Сатору Каллен

Серые прожилки ветвились в белом камне настенной облицовки, изгибались, петляли и резко прерывали свой путь у ровной линии шва между плитками. Гето попытался проследить за ними, найти начало или конец одной, но те сливались с другими, снова расходились, тускнели, расплывались из-за мутной пелены появившихся на глазах слез. Попытка переключиться хоть на что-то, отвлечься, забыть, что происходит и успокоить чувства провалилась. Тело сковал страх, несмотря на то, что это он был инициатором происходящего. Словно инстинктивно, бессознательно, ощущалась опасность, исходящая от человека, которому он привык доверять больше, чем кому бы то ни было. На подкорке скреблась мысль о том, что беззаботно и спокойно как раньше, теперь уже никогда не будет. Как бы он не говорил сам себе, что это все тот же самый Годжо, тело реагировало на него иначе, вздрагивая и напрягаясь каждый раз, когда тот бесшумно оказывался за спиной или двигался непривычно резко и быстро. После Гето виновато прятал взгляд, коря себя за то, что своими реакциями причинял боль близкому. Прежде ему не приходилось задумываться, как ужиться с вампиром, разве что беспокоиться о своей сохранности от кровососущих. Один из которых сейчас заточил его в импровизированную ловушку, упершись руками в эмалированный бортик ванны по обе стороны от его бедер и уткнувшись холодным носом в плечо. — Ты боишься, Сугуру, — с досадой пробурчал вампиреныш, — пахнешь так резко, — Гето подумалось, что тот, наверное, сморщил нос в отвращении. — Что вполне естественно в моем положении, Сатору, — постарался произнести ровно и мягко, впуская пальцы в белоснежные волосы, ласково перебирая шелковистые пряди. — Можем не делать этого, — в противовес своим словам блондин приблизился, попытался вжаться своим телом в друга так сильно, насколько это было возможно в их позе, — подождем Шоко, я продержусь еще сутки, я сильнейший, справлюсь, посадишь меня на серебряную цепь, сунешь в рот чеснок, и стану самым покорным и милым, запрешь меня в гробу, найдешь осину,. — Годжо продолжал бормотать, вспоминая самые нелепые способы из кино, как можно справиться с вампиром, постепенно его речь становилась все более невнятной. Сноп мурашек пробежал по спине и плечам от ощущения частых невольных прикосновений губ говорящего к нежной чувствительной коже шеи. Гето склонил голову в сторону, рефлекторно пытаясь избежать сладко-приятного, дразнящего, щекотного чувства. Только услышав шумный свистящий вдох над ухом, он понял, как еще это движение можно было трактовать. Как уязвимое склонение перед хищником, доверительное молчаливое разрешение, как тихую просьбу. Сердце пропустило удар. — Сугууррруу, — раздалась вожделеющим, с ребячливыми нотками голосом протяжная мольба. Несдержанный влажный поцелуй расцвел на коже, заставив глаза широко раскрыться в изумлении, за ним — мокрое, мажущее скольжение языка, от ощущения которого Гето захлестнуло стыдом, скулы, шея и кончики ушей вспыхнули, и его еще сильнее бросило в жар от последующего низкого, но такого звонкого в тесной ванной комнате стона Годжо. — Мммхххх… да, Сугуру, так лучше, так вкуснее, так сладко-сладко-сладко, — молодой вампир бессмысленно тараторил, беспорядочно оставляя россыпь жадных поцелуев, всасывая кожу, сжимая губами упругие мышцы, — ты начинаешь пахнуть так приятно. Гето не заметил, как его рука перестала перебирать чужие пряди, замерла, вцепившись в них мертвой хваткой. Сердце гулко стучало в ушах, отчаянно билось о ребра. Жар прошелся по телу, скрутился в комок в животе, скользнул вниз. Для удобства захотелось рефлекторно развести ноги, и сразу же их сомкнуть от новой порции стыда, нахлынувшей, стоило едва задеть коленками чужие. — Сатору, это… — прошептал еле слышно, сбивчиво. Прервался, пытаясь подобрать слово. «Излишне»? «Смущающе»? «Пожалуйста, подожди»? — Так хорошо, — продолжил за него осоловевшим голосом Годжо, — Я сделаю это. Сейчас. Хорошо? Ты готов? Сугуру? Хорошо-хорошо-хорошо? Мозг, казалось, был перегружен волнениями, чувствами, впечатлениями. Гето пришлось напрячься, чтобы понять говорящего. Осознав смысл слов, он лишь вцепился свободной рукой в футболку на спине согнувшегося над ним парня и шелестяще выдохнул: — Да. Он задержал дыхание. Хлопковая ткань, казалось, вот-вот треснет в грубой хватке. Белые волосы натянулись от корней, повинуясь силе запутавшихся в них пальцев. Последний ласковый поцелуй скользнул по коже перед последующей через пару мгновений ожидаемой, но от того не менее внезапной, болью. Голова резко прочистилась, туман возбуждения и смущения развеяло ноющей резью. Гето сжался, стиснул зубы, чтобы не выругаться. Острые клыки вышли из его израненной плоти, по укусу прошелся язык, собирая вытекшую кровь, холодные губы прижались к коже, всасывая ее, вытягивая из раны жидкость. Руки, до этого упиравшиеся в ванну, сжали Гето в объятиях. — Прости-прости-прости, — зашептал Годжо, прерываясь на гулкие, такие шумные в звенящей тишине глотки. Видимо, чувствуя чужую напряженность, он раз за разом зацеловывал ранки и снова вытягивал кровь, вызывая смущение звонкими мокрыми чмоками. Чувствительная травмированная плоть становилась все более отзывчивой к прикосновениям. Боль из резкой перешла в навязчиво-ноющую. Румянец снова загорелся на щеках, руки расслабились. Гето аккуратно стал мягко поглаживать друга по голове и спине. В голове пронеслась мысль, могут ли вампиры считывать эмоции и мысли, когда кормятся, как это показывалось в аниме. — Все хорошо, Сатору, все хорошо, я в порядке, — прошептал привычным ласковым тоном. Юноша оторвался от раны, и поднял глаза. Гето прошило насквозь томным, полным желания и наслаждения взглядом друга. На таком расстоянии он мог видеть свое отражение в черных расширенных зрачках. Чужие губы были припухшими и испачканными в его, Гето, крови. — Ты такой вкусный, Сугуру, — едва разборчиво пробормотал Годжо и, вперевшись стеклянным взглядом в лицо, скользнул глазами по яркому румянцу щек к губам и добавил, — и красивый… такой красивый… Губы раскрылись в тщетной попытке что-то ответить, но из горла вырвался только странный хрип. Ослабевшие руки все еще лежали на плечах блондина. Гето закрыл глаза, зажмурился, глупо и по-детски пытаясь спрятаться от ситуации хотя бы так. Этого всего было слишком много для него, чересчур много событий и впечатлений навалилось за последние несколько дней. Он не был уверен в происходящем, в том, какой смысл друг закладывал в свои слова, и в своем собственном отношении к этому. Мозг напряженно зудел от обилия мыслей и отказывался обрабатывать информацию. Пару секунд ничего не происходило. Под кажущимся ощущением чужого взгляда кожу пекло. Вдруг мышцы под его ладонями пришли в движение — Годжо повернулся и тут же вернулся обратно. Гето раскрыл глаза и увидел у того в руках бутылек с антисептиком и салфетку. — Прости, Сугуру, снова придется потерпеть, — извинился, перед тем как начать обрабатывать укус. Хоть его движения были плавными и четкими, глаза все еще оставались затуманены. Пару раз Гето заметил, как дернулся его кадык. Отвлекшись на его лицо и погрузившись в себя, он не заметил, как друг обеззаразил ранки, обратив внимание, только когда тот снова повернулся, поставив бутылек на стиральную машинку, и на этот раз взял с нее мазь. Гето опустил голову и увлеченно рассматривал свои колени, стараясь не смотреть вверх, где Годжо нежными аккуратными движениями накладывал мазь и повязку. Очнулся он, вынырнув из мыслей, только когда друг сунул ему в руки также заранее заготовленную гематогенку и кружку чая. — Эй, Сугуру? Голова кружится? — в голосе и взгляде сквозило беспокойство, — Прости, я… я так увлекся… — Не кружится, и слабости нет, я в порядке, Сатору, спасибо за заботу, — он слабо улыбнулся, — ты молодец, даже сам остановился. — А то, я же сильнейший, — оскалился в довольной улыбке, заставив Гето тихо рассмеяться.