Phenomenology of experience

Маршрутка размеренно катила по летней дороге. Молодой человек смотрел в окно, глядя на мелькающие пейзажи. Могло показаться, что он студент, но при попытке определить возраст даже самый опытный продавец, продающий алкоголь и сигареты, начинал терпеть неудачи. При желании его можно было принять и за школьника, и за студента, но нет — он даже был не ординатор. Это был психиатр Джорно Джованна по прозвищу ДжоДжо и он ехал на работу в психиатрический стационар, находившийся за городом. ДжоДжо был полон надежд и решимости. Но он не собирался прозябать на должности врача и до скончания века принимать больных. Нет, он решил взлететь высоко, потому после окончания ординатуры, он пошёл в аспирантуру, чтобы защитить кандидатскую. Без неё нынче никуда. Профессор удивился выбору Джованны. Он предупреждал, что заведующий отделением недолюбливает кафедральных, спит и видит, как бы выжить их из отделения. По мнению Буччеллати студенты шумели, ассистенты вмешивались в схемы лечения, а профессора прибегали на консультации не очень резво. К тому же кафедра занимала жизненно важные квадратные метры, необходимые для отделения. Однажды он потребовал освободить учебную комнату, чтобы сделать из неё палату. Тогда самому главврачу пришлось делать внушение не в меру ретивому заведующему, и намекнуть, что если он не прекратит свою диверсионную деятельность, то он имеет шансы лишиться не только должности заведующего, но и вылететь из больницы на бреющем полёте. На следующий день Буччеллати был вежлив даже со студентами и о перепрофилировании учебной комнаты не заикался. Но нет-нет, в его синих глазах да мелькала затаённая ненависть, не сулившая супостатам ничего хорошего. Тогда он принялся изводить сотрудников кафедры законными методами: запрещал брать истории болезни, препятствовал курации тематических больных, отправляя в день занятий то на УЗИ, то на прочие исследования, науськивал родственников писать жалобы на поведение студентов (вполне обоснованные — кому понравится, как студенты в автобусе смеются над «психом», который является чьим-то отцом, матерью, сыном или дочерью). В общем, умело доводил кафедральных до дёргающегося глаза — недаром он был первоклассным психиатром. Джорно лишь усмехался про себя. Где сотрудники кафедры видели вредного заведующего, он видел возможности. Вражда — точно не выход из ситуации, в конце концов, главными в отделении были всё-таки лечащие врачи. Потому он ещё устроился работать в больницу. Это была попытка усидеть на двух стульях, но Джорно верил, что он справится. — На остановке, пожалуйста! — попросили пассажиры. Джорно сошёл с автобуса и направился к больнице. Стационар находился в историческом здании, и кое-где можно было увидеть мраморные барельефы. Психиатрическая больница была построена на деньги богатого мецената и хранила дух прошлого, когда стены богоугодных приютов для сумасшедших красили в жёлтый дом, дав этому месту ходкое выражение. Старина скользила в деревянных ступенях, крашеных коричневой масляной краской, кованых перилах, гулких шагах по паркету, разносившихся по широким коридорам. Не хватало хрустальных люстр для полноты картины, но вместо них висели ртутные лампы. «Как в Хогвартсе» — сказала одна из студенток, когда впервые очутилась здесь. Когда-то Джованна проходил цикл по психиатрии, поэтому знал, как добраться до отделения острых психозов или «буйное» отделение, как называли в узком кругу. Когда он открыл дверь ординаторской, у него впервые возникло сомнение, что пойти работать в больницу — это хорошая идея. За одним из столов сидел Джотаро Куджо.

***

«А я тебе говорил — никогда не помогай родственникам»! — говорил ему куратор из психоневрологического диспансера, где Джованна проходил ординатуру. Мало кто из психиатров хотел работать в стационаре, потому что там лечились самые тяжёлые и опасные больные. Куда проще сидеть на амбулаторном приёме, на который приходили более-менее стабильные пациенты. А в свободное время вести психотерапию у невротиков, которыми полнилось общество в наше тревожное время. Джотаро же в жизни не променял стационар на диспансер. В больнице он чувствовал себя как рыба в воде, но не только из-за любви к работе он часто задерживался на ней допоздна. В семье у него не ладилось, мягко говоря. Джотаро и без того было трудно назвать ласковым и добрым в обращении, а когда он приходил домой, уставший до смерти, внимания и чуткости не приходилось ожидать. Скорее «дайте пожрать и свалите с глаз долой!». Джотаро не был бесчувственным мудаком и знал, что так неправильно. Что надо уделять жене внимание, вести за ужином душевные разговоры, дочку там на ночь целовать, в зоопарк водить. Но чего не мог — того не мог. Привезут под конец дня шизофреника в психозе — изволь осмотреть, решить, что с ним делать, назначить лечение. Не говоря о том, что возня с таким больным отнимала последние душевные силы. Да и почти ежедневные скандалы никак не способствовали желанию приходить домой вовремя. Жена никак не могла понять, почему Джотаро так себя ведёт. Сам Куджо едко объяснял, что любовь прошла, завяли помидоры, и он «из сдержанного и молчаливого парня» превратился в «бесчувственного чурбана». Жена обвиняла его в изменах, Джотаро лишь закатывал глаза. Медсестры, которые работали в отделении были все как на подбор страшные, как атомная бомба, да даже если были бы красивые — у Джотаро было правило на работе отношения не заводить, и он никогда его не нарушал. Потом жена стала думать, что муж на самом деле гомосексуалист и изменяет ей с Какёином. Нориаки тогда хохотал до слёз над столь нелепыми подозрениями и спросил, случаем у его жены нет бреда ревности? Куджо было совсем не до смеха. Когда Джолин исполнилось двенадцать лет, Джотаро, наконец, развёлся. У дочки начался подростковый возраст, на который легли гены Куджо, образовав взрывоопасную смесь. Жена постоянно жаловалась, что Джолин совсем отбилась от рук, постоянно прогуливала школу, ввязывалась в драки, вступила в шайку хулиганов. И просила Джотаро повлиять на дочь. Тот лишь бесился про себя — почему-то все думают, что психиатры знают волшебное слово, способное успокоить психов. Но честно пытался поговорить с Джолин. Та посылала его чуть ли не матом. Куджо лишь махнул рукой и присылал алименты. Джотаро понял, что дело труба, когда Джолин загремела в тюрьму. Да, Буччеллати имел опыт работы с трудными подростками, да Нориаки когда-то симпатизировал Джолин, но просить коллег о помощи такого рода было превыше его сил. Тогда он вспомнил о новоявленном родственнике. Джорно тогда ещё не был врачом — всего лишь ординатором. Но он согласился помочь в деликатной проблеме, чтобы получить опыт. Поначалу работа шла хоть и не совсем гладко, но с положительной динамикой — Джолин немного успокоилась, даже регулярно посещала занятия в школе, прогуливая всего два-три урока в неделю. Но потом она стала делать неприличные намёки, что не прочь бы переспать с симпатичным врачом. Такая проблема была среди психиатров, но не настолько часто встречающаяся, чтобы думать, что психиатры только и делают, что спят со своими пациентами. И Джорно попросту передал бы больную другому специалисту. Но тут бы пришлось объяснять отцу, да не абы кому, а психиатру со стажем, почему он отказался заниматься с ней. — Джолин, опусти, пожалуйста, ноги на пол, — вежливо просил психиатр. Девушка недовольно скривилась, но подчинилась врачу. Юбка была настолько короткой, что было видно нижнее бельё. Джованна лишь повторял про себя инструкцию по использованию амоксиклава. Когда-то на спор он выучил наизусть её, и теперь использовал как успокаивающую мантру. Не потому что страдал самоконтроль — напротив, его раздражал тот факт, что его принимают за животное, которое бросается на всё что движется. — Что тебя беспокоит? — То, что ты отказываешься идти на свидание. Джорно лишь хмыкнул — он от своих пациентов слышал и не такое, так что его трудно смутить подобным признанием. — И я в сто первый раз повторю — между нами возможны только профессиональные отношения, и я не собираюсь выходить за их рамки. Так что давай перейдём к делу. — А давай! — Джолин встала с кресла и направилась к врачу. — Соблюдай личное пространство и не приближайся ближе, чем на один метр! — прошипел Джорно, теряя терпение. — А не то что? — девушка склонилась над столом и уставилась томным взглядом. — Вызову охрану. Думаешь, я могу только угрожать? Я и в самом деле так сделаю. Джолин пыталась прыгнуть на него, но Джованна оказался проворнее. — С меня хватит! Вон отсюда и больше никогда не приходи ко мне. Девушка недоверчиво склонила голову. — Покинь помещение или я вызову охрану. — Это значит… всё? Джорно занёс руку над кнопкой вызова. — Это значит всё. Тебе нужно найти другого психотерапевта, потому что я больше не собираюсь с тобой заниматься. Джолин резко развернулась и, не прощаясь, выбежала из кабинета. Джорно потёр виски и бессильно опустился в кресло. «Нет, даром эта история не пройдёт» — думал он про себя, смотря на стрелку часов, отмерявшее время до следующего приёма.

***

В самый разгар приёма, когда очередная пациентка бодро расписывала, как же ей нехорошо живётся и ещё хуже чувствуется — то там стрельнёт, то здесь булькнет, то и вовсе всю припечёт, словно адским пламенем — ворвался разъярённый Джотаро Куджо. Он был в таком бешенстве, что пациентка, не протестуя, послушно покинул кабинет, лишь бы не сталкиваться с этим страшным мужчиной. — Я тебя урою, мразь! Как ты посмел?! — от рыка мужчины дрожали стены. — Что посмел? — вежливо осведомился психиатр. — Джолин сказала, что ты пытался соблазнить её, а на последнем сеансе чуть ли не набросился на неё! — Вот как, — ответил Джованна ледяным голосом, — что ж, подобного от неё и следовало ожидать. — В смысле? — В смысле в кабинете проводится видеозапись, для демонстрации интересных клинических случаев, разумеется с сохранением анонимности… или для судебных разбирательств. Так давайте посмотрим её, и вы увидите, набрасывался ли я на неё или нет. Не очень удобно под недоброжелательным взглядом мужчины, готового на жестокое убийство, искать нужный видеофайл, но Джованна справился с этой задачей. Джотаро смотрел на происходящее на экране и стал похож на статую Зевса-громовержца — лицо было совершенно неподвижным, лишь взгляд метал молнии. — Она меня до инфаркта доведёт, — сказал Куджо севшим голосом.

***

Джованна замялся на пару секунд, но очень быстро взял себя в руки и произнёс традиционное приветствие. Он обменялся с коллегами рукопожатием. Джотаро не отвергнул жест вежливости и даже не стал сжимать руку до хруста в костях, но в льдисто-голубых глазах Джорно отчётливо увидел, что он совсем не рад его видеть. Напротив Джотаро сидел Нориаки Какёин — доктор, добродушный на вид. В углу же спрятался Кишибе Рохан — он едва скользнул по новичку взглядом и принялся дальше писать историю болезни. — Вы, кажется, знакомы? — Нориаки обратил внимание на то, какими взглядами обменивались Куджо и Джованна. — Да, познакомились на учёбе, — ни один из ДжоДжо не желал говорить, что их на самом деле связывало. Рохан приподнял голову: — А я слыхал, что вы родственники. — Кисель на седьмой воде, — грубовато ответил Джотаро, — только на учёбе и познакомились. Никто из врачей не удивился резкости Куджо, — такой он был человек по сам по себе. — Буччеллати пока на большой пятиминутке, так что присядь пока. Какёин ненавязчиво расспрашивал — кто такой, чем занимаешься. Джорно немного расслабился и вступил в диалог. Куджо смотрел как сыч, а Рохан уставился в документацию, словно ничего интереснее не было на свете. В ординаторскую ворвался заведующий — молодой мужчина, стриженный под каре, в белом халате. «Какой он красивый… Тьфу, не о том, думаешь». Джованна был слишком взрослый, чтобы смущаться как старшеклассница. Да и профессия как не располагала к излишней стыдливости, потому что больные делятся интимными вещами, иногда в прямом смысле интимными. — А ты значит, новый психиатр? — Да. Меня зовут Джорно Джованна. — Нам не помешает подмога — работы у нас много и ещё немного сверху. Не будем терять время! Джотаро сверлил взглядом спину Джованны.