***
–… Один прекрасный человек рассказал мне, что на языке цветов магнолия значит «Хочу Вас любить», — Люцифер икает и давится дымом вишневых сигарет, кашляет, пяткой пиная колесо машины, на которую опирался. Он ведущего дальше даже не слушает, стараясь отдышаться. Достаёт телефон из кармана и просто строчит ему несколько смс-ок, состоящих из одних лишь гневных и смущенных смайликов, и делает новую затяжку, выключая телефон. Самаэль ощущает, как горят скулы, когда слышит это едва заметное ехидство, фыркает и, выдыхая дым, открывает чат снова, отправляя несколько смайликов со средним пальцем и несколько восклицательных знаков. Он смотрит на время в верхнем углу экрана перед тем, как убрать гаджет в карман. Мужчина делает последнюю затяжку, тушит сигарету и отходит от машины на пару шагов, выкидывая бычок, выдыхает дым. –… голосом Ванессы Парадиз! — Люцифер облизывает губы, сладковатые от фильтра, садится за руль и, заводя машину, узнает любимую песню с первых нот. Улыбается, ощущая какой-то непонятный прилив жуткой нежности. Он достоверно знает, что ведущий спустится и выйдет на улицу минут через десять, которых ему как раз хватит, чтобы выехать со стоянки и добраться до дверей студии. Люцифер смотрит в зеркало заднего вида, выруливая с занятого им места к рамкам на выезде: шлагбаум поднимается быстро, стоит ему вставить в разъем пропуск для сотрудников. Он делает глоток своего лавандового рафа, подъезжая к выходу из студии. Мужчина костяшками пальцев касается стакана в электрическом держателе и удовлетворенно кивает, выключая прибор. Он смотрит на стеклянные двери, из которых группками выплывают сотрудники, и все они почти синхронно вздрагивают, стоит им услышать оглушительный раскат грома. Дождь начинает стучать по лобовому стеклу, через короткое время превращаясь в ливень, и Люциферу приходится закрыть окно, из которого в машину попадал запах озона, так приятно смешивавшийся с запахом свежего кофе. Аластора, появившегося под козырьком на входе, среди толпы людей, вызывающих такси, Люцифер находит за считанные секунды и улыбается уголками губ, видя, как тот хмурится, приподнимая воротник плаща. Зонт он утром не захотел брать. Самаэль дважды коротко сигналит, привлекая к себе внимание мужчины. Девушки, стоящие под зонтами у края тротуара, аккуратно указывают на него, краснеют, улыбаются смущенно. Люцифер красивый, это безусловно. Аластор узнает его мгновенно и выходит из укрытия, быстрым шагом направляясь к машине. Люди, знакомые и коллеги ведущего шепчутся друг с другом, удивленно кивают в их сторону головами. Аластор в машину проскальзывает быстро, своей нежной улыбкой шокируя абсолютно всех. Тонировка у передних стекол минимальная и все стоящие на улице охают, когда видят, как Аластор, холодный, таинственный, абсолютно не тактильный, ни с кем не общающийся на работе и полностью игнорирующий флирт в свою сторону, тянется через расстояние между сиденьями и, прикасаясь к щеке прохладными пальцами, целует чужие губы, ловя их вдох своими. Аластор знает достоверно, что начнется, когда он выйдет на работу в понедельник. Откровенно говоря, он не скрывал своих отношений от слова совсем. Но публично проявлять свои чувства? Он ощущал это странным. До этого дурацкого момента. Он не взял зонт утром, машина не завелась, и ехать пришлось своим ходом, такси он вызывать не любил, пользовался им в крайней необходимости. Из-за толпы у кофейного аппарата ведущий не стал брать кофе. Спину ломило от долго сидения на одном месте. Аластор почти буквально ощущал, как промокший плащ липнет к телу, как мерзко хлюпает промокшая обувь. Чувствовал он и липкую, душную толкотню в общественном транспорте. Он дождь любил, но лишь глядя на него из окна своей квартиры, будьте добры. Параллельно радиоведущий ощущал сухую духоту такси, неудобные сиденья, странный и резкий запах автомобильного ароматизатора, всевозможные кочки и отвратный стиль вождения таксиста, и не дай Богу тот попытался бы с ним поговорить. Он знал, что у флориста рабочий день ненормированный, по пятницам он часто задерживался допоздна, иногда принимал клиентов даже после закрытия, потому что, как он объяснил однажды, «пятница — конец недели, многие ходят на свидания по пятницам или просто хотят порадовать человека после тяжелых рабочих дней.» И ярче всего из этого спектра ощущений он чувствовал, как темно будет в пустой квартире, потому что пятничные вечера Люцифер часто проводил с дочкой. И вот из мыслей его выдергивает автомобильный гудок. От встречи с голубыми глазами в груди вспыхивает ужасная нежность и удивление. В машине запах кофе, сигарет и чужого парфюма, древесного с отголосками ванили и цитруса, щекочет слизистую и согревает лучше всего остального. Он видит чужую улыбку, пока садится в машину и понимает, что ему просто до отвратительного, как никогда до этого, хочется поцеловать эти улыбающиеся губы, обоняя вишнёвую сладость сигаретного фильтра. И плевать ему на публику. Весь мир, на самом деле, становится ему безразличен, когда он осязает чужую теплую ладонь на своей шее. Почему-то ощущается это всё до ужаса правильно и хорошо, что его совсем не беспокоит то, что не сделал бы так, будь Аластор в здравом уме. Проскальзывает мысль, что он бы всему миру по радио объявил бы, что этот человек именно с ним встречается. Билборд бы купил где-нибудь в центре города, пускай каждый увидел. Он улыбается совершенно по-детски, когда они наконец разрывают поцелуй, и то, лишь из-за того, что им недовольно гудят в спину. Люцифер хлопает глазами немного удивленно, но с места трогается, выезжая на дорогу. — Ты приехал? — Не пожалеешь? Вопросы звучат синхронно, секунда в секунду. Они друг на друга не смотрят, только смеются тихо, немного нервно. Люцифер кивает головой на картонный стаканчик перед Аластором, не отводя глаз от дороги, щелкает рычажком, включая дворники. Несмотря на общую жуткую неловкость от произошедшего, в машине чертовски уютно. Радио играет совсем тихонько, ещё звучат песни, подобранные Аластором перед уходом. Он кивает благодарно, берёт стакан в руки, греет ладони и делает глоток. Чистый эспрессо, ни капли сахара, только отголоски корицы и имбиря. Такой кофе варит только он сам и Люцифер. Тишину он разрывает первым, растекаясь по сиденью и прикрыв глаза. — Ты разве не допоздна сегодня? Успеешь проехать через пекарню? Дома ничего нет на ужин. Или Чарли уже ждёт? — он делает еще глоток, но глаз не открывает, вслушиваясь в шумы за окном. — Мы закрылись рано сегодня, — Аластор слышит чужую улыбку и один глаз приоткрывает, косясь на мужчину за рулем. Тот на дорогу смотрит, но делает глоток из своего стакана, удерживая руль одной рукой. Горячий. И кофе тоже, думается ему. — Чарли сегодня с девушкой. Ты ведь не против? У Самаэля все эмоции в голосе очень яркие. Он умеет держать лицо, но его всегда выдает интонация, как сейчас, когда они взглядами на секунды пересекаются. Он вдруг резко думает, что возможно Аластору хотелось бы побыть дома одному после работы, в тишине. Почитать что-нибудь, может. Или просто полежать, наслаждаясь отсутствием лишних звуков, или… Чужая рука, привычно устроившаяся на остром колене, поток тревожных мыслей тормозит. Вместе с мыслями тормозит и машина у самого пешеходного перехода, когда загорается красный. Только сейчас они наконец смотрят друг на друга, глаза в глаза. Аластор оглаживает коленную чашечку кончиками пальцев и делает новый глоток, не прерывая зрительного контакта. — Приготовим что-нибудь? — Люцифер после этой фразы расслабляется моментально, и, поставив стакан в подстаканник, возвращает внимание к дороге, давя на газ. — Я рад, что ты приехал. — Ты уверен? Ну, — Морнингстар ведет плечами, сворачивая с основной дороги на менее оживленную, в сторону района Аластора. — в том, что сделал. У студии. Они не раз обсуждали тему с проявлением каких-либо чувств, и Люцифер знал отношение к этим вещам Аластора, более того, был не против. Ему самому было скорее всё равно: он мог проявлять, мог не делать этого вовсе, даже если и хотелось, в зависимости от согласия на то его партнера. Аластор личность публичная, оба они это знали и понимали. Однако сегодняшняя сцена ввела его в ступор, хоть и ужасно приятный. Сам Морнингстар готов был купить им дурацкие футболки в стиле «я его — он мой». Ну, потому что, знаете ли, на Аластора смотрели. Смотрели многие, и он их действительно понимал, потому что ведущий был отвратительно красивым. Ему об этом говорили Энтони и Асмодей, и даже обмолвилась об этом Чарли. Он не ревновал, скорее просто из злорадной радости хотел тыкать в лицо фактом того, что этот мужчина кофе варит именно ему, а не кому-то ещё. — Да. — ответ такой простой и короткий, не задумчивый, просто утверждающий. У Люцифера от этого сердце разрывается и собирается в целое снова буквально за несколько секунд. Ведущий ухмыляется, пожимая плечами.– Пусть говорят, что хотят. Хоть десяток статей напишут, наплевать. Я никогда не стыдился факта наших отношений, ты же знаешь. — Знаю. — Самаэль не глядя касается костяшками руки Аластора, лежащей на его колене, а тот в ответ аккуратно переплетает свои пальцы с чужими, снова закрывая глаза и в пару глотков допивает свой кофе, ставя пустой стакан рядом с другим.***
— Аластор, — мужчина мнётся немного, ставя тарелку в посудомойку и нажимая на панели несколько кнопок, прежде чем залить моющее средство и закрыть дверку. — я хотел обсудить с тобой одну, м-м, тему? — Какое многообещающее начало. — он хмыкает, вытирая руки полотенцем, и улыбается, видя, как Люцифер хмурит светлые брови. — Ладно-ладно, я понял. Морнингстар вздыхает, нервно кусая нижнюю губу, и уходит в гостиную, где накидывает на плечи кардиган и шуршит пачкой сигарет. Он уже не видит, как улыбка сползает с чужого лица и как радиоведущий медленно начинает нервничать. Аластор уходит в коридор, где накидывает плащ и только после этого следует на балкон, где застаёт Самаэля сидящим на диванчике по-турецки, чуть сгорбленного. Он матерится тихо, сквозь зубы, чиркает зажигалкой, которая упорно отказывается поджигать сигарету. У Люцифера перед носом огонёк чужой зажигалки вспыхивает, заставляя дрогнуть от неожиданности. Он прихода Ала не заметил, хотя тот уже и свою сигарету успел подкурить и окно приоткрыть. От первой затяжки тугой узел в животе ослабевает совсем немного, едва ощутимо. Тишина не давит, как это часто бывает. Аластор привык, что Самаэлю нужно немного помолчать, прежде чем он скажет что-то действительно важное. Дождь отвлекающе стучит по стеклам, и через приоткрытую форточку чувствуется приятный запах озона и мокрого асфальта. Они сидят в кромешной темноте, попеременно стряхивают пепел в небольшую баночку, стоящую на подоконнике. Когда глаза окончательно привыкают к темноте, Люцифер глубоко вдыхает, прежде чем наконец заговорить. — Чар предложила встретиться на следующей неделе, во вторник. С её девушкой. — Ну, ты ведь хотел познакомиться с ней. — Аластор мягко улыбается, поворачиваясь к мужчине лицом, плечом опирается на дверной косяк. Выдыхает дым в потолок, убирая свободную руку в карман домашних брюк. — Что тебя беспокоит, золотой? — Она предложила встретиться вместе. Всем. С тобой. — Люцифер поворачивает голову к нему и снова тараторит быстро, не давая сказать и слова в ответ. — Я сказал, что у тебя эфир будет и ты, скорее всего, не сможешь, но она просила узнать. Я пойму, если ты не захочешь пойти, правда. Полгода — не самый большой срок. И знакомства с семьей все эти тоже очень странные обычаи, так что я ни в коем случае не настаиваю на твоем присутствии со мной там, потому что это… — Самаэль, — Аластор присаживается на край диванчика, выдыхая горький дым, и выкидывает сигарету в пепельницу на подоконнике. Он берёт чужое лицо в ладони и смотрит пристально, ощущая, как подрагивает от нервозности его тело. Он понижает голос до шепота, прежде чем продолжить. — Ты сам хочешь видеть меня там или будет лучше, если я просто встречу тебя после? Люцифер молчит, только в чужие глаза смотрит. Сигарета успевает дотлеть до фильтра и Аластор только подает ему пепельницу. Нервничает тоже ужасно, но виду не подает, ждет, пока тот ответит. Он искренне примет любой его ответ, потому что он, по правде говоря, к знакомству с девушкой его дочери не имеет вообще никакого отношения. — Хочу. Голос у Самаэля тихий, подрагивающий. Его мучает ощущение, что со стороны Ала это выглядит так, будто он торопит события. Да только он бы действительно хотел бы познакомить Шарлотту с человеком, которого любит. Сердце мгновенно сжимается в груди, когда он осознает, что искренне и совершенно неожиданно, для самого себя, назвал Аластора л ю б и м ы м. — Значит, мы поедем вместе. Я буду рад официально познакомиться с твоей дочерью. — Аластор улыбается, склоняя голову чуть набок. Люцифер слегка двигается, чтоб мужчина уместился на диване удобнее. Они прижимаются плечом к плечу и так и сидят: склеившиеся, словно диван совсем крошечный (он, на самом-то деле, свободно вместил бы их обоих и без такого тесного контакта, но кого это волнует?), слушают как шумит дождь, как шуршат по лужам машины на парковке. Когда дрожь от осеннего холода с улицы пробирает их обоих они наконец поднимаются на ноги, собираясь уйти в тепло квартиры, небо рассекает вспышка молнии, освещающая всё вокруг и следом за ней, почти секунда в секунду, оглушающий раскат грома. Они спотыкаются об порожек на выходе и вваливаются в комнату с дурацким смехом, чуть не падая.***
Вэгги скидывает с плеч куртку, когда слышит странный грохот в дальней комнате. Она стягивает ботильоны и быстрым шагом идёт на звук. Стоит ей появиться в проходе, как на голову падает комок белой ткани. — Милая, — Вэгги вздыхает, снимая с головы белую футболку и аккуратно складывая её, проходит вглубь комнаты. — Ты… — Я попала в тебя? Боже! Прости-прости-прости! Я-я просто чертовски нервничаю, потому что, ну, знаешь, — Шарлотта машет руками, стараясь объяснить девушке всю гамму эмоций, бушующих внутри неё сейчас, хоть и не может толком подобрать слов. Она вздыхает так нервно и страдальчески, что у Вэгги, кажется, разрывается сердце. Чарли садится на мягкий серый ковер с густым, длинным ворсом. На ней только свободные красные брюки, бежевый спортивный бюстгальтер и один голубой носок с дыркой. Девушка запрокидывает голову и смотрит пронзительно, прямо в глаза Вэгги, стоящей за ее спиной с той самой футболкой в руках. — Я ужасно нервничаю. Я не боюсь, что ты ему не понравишься, ты чудесная, а он ужасно понимающий и хороший, я уверена, что всё будет чудесно и вы… Подружитесь? Не знаю какое слово здесь лучше. Но меня больше беспокоит другое. Я просила отца позвать… Его. — Это плохо? — девушка садится перед Чарли, берет её ладони в свои и гладит костяшки большими пальцами, и смотрит так нежно-нежно. — Нет! Нет, конечно! Наоборот, — Морнингстар машет головой, сжимая немного в ответ чужие руки. — просто после развода он… Чарли вздыхает, прикрывая глаза. Детские воспоминания, размытые и неясные, в большинстве своём, всплывают в сознании цветными вспышками. Она лет в десять узнала историю своих родителей: как познакомились, когда поступали, за дверьми приемной комиссии; как учились вместе; как отчислились; как мать стала отдаляться. Яснее других в её голове всплывает день, когда Лилит ушла, но даже он больше похож на цветные пятна и вспышки, чем на чёткие картинки. Да только девочка росла и начинала видеть всё больше и больше: отцу было с ней сложно. Она старалась быть как можно менее проблемной, насколько не проблемной могла быть девочка шести лет. Шарлотта хорошо училась, читала книжки, брала медали на олимпиадах, убиралась в своей комнате, но ей казалось, что этого недостаточно. Отец рано закрывал магазин, тогда не приносивший толком никаких доходов и почти уходящий в убыток. Они мчались домой, где Люцифер на скорую руку готовил обед, убирался на кухне и садился с дочерью за уроки; они часто ходили гулять в парк рядом с домом, после улицы ужинали, собирали боксы на следующий день и шли готовиться ко сну. Самаэль читал ей сказки, самые разные сказки: то про принцесс и рыцарей, то про животных, и даже о цветах. Но чаще рассказывал сам, без всяких книжек. Больше всего маленькая Шарлотта любила истории о небесах. Самой яркой осталась в её памяти история об ангеле, падшем с небес из-за своей мечты. Она видела в этой истории образ отца. Шарлотта Морнингстар отца любила больше и сильнее, чем кого бы то ни было на свете. Благодарность за все эти годы с ним была неоспорима и огромна, он сделал больше, чем мог. А главное — он старался для неё, несмотря ни на что. Она вынырнула из воспоминаний, моргая и кашлянула, прочищая горло: — После развода он ни с кем не знакомился, никого не подпускал к себе. Не мог или не хотел, не столь важно. — Чарли грустно улыбается, пожимая плечами. — И вот, проходит десять лет — и я вижу его таким. Он светится, Вэгги. Я плохо помню каким он был, когда они с мамой были вместе, но то, какой он сейчас… Несравнимо. Я, знаешь ли, не боюсь, что он не понравится мне. Я боюсь не понравиться ему. Отец… он категоричный, я рассказывала. Мы говорили с ним о его, на тот момент теоретических, отношениях, и он сказал, что не оставит рядом того, кто не полюбит меня. Я боюсь разрушить то, что с таким трудом появилось. Боюсь, что это ударит по отцу сильнее, чем события десятилетней давности. — Ты понравишься ему, милая. — Вэгги улыбается, легонько сжимая чужие тонкие пальцы в своих руках. Чарли глубоко вдыхает, медленно выдыхает, и они поднимаются на ноги, не расцепляя рук. — Ты чудесная, и я не знаю никого, кому бы ты не понравилась. Уверена, что и партнер твоего отца это увидит сразу. — Да? — Вэгги отходит к креслу, берёт белую воздушную блузку с подлокотника, ту, что Морнингстар забраковала, даже не меряя и развернув приложила к телу Чарли, положив подбородок на чужое плечо. Девушка себя с ног до головы осматривает и улыбается, соглашаясь с выбором. — Точно. Главное, носки надень другие. — Тц, да ну тебя! — напряжение в комнате уходит окончательно, сменяясь тихим смехом.***
Аластор, вернувшийся домой после очередного эфира, со стаканчиком американо в руках, стоит в дверях собственной комнаты и смотрит на мужчину: тот в одной огромной белой футболке, звездой раскинулся на кровати поверх покрывала. — Ты лежишь, потому что…? — он бровь вскидывает, смотря то на Люцифера, то на шкаф с открытыми дверцами. — Я не знаю, в чём пойду. — Люцифер глаз не открывает, только вскидывает руку в направлении Аластора, наставляя на него указательный палец. — Не вздумай смеяться. — Да как я могу?! — ведущий фыркает, маскируя за этим звуком рвущийся наружу смех и получает на это смену указательного пальца на средний. Аластор смотрит на свой шкаф, ранее полупустой, а теперь из пяти полок — три забиты под завязку. И это не его одежда, он привык хранить вещи на вешалках. Зато Самаэль на вешалках хранил только рубашки, коих в квартире Аластора появилось всего три. Две из них сейчас валялись на полу, рядом с комком из бежевых брюк и белых джинс. — Золотой, мы ведь не на приём к королеве Англии, ты помнишь? — Помню. — голос у флориста страдальческий, словно он умирает от одной мысли о том, что ему, прости, Господи, нечего надеть в кофейню на встречу с дочерью и её девушкой. — Я должен выглядеть хорошо! Это важный вечер! — Ты всегда выглядишь хорошо. — Аластор проходит вглубь комнаты и садится на край кровати, аккуратно удерживая стаканчик. Он смотрит на хмурое лицо Люцифера и едва заметно улыбается, перехватывая чужую руку, что лежит к нему ближе, переплетая их пальцы меж собой. Он чувствует, как дрожат чужие руки. Знает, как тот нервничает. Боится, что дочери будет неуютно. Боится, что она не понравится Аластору, боится, что они не сойдутся характерами. Самаэль только один глаз приоткрывает, краснея скулами. — А если серьёзно? — Люцифер зрительного контакта не выдерживает, закрывая глаз обратно. У него два состояния души: он либо девица на выданье и смущается от чужой мягкой улыбки, либо состояние, в котором он язвит, пошло шутит и ужасно прямолинейно флиртует, почти ударяясь в грязные мысли прям в очереди за багетом. Вот сейчас он в первом, потому что встреча с дочерью и её девушкой мужчину триггерит до ужаса, не давая покоя. — А если серьёзно, то ты всегда выглядишь хорошо и можешь пойти так. –Аластор пожимает плечами и смеется, ставя пустой стакан на пол, когда его пихают локтем в бедро. — Я, знаешь ли, за всеми твоими милыми штуками забываю, каким раздражающим ты можешь быть. — Люцифер открывает оба глаза, сдувая со лба светлую вьющуюся влажную прядь и смотрит в чужие глаза неотрывно. — Тебе нравится. — он утверждает, знает, что прав, с улыбкой в голубые глаза смотрит, спокойно контакт выдерживая. Самаэль на локтях приподнимается, а Аластор наоборот, полуложится, опираясь на руку, сцепленную с чужой. –Определённо. — касание губ нежное, мягкое и ужасно желанное, со вкусом американо и вишневых сигарет. Сладость чужих губ Аластора буквально уничтожает из раза в раз, как метафорическая, так и буквальная, от сигаретного фильтра оставшаяся. Поцелуй долго не длится, Люцифер нервный, однако отвлекаться не желает, отстраняясь и падая обратно в той же позе, что и был ранее. — У тебя есть отличная атласная рубашка и чёрные брюки. — Аластор кивает на последнюю рубашку, оставшуюся на вешалке. Самаэль задумчиво поднимает правую бровь и вскакивает с кровати так резко, что Аластора почти подбрасывает в воздух толчком отпружинившего матраца. Люцифер смазано целует его в щёку на ходу, быстрым шагом направляясь в коридор, откуда возвращается с обувной коробкой, на которой красуется логотип знакомого бренда, принадлежащего другу флориста. У него, отца-одиночки, воспитавшего девочку, была одна ужасно полезная черта: он одевался за считанные минуты. Ему пришлось научиться быстро собираться самому, чтоб одеть дочь и выйти из дома вовремя. Люцифер в приталенной атласной рубашке, белой с жемчужным отливом, со свободным рукавом и треугольным вырезом, узких чёрных брюках с высокой посадкой с изящным ремнём на талии, и ботильонах из последней коллекции Асмодея, которую они всё-таки сделали с участием самого Морнингстара, хоть тот и действительно остался неизвестным. Он смотрит на себя в зеркало, придирчиво щурится, поправляя ремень. Аластор из-за его спины наблюдает за отражением в зеркале и, кажется, дышать перестаёт. Он даже полгода спустя не может привыкнуть, что тот порой выглядит вот так. Они редко выбираются в какие-то рестораны, чаще готовят дома, но из раза в раз, когда Люцифер одевается в парадно-выходное, у ведущего сердце остановку делает. Он подходит тихо и встает рядом, улыбается, прижимая флориста к себе за талию, и встречается с ним взглядом в зеркале. Самаэль плечи распрямляет и улыбается ярко, довольный сочетанием образов и видом каждого из них в отдельности. Аластор с работы не переодевается, потому что на студии был часа три от силы, плюс час с небольшим на дорогу, парковку и кофе. На нём классическая алая рубашка с закатанными до локтя рукавами и расстёгнутыми тремя верхними пуговицами, угольно-чёрная жилетка и такого же цвета приталенные брюки. В коридоре Люцифер накидывает на плечи тёмное осеннее пальто и берёт с тумбочки перчатки в тон, свободной рукой проверяя наличие телефона и ключей от машины в кармане. Аластор надевает излюбленный алый плащ, находит в кармане пару таких же перчаток и ключи от квартиры. Выходят из дома они в тишине. Соприкасаются плечами в лифте в молчаливой поддержке, затем обсуждают работу, пока курят и прогревают машину.***
— Ты уверена, что это была хорошая идея? –Вэгги нервно стучит каблуком сапога, сложив руки на груди. На ней чёрная юбка карандаш длиной до колен, синяя атласная рубашка, угольные ботильоны на средней платформе и такое же пальто. Чарли аккуратно приобнимает её за плечи, целует в щеку, оставляя след полупрозрачным с розовым оттенком блеска для губ на бледной щеке. Она ворчит в ответ, утирая щеку запястьем, но расслабляется, хоть и совсем немного. — Не волнуйся так, Вэгги. — Шарлотта смотрит вдаль, выискивая машину отца, среди подъезжающих. Они вдруг обе поворачиваются друг к другу и оглядывают с ног до головы и, замерев лишь на пару секунд, тихо смеются. Чарли все же надела ту белую блузку, осталась в красных брюках, а из обуви выбрала замшевые сапоги с декоративной шнуровкой, часть которой скрывали края штанин. Вэгги одёргивает на ней кожаный чёрный утеплённый тренч, поправляет пояс на талии и кивает ей, убирая руки за спину. — Там, кажется… — девушка на середине фразы замолкает, делая странную гримасу. Шарлотта разворачивается мгновенно, и её лицо озаряет улыбка, хоть и немного нервная, когда она видит машину. Она хватает девушку за руку и подводит ее ближе к входу в ресторан. Ужасно неловкая сцена настигает их всех, когда мужчины выходят из машины, негромко переговариваясь о чём-то: Аластор и Вэгги замирают, глядя друг на друга, пока Чарли делает шаг вперёд, целуя отца в щеку. Тот улыбается, обнимая дочь в ответ. Тишина между ними затягивается и Морнингстары переглядываются, пытаясь понять происходящее. Первой в итоге сдаётся Вэгги, кивает приветственно, улыбается нервно: — Здравствуйте. — Здравствуй, Вэгги. — голос у Аластора удивлённый, едва заметно заторможенный, из-за явно неожиданно случившейся сцены. — Вы уже знакомы? — Люцифер бровь вскидывает, смотря то на Аластора, то на девушку напротив. Они с Чарли лишаются понимания окончательно. — Да, я рассказывал тебе недавно, — Ал кивает, переводя взгляд на мужчину. — помощница, которую мне одобрили после полугодовой стажировки. — И ты не сказала мне! — Чарли притворно возмущается, вскидывая брови и берёт под руку смущенно улыбающуюся девушку, поворачиваясь к отцу. — Ладно. Пап, знакомься. Это Вэгги, моя девушка. — Рад знакомству. — Самаэль улыбается, кивая. Он нервничает ужасно, на самом деле, потому что ни он сам, ни Чарли, даже не предполагали, что Аластор знаком с её партнёршей, тем более, что она — его коллега. Нервничает и оттого, что переживает, что девушки, наверное, долго ждали их на выходе, и потому, что Аластора в неудобное положение поставил этой сценой, и… И мысль прерывается, когда тёплые пальцы ведущего переплетаются с его холодными, посылают мурашки по руке вверх и дальше по всему телу. — Взаимно. — Вэгги улыбается, нервно цепляясь пальцами за рукав плаща Чарли. Ужасно неловкой теперь ощущается ситуация, когда она отпрашивалась у Аластора с работы. «Семейное мероприятие», ага. На котором они в итоге оказались оба. — Чарли, — Люцифер кивком указывает на двери, предлагая зайти внутрь. Идут они, конечно, в итоге, ужасно сумбурно. — Вы с Аластором уже знакомы немного, но, думаю, мне стоит представить вас друг другу более официально. Разговор прерывается на то время, пока они предъявляют бронь, вешают верхнюю одежду, рассаживаются по местам и делают заказ. Аластор продолжает держать чужую руку, похолодевшую от волнения, даже когда они уже сидят за столом. Люцифер глубокий вдох делает, прежде чем на одном дыхании выдать: — Я хочу представить тебе его как своего партнера. — Не думала, что радиоведущие разбираются в цветах. — Девушка улыбается, чувствуя тычок под ребра от сидящей рядом Вэгги. Аластор только хмыкает, едва заметно усмехаясь. — Шарлотта, — Самаэль почти выть готов, понимая, чего добивается дочь. Он и без того смущён до крайности, а тут ещё и… это. — ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду. — Аластор, — девушка мгновенно с отца на мужчину напротив переключается, заставляя того в удивлении поднять бровь. — простите за нескромный вопрос, а Вы знаете, что в отношениях? Ну, согласно ряду статей. Многие из них даже фото прикрепили. С пятницы. — О, — ведущий смеётся коротко, откидываясь на спинку дивана. — так и знал, что это не оставят без внимания. До этого момента они были уверены, что я в отношениях с новенькой стажёркой. Вэгги с Люцифером давятся вдохом одновременно. Смотрят попеременно то на Чарли, то на Аластора. В итоге оба краснеют ужасно, и пинают рядом сидящих. Радиоведущий после этого жеста со стороны Люцифера только их сцепленные руки на стол кладёт, заговорщически улыбаясь Морнингстар-младшей. Та только плечом к плечу Вэгги прижимается, улыбаясь в ответ. — А на самом деле? — Ты хочешь отомстить мне за весь возможный позор в твоей жизни, да? — Люцифер страдальчески откидывается назад, оказываясь вплотную к Аластору, который спектаклем, оказывается, искренне наслаждается, раз подыгрывает его дочери. — И вовсе не за весь. — На самом деле, — тянет Аластор наконец, прерывая их. Он поднимает их сцепленные в замок ладони на уровень собственных глаз, оглядывает со всех сторон, словно первый раз видит, и улыбается Шарлотте, руки опуская. — я уже полгода как в отношениях с твоим отцом, Чарли. Люцифер в этот момент хочет только под землю провалиться, честное слово. Ему кажется, что в Аду было бы даже неплохо. Если за ним следом не упадут эти двое. Тогда он всё ещё рискует сойти с ума и закончить свою вечность там шизофреником. — Как Вы с ней справлялись столько лет? — Вэгги улыбается, смущенно и немного страдальчески, потому что это просто до ужаса невозможно. — О, знаешь, — Самаэль хмыкает и выпрямляется, когда видит, как им несут напитки. Тихонько благодарит официантку и придвигает к себе кружку. В той мягко плещется белый чай с мятой и клубникой. Вэгги обхватывает ладонями чашку с зеленым чаем с ароматом персика, так же мягко кивая официантке. — в детстве она была более вредной, привык с годами. — Вранье! — Чарли возмущённо вскидывает брови и двигает к себе чашку, втягивая носом запах гречишного чая с яблоком и корицей. Аластор хмыкает, принимая позу поудобнее, и берёт чашку за ручку, наслаждаясь запахом вишни и можжевельника, исходящим от напитка. — Как так сложилось, что Вы выбрали именно папу? Даже в газетах из-за него теперь все трубят именно о Вас. — А вот это уже поклёп! — Люцифер в чашку фыркает, делая глоток. — Нет моей вины в газетных статьях. — Каюсь, грешен, — Аластор усмехается, кивая. Чарли вопросительно брови поднимает, тоже отпивая из своей чашки. — это была только моя инициатива. — Он плохо на Вас влияет. — Чарли улыбается отцу, когда тот пинает её стопу носком ботинка. — Теперь она будет сводить с ума тебя. — Люцифер улыбается сочувствующе, косит глаза на Аластора и видит, как тот расслабляется всё больше с каждой секундой. Вэгги плечами в ответ пожимает, мол, «переживу как-нибудь». Когда приносят еду обстановка разряжается окончательно. Чарли всё больше говорит с Аластором, перебрасываясь фразами с отцом и втягивая в разговор свою девушку. Люцифер, в свою очередь, общается больше именно с Вэгги: узнает, как ей работается с Аластором, не тиранит ли тот её, случаем, потому что знает: его избранник придирчив во всём, что касается работы на радио. Чарли с Люцифером упорно позорят друг друга дурацкими историями, словно ведут соревнование, и у Аластора мелькает идея начать вести счет на бумажной салфетке, что лежит под рукой. Мешает только отсутствие ручки. — Чарли как-то обмолвилась, — аккуратно начинает девушка, отодвигая в сторону опустевшую тарелку, как сделал это Аластор минутой ранее. — что Вы поступали на дизайнерское направление. — Было дело, да. Отчислился на третьем курсе. — Мужчина пожимает плечами. Раньше, лет десять назад, он не любил говорить об этом, было ужасно неприятно потерять всё, что у него тогда было. Сейчас всё иначе: последняя коллекция Асмодея, та, в которой он принял участие, выстрелила лучше, чем предыдущие две. Энтони закатил вечеринку, узнав, что они обошли по продажам коллекцию Валентино, вышедшую за пару месяцев до этого. — Извините, если эта тема не приятна, — Люцифер только рукой машет, мол, «всё в порядке, продолжай.» — но меня очень заинтересовала последняя коллекция «pouvoir de la luxure». Он замирает на несколько секунд. Аластор и Чарли были единственными людьми, которым он рассказал о своей причастности к коллекции. Однако, он не просил молчать об этом и абсолютно не был расстроен или зол. В конце концов, она ведь ни слова не сказала о его причастности к «Семи смертным грехам». Пока Люцифер молчит, Вэгги осторожно продолжает: — У меня в детстве была мечта: очень хотела быть дизайнеркой. Меня ужасно вдохновила «Семь смертных грехов», — девушка смущается до жути, потому что говорит об этом при своем начальнике, да и мечта эта её действительно детская, говорить о ней было почти стыдно, но подбадривала Чарли, аккуратно сжимавшая пальцы её руки, и Самаэль, смотревший с искренним интересом и почти отцовской улыбкой. — хотела спросить у Вас об учёбе, подводных камнях и прочем. Недавно узнала, что часть эскизов коллекции были взяты у неизвестного дизайнера и подумала, что может ну… Хоть так получится исполнить кусочек давней мечты? — Закрыть гештальт. — Самаэль кивает, понимая, что девушка не знает о том, кому принадлежат эскизы, ей упомянутые. Аластор мягко переплетает пальцы их рук, молчаливо поддерживая. Вэгги кивает, улыбается однобоко и смотрит с удушающей надеждой. — Я могу рассказать только то, что успел узнать сам, потому что до конца учёбы и сам не дошёл, но с радостью помогу. Не против, если я как-нибудь посмотрю твои работы, если они есть? — Конечно, — Вэгги кивает, окончательно расслабляясь. — на самом деле, я бы очень хотела узнать, кто соавтор «грехов». Я смотрела видео с показа — это абсолютный восторг. Похоть, Гордыня и Чревоугодие — словно хуманизированные грехи. Люцифер скулами краснеет, улыбается со смущением и немного гордостью. Читать отзывы критиков и комментарии в интернете было одно, но слышать это от реального человека — совсем другое. Это он ещё старался не думать о том, что натурщиком упомянутых образов был мужчина, сидящий рядом. Разговор их вновь прерывается — на этот раз для заказа десертов. Люцифер за это время успевает набраться смелости, чтоб после ухода официантки, на одном дыхании выпалить: — Мне чертовски приятно, что именно эта коллекция и эти образы натолкнули тебя на то, чтоб попытаться осуществить свою мечту. Думаю, я мог бы познакомить тебя с теми, кто знает и может больше в этой сфере, чем неизвестный соавтор одной из многочисленных коллекций. За столом наступает тишина. Вэгги хлопает глазами с десяток секунд, случайно сжимает пальцы Чарли сильнее и выдает совсем тихонечко: — Так это… Ваши работы? — Глава «pouvoir de la luxure» и подиумная модель бренда — мои бывшие одногруппники. — Люцифер улыбается, кивая, и ощущает, как Аластор отпускает его руку, но не отстраняется, а обвивает талию. Чарли улыбается мягко, замечая смену положения напротив. — Полгода назад я снова взялся за скетчбук, спустя почти десять лет, но определённо не планировал, что это выйдет в свет. Эти двое не позволили мне оставить новые дизайны без внимания, но я уже давно не имею отношения к миру моды и моим условием стала именно тайна имени модельера-соавтора. — С ума сойти! — Вэгги нервно смеётся, аккуратно зачёсывая челку, чтоб та не лезла в глаза, и стучит ногтями по собственному колену. — Вы мой кумир, Самаэль! — Ты крадешь у меня сотрудницу, Люцифер. Не соблазняй её, — Аластор смеётся низко, чуть склонив голову набок. Смотрит то на Вэгги, то на Чарли. В глазах последней — безоговорочная любовь. И к отцу, и к девушке рядом с ней. Он её понимает от начала и до конца — на Морнингстаров иначе не взглянуть. — не хочу искать другую помощницу. — Я от Вас никуда, Аластор, — Вэгги смеётся тихонько, приобнимая за плечи Шарлотту. — даже в «pouvoir de la luxure», слишком много сил потратила, чтоб выбить стажировку именно под Вашим началом. Можно последний вопрос? — она снова на Люцифера взгляд переводит, склонив голову набок. Тот кивает согласно, с интересом брови вскидывает. — Вы сказали, что не рисовали много лет, но полгода назад начали вновь. Что такого заставило Вас взяться за это? Люцифер на этом вопросе осекается, каменея. Он молча кивает вновь подошедшей официантке, придвигая к себе лавандовый чизкейк и подавая Вэгги тарелку с фисташковым муссовым пирожным; Чарли двигает к себе поближе лимонную тарталетку, а Аластор малиновый тарт. Морнингстар-младшая улыбается загадочно, когда понимает, что отец молчит не просто так. Она видела несколько эскизов, когда он их только дорабатывал, и знала, на кого рисовались изначальные наброски, а теперь становится ясно, что «модель» и знать не знает о своей роли в «грехах». Аластор её улыбку замечает быстро, но понять не может. Он знал о работе Люцифера над коллекцией; знал, что тот много лет не рисовал ничего, не говоря уже о дизайнах, но никогда не спрашивал, что послужило толчком. Эскизы он видел уже финальные, нарисованные на компьютере, которые Люцифер ему отправлял из студии Асмодея, после всех корректировок и прочего. Он был чертовски рад за Самаэля, ведь, что бы тот не говорил, он всё это любит ужасно, до дрожи в руках и ногах. Ему действительно идет быть дизайнером. Но он уважал выбор Самаэля. И будет любить его флористом без имени или дизайнером, чье имя будет во всех газетах и на всех экранах. Аластор не сразу осознаёт, что в его голове Люцифер мелькает именно «любимым». Ни партнером, ни бойфрендом. Даже не любовником, словом таким фривольным и нелюбимым самим ведущим. Л ю б и м ы й. Сердце от осознания нежность затапливает до краев. — Я пойму, если это секрет фирмы. — Вэгги отламывает кусочек пирожного, толкуя чужое молчание иначе, чем оно есть. Люцифер ушами краснеет ярче, чем обычно, но головой качает отрицательно. После этого в игру вновь вступает Чарли. Она ставит локоть на стол и упирается подбородком в раскрытую ладонь, улыбаясь заговорщически. — Полгода? Интересно как выходит. — Люцифер наставляет на дочь указательный палец, пока жует чизкейк. В голосе лишь чистые удивление и немного задумчивости, никакой насмешки. Она только брови вскидывает, когда девушка пинает её под столом носком ботинка. — Уж не под конец мая ли это случилось, пап? — Ты меня в могилу сведёшь, Шарлотта. — Самаэль смеется тихо, понимая, что заднюю дать уже не сможет. Он видит, как заинтересованно смотрит Аластор. Смотрит то на него, то на Чарли. Аластор глупым не был, абсолютно точно. — Вэгги, приходи к нам как-нибудь на ужин. Буду весь вечер позорить Чарли историями из детства. — Обязательно. — Вэгги смеётся тихонько, прикрывая рот ладонью. — Первый эскиз я нарисовал в день нашей встречи с Аластором. Он вдохновил меня на создание каждого из трёх образов, хотя концепт семи грехов пришел позже. Аластор давится десертом, резко поворачивая голову в сторону Самаэля. Он ждал любого другого ответа. Ждал, что тот и вовсе съедет с темы. Но никак не рассчитывал, что флорист назовет его имя. Прерогатива смущать в их отношениях принадлежала Аластору в девяноста процентах случаев. Но вот они, те десять процентов, которые он контролировать не мог. Он смотрел, не желая отводить взгляд. Люцифер сидел расслабленно: нога на ногу, прямая спина, правая рука упирается локтем в колено и подпирает подбородок; на губах усмешка, лёгкая и непринужденная. Словно сам он — искушение в чистом виде. Воплощение всех семи грехов разом. И будто это не он ужасно нервничал, лёжа звездой посреди кровати и страдальчески вздыхая. Вэгги широко глаза раскрывает, кидая беглый взгляд с одного мужчины на другого. В воцарившемся молчании их снова посещает официантка и Люцифер просит счёт с оплатой по карте. Вэгги смотря на флориста понимает: Шарлотта дочь своего отца почти во всём. Она, почти всегда, очень мягкая, заботливая, нежная и чувствительная. Очень нервничала перед встречей с отцом и Аластором, а к середине ужина расслабилась и общалась с радиоведущим обо всём на свете, словно сто лет того знала. Раскрепощалась всё больше, отгоняя остатки стеснительности. Так вместе с ней и Люцифер, становился мягче, больше говорил. Она с Аластором переглядывается и ловит в его взгляде понимание. Тот её мысль разделяет негласно, наблюдая за Морнингстарами. Счёт им приносят быстро, Люцифер оплачивает его полностью, отмахиваясь от просьб Чарли, что те оплатят свою часть сами. Остаток вечера проходит в продолжении тихих разговоров о хобби, работе, интересных случаях из практики флористов и радиоведущих. Вэгги даже рассказывает парочку свежих сплетен, тех, что появились после того, как Аластора увидели в машине с Люцифером.***
Шум на входе в ресторан застаёт их одевающимися в гардеробной: Люцифер накинул своё пальто на плечи и держа в правой руке перчатки, левой вызывал девочкам такси до их дома; Шарлотта поправляла плащ, Аластор помогал Вэгги надеть пальто. Аластор чужой голос узнаёт за секунды: тот не изменился совсем, всё такой же картинный, жеманный. Телевизионный. Были б у него уши — он бы их поджал. Не было никакого желания пересекаться с ним. Причём как сегодня, так и в целом. Да только сомнений не было — ему не дадут уйти просто так. Разминуться сейчас они не смогут даже при всём его желании. Аластор его не боялся. Даже не ненавидел. Отношения с ним были частью его прошлого, он не собирался от него отказываться. Хорошее ведь тоже было, чего греха таить. Но разрыв был неприятным, хоть и инициирован им самим. Бывшего же это, как оказалось, зацепило куда больше. Тот его возненавидел и не давал проходу. Раздули тогда из этого не малый скандал, надо сказать. Конечно, он был к этому готов: расход популярнейших радио- и телеведущего без внимания оставить ни один журналист не посмел. Всплыла целая куча сенсационных, прости, Господи, снимков с их встреч, которые многие принимали за чисто деловые, потому что ни единого официального заявления о романе они не делали. Зато о разрыве написала одна скандально популярная журналистка, знаменитая именно такими вот статейками о медийных личностях. И почему, блять, именно сегодня ему приспичило поужинать вне дома? Неужели надоела стряпня Валентино? Вопрос сам собой отпадает, когда он и его голос слышит. — Всё в порядке? — Люцифер аккуратно к его плечу прикасается, смотрит проникновенно, и Аластору становится ещё более нервно. Чего он, блять, не хотел, так это того, чтоб Самаэль пересёкся с ним. Но Люцифер не глупый, он за направлением чужого взгляда следит и понимает все без слов. — Эй, — он аккуратно берет лицо Аластора в ладони, не обращая внимания ни на что другое. Не слышит он даже тихо умиленного писка дочери, когда смотрит в чужие глаза, заставляя Аластора смотреть на него, а не поверх. — мы сейчас выйдем, пройдем мимо, посадим девочек в такси и поедем домой. А завтра у тебя выходной и я приготовлю что-нибудь классное на завтрак, идёт? — И сваришь кофе. — Аластор улыбается, когда кладёт свою ладонь на запястье Люцифера, скрытое черной перчаткой. Тот улыбается в ответ и кивает, убирая руки. — И сварю кофе. — он поворачивается к Чарли, которая в припадке умиления жмется к своей девушке, почти тыкая в них двоих ладонью с тихим «блять! Я это вижу! Ты тоже видишь? Мне же не кажется?». Мужчина игнорирует мат с её стороны. Ну, потому что девочке не десять лет и она почти живет отдельно. Он машет им рукой, подзывая поближе. — Идёмте, машина скоро будет. Они сталкиваются с толпой и двумя мужчинами прям на выходе из гардеробной. Валентино на ходу подписывает чью-то бумажную салфетку, причиной очередной остановки не интересуясь абсолютно. — Какая встреча! — Вокс улыбается привычно, яркой улыбкой ведущего главного новостного канала, локоть Валентино сжимает крепче, заставляя того таки отвлечься. Он вскидывает бровь, сначала не понимая зачем его потревожили, а потом узнает стоящих перед ними. На губах у него расползается ехидная ухмылочка. — Сколько лет, сколько зим, Аластор! Девочки автоматически за их спины встают, потому что атмосфера накаляется из секунды в секунду. Губы Аластора язвительно-дружелюбная улыбка растягивает, а поза расслабленная, почти вальяжная. Только глаза мечут молнии. Он Люцифера автоматически притягивает ближе, но это почти незаметно, потому что встать ближе, чем они уже стоят — почти невозможно. Люцифер, однако приближается и чужой торс рукой обхватывает, второй придерживая отворот пальто, накинутого на плечи. Самаэль совершает метаморфозу из нежного и любящего, в насмешливого и пренебрежительно-снисходительного буквально за секунды, и Чарли знает, что это значит. Она его таким всего несколько раз видела, и ещё ни разу это не закончилось плохо для него самого. Вэгги тоже это состояние Аластора узнаёт, хоть и видела всего единожды за полгода стажировки: его тогда усиленно пытались убедить, что он что-то, девушка не запомнила тогда даже что именно, слишком увлекательной была ответная речь-унижение от Аластора, делает неправильно. Надо, мол, не так, а по-другому. Стоит ли говорить, что после этого ему вообще замечаний не делали, даже если это нужно было? — Здравствуй, Вокс. — Аластор улыбается так дружелюбно, но пренебрежением в его тоне можно было бы сносить города. — Лет семь, кажется? Я, быть честным, не считал. Телеведущий презрительно щурит глаза, окидывая обоих взглядом с ног до головы. Чужая близость не может быть им не замечена. Злоба вспыхивает внутри непроизвольно. — Люцифер, — Валентино в разговор ведущих не суется, ему гораздо интереснее его бывший одногруппник. Самаэль знал, что тот не оставит его без внимания. Потому что даже спустя десятки лет, его, Самаэля, эскизы были успешнее. — Как твоё ничего? Всё работаешь в том цветочном? — О, знаешь, — ухмылкой на его губах можно резать метал, — я думал ты в курсе моего «ничего», Энтони часто постит всякие истории, да только я постоянно забываю, что он заблокировал тебя. Хочешь фотки покажу? Последняя вечеринка, та, что в честь «Семи смертных грехов», была на высшем уровне. Уверен, тебе бы понравилось. — Так ты цветочник? — Вокс смеется, прикладывая свободную руку к груди и переводя искристый взгляд на Самаэля. — Удивительно как сменились твои стандарты, Аластор. — Флорист. — радиоведущий одну руку убирает в карман плаща и смотрит прямо, на Валентино. Многие в курсе, насколько Вал ненавидит тему их с Энтони расхода. Тот мечет молнии и шипит маты, потому что вслух сказать — слишком широкая публика. Он переводит взгляд на Вокса, который с каждой секундой самообладание теряет. Тугой узел в животе Ала слабеет с каждым словом, потому что Люцифер мягко, едва заметно, проводит пальцами в перчатках по боку. Аластор старается контролировать всех и сразу, потому что боится, что вечер испортят. — Что, прости? — Вокс бровь поднимает, непонимающе оглядывая обоих и неосознанно сжимает локоть Вала, заставляя того поморщиться. Фраза про семь лет и без того из себя выводила, а тут он, не скрываясь, обжимается с… этим. Перед толпой народу. — Он флорист, говорю. А толпа вокруг них всё больше собирается. Все больше камер мелькает среди людей: кто-то фотографирует, кто-то снимает на видео. Люцифер знал, что так будет, потому что о скандале семилетней давности был наслышан ещё тогда, эти самые семь лет назад. Его с мысли прерывает уведомление. Он слышит, как Валентино начинает очередную едкую фразочку о его дизайнерской карьере, но предпочитает усмехнуться и полезть за телефоном карман, опуская глаза в экран, словно он здесь один. Всплывающее уведомление о подъехавшем такси радует ужасно. Он телефон к Аластору поворачивает, заставляя того отвлечься от Вокса и глянуть в экран. –…ничего не добиться и открыть магазин на отшибе! Охуительное будущее, десять из десяти, Люцифер! — Чарли, — он оборачивается на девочек и видит в глазах дочери только восхищение. Она смотрит то на него самого, то на Аластора и улыбается совершенно счастливо. Люцифер бровь поднимает, как бы интересуясь, всё ли у них в порядке. Шарлотта и Вэгги кивают одновременно, пальцы вверх показывая. Другим этот жест не виден из-за спин мужчин, но Самаэль улыбается мягко. — такси на месте, ничего не забыли? — Готовы ехать. — Вэгги кивает, подхватывая Чарли под локоть. Морнингстар-младшая кивает, и флорист поворачивается к ним лицом. — Разговор чертовски интересный, честно, — Самаэль хмыкает, оставляя реплику без внимания, и убирает телефон в карман, напоследок проверяя номера машины. — я бы с радостью обсудил с тобой последний показ Асмодея или твой собственный; клянусь, не ожидал такого грандиозного провала спустя столько времени отсутствия. Знаешь, после ухода Энтони твои дизайны стали словно… Бездушными? Потерял музу? Впрочем, не имеет значения. Он был единственным, что держало твой бренд на плаву. Приятно наблюдать, как люди это понимают, перестав посещать твои показы. Аластор на Люцифера смотрит с неподдельным восхищением. Он его таким, стервозным и пренебрежительным, не видел ни разу. Вальяжность движений, улыбка, взгляд. Он знал, что он красив. Знал, что бесит и Вокса и Валентино. Он упивался чужим раздражением, словно именно оно было главным блюдом этого ужина. Напряжение отпускает радиоведущего окончательно, когда он понимает, что Самаэля чужие слова не цепляют за душу, но забавляют до ужаса. Радиоведущий ни слова не успевает вставить в чужой монолог, только приобнимает этого дьявола за талию. Так они и стоят, зеркалят позы и усмешки друг друга. — Не скажу, что был рад личному знакомству, Вокс, — Морнингстар хмыкает, делая легкий и плавный шаг вперёд, заставляя увлеченную сценой толпу сдавать назад с каждым его шагом. Вместе с ним, в ногу, идут и Аластор, и Чарли с Вэгги. Девочки выглядят им под стать: ровные спины, плавные движения, дружелюбные лица. — но искренне интересно было хоть раз увидеть тебя лично. Знаешь, хотелось посмотреть в глаза тому, кто умудрился так грандиозно проебать отношения с Аластором. Я не знаю, какие у него стандарты, но ты явно пролетаешь по ним уже столько лет, что я действительно! Действительно искренне удивлён. Здесь не фан-встреча, — Люцифер повышает голос, обращаясь к толпе, оглядывает ту беглым взглядом. — и я был бы весьма признателен, если б нам дали пройти. Толпа действительно расступается и Аластор с Люцифером наконец отстраняются друг от друга, пропуская вперёд Чарли и Вэгги. Вокс и Валентино с места сдвигаться не хотят до последнего, но расступаются, когда понимают, что эта сцена окажется во всех пабликах, на всех каналах, а скриншоты и фотографии будут мелькать в газетах. Медийный образ был выше раздражения. Вокс только напоследок хватает уходящего Аластора за рукав плаща, вынуждая остановиться: — Почему он? — голос тихий, на грани слышимости. Лицо искажает застывшая улыбка актера. — Чего тебе не хва… –Неужели я должен тебе объяснять, почему влюблён? — Аластор с феерической лёгкостью рукав из чужой хватки выдёргивает. Толпа разделяет их мгновенно, скрывая уходящих из ресторана. Валентино готов был поклясться, что видит, как дымится чужая макушка и как пар валит из ушей.***
— Пап! — Чарли застывает, у самой двери такси и за пол шага преодолевает разделяющее их расстояние, отпуская руку своей девушки. Она обнимает отца за шею, улыбаясь абсолютно счастливо. — Ты очень классный! Я тебя люблю. — Это было грандиозно. — Вэгги кивает, улыбаясь. — И Вы классный, Аластор! — Чарли отпускает отца, поглаживавшего её по спине, и делает шаг в сторону, протягивая руку Аластору. Тот пожимает её, сохраняя лёгкую усмешку на лице. Вэгги протягивает руку Люциферу, и тот пожимает её, улыбаясь. — Я очень рада, что папа встречается именно с Вами. И что Вы именно с моим папой. — Очень рад полноценному знакомству, Чарли. — девушка кивает и отступает на шаг назад, заводя обе руки за спину. — Очень рад, что именно с тобой встречается моя дочь. И очень ценю, что ты именно с моей дочерью. Предложение об ужине всё ещё в силе. — Вэгги смеётся, кивая головой, и тоже делает шаг назад. — А эскизы, кстати, можешь занести на работу, если что. Вэгги благодарно кивает пару раз. Они прощаются ещё несколько минут, прежде чем сесть в такси. Мужчины уходят в машину лишь после того, как такси с девочками скрывается за поворотом.***
Когда мужчины приезжают домой и заходят в квартиру, оказывается, что весь район будет обесточен до самого утра из-за каких-то неполадок. Они переодеваются в кромешной темноте, прерываясь на поцелуи чаще, чем стоило бы. Несколько раз сносят мебель, не сдерживают смеха. Люцифер находит в себе силы оторваться и просит зажечь несколько свечей только после того, как они сшибают одно из двух кресел, что стоят по обе стороны от дивана. Сам он наощупь идёт в спальню, находит там портативную колонку, совсем маленькую, и подключает к ней свой телефон. На процент зарядки ему плевать, у них завтра выходной, а утром дадут электричество. Он упорно ищет одну конкретную песню и возвращается в гостиную только после того, как включает именно её. Мягкий жёлтый свет ложится на стены и мебель дрожащими лучами пламени, не освещая комнату полностью, но создавая атмосферу, и позволяет вполне неплохо видеть окружающее пространство. Аластор выбору песни улыбается, протягивая руку к Люциферу, раскрытой ладонью вверх. Тот колонку на кофейный столик ставит и чужую руку принимает, обходя диван. Радиоведущий привлекает его к себе, склоняет голову и тревожит горячими выдохами нежную кожу чужой шеи, прижимается так близко, как только это может быть возможно. Они движутся плавно, покачиваясь из стороны в сторону: его руки — на талии Люцифера, руки Люцифера — на его, Аластора, плечах. — Ты великолепен, Самаэль. — голос радиоведущего — шёпот на грани слышимости. Хриплый, подрагивающий, но полный затапливающей сердце нежности. — Я не знаю никого, кто был бы похож на тебя. — Спасибо за этот вечер, Аластор. Он был чертовски важен для меня. — Люцифер улыбается, утыкается лбом в чужое плечо, краем уха слушает текст песни, такое знакомое «I dreamt about you nearly every night this week». У него словно камень с плеч свалился, когда он прощался с дочерью у входа в ресторан. — Вы все чертовски важны для меня, и я рад, что вы нашли общий язык. Они танцуют молча, только музыка звучит, совсем негромко, почти перебиваемая звуком их дыхания в унисон. Пламя дрожит на концах фитилей, кидая отсветы на их лица. Песня подходит к припеву, и ещё тише, чем колонка с её «Crawlin’ back to you», звучит только произнесённое на едином выдохе, синхронное: — Я люблю тебя. Оба они замирают, вскидывая головы. Смотрят глаза в глаза, не убирая рук. Люциферу кажется, что сердце у него стучит где-то в горле, хотя ещё секунду назад оно падало в пятки. Чудеса телепортации, не иначе. Аластор чужую талию сжимает чуть сильнее, едва заметно, словно руки спазмом прошило. Он, кажется, перестаёт дышать на несколько секунд, потому что касание губ Самаэля — это словно глоток кислорода спустя мучительное время без единого вдоха. Он отвечает на него так нежно и аккуратно, будто боится, что тот отстранится и уйдёт. Исчезнет, словно и не было никакого Люцифера Морнингстара. Аластор бы не удивился, если б такое случилось, потому что тот больше походил на фантазию его больного мозга. Моргни и окажешься в палате: там мягкие стеночки, смирительная рубашечка и скучные врачи. Никаких тебе искусителей. Никаких тебе стонов в поцелуй, ладоней, сжимающих твои плечи. Никаких тебе длинных, аристократичных пальцев, оглаживающих шею и острый край челюсти. Никаких тебе губ, влажно целующих шею и отвечающих стоном на любое твое прикосновение. Ничего. Аластор мягко подталкивает его вперед, к дивану, острым слухом замечая, как одна песня сменяется на другую. Он ухмыляется в поцелуй, запускает руку в светлые волосы, жестом просит наклонить Самаэля голову, и тот наклоняет. Аластор выцеловывает, сантиметр за сантиметром, дорожку от ключиц до чувствительного места за ухом, прикусывает мочку, улыбаясь. Это вызывает у Самаэля приглушенный стон и острую усмешку. «I love you… my Devil You don't need no Bible To give me this dance» Люцифер мстительный, он рывком чужие бедра седлает, прижимая к дивану, пока рука ведущего путается в его волосах. Морнингстар опускается ниже, целуя острую линию челюсти, перехватывает оба чужих запястья и прижимает к покрывалу над головой Аластора, отстраняясь. Смотрит нагло, улыбается ехидно. Домашняя футболка сползла набок, оголяя плечо. — Кстати, о важном: — ведущий шипит только «да ты издеваешься…», заставляя Люцифера улыбаться ещё ярче и шире. — что ты сказал Воксу перед уходом? — Хочешь поговорить об этом? Сейчас? Ничего. — Аластору это всё нравится и не нравится одновременно. Он такого Самаэля любит до одури, любит, когда он берёт контроль над ситуацией на себя. Он ужасно хочет продолжить. Хочет прикоснуться и жаждет прикосновений в ответ. Но Самаэль его рук не отпускает. Он лишь с виду хрупкий такой, Аластор даже и не думал, что в этих руках такая сила. Не думал, что она ему так нравится. — Ты отнимаешь время у самого себя. — Люцифер пожимает плечами, словно не он сейчас ёрзает, удобно устраивается на чужих бедрах и свободной рукой забирается под футболку, касаясь разгорячённой кожи холодными пальцами. Аластор до одури любит его такого. Властные жесты, не терпящие возражений тон и взгляд. Он взвыть готов от отсутствия нормального контакта кожи с кожей и чужих прикосновений. — «Неужели я должен тебе объяснять, почему влюблен?». — Люцифер улыбается хитро, когда опускается ближе, целует впалый живот, втягивая кожу и оставляя алеющие метки. — Ты ведь слышал, что я сказал. Самаэль мычит согласно, улыбается дьявольски и отрывается от чужого тела стягивая сначала свою футболку одним коротким движением, а после футболку Аластора. Он склоняется к его лицу, коротко целует в губы, спускаясь к шее, и шепчет на ухо: — Хотел услышать это снова.***
И в квартире, в темноте, разбавляемой светом нескольких пар свечей, они целуются, словно в последний раз видятся, чтоб утром проснуться вместе, позавтракать, выпить кофе и повторить это снова. И снова. И снова. И годы спустя тоже.