своей зло-виноватой манере что-то пробурчав себе под нос, когда взгляд Рюсэя вновь скользнул сначала к Кейске, а потом к его ладони, которую всё ещё старательно и двумя руками, сжимала счастливая обладательница невообразимого модного аксессуара из фольги. До сих пор когда вспоминает — живот колит от смеха.       А Кейске нахмурился, что смотрелось очень комично, из-за общих потёмок помещения и его очков, сползших ему на край носа. Рюсэй иронично поднял брови и громко зевнул, когда Баджи настороженно начал, смотря ему в глаза: «Предъявлять бабам будешь, а не мне, понял меня? Я своё время как хочу провожу и тебе отчитываться ни в чём не обязан. И вообще! У меня тут важный сеанс, а ты мне его сорвал! Постыдился бы лучше», пока девица, сжимающая его ладонь, надменно хмыкнула.       Рюсэй задохнулся обвинениями, чуть ли не начав кашлять, когда в разговор встрял Чифую, чувствуя, как воздух начинал искриться от накаливающей энергии. Его голос, как обычно у него и бывало в моменты волнения, повысился на тон, отчего звучал ужасно громко и грозно — уши в трубочку сворачивались. Такой звонкий-звонкий, аж глаза режет.        «— Пацаны, не ссорьтесь! Это я посоветовал Банко — она профессионал! Она мне нагадала, — Рюсэй саркастично дёрнул уголком губ, кидая взгляд на девчонку, которая согласна кивала на каждое слово Мацуно, — что я сдам математику на хороший балл и начну встречаться с зеленоглазой брюнеткой. Математику я сдал! И недавно в магазине комиксов встретил… Ну… Короче, неважно!»       Наверное, Рюсэй отнёсся бы к этому с хоть какой-то каплей энтузиазма, если бы не надменное высокомерие в глазах это Судзуки. Серьёзно, ему девчонки в рот заглядывали, а она глядела на него, как на ни в чём не сведующего червя, который не понимал, что он делает — какого дьявола?! Поэтому Рюсэй лишь спародировал голос Чифую, делая его писклявым и подходя к столу, оглядывая общее убранство из странных карт с картинками, стеклянного шара и просто огромнейшего количества свечей. Он вновь встретился взглядом с Баджи, из-за чего его голос упал до шёпота:       «— И чё, вампирчик ты мой дорогой? На кого гадаем? Тоже женщины захотелось, это тебе Мацуно отпиздил своей хуетой романтической?»       А Кейске лишь тяжело вздохнул, и сначала тихо послал его на три весёлые, после устало продолжая:       «— Бля, иди нахуй. У меня контрольная по химии, — Рюсэй закатил глаза, чувствуя раздражение, из-за предвкушения ещё одной шутки, касательно его матери, — долбаёб. Не сдам — никакого медицинского университета. Мне нужна гарантия.»       Рюсэя вновь чуть не разорвало на куски из-за этих слов, когда он всё-таки громко хохотнул, бросая снисходительный взгляд на девицу и задерживаясь глазами на одном умопомрачительном головном уборе из чистого железа. Миллионы лет эволюции и всё ради этого!       «— Ну, — он пожевал губу, делая голос нарочито серьёзным и даже хмуря брови, отчего Кейске сконцентрировался взглядом на нём, — человек с хуйней из фольги на башке реально даст этой гарантии много. Базару ноль.»       Тут внезапно встрял Чифую, напоминая о своём недавнем случае, однако Рюсэя это скорее повеселило, чем добавило хоть какого-то резонна, когда он ощутил цепкую хватку чьих-то пальцев на собственной руке. Очень болезненную, надо сказать, и весьма сильную, отчего он даже почувствовал, как чужие ногти впиваются в плоть, разгоняя вместе с лимфой ощущение болезнных уколов по организму.       А Банко смотрела на него суженными глазами и было в них столько внимательного презрения, что он даже почувствовал неприятный холодок, бегущий по позвоночнику — до чего пронзительный взгляд, просто отвратительная шутка судьбы. И когда он открыл рот, собираясь ей высказать настойчивую просьбу убрать свои ногти от его ладоней, потому что она была чертовски сильной и простое дёрганье рукой ситуацию не спасло, она начала яростно шептать: «Я потомственная ведьма, понятно?! Ты зачем меня очерняешь? Если не веришь — хочешь докажу, а?! Я тебе всё про тебя же самого и расскажу?».       Рюсэй ещё раз недоверчиво обвёл взглядом её лицо, ища очевидные признаки сумасшествия, вот только ничего толкового там так найти и не смог. И в лице Чифую, в глазах которого всё ещё мешалось неодобрение со стыдом, и в лице Кейске, который глядел на него с явным осуждением, потому что — О, Боже — он сорвал ему важный спиритический сеанс, Сато лишь тяжело вздохнул, закатывая глаза и снисходительно взмахивая рукой, мол: «Валяй».       Его не впечатлило абсолютно ничего: ни пасьянс, странным образом разложенный на этих картах, ни толстенная книга, которую она достала с одного из ящиков, ни какие-то общие сводки информации. То, что он был взрывным, наглым и своенравным Рюсэй знал очень хорошо. А ещё хорошо знал, что по школе про него ходит много слухов, поэтому собрать из них общую солянку характеристик — дело не то чтобы хитрое.       Чему уж он точно удивился, так это тому, как она внезапно прервалась, вытягивая карту из колоды. Её лицо побледнело, а глаза расширились синхронно с приоткрывшимся ртом, который она тут же прикрыла ладонью. Баджи заинтересованно взглянул на карты, как это сделал и Чифую, незаметно подошедший ближе, вот только ничего понять они не смогли. Как и не смог осознать Рюсэй — на картонке, с цифрой ноль, был изображён какой-то мужчина в старых тёмных одеждах, похожий на какого-то городского сумасшедшего.       Рюсэй дёрнул бровью, возвращая внимание к побелевшей Банко, которая начала тихо изъясняться, параллельно поглядывая в свой огромный справочник и считывая оттуда информацию: «Это карта называется Шут. Она… Она обозначает человека, которому свойственны любознательность, открытость, неопределенность. Такой человек наделен огромным творческим потенциалом, смелостью и талантом. С ним неспокойно, но весело и интересно. Однако есть ещё кое-что… Часто, когда эта карта выпадает мужчинам, это означает… Рюсэй, ты гей?»       Все трое закашлялись, пока Судзуки виновато закусила губу, сжимая кулачки на коленях и наблюдая за ними, а в особенности, за Сато, который теперь краснел и от нехватки кислорода, и от гнева. Ну надо же было такой глупости вывалиться из её лживого рта — если бы не была девчонкой, он бы ей прописал в нос! Однако и этой тоже прописать может. Словесно. Вот только планам было не суждено сбыться, потому что как только Сато встал, угрожающей тенью нависая над виновницей и грозя ей пальцем, с яростным: «Значит слушай меня сюда…!», его прервал настороженный голос Баджи.       Он звучал очень осторожно, но в то же время подозрительно. Будто Кейске ходил по-тонкому льду. И Рюсэя особенно бесило то, что как в знакомых тёмно-серых глазах, появляется подозрения: «Братан… Я не… Слушай, она про тебя всю правду до этого сказала. И про характер твой, и про хобби, и про семью. …И женщины у тебя тоже никогда не было. Ты чё, реально из этих?». А последний вопрос, между прочим, и вовсе прозвучал синхронно с Чифую, который точно так же пялился на него во все глаза.       Рюсэй подскочил с места, чувствуя, как злость, раздражение и стыд захлёстывают его с головой. В порыве сбросил все карты со стола, по-детски притопывая некоторые ногой. А чувство ярости всё сильнее и сильнее разрасталось внутри, подобно ветвям плюща, когда оба парня смотрели на него с помесью гремучей смеси подозрения и смутных сомнений, пока бледнеющая Банко внезапно подскочила, начав краснеть от злости из-за разбросанного арсенала.       Да они охуели!       Он еле удержался от того, чтобы сплюнуть себе под ноги и лишь напряжённо встряхнул головой, сбивая со лба взъерошенные пряди, агрессивно сказал, делая несколько шагов по направлению к двери: «Пиздец, блять. Уже почти полтора года дружим — а вы, нахуй, думаете, что я с мужиками жахаюсь — нет слов просто! А ты, сука шарлатанская, молись, поняла?! Чтобы твою шарашкину контору спалили к чертям собачьим, бля!», после чего за ним громко хлопнула дверь, пока девчонка осела вновь на своё место, вздрагивая от ярости в его голосе.       Какой кошмар — собственные друзья, по первым словам какой-то манды недоделанной, готовы поверить в то, что он мужиков шпилит… Да это же позор! Рюсэй был так зол на них троих, что не разговаривал с ними почти две недели, игнорируя их присутствие целиком и полностью. А дома стоял перед зеркалом в ванной, рассматривая собственную смуглую кожу, пока в проходе не появлялась мама, опираясь плечом на косяк, с тихим: «Как дела в школе, зайка?».        Из-за чего он разразился тирадой состоящей из вопросов касательно того, почему если он ни с кем не встречался и его романтика интересует мало, то это означает, что его не интересует женщины вообще?! Мама лишь удивлённо хлопала глазами, пока и вовсе не начала хохотать, хватаясь за живот, пока он мрачнел всё сильнее и сильнее. В итоге, она сжимала его плечо, притягивая к собственной груди и целуя в затылок, с аккуратным: «Не накручивай себя, всё с тобой нормально, зайчонок».       А он кривил губами, смотря на собственные руки, сжавшие фаянс раковины. Нормально! Ей легко говорить — маме такую хуету никто не говорил. Пиздец, он что реально на заднеприводного похож?! Его же засмеют, если кто извне узнают. Кошмар! Ужас! Отвратительно!       В итоге, Рюсэй поймал себя на мысли, что собственный взгляд часто задерживается на этой колдунье недоделанной.       В библиотеке — когда та старательно ищет материалы для нового проекта, по-глупому, просто, блять, по-идиотски, вставая на носки и пытаясь дотянуться до верхних полок. Не то чтобы Рюсэй часто проводил свой досуг в библиотеке — просто как-то учительница по литературе, с которой у него и до этого отношения были не в черте приятных, пригрозила влепить ему низкий балл за каждый пропуск её урока, если он не соизволит сходить в библиотеку. В итоге, пока он тяжело вздыхал, опираясь боком на небольшой деревянный островок, в ожидании директора, и наткнулся на эту помешанную.       В груди сразу же закопошилось раздражение, когда он словил, как её волосы, выкрашенные в отвратительный и просто по-ужасному мерзкий блонд, ловили в себя лучи солнца, старательно пробирающиеся из-под занавешенных лёгкой тюлью окон, пока она корчится, кусая губы и тихо матерясь себе под нос, в странных попытках дотянуться до верхней полки.        Идиотка. Лучше бы логику начала изучать, а не свою херь эзотерическую.       Рюсэя так сильно разозлили её потуги, что он просто с глухим рыком оттолкнулся от островка безопасности, грубо одёргивая её за плечо и доставая её несчастные учебники, стукая стопкой ей по груди, со сказанным сквозь зубы: «Подавись!». А эта дура только хлопала глазами, открыв рот и говоря ему в спину что-то нечленораздельное, когда он с лицом полным холода двинулся к появившемуся библиотекарю.       Ещё чего — разговаривать он с ней будет. Много чести слишком для шарлатанки.       Его так сильно раздражало, что она постоянно садилась напротив него в столовой, хохоча во весь голос от очередной глупой шутки своей не менее глупой подружки, что один раз он не выдержал и стукнул пачкой клубничного молока перед её лицом, когда её смех вновь бабочками закрался в уши, омерзительно щекотя барабанные перепонки. С губ слетело агрессивным прикриком: «Ну когда же ты наконец-то заткнёшься?!», привлекая к ним излишнее внимание.       И вновь она пялилась на него с открытым ртом, пока девицы по обе её руки перешёптывались, а Баджи, с которым он и обедал, тыкнул его в плечо, с тихим: «Ты чё сейчас сделал?», когда Рюсэй вернулся на место, с угрюмым видом расправляясь с бенто, приготовленным госпожой Рёко и выплёвывая агрессивное: «Ебало на ноль, ботан несчастный».       Заебал со своими очками, сколько можно?! Носит их, волосы ещё себе прилизал. Может, он так старается не только ради того, чтобы выглядеть приличным человеком?! Пошёл же к этой дуре в коморку — наверное, они в сговоре были. Или тот и вовсе запал на неё. До чего… Отвратительно.       Чёртова Банко Судзуки стала так раздражать его своим присутствием, что он даже начал подсаживаться к ней ближе на совместных занятиях, кидаясь в неё бумажками и кидая на неё агрессивные и очень много говорящие взгляды, когда она оборачивалась со злостной гримасой, пытаясь найти нарушителя спокойствия, а в итоге натыкалась на его фигуру, пышущую яростью и немым протестом.       Сначала её глаза сщуривались и она, перед этим удостоверившись, что учитель не смотрит в её сторону не смотрит учитель, кидалась в него этой бумажкой в ответ, да причём не просто так, а ещё перед этим написывала там всякие гадости, вроде: «Пошёл ты нахуй, гандон!», и Рюсэй буквально ощущал, как горит изнутри от злости, пока его терпению не пришёл конец и он просто дёрнул её за косу, сдирая резинку. А Банко зарядила ему со всей силы кулаком по плечу, когда Рюсэй демонстративно запустил резинку в открытую окно.       В итоге им двоим сделали выговор, прямо при всём классе, пока эта дура лицемерная опустила глаза в пол, тихо извиняясь, а Рюсэй раздражался всё сильнее и сильнее, ловя на себе настороженный взгляд Баджи, из-под припущенных очков, в котором так и читалось: «Считай, что Мацуно уже в курсе». Две сплетницы несчастные. Опять будут шушукаться за спиной о том, что Рюсэй прилип к несчастной девчонке, как банный лист, пока всё, что ему останется — раздражённо сверлить небо взглядом.       Даже чёртовы облака понимали, что лучшая защита — это нападение и таким колдунам несчастным надо их же картами по таблу настучать. И он бы обязательно выполнил желаемое, не будь раздражающая Банко Судзуки девчонкой, с этим своим по-отвратительному отстриженными прядями по подбородок, выглаженной школьной формой и тонкими конечностями, которыми она часто делала то, что не нужно.       Бесит-бесит-бесит.       Но апогей всего настал месяц назад. У Рюсэя всё было относительно неплохо с историей и он даже имел вполне хороший балл по ней, однако с того дня его не покидало ощущение, что он стал свидетелем последствия третьего взрыва атомной бомбы, потому что это было невозможно объяснить ничем иным!       Сузуки начала шугаться его, сбегая куда угодно, поджав хвост, как глупый кролик. Его это скорее забавляло, чем раздражало. Мама называла его зайчиком, но ей следовало хоть раз увидеть эту девицу — всё встало бы на свои места!       Сторонилась его на уроках, специально садясь в центр класса, в окружении людей, чтобы он не мог запустить в неё атакующие бумажки, пока он с раздражением швырял рюкзак у парты, демонстративно забивая тот под стол ногами, пока девичья спина напрягалась всё сильнее и сильнее, стоило ей услышать это, однако головы она своей всё равно не поднимала. Дура тупая.       Подскакивала в столовой, стоило завидеть его в окружении кого-либо, тут же подпрыгивая на месте и быстро ретируя оттуда куда подальше, из-за чего часто выкидывала свой обед недоеденным в мусорку, из-за чего Рюсэй всё сильнее и сильнее убеждался в том, что Банко действительно очень не хороший человек. Потому что он не мог найти никакого объяснения тому, как она может так расточительно обращаться с едой, чёрт возьми! У его матери не было времени, поэтому она не могла собрать ему обеды, однако, эта идиотка могла запросто выкинуть собранный приём пищи из-за своей гордости?! Стерва высокомерная!       Наверное, самым глупым было то, что теперь, в клуб со всей этой псевдомагической дрябудой, прямо на дверь повесили его очень плохо-нарисованный портрет. Да и не абы как — а с очень чёткой и агрессивно-выведенной припиской: «Данному молодому человеку строго запрещено ступать за порог этого здания без благовременного уведомления о своём визите».       И он бы, скорее всего, посмеялся, вот только смеялись над ним. Чифую, громко хохоча и судорожно хватая ртом воздух, влетел в их класс на перемене, опуская, с громким хлопком, бумагу перед Баджи, когда тот раздражённо отвлёкся от учебников. Рюсэй вряд ли обратил бы на это внимание, если бы Кейске не захохотал так же громко, как и Чифую, спустя каких-то несколько минут, прикрывая глаза ладонью, пока Мацуно продолжал хвататься за его плечо, разражаясь хохотом всё сильнее и сильнее.       Рюсэю просто стало интересно, а в итоге он наткнулся на просто отвратительное изображение себя, которое рассматривал с перекошенным от гнева лицом, сжимая чёртов листок в руках, пока Чифую, сквозь слёзы от смеха, начал говорить, задыхаясь при этом: «Пиздец, ты мадам закошмарил! Она для тебя вон специальную кучу объявлений у себя сделала, чтобы ты отъебался от неё! Бля, Кейске-Кейске, смотри, лицо точь-в точь, как с рисунка», и они с Баджи разражались ещё большим смехом, пока Рюсэй краснел от злости, глядя на собственное лицо с бумаги, раскрашенное коричневым карандашом.       Вот же идиотка нахальная! Да как она только посмела выставить его посмешищем на всю школу?! Сама наговорила ему херни — а теперь выставляет себя жертвой обстоятельств, какая гнида!       Ослепительная ярость начала разъедать его изнутри, из-за чего он, с твёрдым намерением, решил пойти к этой нахалке и разузнать у неё, какого чёрта она вытворяет, да только не успел — столкнулся с ней же на лестнице, пока собственные кулаки сжимали листок до побеления, а сам он агрессивным топотом взбирался вверх, расталкивая всех плечами и пару раз чуть не сбил парочку людей с ног.       Банко упала, больно ударившись коленом, из-за чего то засаднило, пока стопка карт, которые она старательно несла куда-то, выпали из её рук, разлетаясь вихрем на весь лестничным пролёт, вплоть до первого этажа. Рюсэй же, уперев руки в бока и агрессивно, глядя с высоты своего роста, на неё, с ужасом выглядывающую за лестницу, смотря на ступеньки укрытые покрывалом шарлатанской атрибутики, собирался разразиться агрессивной триадой, вот только его опередили.       Он никогда в жизни — ни до, ни после, не видел, чтобы кто-то так сильно кричал. Потому что Банко разразилась настоящим истеричным визгом, чуть ли не начав плакать и покрыв его приличным шквалом оскорблений, очень больно наступила ему самым каблуком своих туфель на пальцы, с яростным: «Да будь ты проклят, сталкер несчастный! Чтобы по всей твоей семьей и друзьям прошлось, урод моральный!», убежала куда-то вниз.       Рюсэй же шокировано пялился ей в след, чувствуя мурашки, бегущие колтунами по коже, из-за того что свидетели происшествия пялились на него, пока в коридоре не воцарилась полная тишина. Его отвлёк звук знакомых голосов, Баджи и Чифую, которые, видимо, сиганули за ним из интереса, в итоге натыкаясь на этот беспорядок эмоций. Мацуно лишь разразился громким шёпотом: «Бля, как в манге прямо!», пока Баджи не тыкнул его локтём в плечо, с тихим: «Да завались ты уже!», вырывая из второго болезненный вздох.       Ярость, горящая внутри него не собиралась сдавать обороты, вот только Рюсэй понял, что начал побаиваться подходить к ней. Потому что после этих двух несчастных фраз всё в его жизни перевернулось с ног на голову.       Он больше не чувствовал себя жизнерадостным и весёлым, полным энергии и сил, ловя внутри лишь странные отголоски грусти и обиды, которые по-странному усиливались, стоило ему наткнуться взглядом на Банко, в чьих синих хрусталиках теперь не было ничего, кроме презрения и надменности, пока она демонстративно отворачивалась от него, задирая подбородок.       В школе, из-за своего настроения, Рюсэю стало тяжёло концентрироваться на литературе, что стало причиной скатывания в рейтинге, на который он пялился, с поджатыми губами, ловя веселую радость в голосе Баджи, который поднялся из-за занятий с репетитором и сочувствующие хлопки по спине и плечу от Мацуно, который тихо присвистывал, с прищуром выискивая его имя.       Ещё и мама начала прикапываться к нему, как только узнала о неутешительных результатах, часто заводя с ним серьёзные разговоры, касательно его образа жизни и того, что именно тот и влияет на его успеваемость, пока он тяжёло вздыхал, сжимая пальцы на переносице, с тихим и злым: «Ты ничего не понимаешь, ма!», пока она разочарованно поджимала губы, оглядывая его с ног до головы, из-за чего ему становилось стыдно и он уходил к себе в комнату, громко хлопая дверью.       И вот, уже почти месяц он варится в этом аду бесконечной серотониновой ямы, состоящей из бесконечного цикла апатии из-за учёбы, причитаний матери и сочувствующих взглядов от Баджи и Мацуно.       Однако, Рюсэй не был бы самим собой, если бы не мог разруливать подобный курьёз в собственной жизни, из-за чего сегодня, стоя перед зеркалом в прихожей и оправляя ремень на брюках, он твёрдо удостоверился в мысли, что он схватит чёртову Банко Судзуки за шкирку и отведёт её в этот тёмный уголок порчи жизни людям, и пока она не снимет с него своё чёртово проклятие, он от неё не отстанет.        По барабанным перепонкам неожиданно ударила трель школьного звонка, оповещая о конце урока, из-за чего он слабо вздрогнул, несколько раз моргая и концентрируя помутившимся взглядом перед собой, ловя, как все начинают медленно собираться, пока учитель стирает с доски химические уравнения.       Будто по инерции, по ключицам пробежал холодный поток воздуха, из приоткрытого окна, в самом коротком мгновении. Глаза скользнули к собственной коже, пробегаясь по голому участку с выпирающей костью. Красиво. Даже очень. Мама назвала его «стилёвым», когда он, держа онигири в зубах, выскальзывал из дома, впервые решив расстегнуть пуговицы на рубашке, попутно пытаясь завязать шнурки на кроссовках.       Мама — это святое, как говорится. Она брехни не скажет.       Взгляд задержался на светлой макушке, когда она медленно встала и с выражением умиротворения на лице начала аккуратно складывать собственные учебники в сумку. Язык прошёлся по губе, синхронно со слабой дрожью предвкушения, пробежавшийся по позвоночнику, когда Рюсэй медленно вставая из-за стола и, подобно притаившемуся в траве хищнику, готовящемуся к нападению на ничего не подозревающую дичь, двинулся в сторону Банко, лениво закинув руки в карманы. Ну сейчас-то она ему за всё ответит.       Пальцы, со хлопком, опустились на чужую тетрадь, когда Банко потянулась к ней, поднимая глаза и встречаясь с надменной расслабленностью на мальчишечьем лице, когда Рюсэй потянул тетрадь на себя одним резким движением, вырывая из её груди раздражённый тихий вздох.       Её глаза сузились.       — Чем обязана, — её голос искрился недовольством и настороженностью, что заставило дёрнуться уголок его губ, — Сато?       Рюсэй глубоко вздохнул, обводя взглядом помещение и натыкаясь на Баджи, застывшего в проходе и с подозрением наблюдая за ними, пока из-под двери выглядывал Чифую, о чём-то шепча Баджи. Наверное, решили остаться, чтобы посмотреть на цирк. Рыцарей на белом коне из себя строят — вот только скорее оба смахивают на животин. Придурки.       Его взгляд вернулся к Судзуки, которая уже успела закинуть сумку себе на плечо, складывая руки на животе и глядя на него с претензией. Вернее на его пальцы, сжимающие её тетрадь. Вот, это уже другой разговор — значит, дурой прикидываться не будет. Это уже хорошо. Очень даже хорошо.       — Ой, — не голос, а тягучая и сладкая патока, обжигающая своей приторностью, — всё-таки вспомнила, как меня зовут. И даже больше не избегаешь. Ну просто чудеса. Под стать твоему ебанутому хобби.       Банко раздражённо потянула носом воздух, складывая руки на груди и отступая от него на шаг, когда Рюсэй лукаво улыбнулся, опираясь бедром на парту и вертя чужой конспект меж пальцев.       — Ближе к делу, — такая прямая-прямая, как железный прут, вот только всё это было фальшивым, как и она вся; целиком и полностью, — пожалуйста. Не хотелось бы опоздать на следующий урок.       Он хмыкнул, швыряя тетрадь на стол, ближе к себе, из-за чего она дёрнула бровью. Его ладони сжались на деревяшке стола, когда он наклонился к ней ближе, говоря вкрадчивее.       — А ты и не опоздаешь, если сукой не будешь. Просто снимешь с меня свою абракадабру и всё, гуляй смело. Я же многого не прошу.       Девичьи глаза сузились, синхронно с тем, как её тонкие пальцы сжались на ремешке сумки сильнее и Рюсэй почувствовал закравшееся чувство триумфа. Он наклонился к ней ближе, сверкая злой искрой в глазах и делая свою улыбку похожей на оскал. Ну вот, ещё чуть-чуть и он добьётся желаемого. Стоит только немного надавить, как…       Со стороны прохода послышался настороженный Баджи: «Это он её засосёт сейчас?», на который Мацуно тут же дал ответ не менее заинтересованный шёпот Чифую: «Не-не-не, попозже», из-за чего он агрессивно зыркнул в их сторону, понимая, что теперь оба мальчишки спрятались за дверью. Реально два коня. На колбасу их пустить надо.       Он прочистил горло, когда нагнетающая обстановка немного спала, пытаясь вновь воссоздать атмосферу морального давления, встречаясь с усталостью в чужих синих глазах.       Блять, всю малину испортили. Уроды.       — Сато, можно ты будешь развлекаться со своими дружками, а я пойду дальше учиться? У меня нет времени на эти глупые игры. Верни тетредь, — её рука потянулась к заветной бумаге, когда Рюсэй вновь сжал ту пальцами, из-за чего девичий голос дрогнул в напряжении, — пожалуйста.       Банко выделила последнее слово, давя на то интонацией, из-за чего Рюсэй прошёлся языком по верхнему ряду зубов, чувствуя снова закравшееся в грудь раздражение. Он тяжело вздохнул, добавляя тону агрессии, но пытаясь звучать спокойно. Хотя руки так и чешутся. Только не пойми от чего — от этого деланного безразличия в чужих глазах или опять послышавшегося знакомого шёпота: «А сейчас засосёт?».       — Я тебе говорю: хуйню свою с проклятием сними с меня и иди себе спокойно. Я заебался уже как лох месяц ходить. Не будь дурой, бля, я тебя умоляю.       Судзуки сузила глаза, собираясь ему высказаться, когда синий хрусталик внезапно засветился пониманием, из-за чего она поджала губы, оглядывая Рюсэй с ног до головы. Да ладно. Прозрела наконец-то. Просто чёртово вау.       — Ты идиот, Сато.       Рюсэй вздрогнул от внезапной девичьей серьёзности, вот только судзуки не оставила ему и шанса, продолжая говорить с нажимом почти сразу же после этой реплики. Мурашки по коже пробежались, наверное, из-за того, что в горле пересохло. Или из-за того, что её губы поджались. В любом случае — жуть!       — Я не могу проклинать людей, этим занимаются только взрослые потомственные ведьмы. Я ребёнок, поэтому лишь работаю с Таро и говорю то, что мне рассказывают карты. А если ты, такой придурок, целый месяй жил с мыслью, что я тебя прокляла — то поздравляю. Ибо ты просто законченный маразматик! Сам поверил в проклятие — к тебе неудачи и притянулись. Сюрприз — сила мысли так и работает. Недоумок законченный. Сдался ты мне — силы на тебя ещё тратить. Ты мне не нужен.       Он застыл с открытым ртом, когда Банко, с раздражённым выдохом развернулась на пятках и ушла, закатывая глаза и продолжая говорить о том, какой же он глупый. А Рюсэй остался в одиночестве, шокировано пялясь на чужую тетрадь, сжатую в пальцах и слушая назидательные переговоры Баджи и Мацуно, которые всё-таки выплыли из-под двери, останавливаясь перед ним двумя нависнувшими тенями, ограждающими его от лучей весеннего солнца.       — Как думаешь, — начал Баджи, склоняя голову и оглядывая лицо Рюсэя внимательнее, — до него допёрло, что он просто поплыл или нет?       — Да хер его знает, — Чифую сложи руки в карманы, пожав плечами и глубоко вздыхая, кидая быстрый взгляд в ту сторону, куда ушла Банко, — может и допёрло. Но это точно троп от ненависти ло любви, я тебе зуб даю! Сначала шпынял её по поводу и без, а в итоге, как только она его отвергла — так всё, в дамки ушёл. Красава, Рюсэй.       И когда Баджи тихо рассмеялся, хлопая Рюсэя рукой по плечу, в груди разлилась странная приятная тоска, когда в мысли стало закрадываться понимание. А укрепилось оно в его голове прочным потоком, когда Чифую, спустя пару дней, впихнул Рюсэю под локоть томик потрёпанной манги про девчонку, безответно влюбившуюся в волейболиста из её собственной школы.       Рюсэй лишь дёрнул уголком губ, видя на лице Мацуно одобряющую улыбку и кивок в сторону манги, страницы которой пальцы, сами по себе, начали перебирать, с каждым мгновением погружаясь в историю всё сильнее и сильнее.       Той тёплой весной, наблюдая за опадающими лепестками сакуры, Рюсэй впервые в жизни узнал о собственном сигнификаторе «Шут», литературном тропе «от ненависти до любви» и отвергнутом сердце.