Если размышлять без шуток на тему не изменчивости характеров с возрастом, то теория эта подтверждается как минимум одним из представителей рода маговеческого — Хан Джисоном. Омеги пятнадцати лет отроду, ученика славного Училища Святых при Академии искусств магии и врачевания. Джисон с раннего детства является маговеком с крайне разносторонним спектром эмоционального диапазона, что прямо пропорционально выражению: «не держи в себе». Отец временами ворчал, что это всё влияние папы, но отголоски собственной упрямости и живой тяги ко всему необычному и неизученному лично не увидеть было невозможно.
Отчасти потому, поступив-таки в желанное место обучения, Джисон без малого почти оглох и ослеп от спектра испытываемого, и все уши прожужжал родителям какое Училище потрясающее, а Академия величественная. Академия, Училище Святых, обучение в этом месте — когда-то являлось только мечтой, далёкой и прекрасной в своём великолепии, теперь же предстала прямо перед ним. Посему целью жизни стало — заработать себе имя в самые короткие сроки. Попав сюда в тринадцать, он подумать не мог, что всё слегка пойдёт не по плану, но его запомнили, а это главное. Неожиданностью стало и то, что толчком к ещё большему самосовершенствованию станет не только исполнение мечты, но и встреча с маговеком, вызвавшим ядерную войну в душе маленького, но такого взрослого в своих стремлениях мага.
Джисон, вообще-то, Минхо очень уважал…подражал, обожал, восхищался, даже побаивался, но и…
ненавидел самой чистой и искренней ненавистью. Закрепилось стойкое чувство с той злополучной олимпиады «Царство Растений»! Единственная олимпиада, победу в которой всем сердцем жаждал Джисон. Он дневал и ночевал в стенах библиотеки, почти натурально сроднившись с помещением, не для того, чтобы, когда цель была прямо перед носом, разбить оный о наглого, высокомерного, горделивого выскочку, коим был звезда Академии и Училища в частности — Ли Минхо. Теперь же, одной из главных целей — помимо всё той же победы — стал Ли Минхо.
Утром первого учебного дня второго курса, взволнованный пятнадцатилетка, буквально летел на крыльях счастья на начало занятий через всё Училище. Первый учебный день, как второкурсника (коим он будет следующие три года), сулил много впечатлений, новых открытий, знаний! А главное, со второго курса начинались совместные занятия со старшими потоками, звездой которых был
Ли Минхо. О Минхо Джисон узнал, как только стал знакомиться с однокурссниками, поступив в Училище и отправившись изучать коридоры ученических корпусов и их обитателей немедля. Хан старался завести много знакомств, и тщательно изучить здешнее мироустройство, так как многие уже год учились совместно, и успели сблизиться. В начале он глазами полными почти благоговейного почитания смотрел на Ли, пока не случились олимпиады (особенно по «Царству Растений») и он стал подозревать, что Минхо может оказаться вовсе не таким идеальным, каким его выставляют ученики. Тот надменный вид в кабинете директора, взгляд брошенный при объявлении победителем студента, на тот момент, первого года второго курса Ли Минхо на Джисона (а омега мог поклясться, что смотрел Ли на него и во взгляде считал превосходство над всем живым), разбудили в Джисоне нечто чёрное, вязкое, живучее и чрезмерно сильное, чтобы ему сопротивляться. Результатом стал поход к директору на разговор о поведении. Хан внутренне содрогался, стоило увидеть высокого, широкоплечего и властного аурой мужчину в годах — директора Училища Святых при Академии магии и врачевания мистера Квона.
Остыв же после встречи с власть имущим, омега крепко задумался над возможностью отомстить и вырвать победу на олимпиаде в будущих годах. Кроме того, было бы не плохо взяться за изучение объекта своей чистой и искренней ненависти.
Соперничества, в которое Джисон ушёл с головой, не оповестив, собственно, соперника об этой битве. Идеальным вариантом для наблюдения издали, но ближе, чем могло бы быть, оказались совместные занятия со старшими. Совместные занятия вводились со второго курса до конца: те, кто учился на втором курсе — второй и третий год — могли передать знания младшему поколению, тренировать их и таким образом оттачивать собственные знания. Кроме того, ребята знакомились между собой, заводили больше друзей — становились сплочённее не только со своими однокурсниками и одноклассниками. Хочешь, иль нет, а выпуск из Училища подразумевал, что ты будешь способен
передавать знания правильно и полно — не зависимо от того свяжет свою жизнь выпускник с преподаванием или пойдёт другой дорогой. Важность передачи знаний заключалась, по большей части, в том, что так сам маговек запоминает лучше. Преподавательские штучки? Оставим так.
Выбрав направление травничества и зельеварения, Джисон предвкушал предмет «Растения и целительство», как собственный день рождения. Ещё бы! Именно на нём учили делать отвары, изучали флору, а также — что являлось важным — его совмещали со старшими! О Минхо ходило множество слухов, самый известный гласил: «Минхо очень умён, сосредоточен и дотошен в учёбе». После выговора от директора и феерического завершения олимпиады они не встречались — загруженность на занятиях не позволяла отвлекаться и идти развлекаться с другими ребятами, особенно со старшими, что и сами в учёбе были по самые уши. Однако Минхо всё время был на слуху — уши вяли. Взять хотя бы Хёнджина, тот его чуть не святым считал…
— Слышал? Минхо снова получил высший бал на проверочных тестах среди второгодок. Он так хорош во всём! Ходит слух, что он смог приготовить отвар из плодов Манцинеллового дерева! Потрясающе! А ещё…
Что ещё он там смог приготовить, совершить и кого поразить Джисон уже не слушал, зависнув в своих мыслях, отчаянно полагая, что его шокированного лица никто не заметит. Манципелловое дерево считается одним из самых ядовитых деревьев в мире и изготовить из него отвар — поистине превосходное мастерство. Маговек должен был быть крайне щепетильным и внимательным во время приготовления, а также обладать достаточным уровнем знаний, чтобы не умереть самому от отравления и не поубивать тех, кто этот отвар будет принимать. Джисон
обожает отвары, зелья и растения. Он ботаник в прямом и переносном смысле. Да вся его семья является ботаниками и очень талантливыми зельеварами, целителями и травниками невесть сколько поколений! А тут этот Минхо… Превзойти бесячего всезнайку старшего в зельеварении для Хана было крайне важно (Джисон был глубоко убеждён в высокомерии Минхо, ровно как и в том, что все преувеличивают способности его ума. Как иначе можно быть таким красивым и умным — Джисон этого не говорил — и не быть высокомерным? Глупости!). Познакомиться ближе и убедиться, что Ли прекрасно запомнит, кто его столкнул с пьедестала звезды и всеобщего любимчика преподавателей и учеников решено было поставить первым пунктом в сокрушении альфы.
Ко всему прочему, победа на олимпиаде «Царство Растений» была не просто мечтой, что могла посоревноваться с желанием утереть нос Минхо, а целым семейным кредо, которому следуют все в родословной Хан. Все родственники Джисона брали первое место — это стало семейной традицией, которую младший Хан не мог проигнорировать! Олимпиадный сезон проводили один раз в два года, чтобы дать возможность третьему году третьего курса полностью сосредоточиться на выпуске. Несмотря на то, что участие в олимпиадах был делом добровольным, многие старались участвовать чуть ли не во всех (и во время сезона олимпиад и в простых мелких соревновательных мероприятиях, что устраивали педагоги с посылом «век живи — век учись»), чтобы собрать портфолио. Для Джисона же одержать победу стало делом чести. Раз уж Джисон перевёлся в Училище лишь на второй год первого курса, а на третий год первого курса победу одержал Минхо, оставался ещё шанс — победа в следующий олимпиадный сезон (и последующих, если здорово повезёт). Единственное, что действительно могло помешать осуществлению блестящего плана — собственная неусидчивость и взрывной характер, что сбивали концентрацию порой столь сильно, что Хан терялся в пространстве. Поэтому Джисон сосредоточился на направлении собственной энергии в правильное русло — две конкретные цели: тренировка терпения, сосредоточенности, что в дальнейшем позволит обойти старшего в накопленных знаниях и максимально издалека наблюдать за Ли Минхо, изучая его повадки и манеру общения с другими.
Джисон проводил дни и ночи в библиотеке Училища, до первого дня совместных занятий с курсами старше, изучая книги по ботанике в стремлении усвоить чуть ли не все знания доступные маговечеству о растениях и их применении. Хёнджин, его сокурсник и друг с самого поступления в Училище, был крайне озадачен и недоволен бзику Хана «превзойти этого выскочку по всем фронтам». Хван славился своей дружелюбностью, открытостью и любовью к балансу в жизни: учёба — общение — отдых — спорт. Он проводил время — не занятое занятиями и подготовкой к тестам и экзаменам — читая комиксы, прогуливаясь в одиночку или, с недавнего времени, в компании некого Феликса Ли: то на кружок танцев запишутся, то йогой займутся, то Хван помогает Ли с магоживностью (Феликс, оказалось, учился на факультете фауны).
И вот долгожданный день совместной пары по растениям и целительству настал. Хан был взволнован и рад, предвкушая занятие и встречу с предметом восхищения и ненависти.
Они, наконец — то, столкнуться лицом к лицу.
— Присаживайтесь, дорогие ученики, сейчас начнём занятие, — в приподнятом настроении, о чём свидетельствовала пружинистая походка давно не молодого преподавателя и звенящая радость в голосе, оповещает преподаватель ботаники — мистер Вико̀с — после того, как ученики заполонили класс.
Ли сидит на втором ряду, в самом центре, чтобы хорошо видеть преподавателя и доску. Вокруг него стайкой обитали его друзья и сокурсники, что стали потихоньку разбредаться по местам при появлении учителя.
«Держи друзей близко, а врагов ещё ближе» — Джисон уверенно садиться позади Минхо.
От Джисона не укрывается ничего, что связано с альфой (он за ним не следит. Это стратегически важное наблюдение со стороны). Ли прекрасно выглядит (как всегда — выпендрёжник), мягко улыбается своим товарищам, ведя светскую беседу и умеет быстро фокусироваться на важном, когда того требует ситуация. Сегодня же новым фактом становится несколько выбивающая почву из-под ног деталь, что незаметна при стороннем наблюдении, а именно приятный до дрожи диафрагмы аромат, который источает причина бессонных ночей (за учебниками, разумеется). Его аромат ненавязчив и свеж. Тончайший и струящийся аурой вокруг старшего, но прежде, чем Хан успевает его распознать, он обнаруживает себя сидящим почти впритык к затылку Ли Минхо, жадно внюхивающимся. От позора спасает только всё тот же мистер Вико̀с, громко приложивший толмут учебника об кафедру, с которой ему предстоит вести занятие.
Лекция проходила спокойно, но интересно. Мистер Вико̀с, занимавший должность старшего преподавателя уже 20 лет к ряду, рассказывал об основах ботаники и базовых знаниях о растениях живо и с любовью. Приятно учиться, когда так любят свой предмет.
— Кто мне ответит: кого мы можем считать «отцом ботаники», дорогие? — обратившись к аудитории, спрашивает мистер Вико̀с.
— Аристотеля! — подрываясь с насиженного места, Джисон вскидывает руку.
Ли Минхо медленно оборачивается, садясь полубоком на стуле. Взгляд его почти чёрных глаз насмешливо блуждает по лицу Джисона ленивой кошкой, заставляя чуть съёжиться младшего. Прямого контакта с этим придурком Хан не выносит, держать всегда на расстоянии, после встречи у директора лицом к лицу.
— Теофраста, дорогуша. Это
основы, — и произнесено это таким снисходительным тоном, что Хан заводится, как по щелчку. Злобно фыркнув, приосанившись и всё также стоя, младший складывает руки на груди, надувает щёки, сжимая губы и сверлит альфу убийственно-возмущённым взглядом, оскорблённый до глубин своей души. Вот и подтверждение холодности, заносчивости и чрезмерной горделивости самим собой любимым старшего. Пережив первую волну негодования, Хан гордо парирует:
— Формально,
дорогуша. Теофраст был учеником Аристотеля, а значит, первым изучать данную науку стал именно он. Теофраст просто продолжил его дело…
—
Просто продолжил? — удивлённо, почти на уровне Джисона оскорблённо перебивает Ли. Этот Теофраст ему, что родственник, так за него вступаться? — Ботанические труды Теофраста можно рассматривать как свод в единую систему познаний практиков и учёных всего античного мира в этой области. Теофраст был основателем ботаники как самостоятельной науки. Влияние трудов Теофраста на последующее развитие ботаники в течение многих столетий было огромным, так как учёные Древнего мира не поднимались выше него ни в понимании природы растений, ни в описаниях их форм! — как на духу,
ни разу, блять, не сбившись, отбивает Минхо, на одном дыхании. Брови сведены на переносице, а сам лишь мягко выдыхает в жесте превосходства, после своей тирады, но взгляд… Взгляд всё также насмешливо и снисходительно оценивает Джисона. Бесит, просто жуть!
— Да как ты! Аристотель…! — Джисон, придя в себя, после столь аргументированного ответа, и стукнув ладонями по парте, решает идти до победного.
— Молодые люди! — прерывает войну взглядов и мнений учитель, — Вы
оба, несомненно, правы, я доволен вашими знаниями. Мистер Хан Джисон, можете присаживаться, продолжим… — удовлетворённо кивнув, мистер Вико̀с возвращается к лекции, не считая необходимым заострять внимание на продолжающийся бой глаза в глаза Хана и Ли.
Минхо же, ухмыльнувшись и кинув шёпотом: «Это основы,
дорогуша», отворачивается от Джисона, продолжив слушать преподавателя. Хан…остаётся обескураженным и взбешённым до скрипнувшей челюсти. Да он! Да этот! Ну, всё — войне быть.
§
«А малой подрос…» — крутилось в голове юлой с момента обнаружения Джисона, сидящего теперь за спиной Минхо на занятиях. Хан Джисон остаётся на слуху среди младших и старших курсов
два года, что иррационально начало раздражать альфу до около безумного состояния. Минхо, состоя в ученическом совете, часто слышал про мальчишку разномастные слухи — шебутной, не по годам умён, странный, дикий — но самым примечательным для старшего стало то, что про Джисона говорили: «он послушный и наследник». Послушный, значит…
И, если с наследником было ясно — не узнать чету высокопочитаемых ботаников последних двадцати лет было кощунством. Папа Минхо самого Минхо бы продал за шанс с ними познакомиться поближе — то, что значило послушный? Выяснить хотелось до чесотки. Банально подойти и познакомиться не получилось после однажды подслушанного разговора. Минхо в течение года — как только увидел Хана у здания общежития из окна — собирался с силами, чтобы найти повод и обратиться к Джисону. Думал Ли всегда много и медленно, тщательно анализируя каждую мысль, часто переходя черту и попросту улетая в своих размышлениях куда-то прочь из реальности.
Была суббота, выходные перед промежуточными тестами выдались тёплыми по погоде и шокирующими по новостям. Хо прогуливался в саду, перед главным корпусом Училища, надеясь найти уединённое место для чтения, как вдруг со стороны небольшого полисадника с растениями, в котором любил возиться мистер Вико̀с, послышались голоса. Ли успел подобраться поближе незамеченным и расслышать весьма занимательную беседу:
— Хван, ещё хоть
одно слово про Ли Минхо, с этой твоей восхищённой рожей и я клянусь… — злобно шипел первый.
— Джи, да брось! Он действительно крутой чувак, а тебе просто завидно! — с нотками искренней обиды и убеждённости в своих словах.
— Завидно?! Да он просто выпендривается:
«Директор, конечно, прошу Вас. Я всего лишь ученик», тьфу, — Хан старался изобразить искажённую версию голоса старшего, что прыснул со смеху — с пародии — за кустами. Надо отдать должное, правда похож, пусть это и насмешка. — Задолбал! Ходит весь из себя такой умный, красивый, идеальный до зубного скрежета. Не верю! — парень топнул ногой и развернулся в сторону выхода, пока второй семенил за ним, подшучивая.
Из сада вышли двое: тот самый Хан Джисон, ураганом вертевшийся перед окнами комнаты Ли в свой первый день, а второй — Хван Хенджин — влажная мечта двоюродного брата Минхо. Интересно… Значит они друзья?
С того дня одно стало ясно — подружиться получится ой как вряд-ли, а вместе в грудине кольнуло, совсем каплю…обиды, что-ли?
§
План «разнести Минхо в пух и прах раз и навсегда» (обязательно со злобной интонацией!) разрабатывался на ходу во время обеденного перерыва. Хёнджин, Джисон и Феликс (присоединившийся к ним сразу после окончания урока с целью подружиться с Джисоном) разместились у окна, прямо напротив входа в помещение кафетерия. Надо сказать, что Феликс быстро нашёл общий язык с Ханом на тему общей любви к природе и её созданиям. Ли был потомственным укротителем магоживности и говорил на 15 (!) языках магоживотных. Джисон с открытым ртом слушал разницу между жабьим и лягушачьим, пока Хёнджин хрюкал от смеха с выражения лица Хана. Столовая располагалась в большом зале Училища с выходом на открытую поляну с несколькими вековыми деревьями, озером в самом центре, но достаточно уединённом для тех, кто ищет тишины и спокойствия, а также с видом на корпуса общежитий альф и омег. Джисон и Хёнджин часто проводили время у озера, под полюбившейся ивой, любили много и шумно поболтать на лавочках у тропинок до него, а ещё с рвением вояк охраняли столик прямо у выхода на территорию училища в столовой. Посему, разместившись на излюбленном месте, никто не стеснялся выражать свои мысли и чувства, делясь ими с близкими.
После вердикта Джи —
«парень чудо, дайте два!» — пришла его очередь распыляться о своих бедах насущных, эпицентром коих, был не кто иной, как Ли Минхо. Пока Хан, увлечённо и в лучших традициях драмы-квин, пересказывал произошедшее на паре по растениям и целительству, Хёнджин подворовывал картошку фри с тарелки Феликса и давился со смеху от шутливых возмущений хозяина тарелки.
— Вы меня вообще слушаете? Я тут, можно сказать, душу изливаю, а они флиртуют! — праведно возмущается Хан.
Парни подскочили, синхронно покраснев, и во все глаза уставились на друга.
— Совсем упал? Никто не… — откровенно неумело скрывая свой интерес к альфе-укротителю откашлялся Хёнджин, — так, и что? Минхо ужасен и бла, бла, бла. Сколько можно, Хан? Чего ты к нему прицепился? Мало умников на всё училище? Подрасти сначала и наберись знаний, чтобы идти в бой с Минхо, — защищался Хван всегда путём перекидывания ответственности, но не прав он не был. В Училище много учеников, коих ни в коем случае нельзя считать тупыми, но никто из них так не выделялся, как Ли. Феликс смущённо закусил губу и опустил голову, перебирая завязки на брюках, лишь бы не смотреть ни на одного из парней за столом. Этого альфу вообще веселил открыто и искренне настрой омеги на «уничтожение» его братца, что недоумённо отвечал на вопросы о нём красноречивое «э?». Феликса интриговал исход битвы, которую затеял очаровательный омега Хан Джисон, вместе с едва ощутимой опаской, что зародилась однажды, когда Ли позволил себе серьёзно задуматься о последствиях такого вот рвения Джисона осадить Минхо за одному омеге ведомые грехи альфы. Со своей стороны Феликс предпочитал присматривать за развитием событий, чтобы не упустить возможность вмешаться, если потребуется.
— Не мало, но Минхо такой единственный и бесит жутко! Вот увидишь, я ещё ой как подрасту и наберусь знаний! Я ему покажу! Я ему устрою! Он у меня пыль жрать будет и пощады просить! Умолять! — пыхтел тем временем Хан, надувая щёки.
Лицо Хёнджина бледнело с каждым словом, а Феликс пришёл в себя и старательно размахивал руками, что-то пытаясь сказать, когда вдруг плечо Джисона потяжелело под весом чужой руки, ощутимо сжавшей пальцы над ключицей. Ухо опалило тёплым дыханием одновременно с фразой:
—
Умолять о чём, дорогуша? — насмешливый фырк, как последний гвоздь в крышку гроба.
Хан с минуту вспоминал, как дышать, ещё тридцать секунд ушло на дискуссию с собой
«стоит ли поворачиваться или дать дёру, крикнув Хёнджину где спрятано его завещание?», ещё тридцать секунд на то, чтобы всё-таки повернуться и попытаться убедительно изобразить возмущение. Ишь ты! Подслушивал?
— Ми-минхо! Ли Минхо! — вскочив, сбрасывая руку с плеча. Пусть голос и подрагивал, но получилось грозно (хочется верить). Ох уж эти смешинки в глазах цвета ночи перед рассветом. Тёмные омуты примагничивали против воли к себе. В Минхо чувствовалось нечто такое, что сложно объяснить было даже себе. Загадочное, возможно, несколько отталкивающее вместе с тем влекущее. Сплошные противоречия. В одном был уверен Джисон, как в себе самом, Минхо —
красивый Высокомерный подлец! — Подслушивать — признак невоспитанности и плохого поведения! В садике не учили? — Джисон хмурится и дует щёки (тупая детская привычка, Святые помогите!).
— А я туда не ходил, — усмехнувшись. — Там ничего не говорили про сплетни о старших, м? — Хо склоняет голову к плечу, чуть качнувшись вперёд, как бы вынуждая Джисона попятиться.
— Не понимаю о чём ты! — Хан отворачивается спешно до жалящей боли в мышцах шеи, гордо вскинув подбородок, позиции сдавать намерения всё ещё нет.
— Ну-ну, сделаю вид, что поверил. Фел, нам пора на созвон с роднёй, идёшь? — старший, как ни в чём не бывало, переключается на младшего Ли и пожимает руку Хвану в приветствии. К этим двоим у альфы ровные (светлые к Феликсу) чувства. В отличии от взрывоопасной бомбы Хан Джисон единственной в серии модели.
Джисон, не совладав с удивлением в степени высшей, впрочем, как и все эмоции в его арсенале, что испытываются исключительно во всю мощь, поперхнулся возмущённо-ошарашенным вздохом.
Они родственники?! Вот этот милый и добрейший представитель учеников факультета магоживности и этот…этот?!
Феликс виновато улыбается Джисону и кивает брату:
— Да, Хо, иди первым, я за тобой, — Минхо, пожав плечами и бросив Хвану:
«бывай», разворачивается на пятках, не удостоив Хана даже взглядом (хоть бы насмешливым!). Джисон в шоке, в ужасе, предан, «убит» внутри…драматизирует, как может, умеет и практикует, короче. — Сони, — осторожно тянет Фел, — ты прости, что не рассказал, но ты не беспокойся! Я могила и вообще, это ваши с ним отношения, а ты мне понравился, я бы хотел подружиться… — сходящим на тихий шёпот голоском.
— Отношения? Какие ещё отношения? С кем? С Минхо?! — Хан Джисон, пятнадцати лет отроду, имеет удивительную способность менять настроение по щелчку пальцев. Экспрессия в крови. Подобравшись и возмущённо пыхтя, он принимается шагать из стороны в сторону. — Отставить! Никаких отношений и никогда! Тебя я не виню, врагу не пожелаешь такого-то родственника!
Ли оставалось удивлённо хлопать большими глазами, старательно сдерживая рвущиеся смешки от вида нового друга и поглядывать то на Хвана, что лишь пожимал плечами, как бы говоря:
«привыкай», то на Хана, что взмахивал руками продолжая жалеть «бедолагу» Феликса.
— Но я бы тоже хотел с тобой подружиться, — вдруг кидается к нему Джисон, сцапав его руки в свои. — Ты чудо!
На том и порешали: Феликс подружка отныне и во веки веков (не в обиду Хёнджину), а Минхо всё ещё жаба болотная. Проработка плана откладывается на неопределённый срок…
Мечты, как говорят, изменчивы в течение жизни, но если размышлять без шуток на тему неизменчивости характеров с возрастом, а вследствие этому и преданности собственных принципов и убеждений, то теория эта подтверждается как минимум одним из представителей рода маговеческого — Хан Джисоном.
§
