Увидимся в Аду

      С минуты Вокс пытался склеить фрагменты подкинутого ребуса, а заключительные детали в виде его совсем не окровавленной руки и сияющего лица Аластора, который едва сдерживал прорывающийся смех, помогли решить эту задачу.       От осознания его тотчас перекосило от злобы, а тело начало бешено колотить. — Ты совсем больной?! — кипящим от гнева голосом прорычал Вокс, нависнув над улыбающимся лицом. — Ну, вообще-то да, — Аластора начало мелко трясти, а губы заметно дрожали. — Ты разве не слышал медсес… Пха-ха-ха! П-прости! Я не могу, твое выражение… неописуемо!       Его хриплый, чарующий своим бесстыдством смех разом наполнил всю комнату, а вместе с ней — каждую клеточку в теле Вокса. Он не знал, что делать: кричать от ярости, обреченно вздыхать или все-таки отвесить пару мстительных ударов. — Кретин! — прошипел он, ногтями впиваясь в кожу на запястьях. — Что за гребаные шутки? А если бы я тебя застрелил? — А ты настолько хорош, что умеешь целиться затылком? — притворно-восхищенно поинтересовался Аластор и громко втянул воздух от нажима. — Ай! Ладно тебе, старина, это просто безобидная шутка. Зато ты теперь знаешь, что может случится, если не запирать дверь.       Вокс вздрогнул, уловив хитрые, угрожающие нотки в задорном голосе. Любой нормальный человек трактовал бы эту фразу так:       Я устроил эту сцену, чтобы научить тебя закрывать двери, ведь в дом может войти кто-нибудь и напасть.       Но Вокс знал, что если речь шла об Аласторе, то смысл мог быть и вовсе другим:       Это было первое предупреждение. Если посмеешь повторить подобную оплошность, то вместо линейки я уже использую нож.       Почему-то он произнес это в голове голосом, окруженным радиопомехами. И Вокс всеми силами пытался сделать вид, что понимал только первое трактование — честно говоря, он и верить в него больше хотел. — Херовое у тебя чувство юмора, — угрюмо буркнул он, спрятав волнение и нервозность за осуждением и недовольством. — Я ведь мог тебе навредить.       Он скривился от последнего слова, потому что оно буквально кричало:       Я могу тебе только навредить, но до сих пор не в состоянии убить. Даже если ты на меня нападешь.       Аластор хихикнул то ли от упрека, то ли от абсурдности, по его мнению, последней фразы. — Хм… а мне кажется, что все же вышло забавно, но на вкус и цвет, — он попытался вывернуть руку и поморщился. — Хотя я не совсем понял, что ты мне сказал во время возни. — Ничего я не говорил, — немного пристыжено ответил Вокс и поспешил поменять тему: — А ты как, черт возьми, узнал, что я приду именно к себе, а не поднимусь наверх?       Он сверкнул настороженным взглядом. В голове пронеслась мысль, что Аластор, как и он недавно, мог рыскать в комнате, а театр одного горе-актера устроил, чтобы отвести подозрения. — Вообще-то я спустился забрать свои очки. А ты как раз заходил обратно, вот я и решил тебя оригинально встретить! Хотя немного обидно, что ты не удосужился подняться и извиниться за причиненные мне неудобства.       Никакой обиды в голосе не звучало — он даже не пытался ее сымитировать — а губы растянулись в хитрой улыбке. Вокс мог бы попытаться его обвинить, но карие глаза, действительно, нахально глядели на него сквозь толщу стекол. — В качестве извинений примешь клок выдранных тобою волос, — он фыркнул, в самом деле не понимая, чему верить. Он смотрел в чужие глаза, очень стараясь найти в них ответ или какую-нибудь подсказку, но видел лишь насмешку, хотя знал, что в глубине плескалось дьявольское, грешное естество. — Послушай, — вдруг позвал его Аластор и невольно поджал губы. — Ты не против слезть? Мне немного больно.       Вокс точно опомнился, но не спешил ослаблять хватку: стояло стойкое ощущение, что он таким образом откроет клетку с кровожадным зверем. Однако все же пришлось под пристальным взором нехотя отстраниться. — Силен, — поморщившись, фыркнул Аластор, когда принял сидячее положение. — Даже слишком.       Вокс пожал плечами, не понимая, почему слова мужчины прозвучали так обвинительно. Разве плохо уметь давать отпор? Однако, когда он заметил, как тот с кислой миной протирал покрасневшие запястья, то понял, что имелись в виду нанесенные ссадины. — Наверное, адреналин, — безучастно сказал Вокс, совершенно не чувствуя за собой вины. Пусть ублюдок дважды думает, прежде чем заходить ему за спину. — Возможно, — задумчиво согласился Аластор, а после протянул руку вперед. — Ладно, я пойду. Верни, пожалуйста, пистолет.       Вокс посмотрел на него в немом изумлении, будто ослышался. Ему сначала почудилось, что Аластор спятил, решив, что после такого Вокс спокойно отдаст ему оружие.       Прикрепленный к ноге пистолет.       Серийные убийства.       Трупный запах в доме.       Имитация нападения.       Все факторы вопили о том, что, если отпустить Аластора — это открыть клетку со зверем, то вернуть пистолет — все равно что самолично залезть в пасть.       Однако о подозрениях Вокса Аластор не знал или делал вид, что не знал. Поэтому объективно он мог требовать вернуть принадлежавшее ему оружие. А если бы Вокс отказался, то лишь подтвердил бы: мол, да, я подозреваю тебя и совсем не доверяю.       В таком случае, маска была бы снята, и перед Воксом уже предстал бы не миролюбивый сосед, а отголосок настоящего Радио Демона.       «Мне нужно выиграть время, — судорожно размышлял мужчина, стараясь не выдавать своего волнения. — Оттянуть и сделать так, чтобы он не захотел меня убивать»       Взгляд зацепился за протянутую руку — точнее, за место чуть выше кисти. Идея пришла сама по себе, и вместо пистолета Вокс протянул в ответ свою руку, осторожно сжимая чужие пальцы. — П-пойдем со мной, — сказал он, ненавидя себя за дрогнувший голос. Он помог слегка озадаченному Аластору подняться, но тот не спешил слепо следовать. — Куда? — натужная любезность потухла, и говорил он с неприкрытым недоверием. Глаза при этом буравили бедра, выискивая пистолет в кармане. — Зачем нам куда-то идти?       Клокотавшее в душе волнение пришлось срочно подавить, спрятать за вкрадчивостью. — Пойдем и увидишь. Будет весело, — вложив в голос максимум доброй интриги сказал он. — Или ты меня боишься?       Блеснувшие глаза скользнули по нему колючим взглядом, на губах заиграла азартная улыбка. Вызов был принят.

***

— И что в этом веселого? — недоумевал Аластор, чей полный негодования взгляд Вокс чувствовал затылком, пока искал бинты аптечке. — Ничего, но иначе снова пришлось бы тебя тащить на плече, а у меня нет лишнего позвоночника, — проворчал Вокс, вынимая бинты из коробки и кубики льда из морозильника. Завернув последние в кухонное полотенце, он присел напротив Аластора.       Тот, подперев щеку свободной рукой, неохотно смотрел, как к его покрывшемуся синяками запястью приложили холодный компресс. — Это ни к чему. На мне все быстро заживает. — Я делаю это не ради тебя, — отдернул его Вокс и усмехнулся. — Просто не хочу, чтобы мисс Дельгадо подумала чего неправильного, когда придет снова тебя осматривать. — А что она может подумать? — удивленно спросил Аластор, и Вокс приложил усилия, чтобы не закатить глаза.       «Верно, он же живет в веке миссионерской позиции и только при выключенном свете» — Что у тебя слабые сосуды. — И часто она будет приходить? — подчеркнуто вежливо спросил Аластор, словно ему было совершенно неинтересно. Вокс торжественно глянул на него. — Очень часто, мы условились больше проводить времени вместе. Также она вряд ли успокоится, пока не убедится, что ты полностью здоров.       «Первая удочка заброшена, — мысленно возликовал Вокс при виде нахмуренного лба и задумчивого взгляда. — Пусть ублюдок знает, что теперь есть тот, кто заподозрит неладное в случае моей пропажи» — Она невероятно любезна, — протянул он с усмешкой. — Только не начинай и ей заливать про тленность человеческого тела. — Спасибо за совет, — сквозь зубы процедил Вокс и принялся обматывать бинтом посиневшую кожу. Было странно видеть, как легко можно нанести Аластору увечья. Он всегда казался таким… труднодоступным.       «Во всех смыслах», — досадно добавил он, заметив, как менялось выражение лица, когда по коже проходились его пальцы. И дело ведь было совсем не в боли. — Тебе в детстве не хватало внимания от родителей? Ты постоянно намереваешься ко мне прикоснуться, — словно прочитав его мысли, не сдержался мужчина. Возможно, он намекал на обман с маслом, а, может, было еще что-то. — Я просто стараюсь помочь, — Вокс попытался выглядеть оскорбленным. — И не моя вина, что ты так странно переносишь тактильность. А ведь из-за этого мы чуть не утонули. — Из-за меня? — изумление в его хриплом голосе было неподдельным. Вокс старался не отставать и посмотрел на него озадаченно, как на сумасшедшего. — А из-за кого же еще? Это же не я жалуюсь на холод, а потом дергаюсь, как в припадке, когда ко мне хотят притронуться и отогреть, — он понижал тон с каждым словом, будто его злили эти воспоминания. — В итоге оба замерзли вплоть до простуды.       Он не смотрел на Аластора и мог лишь догадываться, какое у того было выражение. Однако по сжавшейся руке понял, что, скорее всего, сердитое.       «Вторая удочка — заставить усомниться в своих намерениях, внедрив чувство вины. Если, конечно, у тебя, мудак, есть хотя бы его отголосок» — А я… почему-то помню толчок, — вдруг сухо произнес Аластор. Вокс на секунду поджал губы, а после, нацепив нужную маску недоумения, поднял взгляд. — Ну, да, виноват, но я же… — он осекся и застыл, точно от пощечины. — Погоди, ты же не думаешь, что я это сделал специально?       Около минуты Аластор вглядывался в него, но в карих глазах не отображалось четкого ответа: одно лишь темное любопытство. — А как еще это можно было расценить?       Вокс не выдержал, и стул с громким скрипом отодвинулся, а сам он встал и шокировано воскликнул: — Да ты с ума сошел?! Я бы никогда… черт, так ты поэтому носишь с собой пистолет? — глаза театрально забегали по кухне, а ладонь прижалась ко лбу. — Это был рефлекс, Аластор! — твердо произнес, словно сам верил этим словам. — Ты тогда обернулся очень резко. А я порой… не могу контролировать себя, особенно под адреналином. И происходит вот это…       Он указал на синяки на чужом запястье и отвернулся якобы от сожаления. Рука сжалась на спинке стула до белеющих костяшек, и Вокс простоял так несколько секунд, прежде чем с болью в голосе продолжить: — Я очень злился на себя после того, как мы вернулись. Сорвал эту злость на тебе, но на самом деле ненавидел себя. Ведь из-за моей реакции ты мог погибнуть… я бы… я бы не смог простить себе этого, — он замолчал, поворачиваясь, чтобы убедиться, что не переиграл. — Приехать в этот чертов город и застать в нем два трупа важных для меня людей — невыносимо даже думать о таком. Да, представь себе, ты стал важен для меня, Аластор.       Вокс подошел и присел на одно колено перед ним, беря в свои руки дрогнувшие кисти. Он старался вложить в слова столько искренности, сколько мог, при этом ощущая себя героем какой-то мыльной оперы. — У нас, конечно, не всегда клеится разговор, потому что ты ведешь себя порой как заносчивый выскочка, — губы его искривились, будто он силился не улыбнуться. — Но… ты помог мне. И мне чертовски неприятно видеть тебя в болезненном состоянии, зная, что в этом и доля моей вины есть. По этой причине я так пытаюсь помочь тебе! Да, грубо, нелепо, но мне, правда, не все равно.       «Третья удочка — обескуражить распахнутой настежь душой; втянуть в азарт посмотреть, что внутри»       Они оба некоторое время молчали под нависшим давлением внезапного откровения. Вокс смотрел, не отрываясь, и боялся, что переборщил, перегнул с чувствами. Он выжидательно наблюдал, как на румяном лице сменяли друг друга не совсем понятные эмоции: то ли неловкость, то ли отвращение. Наконец, Аластор усмехнулся, и беззаботные нотки смешались со звонким тенором: — Тебе не было нужды так распинаться, друг мой. Поверь, я ни в чем тебя не обвиняю! Как-никак, ты спас… — на этом слове его голос будто скрипнул, — …меня. Просто мне было интересно услышать от тебя версию столь курьезного случая. — Тогда… почему ты носишь с собой пистолет? — осторожно спросил Вокс, выпуская чужие руки. — Не будь столь высокомерным! Дело не в тебе, ведь я говорил, что у нас в городе пропадают люди. Так что в целях безопасности я начал носить оружие — и задолго до нашего знакомства, — Аластор говорил с обманчивой заурядностью, но в хриплый голосок так красиво вплеталась нить убеждения. — Поэтому я и рассердился на то, что ты не запер дверь. Это было опасно, и я бы не хотел засвидетельствовать твою смерть или пропажу. Может, прозвучит сентиментально, но мне тоже не все равно.       Они обменялись улыбками, а воздух на кухне как никогда был пропитан ложью.