***
Дверь захлопнулась, и первое, что хотел сделать Вокс — броситься следом за Аластором, догнать и… что? Убить? Вновь извиняться? И то, и другое не увенчалось бы успехом в любом случае. По этой причине, он оставался на месте до тех пор, пока обстановка вновь не начала его неимоверно раздражать. Голова немного кружилась после удара, так что идти и думать одновременно было проблематично. Остановившись возле церкви и присев на скамью, Вокс прикрыл глаза и задумался над своим положением. И во-первых, с кем он вообще имеет дело. Когда он только переместился, то рассматривал Аластора из этого мира и Аластора из загробного как одно целое. Точнее, он хотел видеть в человеческом теле демонические черты. Но не видел, и лишь улыбка помогала держать в голове тот факт, что парень, приютивший его, был будущим Радио Демоном. Но после все шло наперекосяк. Радио Демон убил бы Вокса в первый же день знакомства. Потому что Радио Демон не проявляет заботу просто так, он ищет выгоду. Аластор же не убил его. Да, возможно, намеревался, но не убил. Причины Вокс не понимал, как и не понимал почему тот был так добр, гостеприимен и вежлив. После этого он стал задаваться вопросом о том, есть ли разница между живым и мертвым. Появились первые весомые сомнения. Но их приходилось жестоко обрывать: убить мертвого не так тяжело, как убить живого. Сомнения подкреплялись дальше наличием того, что было у Аластора и не было у Радио Демона — изменений от времени. Вокс до сих пор помнил те пять фотографий, где менялись черты лица, рост, и где впервые он увидел Аластора без улыбки. Забавно, что он только сейчас осознал, что за чувство в тот момент испытал. Однако все равно Вокс продолжал искать в человеческом меняющемся теле рога, клыки и смерть, которые принадлежали тому, кто давно застыл. А после наступила она… чертова тяга к жизни. Радио Демона Вокс бы убил без колебаний, он всегда мечтал его уничтожить. А Аластора, чью хватку и дыхание до сих пор чувствовал сквозь холод воды — нет. Границы с тех пор размывались все сильнее и сильнее, а стертая в ночь неудавшегося утопления улыбка лишь усугубляла ситуацию. Потому что Радио Демон никогда не перестает улыбаться. И так продолжалось постоянно: Радио Демон не мог болеть, а Аластор худо-бедно, но понимал и принимал слабости своего тела. Радио Демон не стал бы терпеть, чтобы вокруг него вились и пеклись. Аластор, видимо, услащенный материнской заботой и не будучи всесильным оверлордом, вполне мог. Радио Демон не стал бы миндальничать с пустоголовыми, занудными соседями без особого желания. А Аластор был вынужден проявлять дух добрососедства всегда. Радио Демон не чурался сплетен и пересудов, ведь они были полезны. А вот Аластор их сторонился или делал вид, ведь от него это требовалось. Аластор из Ада наслаждался своей силой и могуществом. Аластор из Нового Орлеана же считал могущество скукой. Он видел привлекательность в несовершенстве собственного тела. И самое главное отличие было в том, что Аластор беспокоился о том, чтобы быть самим собой. Его волновало мнение окружающих и уверенность в его «идеальности». Казалось, демон скрывался глубоко, где-то в ядре, и был окружен слоями нюансов человечности, которые могли быть уничтожены лишь смертью и временем, проведенным в котле, о чем, похоже, пытался сказать старик Лоа. И Вокс принял этот факт. А оттого злился на себя. Он терпеть не мог людей, в целом все человеческое, ведь это мешало ему вернуться домой. Но при этом он вожделел от человечности, которую демонстрировал ему Аластор. Изменения, жизнелюбие, нужда в заботе, слабости, навязанные принципы, страх отчуждения и непринятие внутренних пороков — все это было проявлением человечности, из которых были сотканы живые и, соответственно, соткан Аластор. Без сомнений, Аластор был человеком. А, значит, и чувства его были человеческими. И, может, Вокс плохо понимал, как работает градусник, или забывал об опасности горячей пищи, но подсознательно он осознавал, что чувства нетронутых адским пламенем людей, как и их тела, были невообразимо хрупки.Часть 31. Конфликт
25 апреля 2024 г. в 21:29
— Ну-у, так что скажешь? Я сумел доказать свою невиновность? — неуверенно спросил Вокс, наблюдая, как Аластор застегивал запонки. После того, как он бросил фразу о том, что больше не перестанет улыбаться, не сказал ни слова.
Разумеется, Вокс знал, что тот лукавит или специально выводит. В самом деле, не будет же он из-за такой глупости, как стояк, ставить крест на других проявлениях эмоций на своем лице? Да бред же!
Еще несколько минут, пока Аластор одевался, Вокс терпеливо ждал вердикта. Он встал на ноги, вытер кровь, но не спешил отходить от двери. И, лишь когда пальто было застегнуто на все пуговицы и крепко завязано поясом, Аластор ответил:
— Да, теперь я убежден, что ты говорил правду.
Он повернулся и протянул руку. Изначально Вокс почувствовал неладное: хоть голос у Аластора был спокойным и ровным, лицо сделалось каким-то отстраненным, а в глазах скрывалась загадка. Но протянутая рука развеяла все сомнения и приободрила, она была похожа на символ победы и ценилась в тысячу раз больше любой медали.
— Рад, что все разрешилось, — Вокс пожал ее, вспоминая, как много раз мечтал сделать это в Аду. Однако презрительная усмешка, скривившая губы заставила его моментально позабыть о празднестве. Тонкие пальцы брезгливо выскользнули из чужой хватки, и их протянули снова, но уже отчетливо подушечками к верху.
— Ключи, — четко проговорил он, глядя холодно и бесцветно.
— Что? — не понял Вокс, чья улыбка постепенно меркла. Аластор вздохнул.
— Ты запирал дверь, когда выходил преследовать меня?
Вокс посчитал вопрос странным и неуместным в данной ситуации, даже для шутки.
— Да, запирал, — ответил он настороженно. Последовал короткий кивок и легкое движение пальцев, призывающих заполнить пустую вытянутую ладонь.
— Тогда давай ключи, — с отчуждением потребовал Аластор, но в голосе слышалась настойчивость. — Я пойду домой и приму душ. А ты… впрочем, иди куда хочешь, мне плевать.
Вокс непонимающе глядел на него, а тот без тени смущения ухмылялся. Так странно: улыбка была привычной, а вот глаза вдруг стали ледяными, почти безжизненными. Догадки начали раскрываться одна за другой, и нечто похожее на тревогу стальной цепью сковало горло, отчего говорить стало непросто:
— Ты же сказал, что простишь меня, — обвинительный тон не был в планах, но Вокс ничего не мог поделать. Бороться с нарастающей тревогой он привык агрессией.
Глаза Аластора недобро блеснули, но тон был обманчиво задушевным и медовым.
— Насколько я помню, мы условились, что ты сумеешь убедить меня. Что же, поздравляю, я убежден и теперь более не сомневаюсь в твоих словах, — на мгновение Вокс успел поверить успокаивающему тону, но лишь до того, как отголосок стали проскользнул в нем. — Но кто сказал, что я тебя простил?
От этих слов земля словно ушла из-под ног. Было ощущение, что он выиграл в лотерею и лишь потом понял, что билет оказался липовым.
Дар речи вернулся через минуту. Хотелось говорить непринужденно, будто меньшее, что ему было нужно — какое-то там прощение. Избавиться от образовавшегося в горле комка получилось далеко не сразу.
— Понял-понял, — он криво усмехнулся и выставил ладони. — Я сильно накосячил перед тобой. Скажи, как я могу загладить свою вину?
Сначала он надеялся, что ответ будет не слишком дорогим или не слишком унизительным. Однако, посмотрев на пустой, задумчивый взгляд, тревога начала обращаться в панику.
— Во-первых, отдать мне ключи, — с расстановкой ответил Аластор, вновь тряся рукой. — Во-вторых, дать мне пройти. И в-третьих… оставить меня в покое.
Его улыбка стала шире, но голос звучал так, будто Аластор вообще заставлял себя говорить. Обычно в похожие моменты его голос был звенящим от насмешек и издевок, иногда, как недавно, жарким от гнева и злости, но сейчас он точно заледенел. Такого раньше не было.
— Если ты на меня злишься… — осторожно, уже без былой уверенности начал Вокс, но его оборвали.
— Я не злюсь, — выдохнул Аластор и, задумавшись, уточнил: — Уже не злюсь. Просто я осознал, что люди, подобные тебе, которые способны на все ради достижения своих целей, мне противны.
Да, теперь было отчетливо слышно, что он говорил не со злостью, а холод бушевал от обиды. Но Вокс не мог понять причины: он сделал все, все, что было в его силах, чтобы доказать правду своих слов. Что Аластору было еще нужно?
— Я же сумел подтвердить, что не хотел разводить тебя на секс, — выпалил он, дыхание сбилось от негодования. Аластор кивнул, его улыбка начинала бесить.
— И ради этого запер меня здесь, — напомнил он. Брови у мужчины поползли вверх от изумления. Эти слова прозвучали с неприязнью, но ему до этого казалось, что Аластор был не против, он ведь сам согласился.
— Не понимаю, в чем претензии, — он нахмурился и сложил руки на груди. — Ты пошел со мной добровольно. И что-то не припомню, чтобы я набрасывался на тебя и раздевал силой.
Аластор на секунду оцепенел, а потом рассмеялся. Его смех был тяжелым, а не привычно шелковисто-невесомым.
— Так вот как называется теперь добровольность. Похоже, я отстал от жизни.
Вокс стиснул зубы. Насмешливая непринужденность раздраконивала его.
— Да о чем ты? — сдержанно спросил он, хмуря брови. — Разве я хоть раз…
— Два раза, — не стал тратить его время Аластор и испустил фальшивый смешок. — Два раза за одно утро.
Вокс открыл было рот, а потом закрыл. От потрясения мысли не сразу связались воедино, и смысл дошел до него спустя время.
— Давай тогда постоим здесь и на глазах у всех обсудим мой стояк.
— Можем продолжить: я буду сидеть здесь, ты будешь меня избивать. А потом вместе посмотрим, что скажет персонал и пресса на закрывшегося радио хоста и его истекающего кровью друга.
Вокс понял, чем был так огорчен Аластор: его слабости, высказанные в порыве откровений, использовали против него.
Мужчина был уверен, что оскорбить Аластора может склонение к близости путем задушевных бесед. Потому что это бы оскорбило Радио Демона.
Но чтобы тот испытал огорчение от использования сведений для каких-то мелких уловок? Мужчина не совсем понимал такую глубокую реакцию.
Он делал так постоянно и намного хуже: манипулировать полученной информацией ради достижения цели было для него естественным, в привычке вещей. И на его поле боя это был ожидаемый ход. В корпоративных кругах и тем более в круге гордыни чтобы выжить, нужно быть акулой, которая еще в утробе сжирает всех конкурентов и не чурается ничего ради победы, ради жизни. И уж кто-кто, а Радио Демон прекрасно должен был это осознавать.
«Однако здесь не Ад», — шепнул ему внутренний голос, заставив ощутить сухость в горле.
«И ты же давно понял, что перед тобой…» — он сфокусировал взгляд на чужих губах, которые еще несколько минут назад были притягательно опущены.
«…не Радио Демон»
Руки вдруг затряслись; сжав их в кулаки, Вокс с опасением всмотрелся в ничего не выражающий взгляд.
— Прости, — губы беззвучно шевелились, озвучить это слово с полноценной искренностью и осмысленным раскаянием было слишком непривычно. — Так было нужно.
— Не сомневаюсь, — безмятежно произнес Аластор и, подойдя ближе, внимательно вгляделся в лицо Вокса. Их вновь разделяли какие-то сантиметры, карие глаза были так близко, что очки становились незаметными. Воздух, который Аластор выдыхал, был теплым, а оттого не верилось, насколько холодными были озвученные им фразы. Губы, изогнутые в улыбке, сократили расстояние до чудовищно опасного и бархатно, елейно зашептали: — А мне нужно вот это.
Он отошел резко: и Вокс со стыдом понял, что невольно потянулся за ним. Глаз зацепил связку ключей в чужих пальцах, и он поразился, как не заметил вторжения в карманы.
— А теперь дай мне выйти, — с любезностью и мягкостью попросил Аластор. Однако Вокс чувствовал напряжение в воздухе, которое кричало уступить, уйти от опасности. Но он не мог.
Однажды он отпустил Аластора, и тот покинул его на семь лет физически и навсегда с разрывом их партнерства. В голову закралась мысль — мерзкая и третирующая.
«Убей его», — кричал голос разума. — «Это последний шанс. Убей его!»
Они одни в пустой комнате, и никто не помешает. А если он отступит, то может навсегда лишить себя возможности просто приблизиться. Пистолет закреплен на ремешке под брюками, и чтобы его схватить понадобится время. Если наброситься прямо сейчас, то велик шанс ударить чем-то тупым или просто придушить.
Но тут отвага оставила его. То ли страх, то ли еще что сковали дрожащие руки, а вот ноги почему-то слушались прекрасно: отодвигая тело в сторону и освобождая путь к выходу.
— Благодарю, — вежливо произнес Аластор и ровными шагами вышел из комнаты.
— Не стоит, — запоздало бросил Вокс, не в состоянии более пошевелиться, точно примерз к деревянному полу. Отчего-то разбросанная рухлядь из кнопок и проводов уже не казалась такой мерзкой.