§
Выяснить не то, что не получилось. Выяснить было заведомо невозможно потому, что… — Мы будем просто заниматься вместе, — эти слова звучат спокойно и уверенно прямо в момент преодоления порога комнаты старшего Джисоном и вместе с тем крошат в труху все надежды на подвох ожидаемый омегой. — Просто. Занятия. Обыкновенные, — выделяя каждое слово, — Ты, я, книги. До экзаменов. Проходи, — ни здрасьте, ни до свидания — и с видом невинного создания пропускает в свою обитель младшего, что, опешив от такого приветствия, стоял с приоткрытым ртом и пялился на Ли. Класс, план провалился — не успел Джисон приступить к его выполнению. Но…когда это Хан сдавался просто так? Обитель представляла собой стандартную комнату общежития на двоих студентов, но жил Минхо один, потому что его сосед отчислился, а замену, почти в конце семестра, не нашли. Отличием являлось то, что слева от входа была маленькая кухонная зона, для приготовления еды, в которой располагалась комфорка, мини — холодильник и столешница с раковиной. «Ещё и мажор» — пронеслось в голове Хана. В Училище не было секретом, что Ли из семьи с достатком, тут вообще мало кто жаловался на бедность, но для Хана это была очередная возможность поставить галочку в столбик «минусы Ли Минхо» в собственной голове. Со стороны половины альфы комната была обжитая, но аккуратная и до бесячего чистая. Различные учебники и тетради на полках стеллажа, что был сразу справа от двери, стояли по алфавиту и на своих местах. Даже пыли не было! Множество фотокарточек и плакатов над кроватью развешаны друг над другом образуя прямоугольник, заполненный воспоминаниями и атрибутами поп-культуры, которая была по душе. Музыканты, авторы книг, поэты, цитаты в рамках, игровая атрибутика — постеры и карточки персонажей. Постель заправлена тёмно-синим бельём настолько аккуратно, что навевала мысль, о работе здесь дворецких со стажем, нанятых из лучших отелей мира, а на столе стояла канцелярия, по цветам. Мда… Перфекционист с диагнозом? Хан снял обувь на пороге и прошёл прямо через всю комнату к окну, рассматривая пейзаж — то самое озеро, у которого любил отдыхать Джисон и где было загадано злополучное желание. Так вот откуда Ли знал, где проводит время младший! — Ты следил за мной из окна своей комнаты? — обернувшись на подпирающего стол бедром старшего, удивлённо спрашивает Хан. — Я бы так не сказал, — уклончиво в ответ. — Раз ты осмотрелся, может, приступим? Хочешь чего-нибудь? Вода, сок? — Воды, пожалуйста, — пока Минхо отоходит к мини-холодильнику у противоположенной стены от письменного стола, Джисон задумывается над его ответом. Что он значит? Он не отрицает открыто, но и не признаёт. Да, Джисон знает о том, что Ли предпринимал несколько попыток сблизиться и общаться, как нормальные люди, но самого Джисона это вряд-ли устраивает, более того, Хан активно избегает такого развития сюжета, всячески обрубая попытки Ли. С его-то целью: «показать место Ли Минхо». Однако…что если дать Минхо шанс? Для себя Джисон чётко сформировал представление о старшем. Что если оно ошибочное? Ну, бред же. Он видел этого парня насквозь. Сто процентов. От раздумий отвлёк Ли. — Вот, — Минхо протягивает Джисону бутылку воды и кивает головой, мол «на, бери». — Спасибо. Они приступают к занятиям сразу. Располагаются кто где: Джисон за письменным столом, спокойно занимаясь своими уроками, а Минхо садится на пол, раскладывая нужные принадлежности, нотбук и книги с тетрадями на низком столике. Лишь изредка парни перекидываются парой слов, обсуждая ту или иную тему по предметам. Мысли Минхо схожи с мыслями Хана, на чём второй предполагает не заострять внимания. А вот верность своим словами старшего поражает, надо признать. Ли сосредоточенно читает параграф за параграфом, делая пометки и записи, ищет дополнительные материалы через интернет, и предлагает воспользоваться, в случае необходимости, техникой и Джисону. Отвлекается он лишь один раз за два с половиной часа — сходил в уборную. Такая преданность и усидчивость подкупает Джисона. Он и сам любит заниматься и сидеть в поисках информации. К тому же, за это справедливо можно было бы поблагодарить Минхо. Пусть и косвенно, но он тоже приложил к этому руку в качестве некого стимула и мотивации впахивать, запоминая тонны информации в голове. Может Джисон и правда зря точил зуб на старшего? Возможно ли, что мнение о Минхо всё-таки не…правильное? Что за мысли лезут? Бред же, ну! По истечении двух с половиной часов, Хан ловит себя на том, что минут пять сидит, замерев с ручкой в воздухе, вперившись в профиль старшего. Сведённые брови у переносицы перекрывает тёмно-каштановая, несколько отдающая цветом ржавчины, чёлка, бегающие по строкам учебника «Всё о растениях мира» внимательные глаза, чуть надутые губы, поблёскивающие от слюны, из-за частого облизывания, ухоженные кисти рук и пальцы, что бережно переворачивают страницы. Хан с ужасом понимает, что не просто смотрит, а запоминает и, самую малость, восхищается видом перед собой. Приехали! Прошло одно занятие, а Джисон уже сдаёт оборону! Пришлось спешно прокашляться и возвратить внимание к собственному учебнику. — Ты в норме? — чуть обеспокоенно спрашивает Минхо, услышав кашель. — Да, да, — слишком поспешно Джисон, расслабься! В стане врага нельзя показывать слабость! — Я в порядке. — Ох, — Ли удивлённо таращится на часы, над дверью в комнату, осознавая, сколько прошло времени. — Джисон, думаю пора закругляться. Продолжим завтра, тебя проводить? — Минхо откладывает книгу и разминает затёкшую спину, запрокинув руки над головой. Джисону требуется немного времени, чтобы осознать вопрос. Проводить? — Ты чего это? С какой стати? К тому же, тут не далеко. Сам дойду, — шустро поднимая пятую точку с насиженного места, одновременно складывая учебники. Общежитий было два, и джисоново находилось с другой стороны кампуса, тогда как главный корпус был ближе к общежитию Минхо. Поэтому приходилось обходить главный корпус, но в этот раз прогулка вполне кстати, даст время на обдумывание ситуации. — Да брось, я же по доброте душевной, — наблюдая, как младший собирается, отзывается Ли. — Ага, — со смешком, — добродетель. Я сам, — утрамбовав рюкзак, Джисон двигает в сторону двери. — Почему ты меня ненавидишь? — почти не слышно, но с такой тяжёлой задумчивостью заданный вопрос катком проходится по Джисону, вынудив его тормознуть, как будто кто-то сорвал стоп-кран. Омега качается на месте по инерции и оборачивается, чтобы увидеть, что Ли стоит у кровати, серьёзно глядя в глаза младшему. Лицо, привычно насмешливое, горделивое или выражающее крайнюю степень превосходства над всем живым сейчас словно предстаёт в своём настоящем виде. Лицом подростка, что не понимает поведения человека, который его открыто недолюбливает, не узнав совершенно. Маговек не в силах повлиять порой даже на самого себя, но с упорством барана может утверждать, верить и придерживаться противоположенной точки зрения. С раннего возраста всех обучают примерно одному и тому же, но влияние внешней среды, окружения, ситуаций, в которые может занести жизнь — те факторы, что вполне способны изменить до неузнаваемости даже то, в чём ты уверен был нерушимо. Да, Хан Джисон? Хан кривится в защитном жесте, не способный сказать хоть слово в своё оправдание? Объясниться? Ещё чего! С какой стати вообще Хан должен что-то объяснять! — Подумай на досуге серьёзно и ответь мне, если захочешь. Завтра в это же время, — между тем заканчивает Ли, меняясь моментально — лицо светлеет, и улыбка смывает следы некоторой жёсткости, будто бы боли, от заданного вопроса. Хан возвращается к себе в общежитие только через час.§
По пути в общежитие Джисон действительно задумался. Почему он ненавидит Минхо? Ненавидит ли? Откуда на самом деле взялась эта одержимость тем, чтобы поставить старшего на место и вырвать звание лучшего забрав, его себе? Единственное, что чётко рисовалось в голове это собственная злость, вспыхнувшая во время объявления результатов во время олимпиады «Царство Растений». Прошло уже два года, а чувство не угасло. Могло ли оно быть не ненавистью, а завистью? Папа таким не растил своё единственное чадо. Отметаем. Любовь к соперничеству? Тогда бы пришлось признать, что Минхо соперник достойный, чтобы прикладывать столько усилий и времени, а такого Джисон себе позволить не мог. Тогда почему? Решив оставить подобного рода размышления на потом, Хан вернулся домой, устало рухнув на кровать, чтобы перед сном уловить мимолётную мысль — заниматься с Минхо было неожиданно…комфортно. И гвоздём в крышку розового гроба по дизайну Хван Хёнджина для самоконтроля Хан Джисона становится мелочь. Следующий месяц проходит по такому же сценарию: они занимаются ровно два с половиной часа и спокойно расходятся. Минхо стабильно предлагает проводить, Джисон стабильно отказывает, проявляя себя сильным и независимым подростком. Разговоры в перерывах не происходят совершенно. Ли просто не делает эти перерывы, а Хан позволяет себе раз в час размять ноги да спину выпрямить. Затем «пока-пока», абсолютно сухие своим тоном и до следующего раза. Джисона подмывает поискать доказательства своего убеждения в том, что Минхо заносчивый мудак, каких поискать, но всё рушится в момент понимания, что Ли не покидает стены комнаты, пока Хан находится в ней. Даже в туалет, блин, не отлучается! Хёнджин и Феликс радостными феями крутятся вокруг омеги размышляя вместе о причинах поведения Ли старшего и не приходят ни к чему, кроме того, что Феликс подбирает варианты свадебных костюмов, а Хёнджин оформление зала для празднования свадьбы, на что Джисон просто выгоняет их из комнаты с криками, что они оба предатели. На общих занятиях всё также тихо и мирно — срутся в меру позволения мистера Вико̀са, что порой просто разнимает их, то есть отрывает Джисона от руки Ли, в которую тот вцепляется от бессилия, пока альфа смеётся в голос с потуг младшего уделать его. В остальном штиль смертоносный. А как известно, затишье бывает перед бурей. После первого занятия — каждый последующий раз — для Джисона стоит отдельная бутылка с лимонной водой, на стуле Хана появляется миленькая подушка (внимание! С квоккой!), для удобного просиживания за учебниками и настольная лампа, которую ранее Хан не замечал, а, указав на неё, получил пожимание плечами и незамысловатое: «ты много хмуришься, подумал, что тебе не хватает света при чтении». Это было приятно. Совсем немного. И вот тут эта самая мелочь осознаётся открытой тайной, той самой, после которой твой мир делится на «до» и «после». Откуда, Верховный помилуй, Ли Минхо в курсе про воду, которую предпочитает Джисон, необходимость подушки под драгоценной попой и…ладно, лампу он объяснил?! Не по-товарищески выскочившая догадка о причастности Хёнджина и Феликса отсеялась тут же, стоило омеги ворваться в комнату к парням (Феликс стал подозрительно много времени проводить тет-а-тет с Хенджином) и проорать во всё горло «Кто меня сдал, ироды?!». Реакция парочки была столь громкая в своём молчании, что стало понятно. Никто. Не признается чёрт возьми, никто! Но потом, потом случилось ещё более странное. Это мимолётное ощущение, скользнувшее в душу подобно лёгкому, тёплому ветерку. Забота Ощущалась некая…забота о себе. Будто Минхо подмечал мелкие детали, на которые сам Хан и внимания не обращал, будучи по натуре своей ураганом Кэтрин, не видя дальше собственного носа и идей, что роились в голове. Вопрос: «что задумал злодей Ли Минхо?» забывался, порой незаметно, но неумолимо, и это злило. Джисон всё чаще стал подмечать, что непозволительно расслабляется в компании Ли. Минхо не давал ни единого повода подтвердить убеждения Хана о его высокомерности и все потуги Джисона убедить себя в том, что альфа всё ещё тот, кем является сходили на нет сами собой. Ли предстал по-настоящему прилежным студентом и хорошим маговеком (как бы сложно это ни было признавать). Феликс, наблюдавший метания друга с выражением великой скорби на лице, постарался успокоить Хана, выразившись коротко, но ясно: «Минхо бывает фриковатым». Ну или не ясно, но высказался, а Хёнджин уповал на тайную влюблённость и почти писал по ним романы, чем бесил Джисона уже, кажется, сильнее, чем бесит Минхо. В час раздумий после очередного занятия спустя ещё неделю пришла идея, что казалась гениальнее всего, что ранее приходило в рыжую голову Хан Джисона. Стоило бы поговорить об этом с Хёнджином, конечно, но следуя врождённому «шило в заднице» у Хана не было времени обсуждать, а только запал претворять тут же. Занятия заканчивались через десять минут, а омега был на иголках ещё в самом начале, потому, изрядно удивив преподавателя, первым вылетел со звонком из класса, прямиком направляясь в комнату старшего исполнять задуманное. Если у Джисона нет возможности вызнать секреты Ли, порывшись в его вещах, то он просто-напросто… Спровоцирует Джисон умеет быть невыносимым, и он это прекрасно осознаёт, и пусть у Минхо получалось справится с характером Джисона достойно отвечая на все нападки, но то было в рамках уроков, а никак не один на один. Не учтённых переменных просто не существует. Тупо спровоцировать Минхо кажется прекрасным планом до последнего: потупить, полениться и вывести на истинные эмоции старшего, чтобы он показал свою личину перед младшим. Тогда-то Джисон не упустит возможности всё задокументировать и предоставить доказательства, что из себя на самом деле представляет Ли Минхо. Время неумолимо истекает, июль стучится в окна, занятия вместе идут своим чередом, а у Джисона конкретно едет крыша от осознания, что его план не сдвинулся с мёртвой точки ни на миллиметр! Не учтённых переменных просто не существует, кроме второго момента удушающей, на этот раз, странности, что выбивает дух из младшего. Странность эта происходит аккурат во время исполнения плана Джисона. Хан чувствовал небывалый подъём и взбудораженность. Он совершенно забыл обо всём, что может стать отвлекающим фактором, собравшись с силами и выкрутив рубильник решимости на максимум. Только вот настрой почти сбился, стоило оказаться в комнате Минхо, почти выбив дверь с ноги и громогласно объявив о себе зычным: «Добрейшего денёчка, Минхо!», отскочившим от стен комнаты и утонувшем в увиденном перед собой омегой: — Э… — многозначительно тянет младший, но его перебивает старший. — Привет! — Ли предстаёт перед Ханом на своём любимом месте — за небольшим столиком между двух кроватей — отличительной особенностью которого в этот раз является накрытый…ужин? Обед? — Я не видел тебя на обеде. Садись, сначала поедим. Я приготовил твоё любимое рагу, — указывая на блюдо, Минхо буднично ведёт беседу и раскладывает столовые приборы, чтобы затем удобно расположиться за столиком и кивком головы пригласить Джисона к столу. Напротив Минхо пустует подушка Хана. Приготовил? Сам что-ли? Какого…хера? Ладно, сначала еда, потом вопросы. Не говоря ни слова, кроме дежурного: «приятного аппетита», Джисон сметает всё, что не приколочено и удовлетворённо откидывается на спину, выправляя рубашку из брюк и продумывая как же удачнее всего приступить к исполнению плана. Минхо лишь хмыкает, довольный собой, принимается убирать со стола. — Минхо хён, — вот это уже интересно, без издёвки и сарказма? — Можно вопрос? — в данный момент Ли меньше всего ожидает подлянки со стороны объевшегося и довольного омеги, а посему стоит приступить прямо сейчас. — Конечно, задавай, — Ли заканчивает прибираться и усаживается за письменный стол. Через секунду к нему присоединяется и Джисон, пытливо заглядывая в глаза. — Что происходит? — Минхо вопросительно склоняет голову к плечу, чуть опасливо поглядывая на младшего. А Джисону на секунду думается, что жест выглядит таким привычным, знакомым, домашним, что Хан аж тушуется на секунду. Прокашлявшись и выпрямившись, отойдя на шаг, омега приступает. — Не думай, что я не заметил, но всё это очень странно. Лимонная вода, любимое рагу, подушка под задницу, лампа. Спасибо, конечно. Вот только никак в толк не возьму к чему всё это? К чему твоё желание, если мы даже не общаемся во время занятий! — уже во всю заводясь от негодования и не понимания, что происходит, расходится Джисон. — А тебе бы хотелось общаться? — возвращая себе привычный вид засранца: ухмылочка и заискивающий тон. — При чём тут это? Ты на вопрос ответь! — младшему жуть как необходимо вывести Ли из себя, как раз здесь и пригодится его вложенная при рождении несдержанность. Никому не понравится, если на него будут нападать после сытной пищи. — Требовательный…а мне говорили послушный, — хмыкнув в конце. Чего, блять? — Извини? — недоумённо. Это в план не входило. — Прощаю, — издевается, подлец. Ожидаемо, что Минхо не сдастся просто так. — Я не об этом. — А о чём? — будто и правда не понимает. — Минхо, — строго. — Джисон, — потешается. — Прекрати. — Я и не начинал, — пожав плечами. — Минхо! — Джисон топает ногой, сжимая руки в кулаки. Давай же, давай, выдай себя! Раздражение, нетерпение увидеть Ли в гневе, увидеть настоящую, подлую, мерзкую натуру альфы буквально поджигает Джисона изнутри. Он хорошо придумал! Выведет Минхо, получит подтверждение! Ему надо! До чесотки хочется вытрясти из этого индюка ответы на вопросы, признание в его двуличности и заносчивости всеми силами. — Не пытайся меня обмануть! — Джисон выразительно выставляет указательный палец правой руки, указывая на Ли, а левой рукой до онемения сжимает столешницу письменного стола. Он почти у цели! У Ли слетает маска клоуна и глаза чуть прищуриваются. — Я прекрасно знаю какой ты на самом деле! Заносчивый, высокомерный зазнайка! — не удержавшись и ткнув прямо в грудь альфы. — Самому не надоело притворяться всем таким заботливым, умным и учтивым? Я вижу тебя насквозь и осведомлён, что это всё маска! Что, Ли Минхо, слабо показать мне какой ты на самом деле, а?! — змеёй шипит Хан почти в лицо старшему, склоняясь к тому ближе. Эмоции хлещут через все щели, появившееся одуряющее ощущение вседозволенности и безнаказанности от бездействия Минхо подстёгивают уверенность и убеждённость в собственной правоте. Он его достал! Он был прав, а никто не верил в гнусную натуру звезды Ли Минхо! К тому же, тот взгляд, что вперивает в Джисона Ли прямо сейчас, где смешалось всё: от неверия в услышанное, до гнева, будто подстрекает Джисона высказать тот список характеристик, по мнению Хана, относящихся напрямую к старшему. Однако, вопреки определённо удивлённому и возмущенному состоянию Минхо от слов младшего, Хан ощущает осторожные прикосновения к локтям, заставляющие очнуться. И это становится первым звоночком той самой странности, что аукнется Хану слишком шокирующе. Что он тут налепетал в приступе гнева? Видимо, на секунду помутнело в глазах и вот Минхо уже стоит как-то непозволительно близко, придерживая за предплечья, а сам Джисон вцепляется в руки старшего мёртвой хваткой, пытаясь отдышаться и понять причину головокружения. — Тебе плохо? — как из-под воды звучит обеспокоенный и чересчур мягкий голос Ли. Минхо решил проигнорировать всё вышесказанное? У Джисона не получилось спровоцировать? Вопрос проникает в сознание стрелой, вынуждающей поднять глаза и заглянуть в чужие, излучающие тревогу за младшего. Уже и галлюцинации пошли. Браво, Хан. — Да, да, я… — Хана вновь ведёт в сторону, а Ли резво меняет их местами, усаживая младшего на стул и присаживаясь перед ним на корточки. Рука Минхо тянется ко лбу Хана и прикасается. Осторожно и нежно. В эту же секунду Джисона обдаёт чем-то до покалывания в кончиках пальцев приятным. Запах…приходит немедленное осознание. От Ли всегда приятно пахло, но едва уловимо, а сейчас свежий, приятно сладковатый запах, словно откуда-то очень знакомый, окутывает Джисона, кажется, с ног до головы, побуждая прикрыть глаза в блаженстве и выдохнуть с облегчением и наслаждением, чтобы вновь вдохнуть полной грудью. Это природный аромат Минхо, исходящий от запястья, что в прямом смысле находится перед носом омеги. Глубоко втягивая воздух, он сам не осознаёт своего движения вслед за старшим, как только тот отодвигается на приличное расстояние. Младший тут же распахивает глаза, чтобы ахнуть в смущении от собственного порыва и увиденного перед собой. Это звучит вторым звоночком, что звуковой волной сносит построенный, идеальный, в мыслях Джисона, план. Вокруг старшего порхают феромоны. Мелкие частицы насыщенного, фиолетового цвета куполом накрывают Джисона вместе с Минхо, словно укрывая и защищая, создавая свой собственный мир, лишь для двоих. Вот в чём заключается одна из особенностей непосредственно Минхо, объясняющая его нечеловеческую сдержанность. Хан ошеломлённо рассматривает мерцающие частички и шумно втягивает приятный аромат старшего, что высвободился вместе с частицами, а тот, словно очнувшись и аналогично младшему осознав, что он делает, поспешно скрывает свои феромоны, от чего Хан разочарованно мычит, безбожно краснея. Он что, только что расстроился, что Ли всё прекратил?! — Прости… — сконфужено и смущённо (это точно был голос Минхо?). — Я…я не специально, клянусь! — Ли подрывается на ноги и делает пару шагов назад, к кровати, рассеянно почёсывая заднюю часть шеи и намеренно избегая взгляда младшего. Именно в данный момент Ли кажется невероятно уязвимым, что шокирует не хуже фиолетовых, чёрт возьми, феромонов. — А что…что это было? Почему…почему они будто…фиолетовые? — неконтролируемо вырывается с такой испуганной интонацией, словно перед Ханом преступник или сумасшедший. Это тоже не входило в план. Вообще вся эта ситуация сюр и то, чего предугадать… Не учтённых переменных просто не существует, да, Джисон? Феромоны — интимная вещь. Их скрывают, это нормально и так принято. Феромонов не стесняются, но фиолетовые феромоны почти как семейную реликвию оберегают и прячут так долго, насколько это возможно. Даже на уроках контроля магии и своей энергии феромоны разрешают не выпускать и оставлять при себе. Более того, так делать настоятельно рекомендуется, а когда приходит время выпускать потоки энергии и учиться их контролировать это делается наедине с преподавателем, чтобы не смущать ученика и не провоцировать буллинг по поводу…фиолетовых феромонов. Как правило, феромоны демонстрируют только рядом с семьёй, близкими людьми, друзьями, кому ты можешь довериться. А уж кого-кого, Джисона и Минхо даже с натяжкой трудно назвать хорошими товарищами, не то, что близкими...кем угодно. Они не друзья, не, Верховных ради, влюблённые, даже не полноценные одноклассники! Джисон определённо знает от родителей и преподавателей, что феромоны маговека бывают разными и задавать вопрос про цвет или их влияние на маговека — моветон. Но также он знает, что те способны подарить успокоение и чувство защищённости в первую очередь партнёру, в случае уязвлённого состояния своей пары и во время… Джисон, конечно, ругается редко, но…твоюжешьсукамать!.. во время течки! — Чёрт! — Хан подрывается, как ужаленный, собравшись было выскочить за дверь, как и не было его в комнате, но, будучи остановленный руками старшего на плечах, плюхается на стул вновь. — Это течка? Ты вспотел и слишком горячий, ещё эта переменчивость настроения. У тебя лицо цвет раза три поменяло, — верно предполагает Минхо с нервным смешком одновременно. Хан машинально кивает. Слишком много эмоций. — Ты же омега, Джисон. Почему ты не сказал? Я бы понял, если тебе нужно было бы пару дней отдохнуть, — голос Минхо дрожит, но надо отдать должное сдержанности альфы, что нерушимой стеной вырастает между Ли и его испугом перед раскрытием феромонов Хану. Минхо всё понял раньше самого Джисона о течке, от чего становится совсем чуточку стыдно, но, в конце концов, ситуация обычная, вот только неловко всё равно. Мысли Джисона в моменте совершенно бесполезно путаются и смешиваются. Без того вспыльчивый характер бурлит внутри, подстёгиваемый течкой. Но у него был план… Цель, к которой он так долго шёл! — Я как-то и сам не понял. Была небольшая слабость утром, но я не обратил на неё внимания, — почти хнычет омега. Ему жарко, холодно. Его планы! Хан вымучено улыбается и смотрит на старшего, что возвышается перед ним, как скала. Но вид у этой горы взволнованный, встревоженный, как бы старший не пытался скрыть своё волнение. Он всё ещё…уязвим. — Дурилка, — усмехается Ли беззлобно, получая возмущённое «эй!». — Кто же так относится к своему здоровью? Как ты себя чувствуешь? Прости за вопрос, но как обычно проходят твои течки? — Ли в секунду становится серьёзным и, насколько возможно, старается деликатно обсудить возникшую проблему, максимально смещая фокус внимания на Джисона. Как Ли удаётся сохранять такое спокойствие и непоколебимость, чёрт возьми?! Хан ему столько всего наговорил. Почти потребовал вывалить все карты на стол, а этот…этот про течку заливает? Третий звоночек странности громыхает колоколом, оглушая собой и застилая глаза здравому рассудку. Не учтённых переменных всё ещё не существует? — Тебя это сейчас интересует? Серьёзно?! — краснея лицом, шеей и, кажется, ушами, Хан вскакивает на ноги, оказываясь перед лицом Минхо. Пульс в ушах грохочет, горло пересыхает и слипается, дышать становится сложно и Джисона безбожно несёт. — А ты хочешь обсудить меня в таком состоянии? — изогнув изящную бровь, интересуется Минхо, опасливо щурясь. — Да! Какая разница, как проходит течка? Нормально. Как у всех. Не переводи тему, Минхо, что ты задумывал, загадывая желание? — напирает Джисон, жадно выхватывая любое крошечное изменение мимики на лице альфы. Течка действительно проходит, как у всех нормальных, здоровых омег. Никаких серьёзных трудностей она не вызывает. Разве что излишнюю вспыльчивость, в случае Хана, учитывая его несдержанность и вне течки — это становилось почти фатально для всех, кто его окружает. Вопрос о феромонах, прозвучавший в пылу, точно не прошёл мимо старшего и определённо насторожил Минхо, покуда он так отскочил к кровати, а сейчас стоит, сложил руки на груди, сжимает челюсть и смотрит волком из-под медной чёлки. Ага, защищается? — Джисон, ты меня в чём-то хочешь обвинить? Тон насторожил…бы, не будь Джисон в приступе истеричного бешенства в желании вызвать эмоции со стороны Минхо. По-хорошему стоило бы заткнуться и извиниться, но Хан не будет Ханом, если не проигнорирует. — А есть в чём? — с вызовом, приближаясь и фактически зажимая того между своим телом и изножьем кровати. Запах альфы вновь возвращается, что становится первым аккордом победы. Он просачивается в лёгкие омеги, окутывая, немного кружа голову. Феромоны снова показываются, но не пугают. Джисон их жаждал увидеть. Это следствие эмоционального стресса в данный момент, его план работает! Частицы витают подле хозяина, подтверждают догадки о нестабильности эмоционального фона тем, что будто дёргаются в воздухе. Джисон нарывается откровенно и без доли стеснения и присутствия здравости, только вот не хочет замечать, привыкнув, что Ли всегда сможет или ответить, или проигнорировать. Минхо обладатель неестественного цвета феромонов. Это будоражит, это взывает к какому-то первобытному любопытству, что не в силах сдержать ни один маговек. Интерес сравним с желанием учёных, тех желающих узнать, что скрывается в далёких галактиках и тех, что пытались приручить магию полностью. Младшему необходимы ответы на вопросы. И та самая неучтённая, так опрометчиво и глупо, переменная — Джисон не знает Минхо достаточно близко, чтобы безрассудно почти выпытывать ответы и вести себя, как вздумается после того, как узнал цвет феромонов. Он не знает никого с таким цветом, не приходилось даже читать о них. И это ошибка, к которой Джисон мчится невзирая ни на что на своём пути во время исполнения плана. Безрассудно и слепо. Но ураган не может остановиться в мгновение, тем более разогнавшись, тем более подпитываясь пьянящей вседозволенностью и отсутствием какой-либо отрицательной реакции от Минхо за всё время их одностороннего соперничества со стороны Джисона. Ураган идёт до конца. — Давай, Ли, покажи себя настоящего. Покажи мне, какой же ты на самом деле, — ядом плескаясь с каждым словом. — Вечно прилежный, учтивый, умный и самый-самый лучший, — издевательски, — Ли Минхо, студент Училища Святых, а? — теснее приближаясь и почти нависая над старшим, пренебрежительно произносит Джисон. Хан явно не видит берегов и, посмотри он на себя со стороны, обязательно бы диву дался от наглости собственной. — Куда делся тот высокомерный и всезнающий старший, что превозносил себя выше других? Я ведь знаю, что на самом деле ты не такой, а несдержанный, жадный до знаний, упивающийся силой, что дана лишь удачей — родиться таким, неестественным. Катастрофы происходят без предупреждения, но с целым ворохом мелких предзнаменований, что стоит лишь захотеть и ты услышишь, увидишь, поймёшь. Видят Верховные Минхо не хотел. Ли Минхо сдержанный, учтивый и с такой прокаченной концентрацией, чтобы уметь себя держать в руках, что не каждый взрослый похвастаться может. Вот только Ли всё тот же подросток с бурлящими гормонами, а ещё элементарно живой маговек с чувствами, задеть которые возможно, приложи достаточно сил, а Джисон постарался, как самый прилежный ученик. Плотину прорывает в ту же секунду, как с губ срывается слово-которое-нельзя-называть. Не прилично и крайне оскорбительно озвучивать подобное в сторону носителей неестественного цвета феромонов, пусть и имеет сугубо классификационное значение. Не назвали их умы великие по-другому, но общество смогло придать негативную окраску термину, что описывает маговеков, считавшихся крайне несдержанными и вспыльчивыми личностями. Носителей таких феромонов боятся не только из-за горячности характера и вреда, что могут нанести альфы и омеги, но и из-за крайней одарённости. Те как пить дать становятся талантливыми мастерами с большим запасом магии в теле, что их не убивает, а делает сильнее. Всегда неестественные маговеки были и есть способны на многое и не скрывали никогда своего превосходства. Однако есть и те, кому претит мысль о том, что лишь по вине феромонов их все ненавидят и не считаются с усилиями, что обретают своё воплощение в годах изнурительных тренировок, в часах, проведённых за чтением и практикой. Ли резко подаётся вперёд, вынуждая попятиться Джисона и упасть на стул за ним. Пригвоздив вертлявую задницу к месту, нависает сверху грозной тучей, преграждает путь отхода коленом между ног, надавливая правой рукой на плечо младшего. Глаза застилает пелена злости, раздражения, почти что ярости, обиды на Хана. Глупый, глупый квокка. В голове набатом звучат наставления отца о контроле, только это спасает мальчишку от взрыва, что не сулит ничего хорошего Джисону и самому Минхо. — Как много тебе известно обо мне на самом деле? — копируя манеру Хана говорить, голос сталью звенит. — Как много из того, как ты думаешь обо мне, было подтверждено моими конкретными действиями? — феромоны вновь подобно яростному пламени вырываются на свободу, дрожа в воздухе, приближаясь уже не только к Ли, но и к Джисону. Запах Минхо начинает кислить, придушивать, ярко подчёркивая бурлящие эмоции старшего в данный момент. Плечо ноет от хватки. Хан старается реже вдыхать кислород, чтобы совсем не потеряться. Вопреки давлению, всё равно явственно видно — Минхо из последних сил старается держаться. Не каждый умеет так управлять собственными феромонами. — Какой я, на самом деле, Джисон? Пораскинь мозгами, раз так уверен в моём обмане и неестественности, — почти выплёвывая последнее слово, заканчивает Ли холодно, режуще. Таких ноток в тоне никогда ранее Джисон не слышал ни от кого. Столь давящей ауры не представлялось встречать, а от Минхо сдавливает грудную клетку, словно кто-то тяжёлым ботинком пригвождает к холодному асфальту. Ли разворачивает кресло Хана в сторону двери и грубо встряхивает, вынуждая Джисона свалиться на колени, оглушая брошенным в спину: — А пока, проваливай и думай. Занятие закончено, — ледяным ушатом воды. Джисон, ощущая, что его — фигурально — растоптали, встаёт. На негнущихся ногах добирается до двери, схватив по пути портфель и куртку, поворачивает было ручку, но что-то словно просит обернуться, убедиться, что случившееся не сон. Хан на секунду бросает взгляд на старшего через плечо, заметив, как Ли стоит на том же месте — возле стола — сжимая и разжимая кулаки, окутанный беснующимися фиолетовыми частицами. Глаза прикрыты, плечи напряжены, а грудь тяжело вздымается. Омега скрывается за дверью, даже в коридоре ощущая воздействие феромонов альфы. Разозлил. Совершенно безрассудно и намеренно. Браво, Джисон, план претворился в жизнь с натурально оглушительным успехом. И всё же неучтённые переменные есть всегда и везде. Становление личности — процесс энергозатратный, долговременный и не всегда простой. Младенец взрослеет на глазах родителей незаметно, но, сколько не воспитывай, ты никогда не предугадаешь, что по-настоящему изменит твоего ребёнка и заставит, наконец, задуматься.§