***
Брюнет и блондин совершали неспешный танец из движущихся рук и губ. В больнице получалось разве что перепихнуться по-быстрому, потому что в любой момент могли вызвать в приёмный покой или любое другое неотложное дело. Да и медицинская униформа лишала всякой романтики, хотя неоднократно была предметом пошлых шуток, насколько в ней удобно заниматься сексом. У Буччеллати, как оказалось, была узорная татуировка на груди, и Джорно проводил по ней пальцами.***
Джорно крепко спал. Золотистые кудри рассыпались по подушке. Буччеллати провел по волосам, а затем опустил руку к промежности. Он просунул пальцы между ягодиц — там ещё было влажно от смазки, парень вымотался настолько, что заснул сразу, не сходив в душ. Бруно ввёл пальцы на всю глубину, погладил простату. У спящего на лице появилась гримаса, словно бы ему было больно, хотя на самом деле это было не так. Бруно надавил немного сильнее, Джорно проснулся со стоном: — У вас когда-нибудь голова болеть будет? — произнёс недовольно, уставившись на свой стояк. — Нет, — ответил Буччеллати, разрывая упаковку презерватива. — Остаться с ночёвкой — плохая идея. — А это мысль, — конечно, он не собирался предлагать съехаться, потому что слишком сильно ценил личное пространство, но периодически приводить в гости — почему бы и нет.***
— Всё, братья-кролики, накрылись шабашки медной пиздой! — заведующий был зол как сатана, у которого увели несколько тысяч душ. — Почему? — Потому что кто-то сдал нас главврачу, что мы делаем нелегальные операции! Фуго и Джованна не были обрадованы этой новостью, и это ещё было мягко сказано. Если у Буччеллати доходы бы просто поредели, потому что как заведующий он и так получал приличную зарплату, плюс пациенты несли в конвертах, то Фуго был всего лишь молодой доктор, а Джованна и того интерн. — Мы не должны это оставить просто так! — вдруг заявил ДжоДжо. — И почему же? — сказал Фуго. — Потому что Пассионе будут недовольны, если лишатся базы, где можно будет оперировать раненых. — И как мафия, по-твоему, должна решить проблему? Грохнуть главврача?! — съязвил Паннакотта. — Убивать не обязательно, можно просто сместить. Но нам нужно вычислить предателя, потому что если он сдал этому главврачу — сдаст и другому. — Интересно, и как ты предлагаешь это сделать? Поиграть в детективов? Здесь до хрена подозреваемых! Мы можем искать до дождика в четверг! — Доктор Буччеллати, у Фуго есть стенд? — Есть, притом самый неподходящий для врача, — ответил тот. — Стенд, предназначенный для убийства? — догадался ДжоДжо. — Да, но мне удалось настоять на том, чтобы он стал хирургом. Убийц у Пассионе и так навалом, а вот врачей мало. — Значит, наши стенды тут бесполезны. Нам нужен человек с подходящим стендом.***
Когда Леон Аббаккио узнал, что его отправляют в больницу работать санитаром, он был очень рад. Настолько рад, что когда он вышел от капо, дал волю своему сквернословию. Охранник при входе, сам знатный матерщинник, узнал пару новых выражений. Но делать было нечего — у бывшего копа не было медицинского образования, и он не мог работать медсестрой или, тем паче, врачом — слишком уж специфичные профессии, к тому же требовавших особых навыков. Так в оперблоке появился хмурый и неразговорчивый санитар. Первое дежурство Аббаккио началось дерьмово. В прямом смысле дерьмово. Поступила женщина с непроходимостью кишечника. Хирурги пошли на лапаротомию. Аппендикс в норме. Желчный пузырь не воспалён. Огромная раздутая кишка, заполненная каловыми массами. Феноменальным количеством каловых масс. Кишечная непроходимость. Ни перекрута, ни перегиба, ни ущемления кишки так и не нашли. Буччеллати и Джованна переглядываются. Стало быть — функциональная непроходимость. Значит, оперировать кишку не надо. Хирурги принимают решение эвакуировать каловые массы через прямую кишку. Живот зашивают. Хирурги просят шланг и вакуумный отсос. Дальше операционная заполнилась непередаваемым запахом. Хотя Леону и в бытности полицейским приходилось сталкиваться и с кровью, и с блевотиной, и с тем же самым дерьмом, будучи бледным от природы, он позеленел окончательно. Но он не мог покинуть операционную — кто-то должен был всё это убирать. Джованна посмотрел на него поверх медицинской маски: — Аббаккио, убери. — Пошёл на хер! Ты всего лишь интерн и, значит, ничего не можешь приказывать! — Я заведующий отделением, — сказал Буччеллати, — тебя устроит моё положение в табеле о рангах?***
— Предатель — заведующий урологии, — заявил Аббаккио. Буччеллати лишь досадливо крякнул — доктор Марино был воплощением всех недостатков, которыми мог только обладать начальник. Жадный донельзя, он зажал в руках всех блатных пациентов, и не приведи бог врачу привести в отделение своего клиента — кара была жестокой и беспощадной. Самодур, во время операции мог начать орать и швыряться инструментами, один раз порезал ассистента скальпелем, к счастью, неиспользованным. Имел только одного любимчика, остальные урологи были в опале. — Расскажи нам про других сотрудников, — попросил Джованна. — Что ещё рассказать, — ощерился тот, — сволочи сволочами и сволочью погоняют! Я бы лучше сдох, чем стал бы у них лечиться. Доктор Пьяцца у него в фаворитах, такой же урод, как заведующий! Медсестра — алкашка, пьёт не просыхая, от неё всё время перегаром несёт! — Просто идеально, — Джорно зловеще усмехнулся, — у меня есть план.***
В операционной у урологов была плановая лапароскопия по нефропексии. Марино закончил пришивать блуждающую почку, прижёг кровоточащие сосуды и собрался промывать брюшную полость. — Давайте физраствор! — Эй, Аббаккио, неси физраствор! — у медсестры слегка дрожали руки и, судя по запаху выдыхаемого воздуха, накануне она хорошо употребила. Леон брезгливо поморщился и пошёл в бытовое помещение. Медсестра заправила флакон в аппарат. — Что мы льём?! — из дренажных трубочек текла пена. Только тогда урологи и удосужились прочитать этикетку. Надпись на флаконе выглядела как смертный приговор — 40% раствор формалина. — …твою мать!!! …твою мать!!! …твою мать!!! — только и звучало в стенах операционной. Доктор Марино орал, словно бесноватый, из которого изгоняли дьявола. Аббаккио лишь презрительно усмехался — собственно, он и не был должен приносить физраствор, это было обязанностью медсестры, которая в кои-то веки приняла человеческий облик, сообразив, какой дамоклов меч навис над её головой. Доктор Пьяцца в ужасе таращил глаза, как больной базедовой болезнью. Они стали спешно промывать брюшную полость физраствором. — Думаешь, этого достаточно? — засомневался анестезиолог. — Кто вякнет о произошедшем — тому лично вырву язык!!! — взревел зав урологии. Молодого парня на пару часов оставили в реанимации, потом перевели в палату. Юноша жаловался, что у него болит живот и его тошнит, но симптомы объяснили последствиями операции. Вечером его мама отправилась домой, и через полчаса парню стало плохо. Первым не выдержал анестезиолог, который и рассказал начмеду, что на самом деле произошло на операции. Начмеда чуть не хватил инсульт, когда он услышал об этом. Он спешно перевёл парня в токсикологическое отделение областной больницы, а оттуда переправили в столичный токсикологический центр. Но, несмотря на все усилия, юноша умер в возрасте девятнадцати лет. Мама была вне себя от горя — это был её единственный сын. Весь медперсонал, участвовавший в операции, кроме санитара, немедленно заключили под стражу. С Аббаккио взятки были гладки, и он продолжил дальше отмывать полы от крови и прочих биологических жидкостей. Больницу тут же принялись осаждать журналисты. Оставшиеся урологи огрызались и категорически отказывались с ними разговаривать. Начмед таки слег в кардиологию в предынфарктном состоянии. Главврач пулей вылетел из своего кресла. Вообще это довольно уязвимая должность — рядовой врач может быть не очень компетентным, но, тем не менее, совершенно спокойно работать на своём месте. Кресло главврача же было лакомым кусочком, и люди только и ждали того, когда главврач оступится, чтобы немедленно воспользоваться этим. Буччеллати задумчиво поглядывал на Джованну, пока тот сидел, склонившись над историями болезни. Неуклюжий интерн, постоянно влипавший в истории, неожиданно показал себя с новой стороны.