***
В обширном полупустом кабинете, сидел мужчина, чьи светлые волосы падали ему на лоб, закрывая обзор на документы, что он скучающе перебирал. – Ваше величество! Ваше величество, императрица рожает, ваше величество! – в комнату без стука вбегает запыхавшийся слуга, тем самым привлекая внимание Каллисто. – Сообщи, когда это закончится, – скучающе произнёс Каллисто, продолжая листать один документ за другим. – Н-но.. – начал слуга, как мгновенно заткнулся под взглядом императора, буквально говорящим: "У тебя есть три секунды чтобы уйти отсюда, иначе мой меч будет последним, что ты увидишь в этой жизни." – слушаюсь, мой господин. – он глубоко поклонился и умчался прочь. Каллисто без особого интереса наблюдал за всем этим представлением. Некоторое время заполняя нужные ему документы, он прикрыл глаза. Он увидел перед глазами Ивонн, судорожно хватающую простыни, и сжимающую их до боли в ладонях. Он быстро сморгнул ненароком появившуюся сцену. К его не удивлению, он не почувствовал какого либо волнения, беспокойства неё. Просто принял тот факт, что это свойственно женщинам – страдать во время родов. Его мысли быстро сориентировались с первой жены, императрицы, ко второй, королеве. Он взял её в жёны чуть больше года назад, когла ей только исполнилось восемнадцать. Он не ставил на неё много ожиданий, но к его удивлению, она прекрасно справлялась с делами государства, нежели Ивонн. Последняя больше предпочитала отдыхать, либо же пропадать где-то, впрочем ему было плевать, чем она занималась. Он считал Ивонн лишь декоративным украшением к своей персоне. Будучи императором с давящими на плечи, громоздкими, не ждущими, пока он освободиться, делами его империи, он, за весь их брак, не ходил к ней в комнату, что уж говорить о совместном делении постели не считая это чем-то необходимым, в его приоритете было заполнение бумаг и тактика для новых завоеваний, нежели расходование времени на что-то маловажное. Он знал что её будет ждать позор, раз муж не разделил ложе с женой. Но главный вопрос, волновало ли его это? Очевидно, что нет. Он даже не знал, как Она забеременела. С Экхарт-младшей дела обстояли несколько иначе, если старшая предпочитала отдыхать и гулять, то вторая с головой погружалась в работу, предоставленную ей как королеве. Он считал свою вторую жену бездушной оболочкой, умеющей лишь умело заполнять бланки и отчёты. В его глазах появился ясный и чёткий образ Пенелопы, переплетающую крики с тяжёлым дыханием, и крики врачей чтобы она тужилась. Ту чья грудь поднималась и опускалась медленно, ту смотрела на него своими ясными, аквамариновыми глазами, и шептала одно единственное слово: – Каллисто.. И повторения были в бесчисленном количестве, будто бы это было её личной мантрой. Его сердце гулко забилось в груди, неприятные ощущения распространялись по его венам, смешиваясь с кровью, сколько бы он не отмахивался от образа, но тот засел напрочь в его голове, не желая уходить, будто бы подавая знак. Да, она беременна, но что с этого? Он отбросил документы в сторону, откинулся на спинку стула, и закрыл лицо ладонями, чуть сгибая и надавливая на глазницы. – Блять.. Он выдохнул, ослабив душащий шею галстук. Встав, он направился в сторону массивного балкона, он ловко отдернул шторы, и его лицо поддалось под дуновение ночного ветра. Но наслаждаться, отдохнуть некоторое время, ему естественно, ни за что, и никогда не дадут, за военные годы и годы во дворце, он запомнил сие слова, как ему казалось, навеки. До него донесся оглушительный женский крик. Птицы, что прижались друг к другу, вот вот готовые провалиться в желанный сон, испуганно чирикнули, и взмахнув крыльями в ночи, улетели прочь. Он оттолкнулся от перил балкона, и, накинув пиджак, поправив галстук, взяв обязательно меч, вышел.***
Императрица, оставшаяся в его дворце, мешала сосредоточиться Каллисто, криками, визгами, и непрекращающимися орами на слуг. К его приближению всё затихло, он слышал лишь бормотание и сплетни слуг, а также непрерывный детский плач. Он остановился у двери, в его голове промелькнул образ ребёнка, чьи золотистые волосы переливались на солнце, и порхали на ветру, чьи большие алые зеницы с восхищением смотрели на него, что мило щебетал, мягкое и визгливое: – Папа! В сердце расплылось что-то тёплое, но недостаточно, чтобы прикрыть всю тьму, таящуюся в его сердце. Он отперел дверь, и медленно вошёл. Слуги удивлённо взглянули на него, и на их и так то бледный лицах, отразился настоящий ужас. Они глубоко поклонились под его вопросительным взглядом. – Где ребёнок? – напористо, ожидающе. – В-Ваше Величество, о ясное солнце империи, император, что дарит процветание нашей империи, – перед ним на ноги упал мужчина, чьё тело на коленях содрогалось от неописуемого страха. – т-тут такое д-дело, мой господин... – Ближе к делу, – он раздражённо махнул рукой, при жесте котором, дрогнули все, кто находился в комнате. – Ваше Высочество, мой ученик неспособен рассказать вам всё ясно, – отважилась женщина пожилых лет, что быстро метнула взгляд на дрожащего мужчину, старуха, которую он помнил как повивальная женщина, что принимала роды у его бабушки, его матери... – вы должны увидеть это сами. – она в глубоком поклоне отошла, открывая обзор на кровать и лежащих там людей. Император сморщился от криков младенца, но глубоко вздохнул, прогоняя мимолётную эмоцию на его лице. Медленно подойдя к кровати, он встал слева от неё, вглядываясь в лицо Ивонн, что излучала лишь зло и отвращение, но при виде него, её лицо магическим образом прояснилось. – В-Ваше Высочество... – она слабо улыбнулась, дрожащей рукой хватая его за рукав. Каллисто в отвращении сбросил её руку со своей, метая на неё острый, как хорошо заточенный меч, взгляд. Он пробежался взглядом по кровати, и его взгляд нашёл маленький комочек, от которого исходили все оглушающие вопли. Он осторожно открыл свёрток, и тут же застыл. Его будто бы окатило холодной водой, пробирающейся под кожу, и замертво замораживающей её. Ладони, что держали ткань свёртка, непроизвольно сжались, а взгляд стал столь же холодным и чернящим, как и его сердце. Желавки заиграли на его скулах новыми красками. Он прыснул в кулак. Спустя время он рассмеялся. Чисто и искреннее. Прежде всего – сумасшедше. Все, кто находился там, в этой злощадной комнате, переглянулись меж собой, задавая мысленно вопрос, и передавая его через глаза. А тем временем император, что своей тактикой и стратегией, армейской мощью, захватывал целые страны, и подстраивал как ему угодно, сейчас смеялся над какой-то, можно сказать, чушью, но нет. – В-Ваше Высочество, почему вы.. – начал было слуга, но был перебит холодным взглядом горящих глаз. – И что, мне по твоему, горевать? Реветь навзрыд? Грустить? Разве я, человек, что прошёл через десятки, а то и сотни битв, может горевать лишь из-за этого? – Каллисто вновь рассмеялся, так громко и непочеловечески, что заставил тяжело сглотнуть каждого. Ивонн тем временем недоумевала. – Ваше Высочество, что происход.. – её взгляд метнулся к свёртку с до сих пор ревущим ребёнком, и похолодел. Каллисто прервав свой злорадный смех, перевёл взгляд на свою жену. – Ну что, красуешся своим чадом, дорогая Ив? – он намотал её розовую прядь на палец. Её испуганно небесно-голубые глаза, остекленели, она в в ужасе сглотнула. – Э-это недоразумение... – стало было оправдываться она, но её перебил свой же крик. Каллисто резко схватил её волосы и намотал их на кулак, взмывая их вверх с такой силой, что её веки поползли вверх, делая образной взгляд лисицы. – Недоразумение, говоришь? Интересно, – его глаза украсил зловещий блеск. – как это, – он указал пальцем на плачущее чадо. – может быть недоразумением? – он сильнее сжал их, и поднял выше, что её тело стало понемногу приподниматься. Громкое хныканье послышалось из уст девушки. – Ты ведь знаешь, что происходит с теми, кто изменяет мне, верно? – Каллисто многозначительно посмтрел на мальчика, свёрнутого в белую шёлковую ткань, что сильно контрастивровала с его тёмной кожей, шоколадными глазами и волосами. Ребёнок, что совсем не был похож на того, о ком мечтал Каллисто. – К-клянусь, я не знаю как так вышло.. – и она вновь издала крик боли. – Оу, не знаешь? Так вспомни. – он вытащил меч из ножен, и направил его к горлу императрицы. Ивонн опасливо глядела на меч, переводя взгляд то с него, то на Каллисто. Она стиснула зубы. Рука, что была спрятана в простыне, сжалась. Её рука резко взмыла вверх, в этой же самой руке, находился осколок зеркала, которым она собиралась покончить с императором. – Слишком медленно. Взмах. Резь. Крик. Ивонн лежала без сознания, с осколком зеркала в ладони, что изрезал её внутреннюю часть. Её тело мгновенно стало преобразовывать новый вид. Её рот был открыт в овальной вертикальной форме. Глазницы исчезли, вместо них – две чёрные дырки. Кожа потемнела, и приобрела тёмно-серый оттенок. Волосы почернели, стали угольными. Вкратце – она иссохла. Каллисто с отвращением посмотрел на неё. И в мыслях пронеслось, чёткое, ясное слово, что заставила его поджать губы, и сделать глубокий вдох и выдох. – Лейла. – произнёс он то, что привело в ужас каждого. Большим пальцем он вытер кровь с щёки. Оперевшись одной рукой на изголовье кровати, он смотрел на иссохшее тело лже-Ивонн, и на ребёнка, захлёбывающегося в своих слезах. Его тёмная щека была запачкана кровью его матери, но об этом, он даже не подозревал. Каллисто усмехнулся. Он повернулся. Медленно пошёл в сторону каждого. И проделал то же самое. – Мне, свидетели, ни к какому чёрту не сдались. Крики. Мольбы. Бегство. Принятие судьбы. Страх. Это – всё что они проделали перед падением от его руки, от его меча. Сожалел ли он? Нет. Сжалился ли он? Нет. Чувствует ли он что-то? Нет.***
Каллисто глухо шагает по длинным коридорам дворца. Всматривается вдаль, но не видит то, чего желает, а желает он, бездонных аквамариновых глаз. Проводит рукой по воздуху, но не ощущает мягких тёмно-розовых волос. Каллисто хочет, хочет вновь зайти к ней в комнату, посмотреть, что она делает. Может, читает книгу, сидя на широком подоконнике, укрытым всевозможными пледами и подушками. Может, ходит по комнате, кушая дынный щербет, и напевая про себя какую-то песню. Он слышал что за песни она напевала, но не помнил. А может, читала сказку, поглаживая свой большой, круглый живот. Может, гуляла в саду, поливая и ухаживая за цветами. Или пила чай в беседке в саду, разговаривая с девчонкой Поттера. Но как она может гулять в саду и пить там чай, если сейчас ночь? Но точно ли сейчас ночь? На улице, светит луна, значит ночь. Но светит ведь не только луна, но и солнце, так что сейчас может быть и день. Но на горизонте он видит солнце плывущее в оранжевых красках. Каллисто отдёрнул себя от мыслей, что витали у него неизвестно где, мыслей, что рассуждали о том, о чём сейчас не время. – Ваше Высочество! – его зовут,он поворачивается и видит Седрика, запыхавшегося, побледневшего, выбегающего из-за поворота длинного коридора. – Что? – рявкнул Каллисто. – Королева, она, – он указательным пальцем тычет в сторону её комнаты, – она родила! Каллисто в оцепенении уставился на него. – Что?***
Каллисто взбегал вверх по ступеням, тяжело дыша. Он буквально пробежал расстояние до её комнаты. Он взглянул на Седрика, что кивнул ему. Каллисто медленно отводит дверь комнаты на себя, и бесслышно входит в неё. Комната была пропитана ясным запахом крови. Он прошёлся взглядом по комнате, и стиснул зубы, глубоко нахмурившись. Здесь не было никого, за исключением девушки, в которой он узнал Марианн Терози. Она сидела на коленях сбоку от кровати на которой лежала его супруга, его вторая жена. В тихой комнате были слышны лишь приглушённые рыдания Марианн, ни детского плача, ни тяжёлого дыхания его второй жены. Каллисто тяжело сглотнул, пройдя вглубь комнаты. Встав рядом с Марианн, что сидя на коленях, прижимала руку Пенелопы к своему лицу, нежно поглаживая. Пенелопы, что закрыв глаза, лежала словно мёртвая, он не видел как она дышала, он вырвал её руку с рук девушки, что моментально вздрогнула, вытирая слёзы. Он поднёс два пальца чтобы проверить её пульс. И... Ничего. Абсолютно ничего. Не было слабых ударов. А её рука, хрупкая и худая, была безумно холодной. Осознание пришло к нему мгновенно. Что там было, словно мёртвая? Чтож, она как раз таки, была мёртвой. Он глубоко вздохнул, и закрыл глаза. – Где ребёнок, – спросил он у всё ещё рыдающей Марианн, открыв глаза. Она дрожащей рукой указала на золотой свёрток, мирно покоившимся на второй руке Пенелопы. Каллисто выжидающе смотрел на него. Медленно взяв его в руки, он взял в руки ткань, что закрывала лицо ребёнка и медленно открывал. Он сглотнул, почувствовав вибрацию в своих руках, но продолжал спокойно открывать ткань. Он отбросил её в сторону, и его взору предстал ребёнок. Девочка. Смотрящая на него своими чистыми, ясными, незапятнанными никакой злобой, красными зеницами. На её короткие золотые волосы, мягко падал солнечный свет, что делал их ещё прекраснее, ещё ярче. Он вновь почувствовал вибрацию у себя на руках. Что-то точно и ясно упиралось в его ладонь. Он со всей осторожностью что была в нём, открыл завароченный свёрток сзади, на спине, и открыв, впал в ступор. На спине девочки, были крылья. Золотистые крылья. Он быстро закрыл её спину обратно, чтобы её не продуло. – Имя, – его голос прозвучал как гром среди ясного неба. – какое имя она дала этому ребёнку? Седрик и Марианн, посмотрели на него. – Джудит. – произнесли они в унисон. – Джудит... – повторил Каллисто, и придал ребёнка к своей груди, девочка радостно визгнула, прижимаясь. – Джудит, Джудит.. – он повторял это бесчисленное количество раз, как своё единственное успокоение, как единственную отдушину в этом злом мире. – Я защищу тебя. Седрик протёр глаза под очками, и тихо всхлипнул. Марианн, смотря на всё это, вновь поддалась, и заревела. – Седрик, – обратился он к Портеру, стоящему сзади. – объяви всей стране, нет, континенту, всему миру, что Пенелопа Экхарт..Пенелопа Регулус, принесла мне в свет наследника. И устрой для неё похороны. Седрик поклонился, и поспешно ушёл, как и Марианн. Каллисто, держа девочку в руках, осторожно подошёл к кровати. Он смотрел на синеющее тело, все ещё красивой и прекрасной Пенелопы. Он накрыл её тело простыней. – Прощай, увидь свет и радость, что не получила здесь, на том свете. – и с этими словами, он ушёл, все также крепко прижимая к себе свою дочь.***
– Моя дочь, моя радость, мой свет, моя Джудит.