Что такое Пустота

      Копая могилку для своего уже отжившего (как считал он сам) тела, Антон невольно задумался о том, что его ждёт. Если здесь и сейчас он ощущал только пустоту, то там, за пределами — что-то больше или меньше пустоты? Какова она Там на вкус, запах, как чувствует себя внезапно пришедшая в голову мысль в ней? Может ли там быть мысль как таковая, а главное, какого рода бытие ждёт его там или всё же пустота — это полное и категоричное небытие?       Мальчик разогнул затёкшую уже двадцать пять лет как — целую четверть века! — деревянную спину и посмотрел в хмурое небо раннего, только пришедшего на порог марта, и понял, что оттуда тоже на него сверху смотрела пустота. Смотрела, вглядывалась, приближалась вплотную, зажимала собой, будто насмерть раздавить хотела, а Антон, чувствуя это, прыгал в могилку, показывая пустоте язык, и тогда пустота, презренно и обиженно фыркая, успокаивалась, отступала, плевалась дождём и нищими ангелами опальными в немилости Бога. Когда ангелы падали, у них чернели крылья. Чернели, беднели перьями, превращаясь в облезлые, обглоданные кучи костей, и перед самой землёй рассыпались пеплом, удобряя могильную землю.       В светло-сером пространстве пролетали птицы, печальные, они махали крыльями и спрашивали мальчика внизу, что копал могилку для своего уже отжившего тела: «Что ты должен знать? Что ты должен делать? На что ты можешь надеяться?»       Птицы кричали и летели в сторону рваного края кладбища с побитыми могильными камнями и гнутыми калитками, где сразу следом мягко начиналось умерщвлённое под чёрным, с редким погребальным блеском снега болото. Всё оно поросло травой, но сейчас трава была чёрная, едва проглядывала сквозь снежный покров. Опасно было ходить по тем местам, ведь стоило ступить не туда — провалишься в болото, а там и в никуда. Сразу за болотом пролегала железная дорога на возвышении, что пряталась за редкими плешивыми берёзами. По ней раз в минуту пролетали сумасшедшие поезда, сотрясали пространство своими вибрациями, и тогда всё вокруг ненадолго приходило в неистовство: хоть и молчало, но внутренне будто стонало и кричало, пошатывалось и извергало энергию такой силы, что Антон, наблюдая всё это, ощущал головокружение, а в глазах у него появлялась черновато-красная и грязно-цветастая паутина, мешающая смотреть наружу и в себя. Тогда он снова прятался в могилку, отсиживался там и чувствовал себя хорошо-прехорошо. Когда поезда перестали ездить и бесовство улеглось, Антон вылез из своей могилки и присел на облезлую лавочку, глянул на такой же облезлый столик рядышком. На столике таяла толстая свечка от горящего на ней фитилька. Это был единственный свет в мрачной округе. Красиво она таяла. Разливала свой полупрозрачный воск на стол как сперму, и потом он твердел и темнел, — тоже как сперма, только застоявшаяся. Антон смотрел на эти капли, переводил взгляд на свежевыкопанную могилку для своего уже отжившего тела и пытался мысленно расстаться с собой и почувствовать потустороннюю пустоту. Ему было очень интересно, какова она.       Среди могильной беззвучной темени раннего мартовского вечера и покосившихся крестов с памятниками возник силуэт. Он материализовался из ничего, словно из той самой пустоты пришёл. Ещё минуту назад его там не было, и вот он, грустно оглядывая лицо мальчика, безбольно для пространства (что было очень и очень удивительно) возник в нём совершенно нереальным, неуместным, призрачным, но определённо кем-то живым. Он стоял недалеко, на расстоянии двух оградок и вдруг подал голос — совсем обычный, земной, только с небольшим эхо от него: — Я пришёл на свет-ет-ет-ет… — проговорил он и эхо пошло по воздуху как круги по воде. Он кивнул на свечку, подтверждая этим одновременно и свои слова, и существование свечки, и подошёл к ограде, где Антон выкопал могилку для своего уже отжившего тела. — Помимо него здесь больше ничего нет.       Антон оглядел мужчину. Тот был совершенно обычный, только кожа у него была серая, одежда грязная и воняло от него как от навозной кучи. Мужчина Антону понравился. — Неправда. Железная дорога есть, — Антон тоже кивнул головой, но назад, за свою спину, где примерно в трёхстах метрах от него, прямо за болотной плотной топью и проходила та самая железная дорога с сумасшедшими поездами. Сразу после этого он указал рукой мужчине на место рядом с собой, приглашая в своё уютное обиталище с могилкой, лавочкой и столиком со свечкой.       Мужчина посмотрел вдаль. — Уже нет.       Антон обернулся. Железной дороги там и вправду не было. На месте дороги стояла обветшалая, едва держащая своё тело церковь с золотыми куполами, обросшими коррозией, как проказой — явно Божьей карой. — Почему она такая? Золото не портится. — Святой водой полили. Думали, будет вечность стоять, ан — нет.       Антон обернулся обратно, а мужчина сел рядом на лавочку и стал смотреть на могилку. Антон тоже смотрел на могилку.       Долго молчали. Послышался колокольный звон. То был из церкви. Он что-то ознаменовал собою. — Кому копаешь? — Себе родимому.       Мужчина задумчиво закивал головой. Будто понимал, чего хотел Антон, и теперь обдумывал в самом себе эту мысль. — От него спрятаться хочешь? — Совсем нет, — Антон сложил руки на коленках, будто хотел показать, что он вполне себе прилежный мальчик и не от кого прятаться не собирается и даже совсем наоборот — хочет к нему прийти. — Я хочу пустоту увидеть. — А на кой чёрт тебе пустота сдалась? В церковь бы сходил тогда, — вот где настоящая пустота. — Какая же там пустота? Там много думают. Душно и воняет.       Мужчина хотел откинуться на узкой лавочке, но тут же упёрся спиной в ограду и ударился головой о берёзу, стоящую за ней. — Хорошее место выбрал, — потирая ударенный затылок и шипя, сказал мужчина. — У меня тут бабка лежала. И сестра её тоже лежала. — Куда ж они делись теперь? — Все туда и ушли. Почувствовали близость того самого и ушли. Я так же хочу.       Мужчина задумался и кивнул. Голова его теперь болела странной болью. Он оглядел сидящего рядом: костлявое тело было всё потное, в грязи, могильной земле, а на плече сидел червь. Безумно захотелось пойти с этим мальчиком на болото и предаться соитию, слушая невольные отзвуки колоколов церкви.       Та затихла вдруг, и наступила мертвенная тишина. Только свечка гореть продолжала, а на могильной земле и от ограды отражались отсветы лучей испорченных куполов. Что за свет их рождал? Богу известно. Но близость иного говорила о том, что отражал их не свет, а тьма. Есть ли там Бог? Пустота — Бог?       Вокруг царствовала инакость. Она вторгалась из глупой реальности в голову и порождала в ней своего рода безумие. Какая-то туманность царила, но не фактическая, а только в глазах, в голове. — Что тебе она, эта пустота? — спросил мужчина, прочерчивая пяткой на земле символы. Крест прочертил, потом какую-то странную шестиконечную звезду, потом опять крест. — Нету там ничего. — Не говори чепухи. Ничего там как раз-таки есть.       Не смотря на неживой полусонный взор Антона, в голове его царила ясность как при свете солнечного дня, когда само светило в Зените. Ясность была запылëнной, какой и следует быть естественной, всамделишной ясности; она была грязная, мерзкая, и пахла чем-то вроде земли, навоза и торфяных болот. По антонову суждению, явись он в ничто, то и сам он станет ничем, и, соответственно, познает себя и мир. Почему-то ему казалось, что Абсолют находится именно за той гранью, за гранью земли, и, чем глубже он выроет себе могилку, чем дольше в ней посидит, тем быстрее и охотнее примет его к себе пустота.       Может быть, земля для него пахла иным миром, может, он хотел измазаться в ней, чтобы не быть покусанным обитателями Иного, но, даже если его цапнут разок — одного взгляда на пустоту ему будет достаточно, и эта жертва не станет напрасной. Вряд ли можно говорить о понятии «жертвы», если говорить о пустоте. А говорить о ней лучше нежно, влюблённо. Но на самом деле, говоря о ней, в общем-то, лучше молчать. — А ты свободный для неё? — Это как? — А вот так вот. Она требует свободы. Ей не нужна твоя жалкая скованная душонка, она слишком тяжёлая, — сморщился мужчина, оглядывая Антона взглядом так, словно тот смердел как помойная куча. — И как мне освободиться? — в антоновых глазах загорелась надежда. Он видел, как собеседник оглядывал его. Мерзость в чужих глазах возбуждала его душу и тело так же сильно, как свежевырытая могилка, потому что она пахла иным и звала к себе. Мужчина иным не пах. От него разило потом и нечистотами, и это приравнивалось к возбуждению перед самой пустотой. — Я должен осеменить тебя, — сказал мужчина, глядя на свечку. Уже на полстола расползлась её сперма и грозила начать заливать сырую, ещё мёрзлую землю вместе со снегом.       Окаймлённые чёрной дымкой деревья потемнели в ту единицу небытия. Они будто бы отгнили, отжили своё, и уже давно души их покоились где-то там, за пределами. Значило ли это, что пустота приблизилась, сама сделала шаг навстречу Антону, стоило мужчине предложить такое святое таинство?       Антон подумал. Отдать себя этому грязному человеку с тонкими чертами было почти равноценно тому, чтобы раздвинуть свой разум, словно ноги, пустить в него неземную низменность, родом из трансцендентного. А если он сделает и то, и другое, пустота примет его низменность, его путь к упрощению и примет его самого.       Пока Антон думал, мужчина уже спустил штаны и достал свой висящий член. Он был весь грязный, и пах даже на расстоянии полутора вытянутых рук.       Делать было нечего, — такова цена. Антон несмело придвинулся ближе и начал трогать.       Пока ещё мягкий, в руке Антона член был податливым и очень тёплым. Мальчик сжимал его, немного отпускал, когда тот наливался кровью, игрался с ним, легонько улыбаясь самой нежной на свете улыбкой. Чувствовал, как в самом сердце разрастается тепло, как что-то расширяется изнутри, распирает его.       Когда Антон наклонился и взял всё ещё мягкую плоть в рот, то голова его посветлела, будто кто-то почистил там всё хорошенько.       «Наверное, свобода приходит ко мне» — подумал Антон и стал сосать член, понимая, что так он придёт к желанному намного скорее. Время для него не имело значения, потому что времени и так не было. В этом уютном местечке, в которое он долго брёл вполне осмысленно, можно было находиться вечно, пока в голову не придёт нужная, полезная мысль.       Антон сосал недолго. Язык его чувствовал вонючую воздушно-белую смегму, а стоило ему вдохнуть носом воздух, как он ощутил сладко-онемелую подходящую уже ко рту рвоту.       Скоро мужчина кончил, а Антон, проглотив всё семя, что ему дали, почувствовал, что в глазах у него темнеет, а могилка тянет ещё сильнее. — Ну вот и всё, — улыбнулся мужчина и, не надевая штанов, встал с лавки, прямо рядом с антоновой могилкой. Антон встал рядом и улыбался широко-широко.       Тогда по этому улыбке мужчина понял, что Антон стал просветлённым, и глянул в угол калитки. Там начали вылезать маленькие лёгкие цветы. Это были подснежники.       В голове прояснилось, и за болотом снова побежали поезда по железной дороге вместо старой церкви.       Мужчина достал из кармана короткий острый ножик и вонзил его в сердце Антона. Антон упал лицом вниз. Мужчина закурил и помочился сверху. А Антон лежал в могилке для своего уже отжившего наконец-то тела и узнал, что такое Пустота.