isak danielson — broken isak danielson — power
— Чем вы таким занимались, раз после произошедшего тебе хочется Сана? — спрашивает тихо Хонджун, лёжа рядом с Сонхва на кровати и перебирая его волосы. — Ты же знаешь, он бывает довольно… груб, если ты приходишь к нему с такими просьбами. — И именно поэтому ты здесь, — Сонхва открывает глаза и, потирая веки, садится на кровати. — Я не смогу остановить, но ты — да. — Так и всё-таки? — во голосе капитана неприкрытые любопытство. — Или мне ты тоже не расскажешь? — Вчера ты был с Минги, — Сонхва переводит взгляд на Хонджуна и, погодя ещё мгновение, гладит его по колену. — Неужели он тебе не растрепал всё? — Он не слишком треплется по делу, когда у него яйца зудят, — Хонджун поджимает губы в улыбке. — К тому же Минги это Минги, всё, что он говорит, можно делить ещё на пять. А ты можешь рассказать без прикрас. Мне правда очень интересно, как наш щеночек отпраздновал свой день рождения. Господи, Хва, ты бы слышал, как вопил Уён, — он тихо смеётся, прикрывая лицо ладонью. — Четверо! А его не позвали. Я думал, мне придётся просить Чонхо, чтобы он заткнул его. — Ну, я практически не участвовал, — нехотя отвечает Сонхва. Он не имеет привычку делиться подобными подробностями ни с кем, предпочитая эгоистично пользоваться всей имеющейся у него информацией о мемберах в одиночку. К тому же, если бы Юнхо хотел, он бы поделился, а Сонхва не любит обсуждать весь процесс с кем бы то ни было, даже если это сам Ким Хонджун. — Юнхо довольно легко угодить. Это не ты или Сан, ему кого поменьше подавай, и дело в шляпе. — А я тут при чём? — Хонджун садится на кровати и перехватывает Сонхва за ладонь, которая уже успела пробраться под толстовку и нащупать соски. — Я совсем несложный! — то, как быстро он надувается, словно индюк, заставляет Сонхва закатить глаза и податься вперёд, чтобы поцеловать этого обиженного мальчишку. — Да, Ким Хонджун, проще нацепить на себя треклятые чулки и бра, чтобы потом замазывать бесконечные синяки от твоих острых зубов, чем подложить Юнхо Ёсана. Ты совершенно прав. — И что, так просто? — настроение Хонджуна мгновенно меняется. Сонхва хочется его ударить и засунуть под кровать, но он снова залазит руками под его огромное худи и трёт горячую кожу пальцами. — Я же сказал тебе, что Юнхо легко угодить, он не слишком изощрён. Я взял его количеством, и ему понравилось, — он не хочет разговаривать об этом. Некоторые недомолвки между Юнхо и Минги несколько подкосили общий настрой Сонхва, да и организация подобного всегда отнимает у него много сил. И именно поэтому он здесь — в кровати Чхве Сана, объясняется, лёжа на Хонджуне и ожидая, пока первый вернётся из душа. — Я устал, Джун-а, и я старался быть настолько хорошим, насколько мог, но ошибся, поэтому мне нужно выпустить пар. Ты лучше других знаешь, как у меня это работает. Хонджун хмыкает и кивает головой. Он знает об этой странной особенности Сонхва — после особо удачных (или не особо удачных, судя по всему) сессий ему необходима разрядка несколько иного уровня. Когда все остаются довольны, Сонхва счастлив, но он быстро устаёт от количества людей, шума и образов в своей голове, поэтому ему хочется покоя. Сонхва называет это интересным понятием «дом». Для каждого члена их большой и дружной семьи у Сонхва есть своё описание этого самого «дома». Хонджун понимает смутно, только в общих чертах, но он не может не отметить, что это довольно занятно. Очевидные вещи, которые Сонхва находит в каждом мембере, приносят в его порой тревожную душу состояние умиротворения и единства. Так, например, «домом» Сонхва в Хонджуне является ни что иное, как признание. Сложные отношения старших участников, пусть и пригубленные щепоткой хорошего секса и дружбы, не могли не оставить в Сонхва свой след — и именно поэтому в моменты, когда Сонхва разбит, или не уверен в себе, или сомневается, или теряется в одиночестве, он ищет себя в Хонджуне. Последний находит это чем-то действительно важным и ценит то, с каким трепетом Сонхва относится к тому, что Хонджун для него делает. Но сейчас Сонхва не нужно признание, ему нужна тишина и немного грубости за то, что он позволил себе раствориться в собственном удовольствии, что позволил Минги перехватить контроль, и что теперь его душа тревожится. Пусть это договорённость — использовать фетиши Сонхва таким наглым образом, но этот крошечный миг был тем самым, когда время остановилось. Тем самым, во всём тягучем сеансе с множеством моментов для финиша, когда желание затмило благоразумие. Именно когда Сонхва потерял себя, он достиг пика и позорно спустил в штаны. Ему необходимо почувствовать совершенно другую форму давления на себя, чтобы стало легче. — Мать твою, ты реально настолько загружен после секса с ребятами, что тебе нужен секс с Саном, — Хонджун смотрит на него, нахмурившись. — Ты звучишь так, словно он изверг какой-то, — Сонхва снова закатывает глаза, забираясь к лежащему под ним парню на колени. — Это же наш Сан-и, мы знаем, какой он может быть, но он никогда не сделает чего-то по-настоящему плохого. — Нет, но, — Хонджун ёрзает под ним, — ты такой мягкий и нежный, мне всегда жаль отдавать тебя ему, — он тянется за поцелуем, но Сонхва на наклоняется, отчего его губы мажут по шее. — Я не вещь, — Сонхва судорожно выдыхает, когда Хонджун надавливает на поясницу ладонями. Он чувствует его возбуждение и своё собственное, которое начинает потихоньку копиться внизу живота. Тёмные глаза его капитана изучают так, словно никогда не видели раньше, и чернеют всё больше с каждой секундой. — Нет, конечно, — Хонджун приподнимается на локтях и всё-таки крадёт с губ Сонхва маленький поцелуй. Спускается лёгкими касаниями по подбородку, тогда как руками жёстко проходится по талии. — Нет, Хва-я, ты не вещь, прости за эту формулировку. — Я пришёл, ах, — Сонхва коротко стонет, когда Хонджун толкается бёдрами вверх, — к Сану, чтобы он наказал меня. Даже не за сексом. Хочешь присоединиться? — Вообще-то, это ты оседлал меня. Как я могу противиться такому красивому и потрясающему парню, сидящему на моих коленях? Это святотатство, Хва! — Я не думаю, что после Сана буду способен делать хоть что-то. Сейчас? — он всё же сгибается и целует Хонджуна, сразу проникая языком глубоко в его рот. Вкус чужой зубной пасты, аромат парфюма, ощущение небольших ладоней, ласкающих ягодицы, — всё сливается в месиво. — Я не хочу, чтобы он наказывал тебя, — выдыхает Хонджун между поцелуями. — Ты же хорошо справился, разве нет? — Мне надо, Джун-а, — Сонхва приподнимается, вслепую стягивая с Хонджуна пижамные брюки до колен, и развязывает полы своего халата. — После секса с Саном я буду в порядке, я хочу, чтобы он взял меня. Хонджун прикусывает его за нижнюю губу и стонет, когда Сонхва проезжается голыми ягодицами по твёрдому члену. Нетерпение, которое по какой-то причине вдруг одолело их, заставляет кровь кипеть, и подстёгивает двигаться быстро — сплюнув на ладонь, Сонхва мажет между ягодиц и, придерживая член Хонджуна, медленно садится. Он хорошо подготовлен и растянут — мышцы податливо расходятся, позволяя опуститься до самого конца и начать резко двигаться. — Думаешь, трахаться на кровати Сана — хорошая идея? — вопреки своему вопросу, он сгибает ноги в коленях и упирается пятками в постель, поднимая бёдра навстречу Сонхва. — Мы же и так будем здесь трахаться. Подумаешь, один раз или три. — Да хоть десять, хён, — произносит низкий голос со стороны двери, вынуждающий обоих на кровати обернуться. Сан стоит в дверном проёме, через плечо перекинуто полотенце, глаза — чёрные щёлочки. — Спать пойдём к тебе в любом случае. Сонхва не успевает ничего ответить, когда Хонджун вдруг начинает толкаться резче. Только откидывает голову и громко стонет, наслаждаясь тем, каким высоким становятся его интонации. Внутренности горят от лёгкого чувства стыда, что Сан застал их — вот так, пусть это и было довольно предсказуемо. Ощущение удовлетворения всё равно растекается по венам, когда Сонхва видит, как Сан смотрит на них — с интересом, нежностью и чем-то, что покоится на дне его чёрных глаз и пока не даёт себя распознать. — Прости, Сан-и, я не удержался, — Сонхва не теряет зрительный контакт с Саном, одновременно отмечая, как Хонджун ритмично попадает по простате, что определённо заставляет тело дрожать от удовольствия. — Чёрт, Джун-а, — всё-таки жмурится. Сан словно отмирает. Он подходит к комоду и, покопавшись внутри одного из ящиков, достаёт оттуда несколько вещей. Крутит в пальцах прозрачное кольцо, когда подходит к кровати, и рукой останавливает Хонджуна, упираясь ладонью ему в живот. Тот непонимающе глядит из-под мокрой чёлки, недовольный тем, что его прервали. — Маленький подарок для хёна, — Сан целует Сонхва в скулу и щёлкает кольцом вокруг члена и мошонки. — Ты же этого хотел, да? — трогает ласково за волосы, пропуская их между пальцев, и мягко улыбается. — Продолжайте. Будь громким, Хва, — садится на другой край кровати. Смотрит пристально теперь, сложив руки на коленях, словно примерный ученик. — Пока можешь. Сонхва сглатывает скопившуюся во рту слюну. Пусть это именно то, зачем он здесь, и всё же от неизвестности он испытывает это щекотящее чувство в груди, которое пока не вызывает ничего, кроме тревоги. Оно неумолимо распространяется по всему телу, но быстро стекается к голове, отчего концентрироваться на быстро вспыхнувшем возбуждении вдруг становится невозможно. Он наклоняется близко к Хонджуну и обхватывает его лицо руками. — Двигайся, Джун-а, мы начали, — шепчет Сонхва в приоткрытые губы, тут же сминая их поцелуем. Хонджун удивительно послушен. Заходится в прежнем ритме и вбивается в самую глубь — настырно, сладко и метко. Сонхва старается раствориться в его толчках, горячих выдохах и стонах, старается поймать ощущение безопасности в чернильном взгляде напротив. Осознание того, что Сан сидит прямо позади них и точно пялится, добавляет во всю эту неразбериху лишь одно очень понятное и знакомое Сонхва чувство. Стыд. От него горят щёки и задница — там, куда Сан наверняка смотрит. Почему-то это ощущается не так, как если бы Сан просто присоединился к ним, и совсем не так, когда за Сонхва наблюдал Ёсан. Может быть, оттого, что сейчас именно Сонхва находится в более уязвимом положении, а не кто-то другой, и чувства становятся ярче. Они горячие и броские, сжигают собой неуверенность, тревогу и неопределённость, выстраивая из пепла нечто, что напоминает желание. В мозгу вдруг вспыхивает хриплый голос Юнхо.— Уверен, что он тайно мечтает, чтобы кто-нибудь поймал его на чём-нибудь постыдном.
Сонхва жмурится. Сейчас его не просто поймали, а буквально тыкнули носом, потому что дело не только в том, что Сан наблюдает за ними. А в том, что Сан знает, зачем он вообще тут нужен. Довести до финишной черты. Наказать за мягкий характер, за излишнюю сердобольность, за нетерпение, если что-то выбивается из плана. Надавить на все болезненные точки внутри Сонхва и заставить физическую боль взять верх над чувствами, которых в Сонхва слишком много. У него многогранные, прекрасные любовники, доставлять удовольствие которым Сонхва обучен самим собой же мастерски, но даже во время секса он занимается тем, что ищет в себе изъяны и вместо того, чтобы открыто наслаждаться, он ищет причины пристыдить себя. И именно за это ему совестно. Замкнутый круг. Сан — их милый, нежный и заботливый Сан — читает его, как открытую книгу. Каждый свободный вечер в общаге страницу за страницей, даже если Сонхва этого не хочет. Он уже оставил на некоторых листках примечания и заметки, выделил себе цитаты разноцветными маркерами, чтобы пользоваться, когда ему вздумается, и, кажется, дошёл до алфавитного указателя. Так что он лучше других знает, как Сонхва порой необходимо нагружать тело, чтобы разгрузить мозг. «Дом» в Сане — это тишина, как в библиотеке, где Сан хранит все свои книги по мемберам, и тяжесть томов с наказаниями. — Эй, Хва-я. Сонхва распахивает глаза, когда Хонджун с силой щиплет его за внутреннюю сторону бедра. Весь красный и мокрый, потому что всё ещё в толстовке, и его ощутимо потрясывает — Сонхва чувствует напряжение в его ногах и руках. — М? Вместо ответа Хонджун садится, опираясь ладонями в кровать позади себя, и настойчиво целует его. На красивом лице капитана что-то среднее между лёгким беспокойством и обидой. — Что такое? — Сонхва собирает бисеринки пота с его висков подушечками пальцев и всматривается по возможности в глаза, наполовину скрытые длинными ресницами. — Я закончил, — Хонджун усмехается, когда ладонь Сонхва останавливается около его лица. — И я надеюсь, что у Сана получится привести тебя в порядок, ты же меня вообще не слышал, — он подталкивает его руками, побуждая слезть, и когда Сонхва делает это, он ощущает излишнюю влагу между ягодиц. Сонхва оседает на чужой постели, растерянно смотря Хонджуну вслед, когда он выходит из комнаты. Ему определённо нужно расслабиться. Резиновое кольцо вокруг члена как будто пульсирует, а под мошонкой давит слишком сильно, но Сонхва не отступит. Они уже начали. — Итак, ты хочешь, чтобы я… — обращается к нему Сан, и Сонхва вздрагивает, когда он кладёт ему ладонь на колено. — Чтобы я что? — Я же сказал тебе. — Нет, хён. Объяснение «я хочу, потому что я так хочу» со мной не сработает, — Сан хмурится. — Ты расскажешь мне всё, что тебя волнует, почему ты беспокоишься, и только тогда я дам тебе то, что ты хочешь. Ты врёшь, говоря мне, что тебя волнует лишь собственная мягкость. Это не правда. — Ты не можешь сделать это просто так? — ёрзает Сонхва, ощущая неприятную, холодную липкость между ягодицами. Взгляд Сана, направленный на него, отвечает слишком красноречиво и без слов. — Конечно, нет. Тебе было бы достаточно таких аргументов, если бы я пришёл к тебе и попросил выпороть? — тон жёсткий, обвиняющий, рассеивающий слабую мотивацию Сонхва в мелкую-мелкую пыль. — Ни черта подобного, если дело касается кого-то из вас. Ты никогда никому ничего не рассказываешь, вынуждая делать это нас, но сейчас ты либо говоришь, либо уходишь. И ты знаешь, что я не позволю никому другому сделать это с тобой. Я скажу им, чтобы они гнали тебя к чёртовой матери. Ультиматум. Сонхва весь сжимается под темнеющим с каждой секундой ожидания ответа взглядом Сана. Хоть он и прекрасно осознавал, к кому шёл, всё же порой видеть такую категоричность Сана было для Сонхва несколько сложным. Сан плохо идёт на уступки, когда дело касается безопасности кого-то из мемберов, а сейчас Сонхва прямо просит эту безопасность нарушить. — Давай, Хва, пока хёна нет. Я знаю, что ты не любишь рассказывать никому про то, что происходит за закрытыми дверьми, и уважаю твоё желание сохранить все полученные эмоции в себе, — Сан подсаживается ближе и берёт ледяные руки Сонхва в свои — обжигающе горячие и сухие. — Но всё всегда было хорошо и никогда не требовало вмешательства. Что изменилось? Ты сделал что-то не так? Причинил кому-то боль? — Нет, я… — Сонхва, сидя сейчас перед Саном, уже и сам не понимает, настолько ли всё действительно серьёзно, как он думает. По факту — нет. — Я уже не уверен. Лицо Сана светлеет. Морщинка между его широких бровей пропадает, словно это именно то, что он хотел услышать. Сонхва выдыхает. — Я не буду осуждать тебя, если твои слова покажутся недостаточно весомыми, ты это понимаешь? И я не буду осуждать тебя, если наоборот. Не я определяю значимость твоих мыслей для тебя самого, Хва. Я просто слушатель, — Сан поглаживает костяшки пальцев Сонхва мягкими, осторожными движениями. — Просто расскажи мне, что тебя беспокоит. Ничего не уйдёт дальше этой комнаты, ты мне веришь? Сонхва удивляется, как Сану удаётся меняться так быстро и подстраиваться под него. Сейчас его взгляд тёплый и обволакивающий, словно пушистое одеяло, способное защитить от самых страшных монстров. Сонхва понемногу расслабляется. — Я потерял контроль, — тихо произносит он, и Сан заинтересованно приподнимает брови. — Я всегда очень тщательно готовлюсь к подобным… встречам. Наблюдаю за вами, делаю пометки, собираю образ того, что должно произойти. И в этот раз тоже. Ты же знаешь, у нашего Юно есть некоторые особенные увлечения, — начинает несмело Сонхва. Он прекрасно знает, что все в курсе чужих интересов и кинков, но ему всё равно неудобно обсуждать это. Как будто бы он не имеет на это права, хотя он, пожалуй, мог бы рассказать многое о любом из мемберов — даже больше их самих. — Я позвал Минги и Ёсана, чтобы, ну… — Сонхва ощущает, как начинает краснеть и смущаться. Странно делать это, сидя полуголым и с кольцом на члене, но тем не менее ему удаётся. — Да, я знаю, что такое сайз-кинк, хён, не красней так, — Сан улыбается ему и сжимает руки чуть крепче. Сонхва усмехается одним уголком губ. — И всё было прекрасно, пока Минги… Он предупредил меня, что будет более грубым, чем обычно. Я не придал этому значения, потому что Минги никогда не бывает грубым настолько, чтобы беспокоиться об этом. Но он был, и я растерялся, потому что по собственной глупости не ожидал этого от него. Он был грубым, а я отдался, потому что мне действительно такое нравится. И я даже ни разу к себе не прикоснулся, но кончил, настолько сконцентрировался на себе, — Сонхва нервно передёргивает плечами, смотря на собственные голые колени. — Прямо в штаны. — Так и что в этом плохого? Ты не можешь получать удовольствие, как другие? Можешь, мы оба это знаем, — лоб Сана покрывается морщинками, когда он снова хмурится. — Нет, — Сонхва трясёт головой. — Когда нас только двое, всё намного проще. Когда нас больше, я ответственный. Я не должен отвлекаться. Я должен всё контролировать, я должен… — Хва, — прерывает его Сан, и Сонхва поднимает на него взгляд. — Должен кому? — Себе. Сан непонимающе смотрит в ответ. — У меня нет ничего, кроме этого контроля, Сан-и, — Сонхва чувствует, как горло начинает жечь от этих слов. Он подбирается слишком близко. — Я не лучший танцор, не лучший вокалист, я не самый красивый и не самый сильный, я не самый быстрый и не самый талантливый, я просто… никакой. Я — средний. Вы — моё всё, я знаю вас лучше вас самих, я приложил множество усилий для того, чтобы изучить вас, и именно через вас я ощущаю свою значимость. Глядя, как вы плавитесь в моих руках, я ощущаю, что делаю это лучше других. Именно здесь я — лучший. И когда что-то идёт не так, это… это ставит под сомнение всё, что я делаю. Он видит, как с каждым его словом лицо Сана мрачнеет, и внутри него что-то отрывается. — А я позволил себе отвлечься, потерял связь со своим партнёром. Хорошо, что это была маленькое, незначительное упущение, и не произошло ничего действительно серьёзного. А если бы там был Уён? Или ты? — Сонхва начинает задыхаться. Далеко не все пристрастия парней настолько безопасные, чтобы можно было их игнорировать. Асфиксия, контроль, воск, лёд, ремни и плётки — всё это требует большей концентрации, и потеря контроля — непозволительная роскошь в данной ситуации. — Наши встречи — это не ты один, Хва. Всегда есть вторая или даже третья сторона со своей головой на плечах, — Сан перекладывает ладони на плечи Сонхва и мягко давит, желая успокоить. — А когда тебя нет? Мы встречаемся и без тебя тоже, в таком случае тебя это не беспокоит? — Не знаю, Сан-и, не знаю, я просто растерялся. Когда вы без меня, я не думаю об этом. Я не участник. Я знаю, что вы доверяете друг другу. — Получается, что ты нам не доверяешь? Сонхва резко вскидывает голову, даже не осознавая, что опять успел отвести взгляд. — Доверяю, конечно, я… — И ты думаешь, что кто-то из нас может навредить другому по-настоящему? — Сан смотрит слишком пристально. Изучающе. — Мы любим друг друга, Хва. — Я знаю, Сан! — Сонхва сокрушённо вздыхает, начиная злиться на самого себя. — Я знаю. Вы все любите друг друга, и я позвал Минги именно по этой причине — потому что он всегда нежен и ласков с вами, а с Юнхо особенно, и он очень к нему привязан, но в этот раз они… Они собачились друг с другом, а я такого не ожидал. Юнхо был явно не рад видеть Минги, а Минги хоть и старался делать вид, что всё в порядке, даже не скрывал, что обижен. А я не знал. И когда Минги ударил Юнхо с такой силой, что он упал на кровать, а я… я в этот момент позорно переживал свой долбанный оргазм, потому что за минуту до этого Минги трахнул Юнхо моим, блять, языком, — он закрывает пылающее от стыда лицо руками. Сан продолжает держать его за плечи, удерживая от падения. — И потом… если бы не Ёсан… Он сумел успокоить Минги. Заставил его. А я ничего не сделал. Я должен был, но не сделал. Сан притягивает его к себе и кутает в халат, поплотнее заворачивая полы внутрь. Кольцо на члене держится только за счёт того, что зажато между бёдрами, и Сонхва чувствует себя максимально не уютно. Сан гладит его по спине, обнимая, устраивает на своих коленях удобнее, стараясь унять нарастающие злость и беспокойство, но Сонхва уже где-то на грани. — Во-первых, не вы любите друг друга, Хва, а мы любим, — осторожно говорит Сан. — А во-вторых, то, что Юнхо никак не может высказать Минги все свои недовольства касаемо их отношений, это не твоя забота. Я понимаю, что это влияет на всех, но твоей вины в этом нет. — Сонхва чувствует, как Сан начинает перебирать его волосы. — Ну, ударил он, и что дальше? Ударил по лицу? Вряд ли. Ударил по заднице? Ты бы не беспокоился только о потере контроля, если бы это действительно переросло в конфликт, так? Значит, всё прошло хорошо. Юнхо остался доволен, и все это видели. Они разберутся с Минги и без нас, ты прекрасно это знаешь, — он невесомо целует Сонхва в скулу, убирая пряди волос с лица. — Тебе есть, что сказать ещё? Ты всё ещё хочешь сделать то, за чем пришёл? — Я хочу расслабиться, Сан. Хочу перестать это контролировать. Хочу довериться, хочу понять, что чувствуете вы, когда отдаёте мне всю свою власть. Как я делаю с вами то, что нравится мне, так ты должен сделать то же самое. — Почему я? — Сан прижимается губами чуть сильнее. — Чем это будет отличаться от любого другого нашего секса? — Ты непредсказуемый. Но ты никогда не теряешься настолько, чтобы ослабить себя. Никогда, — Сонхва судорожно выдыхает, ощущая лёгкие, нежные прикосновения к лицу. — И я хочу, чтобы ты потерялся. Отдай мне всего себя. Забери всего меня. Сделай всё так, как нравится тебе, не думай обо мне. Ты сможешь, другие — нет. Они слишком мягкие, слишком любящие, слишком аккуратные. Они будут слишком волноваться. — Хочешь, чтобы я взял всю ответственность на себя? Очень хитро, хён, — Сан дышит тяжело в шею. — Ты должен понимать, что вероятность секса сегодня будет мала, если я всё же выпорю тебя. — Здесь будет Хонджун на случай того, если что-то пойдёт не так. — Так вот в чём его роль, — усиливая хватку, Сан чуть смещает Сонхва со своих ног. — Я думал, ты просто хочешь, чтобы за нами наблюдали. — Я бы позвал Ёсана, будь это так. — Ему бы не понравилось, — Сан целует линию нижней челюсти, и Сонхва запрокидывает голову, открывая ему доступ к шее. — Он не любит звук, с которым ремень бьёт по коже, и всегда делает недовольное лицо. К тому же он очень тебя любит, уверен, он бы начал беспокоиться. — Мы все, — Сонхва сглатывает, когда Сан нажимает большим пальцем на точку пульса на шее, — мы все любим. — Степень у всех разная, и ты знаешь это, Хва. Так, как любит тебя Хонджун-хён, никто не любит, как бы мы ни хотели. Он же наверняка что-то говорил об этой твоей затее, я прав? — Он не в восторге. — Потому что он волнуется за тебя. Ты творишь откровенную хрень, но вряд ли кто-то, кроме него, сказал бы тебе, что думает, — Сан скользит одной рукой под ткань халата, сминая её. — А Ёсан-и… Он никогда не скажет ничего против, знаешь же. Особенно если будет думать, что тебе так комфортно, — сжимает мышцы чуть выше колена. — Так… Минги правда это сделал? Ты можешь рассказать мне, что произошло? — Ты знаешь, я не люблю обсуждать это с вами. Друга друга. Это неловко. — Неловко? — Сан усмехается ему в кожу — Сонхва чувствует резкий выдох. — Вчера он отсасывал мне, пока я разговаривал с сестрой, вот это было неловко. А так… Скажи мне, Хва, что такого он сделал, что наш драгоценный хён кончил без рук? Я немного завидую, — он пробирается пальцами выше по внутренней стороне бедра и постукивает по ободку резинового кольца. Сонхва вздрагивает. — Я же… — прерывается, когда горячая ладонь накрывает член и сжимает, — рассказал. — Мне нужны подробности. Тебе так сильно понравилось. Что он сделал? — Я, м, — Сонхва закрывает глаза, чувствуя, как по телу пробегают мурашки, — растягивал Юнхо языком. А Минги не дал отстраниться. Прижал меня со всей силы, я… Прямо за волосы и, — его голос затихает с каждым крошечным движением Сана, — так крепко. И Ёсан смотрел — близко-близко. И Юнхо, я отшлёпал его так сильно, Сан-и, так сильно, что он плакал, и он был таким мокрым, таким… — Сонхва бормочет, жмурясь от ощущения тепла внизу живота. — Все вместе такие красивые и потрясающие. Он откидывает голову на плечо Сана, и волосы спадают на закрытые глаза — Сонхва чувствует, как они щекочут щеки и веки от распространяющейся по телу дрожи. Теперь, когда он проговорил вслух свои тревоги, они и правда не кажутся такими уж серьёзными. Не все, но большинство, и это как будто бы позволяет дышать чуть легче. — Т-ш-ш, вот так, Хва, — Сан гладит его по голове. — Хорошо, что ты рассказал мне. А теперь ты будешь слушать всё, что я тебе скажу, и делать всё, что я скажу, ты меня понял? — Сонхва слышит его ровное, тихое дыхание прямо напротив уха и кивает. — Молодец. Ты веришь мне, да? Веришь хёну? Ты постараешься расслабиться, как и хотел? Сонхва снова беззвучно соглашается и ёрзает на крепких коленях Сана. Предвкушение начинает копиться в нём, словно капли росы в предрассветной траве. — Ты сказал всё, что хотел? — опять спрашивает Сан. — Да. — Открой рот. Сонхва послушно подчиняется и делает то, что велит ему Сан. Открывает рот широко и тут же чувствует холодный резиновый шарик между зубов и на языке. Сан затягивает ремешок от кляпа на затылке, фиксируя его крепко, и поправляет волосы, как если бы они были на каком-нибудь фансайне. Сонхва медленно открывает глаза, пространство под языком моментально наполняется слюной. Сан — абсолютно спокойный и расслабленный, внимательно смотрит на него в ответ. — Раздевайся, ложись на живот, — он спускает его со своих коленей, а затем выходит из комнаты. Сонхва, будто в трансе, скидывает халат с плеч и, убирая подушку и смятое одеяло в сторону, растягивается вдоль кровати. Старается дышать глубоко — насколько позволяет кляп во рту — и думает о том, насколько он устал. Он хочет отдохнуть. Хочет проснуться завтра и не чувствовать рамок, в которые сам себя и загнал. Хочет не чувствовать постоянной тяжести вины за собственное несовершенство, хочет не знать, что такое навязчивые мысли и состояние, хочет не понимать, что такое перманентная необходимость контролировать что-либо. Он хочет просто быть. Любить. Работать. Наслаждаться отведёнными ему минутами и часами с людьми, которых выбрало его сердце. Он хочет, чтобы кто-нибудь помог ему, либо обнажив все его страхи, либо рассеяв их. К тому моменту, как возвращается Сан, Сонхва чувствует, что замёрз, а мысли, которые, казалось, прекратили донимать, начинают терзать снова. — Руки мне, — Сан дотрагивается до поясницы, и Сонхва покорно заводит руки за спину. Запястий касается мягкая ткань, но позвонков — ледяная цепочка. Сан застёгивает наручники и садится напротив лица Сонхва, вновь убирая длинную чёлку с глаз. Его очаровательные ямочки на щеках и тёплая улыбка, его ласковый прищур — всё это совсем не стыкуется с тем, что происходит в комнате. Его мягкие прикосновения к скулам и к губам напоминают Сонхва о том, кто на самом деле находится перед ним. Их любимый, большой, чуткий Чхве Сан, который кажется устрашающим для тех, кто не знаком с ним. Может, у Сонхва напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, если он не замечает скрытую опасность в его действиях, но по факту Сан просто не опасен. Даже с арсеналом плёток, ремней, стеков и игрушек, он всё равно остаётся самым внимательным и аккуратным любовником, не способным навредить. Сонхва это знает, и именно поэтому он здесь. Сан не сделает ничего, чего Сонхва от него не ожидает. — Я не буду бить тебя за то, за чем ты пришёл ко мне, — внезапно говорит он, и Сонхва резко хмурится. — Я не буду бить тебя за то, что ты любишь нас настолько сильно. Это неправильно, Сонхва, ты это понимаешь? Я не буду бить тебя за то, что ты — буквально — наслаждаешься нами, — Сан продолжает говорить умиротворённо и тихо, сосредотачивая всё внимание на себе. Сонхва кажется, что кожа под огненными ладонями Сана жжётся. — Я не буду бить тебя за то, что ты потерял контроль над собой. Ты должен терять контроль рядом с нами. — Сонхва перестаёт дышать, потому что Сан кладёт ладонь поперёк его горла и слегка сжимает. — Но я ударю тебя три раза. Сонхва чувствует, как сердце начинает колотиться в груди быстро-быстро. Сан наверняка ощущает его острый пульс под своими пальцами, потому что снова гладит его по голове второй рукой и не отводит взгляд. Сонхва — вдруг — становится страшно. Так глупо и некотролируемо, ведь именно этого он и добивался, но паника охватывает его от макушки до пяток. Он сжимает руки в кулаки, и Сан цепляется за это короткое движение, прерывая зрительный контакт. — Как я и думал, ты не готов к этому, — он приближается и целует в плечо. — Как бы ты ни хотел пройти этот пусть самоистязания, ты знаешь, что не заслуживаешь его, Сонхва. Но я всё равно сделаю это, потому что кое-что мне всё же не понравилось в твоих словах сегодня. — То есть это ты решаешь, заслуживает ли он наказания или нет? Ты что, лучше него знаешь, что ему нужно? — голос Хонджуна высокий и неожиданно звонкий, и Сонхва вздрагивает его силы его звучания, как от пощёчины. Сан оборачивается, всё ещё сидя на корточках. — Нет, хён, я помогаю ему понять, что его мотивация — дерьмо собачье. Или ты думаешь, я должен каждую его прихоть выполнять? — хватка на горле Сонхва усиливается. — Я могу выпороть его, если ему это нравится, но не потому, что он вдруг решил, что трахает нас недостаточно хорошо, чуешь разницу? Обеспокоенный взгляд Хонджуна мечется от Сана к Сонхва, и последний ощущает, как начинают слезиться глаза. Под щекой скапливается слюна, потому что нет возможности сглотнуть, и Сонхва только надеется не задохнуться. Даже в таком обыкновенном вопросе, как снятие напряжения, всё равно всё идёт через одно место. Сонхва расстроен, но не удивлён. Страх не отступает. — Сядь, Хонджун-хён, и вмешивайся только тогда, когда это потребуется. Жёсткий тон Сана полностью обезоруживает. Хонджун поджимает губы, но молча садится в компьютерное кресло и складывает руки на груди. — Я возьму ремень помягче, не волнуйся. Непонятно, для кого он обозначает это, но Сонхва ему благодарен. Хонджун, кажется, и правда волнуется. Его тёмный встревоженный взгляд не отрывается от лица Сонхва, а руки сжимают подлокотники до такой степени, что костяшки белеют. Сонхва хочет обнять его и сказать, что всё в порядке, но всё, что он может делать — это лежать и молча смотреть на него, надеясь, что он понимает его без слов. Сан мнёт ягодицы Сонхва ладонями, сжимает и разжимает, разводит в стороны и мягко похлопывает. Наклоняется, чтобы поцеловать, действует бережно. Его прикосновения приятны и отзываются в сердце сладкой истомой. Сонхва вдруг запоздало вспоминает, что он, вообще-то, сегодня уже занимался сексом, пусть и находясь где-то глубоко в своих мыслях — когда палец Сана скользит в нём легко и плавно. Сонхва резко вздыхает. Он успевает услышать свист воздуха и заметить изменившееся лицо Хонджуна, прежде чем ощущает жгучую боль на ягодицах. Сонхва стискивает зубами кляп и мычит. Глаза наполняются слезами, когда Сан ведёт кончиками пальцев по месту удара, потому что это действительно больно. Сонхва к такому не готов. Он раскрывает ладони, пытаясь прикрыть горящую кожу, и всхлипывает, сразу же ощущая, как по подбородку начинает течь свежая слюна. Сердцебиение подскакивает к горлу. — Хва-я, — шепчет Хонджун, а Сонхва зажмуривается крепко-крепко. Это не помогает. То, что делает Сан, не помогает так, как думал Сонхва. Он понимает это только сейчас, неожиданно чувствуя себя глупым. — Это за то, что не доверяешь нам, — тихо произносит Сан. — Ты не один, Сонхва. Мы — единое целое. Никто из нас не сделает что-то действительно опасное. Мы любовники, а не изощрённые садисты и мазохисты. Мы всего лишь пытаемся сделать друг другу приятно. Второй удар приходится практически в то же самое место, и Сонхва уверен, что на третий его кожа лопнет от напряжения. Он поджимает пальцы на ногах от разливающихся по спине болезненности и огню, и снова всхлипывает — дыхание перехватывает от спазмов в глотке. Он больше никогда не будет сомневаться. Он будет верить безоговорочно, как верят остальные. — Это за то, что ты коришь себя, когда наслаждаешься вместе с нами, — Сан продолжает. — Секс — это обоюдно. Это общие чувства. Ты любишь нас, а мы любим тебя, и в моменте мы наслаждаемся друг другом. Ты не можешь отделять нас от себя и не должен думать, что ты какой-то не такой, если кончил не вовремя. Сонхва чувствует, как черепной коробке рвутся одна за одной тонкие нити его сознания. Чувствует, как тело, наполняющееся болью, натягивается, словно металлический трос, и это напряжение вытесняет собой абсолютно все переживания. Физическая составляющая перекрывает эмоциональную, отбирая возможность что-либо контролировать. Буквально. Когда Сан бьёт третий раз, Сонхва откровенно плачет от боли и вжимается бёдрами в постель от того, как ощущается кожа на ягодицах — тяжёлая, пульсирующая, толстая, как шкура животного. Пульс течёт по венам, разгоняя огонь по организму, и тело, уже переполненное ощущениями, разваливается на куски от облегчения. Сердце останавливается. Оно, недвижимое, воет истово также, как и сам Сонхва. Сан обещал три. — Это за то… — Сан прерывается на мгновение. — За то, что позволяешь думать о себе такие ужасные вещи. Сонхва чувствует, как Сан стирает слёзы с его щёк, и приоткрывает глаза. Лицо Сана поплывшее и мутное, но Сонхва всё равно читает сожаление на нём. — Ты — наша душа, Хва. Наше сердце. Самое трепетное и нежное, которым мы очень дорожим. Мы бережём его, потому что без сердца не может жить ничего в этом мире, ты это понимаешь? — Сан целует его в лоб и под глазом. — Никогда больше не приходи ко мне с такими просьбами, понял? Мы все любим тебя — я люблю тебя, — и мне больно слышать, что ты себя не ценишь. Мы недостаточно делаем, чтобы показать тебе твою значимость? Сонхва еле-еле ведёт головой из стороны в сторону. Нет. Просто порой ему кажется, что он не заслуживает всего того, что получает. — Мы не должны заслуживать любви, хён, — Сан ласково и нежно опирается лбом в его плечо. — Мы любим, потому что любим. Сонхва чувствует себя лучше, потому что Сан моментально озвучивает мысль, пришедшую ему в голову. Сан развеивает его страхи, а не обнажает. Поясница и бёдра горят от боли. — Я люблю тебя, потому что ты самый хрупкий и нежный из всех нас. Никто не любит нас так, как ты. Хён любит тебя, потому что ты — его опора и поддержка, ты — его половина, понимаешь? Юнхо любит тебя, потому что только с тобой чувствует себя в полной безопасности. Ёсан любит тебя, потому что только ты способен показать ему все наши грани. Научить его чувствовать. Раскрыть нас для него. Уён-и любит тебя, потому что ты всегда поддерживаешь его глупые затеи и позволяешь ему быть собой. Минки любит тебя, потому что только ты позволяешь ему быть слабым для самого себя. Чонхо любит тебя, потому что никто больше не способен понять, как тяжело ему даются наши отношения, и чего от этого ожидать. Но нам всё ещё не нужны причины, чтобы любить тебя, Хва. Сан прерывисто выдыхает, а вместе с ним и Хонджун. Сонхва видит его влажные, чёрные глаза, в которых плещется волнение. — Пожалуйста, хён, не позволяй себе думать, что ты недостаточный. В руках Сана появляется маленький тюбик. Крем кажется жирным и плотным на первый взгляд, а на ощупь оказывается обжигающим. Сонхва выдыхает через рот, надувая пузыри из слюны, когда кожу ягодиц начинает покалывать от холода. Ему больно — так невероятно, — что он скулит. — Останутся следы на несколько дней, — с сожалением произносит Сан. — Прости, что не сдержался, — он расстёгивает наручники и разминает Сонхва запястья. — Я отнесу тебя в твою комнату. Сонхва переворачивается на спину, отодвигаясь к стене, чувствуя, как задница трётся о простыни больно-больно. Его трясёт и знобит, кожа покрыта испариной, и он прикрывает пах ладонями, потому что от возбуждения, конечно, ничего не осталось. Всё тело лихорадит от разрывающей боли. — Ах, я намазал тебя кремом, чтобы ты обтёр его о постель? — Сан качает головой. — Он же специальный, охлаждающий. Но ощущая какую-то внутреннюю подъёмную энергию, Сонхва садится. Переносит вес на руки, переступает коленями по кровати, пододвигаясь ближе к Сану. Он всё ещё не может и не хочет говорить — почему-то прямо сейчас его потребность в этом абсолютно отсутствует. Сонхва тянется к чужому телу, скрытому тонкой футболкой, и пробирается под неё ладонями, жаждя ощутить то тепло, о котором говорил ему Сан. Хочет почувствовать его любовь, хочет забыться, хочет, чтобы его заласкали умелые пальцы и язык, хочет всего и сразу. После расширенных от протискивающейся во все поры боли по организму шарашит адреналин — шумит в ушах, и Сонхва кажется, что он чувствует его вкус на языке. — Ты уверен в том, чего хочешь, хён? — Сан мягко поддерживает его под локти. — Или это снова какой-то странный способ что-то доказать себе? Сонхва машет головой в ответ и задирает чужую футболку до груди. Красивое подтянутое тело Сана слегка влажное от пота, соски напряжены, мышцы пресса кажутся еще более рельефными от падающей на них тени. Сонхва хочется облизать его. — Тебе нужно отдохнуть, Хва-я, — на кровать подсаживается Хонджун. Он кажется ещё меньше, чем обычно, и Сонхва думает, что теперь он должен его любимому капитану целый мириад нервных клеток. Он молча перехватывает узкую, крошечную ладошку и кладёт себе на ягодицу, которая по ощущениям раздулась и стала на несколько размеров больше. — Так горит, Хва, давай помажем ещё раз. Но Сонхва закидывает руки на широкие плечи Сана и льнёт грудью к его груди, желая почувствовать жар его кожи. Ему так необходима близость, что слёзы снова начинают течь по лицу. Он трётся щекой о челюсть Сана, вынуждая того наклониться ниже, и ведёт тазом из стороны в сторону, нетерпеливо переступая коленями по кровати. Сонхва ещё, кажется, никогда так не нуждался ни в ком, как сейчас. Он сцепляет ладони за шеей Сана и выгибает спину, чувствуя, как Хонджун несмело гладит его по ногам — намного ниже ударов. Сонхва хочется кричать от разрывающих внутренности противоречий и возвращающихся эмоций, но кляп всё ещё находится в его рту, поэтому он мычит и стонет, когда Сан наконец-то даёт ему каплю того, что он так жаждет получить. Ладонь на члене такая же горячая, как и ранее, даже, пожалуй, горячее. Маленькие пальцы Хонджуна на внутренней стороне бедра ласковые и дразнящие. Они не осмеливаются подняться выше, забраться туда, где узко и мокро от кимовской спермы, и это лишь распаляет. Возбуждение скворчит на подкорке яркими ослепляющими вспышками, проникает сквозь боль всё глубже. Кольцо вокруг члена давит сильно, но здесь болезненность отзывается даже приятно. По сравнению с пылающими ягодицами это как лёгкая, заводящая игра. Возможно, так и есть. Сан обхватывает член Сонхва покрепче, давит на основание, хотя в этом нет необходимости — оно уже пережато кольцом. Член ритмично и ощутимо бьётся в пульсе, отчего внизу живота покалывает. Рука Хонджуна, наконец, достигает цели — мажет мягко между изранненых ягодиц, проминает подготовленные мышцы аккуратно, боясь навредить. Сонхва виснет на Сане ещё сильнее. Оттопыривает задницу навстречу прикосновениям, голова опущена между плеч, и Сонхва секунда за секундой наблюдает за тем, как изо рта на постель капает слюна — её много, она тянется прозрачными нитями, и когда Сонхва выдыхает через рот, она буквально льётся. Хонджун встаёт коленями на кровать рядом с ним. Обнимает одной рукой за талию, тоже поддерживая, а второй проникает глубже — двумя пальцами до костяшек так, что Сонхва стонет, а его член начинает отзывчиво подёргиваться. Они стоят так близко к друг другу — Сонхва висит на Сане, Сан обнимает Сонхва спереди, а Хонджун обнимает Сонхва сбоку, и всё так бесконечно тесно сплетается, что и в груди становится нечем дышать. Сонхва чувствует лишь возбуждение и любовь. Свободу, текущую по артериями и венам, крошечное счастье, свербящее в мозжечке, необъятную нежность. Он плачет, и слёзы стекают по носу, также падая на кровать и впитываясь в мокрые от слюны простыни. — Всё хорошо, Хва-я, — выдыхает Хонджун ему в ухо еле слышно и целует поверх. — Спасибо, что рассказал Сану всё, — снова целует и прижимает крепче к себе. — Я люблю тебя так сильно, мой хороший, так невообразимо. Прости, что редко говорю тебе это. — Сонхва всхлипывает. Он сжимает руки на шее Сана ещё крепче и подаётся бёдрами назад. Хонджун начинает двигать пальцами внутри него, подбирая правильный темп, и Сан умело подстраивается под него, отчего тело начинает гореть и изнутри тоже. — Мы сияем так ярко только благодаря тебе. Только потому что ты так безвозмездно даришь нам себя. Наша звезда, наше богатство. У Сонхва, кажется, заканчиваются силы, чтобы сопротивляться этому. Он верит прямо сейчас, в моменте, надеясь, что это поможет в будущем. Он просто не может не верить, когда ценные ему люди находятся с ним в период слабости и говорят нужные разуму вещи. Сонхва хочет быть слабым рядом с ними снова. — Любимый, — Сан шепчет в другое ухо, и Сонхва начинает откровенно трясти. — Без тебя мы — не мы. Сонхва распадается от трепетной ласки, которую получает. От эмоций, которые, вернувшиеся обновлёнными, рушат в нём грань за гранью, он чувствует себя вновь переполненным. Целым и цельным. Ему так хорошо и так спокойно, когда шею не душат цепи самоконтроля. Он тоже позволяет себе плавиться в чужих руках, словно воск в пламени. Становится жидким и текучим, просачивается сквозь близких ему людей и забивает собой каждую свободную щёлочку, не давая ничему лишнему и плохому проникнуть внутрь. Он не замечает, как Сан расстёгивает ремешки от кляпа на затылке — лишь по тому, как неожиданно начинает сводить челюсть, он обращает на это внимание. Сонхва обессиленно поднимает голову, перехватывая глубокий взгляд Сана на себе, и тот вытирает ему подбородок рукой от лишней влаги. Зато щелчок кольца раздаётся оглушительно громко — может, оттого, какой стремительной тяжестью наполняется ноющий член. Сан припадает к влажным губам Сонхва, целуя плавно и неторопливо. Продолжает двигать рукой по члену, чуть сдавливая на головке, и их совместная с Хонджуном забота о наслаждении заставляет Сонхва чувствовать чёртову бесконечность. Он заканчивает, тихо поскуливая от скручивающей нутро любви. Тело подводит его — руки соскальзывают с плеч Сана, но он быстро подхватывает его и прижимает к груди. — Принеси полотенце, хён, — еле слышно просит Сан, и Хонджун подрывается с кровати, уносясь, вероятно, в ванную. — Сейчас пойдём спать, — Сан гладит Сонхва по спине. — В душ завтра, но мы о тебе позаботимся. Хонджун возвращается быстро, притаскивая с собой пару полотенец — мокрое и сухое. Вытирает Сонхва сначала лицо, убирая остатки слёз и слюны, проходится по груди и осторожно вытирает нижнюю часть тела. — Ты поменял бельё? — грудная клетка Сана гудит, и Сонхва, кажется, находится в полной прострации. Ему нравится это беспомощное состояние, потому что он как никогда чувствует себя любимым. — Да. — Хорошо. Сан легко подхватывает Сонхва на руки и прямо так, голым, уносит в его собственную комнату — Сонхва туго соображает перевозбуждённым событиями мозгом, но замечает знакомый интерьер и розоватое свечение своего ночника. — Ты хочешь, чтобы мы остались с тобой? — спрашивает Сан, укладывая его в чистую, свежую постель и укутывая в одеяло. — Я приду, чтобы намазать удары в любом случае. — Да, — хрипит Сонхва, еле ворочая языком. — Позови Джун-и. Сан кивает и целует его в щёку напоследок. — Сан-и, — Сонхва цепляется слабыми пальцами за чужие горячие пальцы. — Спасибо. — Я люблю тебя, хён, — Сан мягко бодает его лбом. — И я всегда здесь, — он указывает Сонхва в область груди. Сонхва закусывает губу, пытаясь сдержать подступающие слёзы. Сан встаёт и всё же уходит, но вместо него сразу приходит Хонджун. Такой же встревоженный, как и раньше, он выглядит более подвижным, чем обычно. — Останься, — зовёт он, и Хонджун тут же замирает около него. — Пожалуйста. — Конечно, Хва, — он резво перебирается через Сонхва и устраивается с другой стороны от него. Прижимается со спины, стараясь не задевать нижнюю часть тела. Сонхва чувствует его дыхание на затылке и расслабляется. — Не делай так больше никогда. Клянусь тебе, я убью тебя, если ты ещё хоть раз провернёшь что-то такое. Сонхва ничего не отвечает. Лишь погружается медленно в сон и тепло, в ощущение близости между ним, Хонджуном и Саном, и проваливается в безмятежную негу — плотную и осязаемую. Матрас спереди от него прогибается, и теперь Сонхва зажат со всех сторон, словно в кокон. — Я люблю вас, — бормочет он, находясь на пороге сна. В его мыслях пустота, и тело дышит так свободно, готовое, кажется, вот-вот воспарить. Он обязательно поговорит со всеми мемберами по отдельности. Он найдёт в себе силы, чтобы выложить свои беспокойства и не доводить их больше до такого состояния, как сейчас. Он обязательно станет честным с самим собой. Или, быть может, лишь попытается.