blue skies are for the lonely and forgotten

По скромному мнению Уилбура, Томми Иннит был неплохим приспешником. Конечно, ему было семнадцать лет, что не идеально, но, честно говоря, Уилбур делал гораздо более сомнительные вещи, чем нанимал подростка для переправки наркотиков. Кроме того, подростки были выносливы. В восьмидесяти процентах случаев с ними все заканчивалось хорошо, когда Уилбур заканчивал работу. Неплохо. Прошло чуть больше недели, но Томми явно обладал огромным потенциалом в сфере незаконного производства и распространения наркотиков, который только и ждал, чтобы его использовали. Уилбур был уверен, что если бы это слово прозвучало в ста метрах от мальчика, он бы разразился истерическим хохотом, а затем вспыхнул бы огнем, но он был быстр на ногах и, насколько мог судить Уилбур, не страшен в драке, что вполне компенсировало его полное отсутствие скрытности. Конечно, он не поощрял мальчишку ввязываться в драки. Это было бы просто неэтично. Рассказать мальчику о слабых местах человеческого тела и о том, как их использовать, было ценным жизненным уроком для любого растущего ребенка, и, что еще важнее, просто здравым смыслом бизнеса. Текучесть кадров была чумой для предпринимательства повсюду, и Уилбур знал, как поддерживать не только удовлетворенность клиентов, но и удовлетворенность и удержание сотрудников. Речь шла не только о рабочих, но и о личных отношениях. (В конце концов, гораздо труднее сказать "нет" другу, чем ненавистному начальнику). И если это означало потакание увлечениям и побочным авантюрам своего сотрудника в свободное от работы время, то Уилбур просто обязан был это сделать. Но... Возможно, ему не стоит так уж сильно в это ввязываться. Когда Томми с широкой ухмылкой подбежал к нему, сверкнув дорогими часами, которые он только что снял с запястья проходящего мимо бизнесмена, Уилбуру захотелось удариться головой в ближайший телефонный столб. Боже мой, сколько наглости в этом ребенке! Его щека дернулась еще сильнее. Надо будет потом разобраться с этим. — Видишь, мой хороший? Вот как надо правильно обкрадывать карманы, — проворчал мальчишка, вскидывая подбородок в столь небрежно-неуважительном жесте, что Уилбуру оставалось только покачать головой, и из его рта против воли вырвался тяжелый выдох, подозрительно похожий на смех. Он откашлялся, чтобы скрыть это, но самодовольное выражение лица проклятого ребенка ясно дало понять, что его усилия были напрасны. Прайм, что с ним сегодня? Отвлекать. — Будь более очевидным, почему бы и нет? — Уилбур насмешливо хмыкнул, сунул руки в карман пальто и круто свернул на тротуар, двигаясь с того места, где он ждал, пока Томми закончит свое мелкое преступление. — Возможно, следующим, у кого здесь обчистят карманы, будешь ты, раз уж ты размахиваешь этой штукой. — Меня? Ха! Ни один мужчина, ни одна женщина на свете не сможет обчистить мои карманы, ни за что! — Мальчишка в ответ закивал и короткими перебежками стал догонять высокого мужчину, идя рядом, но при этом широко жестикулируя, словно чем больше он двигал руками, тем отчетливее Уилбур видел, насколько тупым он был. — Ты нанюхался слишком много химического дыма, если веришь в подобную чушь, сука! Томми поднялся, надув грудь, и драматически жестикулировал. — Нет, нет, это твои глупые наркотики одурманили тебя, старик! К счастью для тебя, у тебя есть великий Томми Иннит, который напоминает тебе, что нужно дышать свежим воздухом и гулять под солнечными лучами, иначе у тебя бы развился артрит! — Я абсолютно уверен, что артрит не растет, это не плесень... — ты врач? Нет? Тогда заткнись, сука, ты ни черта не понимаешь. Так неуважительно. Он не имел права так забавляться, когда к нему относились с таким... юношеским пренебрежением. Не имело право быть таким освежающим. Боги, его заключение в тюрьме явно затуманило ему мозги. — Сюда, сука, ты хочешь добраться до центра города до завтрашнего утра или нет? — Знаешь, у меня есть имя. Уилбур. Ты мог бы им воспользоваться, — сказал он, чувствуя раздражение в сторону себя и мальчика, но в основном на Томми. — Твоя мать дала тебе одно имя, а я дал тебе другое. Не повезло тебе, сука, — пожал плечами Томми, продолжая мчаться вперед зигзагами, как лабораторная крыса, которой дали чуть больше, чем нужно. Отвлекаясь на все, что может пройти мимо него. — Когда-нибудь ты встретишь мою мать, и я хочу, чтобы ты объяснил ей в лицо, почему ты считаешь, что у тебя лучше получается называть людей, чем у нее. — сухо сказал Уилбур, идя рядом с ним ровным шагом. — Думаю, это будет уморительно. Не то чтобы его мать назвала его Уилбуром, но лучше было не разжигать огонь Томми. Или, по крайней мере, делать это стратегически. Контролируемое горение. Томми скептически посмотрел на него, как будто это он несет чушь. — Кто-нибудь говорил тебе, что ты загадочный хуй? — Не могу сказать, что они когда-либо использовали именно эти слова, но в целом да. — Хорошо. Тебе стоит говорить это почаще, ты, загадочный хуй. Когда они приближаются к зданию с надписью L'MANBERG UNDERGROUND, написанной жирным красным шрифтом, Уилбур почувствовал, как его сердце учащенно забилось. Он слегка споткнулся, хорошее настроение резко пропало и разбилось о землю, как стекло. Черт. Черт. До него не сразу дошло… Его горло сжалось, как петля, и он, несмотря на себя, издал сдавленный звук. Томми повернулся и нахмурил брови, его хорошее настроение улетучилось. — Ты в порядке? А то ты вдруг превратился в какого-то нескладного парня. Брюнет сдержал свою мгновенную реакцию и натянуто улыбнулся, что, пожалуй, больше походило на гримасу. — Все лучше не бывало. Продолжай. Мальчик посмотрел на него долгим, долгим взглядом. Уилбур не оценил пристального взгляда, избегая его внезапно пронзительных голубых глаз. С таким взглядом он мог бы дать Филзе фору, рассеянно подумал Уилбур. Наконец мальчик нерешительно повернулся к нему спиной и направился в здание под большой, непреднамеренно зловещей вывеской. Если Уилбур воспользовался возможностью перевести дух без этого знающего взгляда, то это было его личное дело. Он вошел в здание, и они начали резкий спуск. Изогнутые бетонные стены бесконечно повторяли их шаги, отчего пространство казалось одновременно и больше, и меньше. Еще один шаг. Далекий рев и "чунк-качунк-качунк" проносящихся поездов. Еще один шаг. Визг тормозов. Еще один шаг. Гудки, эхом отдающиеся в воздухе и так неистово приближающиеся. Еще один шаг. Платформа, резко заканчивающаяся рельсами, мелькающими у подножия острого обрыва. Еще один шаг. Темный туннель, в глубине которого мерцают огни, словно огромное глубоководное чудовище. Еще один шаг. Холодная сырость прилипала к коже, к глазам, к горлу, застревала в горле, он не мог дышать, не мог дышать, не мог дышать, не мог дышать... — Думаешь, Луни сядут на наш поезд? Уилбур напряженно моргнул и, хотя двигался так, словно был заключен в слизистую оболочку, повернулся, чтобы посмотреть на Томми. — Что? — произнес он с хрипотцой в голосе. Томми указал на них. — Эти Луни. Думаешь, они идут в нашу сторону? Уилбур посмотрел туда, куда указывали. Одетые в одежду, которая выглядела так, будто ее выловили из мусорного бака, тщательно выстирали, а затем сшили вместе в смутно различимой конфигурации, чтобы она могла служить настоящей одеждой, стояла небольшая группа молодых людей, все они, похоже, находились в разной степени истощения, но тем не менее оживленно разговаривали друг с другом, сигаретный - или, возможно, травяной - дым витал вокруг них, как облако. У каждого из них было маленькое серебряное ожерелье в виде треугольника, направленного вниз, и все они несли инструменты. Уилбур не мог оторвать от них глаз. — Что такое луни? — спросил он, хотя часть его души, услышав это слово, зажужжала. Оно было успокаивающим и знакомым, но он не знал, почему. — Ты не знаешь? — спросил Томми, больше удивляясь косвенному признанию в том, что он чего-то не знает, чем самому вопросу. — О. Ну, Луни - это просто сокращение от "Лунатики". Их так называют, потому что они якобы занимаются странным дерьмом в лесу под полной луной - танцуют голыми, употребляют много наркотиков, играют музыку, поджигают вещи, пускают фейерверки; всякое такое. Меня так называли несколько раз, и я решил придерживаться этого названия в качестве "пошел ты", я полагаю. — Звучит не слишком безумно, — рассеянно пробормотал Уилбур, потирая ладонью грудь. — Честно говоря, они не так уж плохи, просто, на мой взгляд, о них плохо отзываются. Много заносчивых стариков, которые считают их угрозой для общества. Не помогает и то, что они приверженцы Сильвертонга, - это приводит людей в ужас. Приверженцы Сильвертонга. Ну. Уилбур прочистил горло. — И что же? — Что? — Что заставляет людей ужасно разгорячаться? — О. Честно говоря, я не могу тебе сказать точно, поскольку не очень-то вникаю во всю эту религиозную чепуху. Полагаю, идея поклоняться Богу Хаоса просто выводит из себя торийских придурков. Они не любят перемен. — Нет, — сказал Уилбур, глядя, как Луни садятся в поезд. Он позволил Томми затащить себя в тот же поезд. — Нет, пожалуй, нет. Он устроился на потертом сиденье с сомнительными пятнами и, когда инструменты начали дребезжать и смещаться от потенциала, закрыл глаза. Музыка витала вокруг его головы, как дым, окутывающий головы музыкантов. Кружась, журча, вибрируя, проникая в мозг, следуя по позвоночнику до самого сердца и вызывая дрожь в его пробуждении. Он не знал слов песни, даже не знал, есть ли они, но ему это было и не нужно. Он напевал себе под нос, и вибрация звука успокаивала вибрацию мчащегося поезда и грохот рельсов. Он засыпал. Он не двигался, пока Томми не толкнул его в плечо, и он медленно открыл глаза. Они приближались к нужной остановке. Он встал, слегка наклонившись в тесном пространстве и не обращая внимания на странное чувство в груди, и поплелся к музыкантам. Достав из кармана немного денег, он положил их в коробку для сбора денег, а на их улыбки и благодарности просто кивнул. Он слегка дернул пальцами, и коробка слегка засветилась, но только для его глаз. Выходя из поезда на платформу, он надеялся, что им понравится коробка, полная слитков чистого серебра, которые они найдут, когда откроют ее дома. Поднявшись по лестнице, они вышли на солнечный свет, и он словно заново родился. Он мог дышать. На мгновение Уилбур ощутил тепло на своем лице, а потом понял, что Томми отошел. Повернувшись, он увидел, что Томми присел рядом с несколькими детьми, одиноко сидящими на ступеньках метро с маленькими картонными табличками перед собой и стаканчиками в руках, и наблюдал, как Томми вытаскивает деньги из кошельков, которые, как он видел, он украл ранее, и высыпает их оптом в детские стаканчики. Малыши удивились но затихли, когда Томми легонько шикнул на них, и он убедил их по дороге отнести награбленное в безопасное место. Они разбежались, а Томми еще мгновение стоял и смотрел им вслед, потом повернулся и, заметив, что Уилбур наблюдает за ним, замер на месте, лицо его стало розовым. — Чего уставился, придурок? — грубо сказал он, а Уилбур лишь пожал плечами и позволил Томми увести их, ворча под нос всю дорогу. Лицо Уилбура снова дернулось. Ему действительно нужно было провериться. Это может быть серьезное заболевание. Может быть, это как-то связано с теплым ощущением в груди.

***

— Ты играл в группе? — Томми поперхнулся, закашлялся, отчаянно пытаясь проглотить мороженое, которое так жестоко предало его. Уилбур смеялся над ним. Придурок. — Почему в это так трудно поверить? Они сидели за столиком в тени зонтика возле любимого кафе-мороженого Томми в Л'Манберге, и Томми почувствовал, как что-то затрепетало у него в груди, даже когда он изо всех сил пытался перевести дыхание. Задумавшись над вопросом, он вынужден был признать, что в это не так уж трудно поверить, если Томми на мгновение отвлечется от размышлений, пока сует ложку в рот. На самом деле все было правильно. Поначалу это было просто неожиданно, если не сказать больше. Но он никогда не отказывался от своих слов. — Не знаю, — небрежно сказал он, снова опуская ложку в чашку. — Просто ты недостаточно крут, чтобы играть в группе. Не знал, что туда принимают претенциозных придурков. — Хочу уточнить, что они не только принимают претенциозных болванов, но и многие музыканты - претенциозные болваны. Это почти обязательное условие. Так что вряд ли это можно считать дисквалификацией, Томс Томми тяжело фыркнул и чуть не подавился снова. Заметив, что Уилбур самодовольно ухмыляется, он нахмурился. Придурок. Придурок, который думает, что знает больше Томми о музыке, группах и прочем дерьме. Он ему покажет. — Ладно, — сказал Томми, поднимаясь и принимая брошенную ему перчатку. —Если ты музыкант, то, полагаю, ты много знаешь о музыке. — Наверное. — безразлично сказал Уилбур. Это значит, что он точно знает. А это значит, что он будет просто потрясен дисками Томми первого класса, которые хранятся у него, надежно спрятанные от всех потенциально завистливых сторон. Два национальных сокровища, "потерянные" в течение многих лет, которые принадлежат только ему, и они, черт возьми, вытрут пол о любые глупые музыкальные заслуги Уилбура. Томми триумфально ухмыляется, надувается и... – — Томми, мать твою, Иннит, ну и наглость у тебя! Он замер. А. Точно. Кафе-мороженое находилось в первом районе. Он забыл, что здесь обычно патрулируют королевские гвардейцы. Черт. Повернувшись, он широко и дружелюбно улыбнулся человеку, шедшему к нему с убийственной скоростью. —Сапнап, мой старый друг, как поживаешь! — Для тебя это рядовой Сапнап, вороватый придурок, — прорычал он, и Уилбуру, к счастью, хватило мудрости незаметно взять их вещи в руки и отойти назад, пока Томми разбирался с крайне разгневанным королевским гвардейцем-стажером. — Что в этом личного? Ты всегда просишь всех называть тебя так, — негромко пошутил Томми, и Сапнап не стал смеяться, а просто посмотрел на него так, словно у него вот-вот лопнет кровеносный сосуд. Он попробовал применить другой подход. —Да ладно, можно же позаимствовать между друзьями? — Позаимствовать? ПОЗАИМСТВОВАТЬ? Ах. Черт. Это только ухудшило ситуацию. — Давайте будем благоразумны... — Томми Иннит, вы арестованы за кражу, хранение наркотических средств, мошенничество, уклонение от уплаты налогов, сопротивление при аресте... — Подождите, подождите, подождите, почему кража и наркотики были вместе в начале этого? — Уилбур поднял голову, глядя между ними. — Томми, это ты украл у этого человека наркотики? — Что? Нет! — Томми закричал: — Я продал их ему честно, а потом он попытался арестовать меня, когда я сказал ему заплатить, и я попытался забрать их обратно! — Так ты украл наркотики Томми? — сказал Уилбур, переключив свое внимание на все более апоплексического охранника-стажера. — Какого черта, парень, мы продаем их по справедливой цене, исходя из рыночной стоимости! Мужчина заскрипел зубами, а его рука подозрительно приблизилась к тазеру на бедре (стажерам не выдавали оружия, но тазеры почему-то все равно были нормальными - как бы то ни было, в этом был какой-то смысл). — Ладно, ладно; Томми Иннит и коллега, вы арестованы за кражу... Томми схватил Уилбура за руку и, черт побери, повел его за собой. Он мчался по улице с высоким мужчиной на буксире, петляя по боковым переулкам и перепрыгивая через ворота, а грубые шаги Сапнапа преследовали его по пятам. В какой-то момент темп Уилбура сравнялся с его собственным, и они вместе зашагали в такт, темп совпадал, движения повторялись, и даже когда сердце бешено колотилось, Томми чувствовал, что летит. Он смеялся, легко и громко, как ребенок, которым ему так и не удалось стать. Смех Уилбура звучал как звон курантов, грохот кимвалов, пение птиц, музыкальное, дымное и дикое. Они бежали вместе. В конце концов Сапнап остался лишь воспоминанием, а они все равно продолжали бежать. Это было слишком весело. Спустя много времени - скоро, слишком скоро - они остановились перед кафе Паффи, и только Паффи и несколько усталых прохожих еще оставались на ногах, когда солнце наполовину скрылось за горизонтом. Они тяжело дышали, но Томми посмотрел на Уилбура и не смог сдержать вырвавшийся у него беспомощный смех, и вскоре Уилбур присоединился к нему, и они задыхались, но все было хорошо. Все было замечательно. Впервые за долгое время все в мире казалось правильным. Уилбур небрежно перекинул руку через плечо Томми, притянул его к себе и полуобнял, и Томми почувствовал, что никогда больше не будет так счастлив. —Неплохо, Томс, — пробормотал Уилбур между отчаянными попытками вдохнуть воздух. — Неплохо. Томми прижался к Уилбуру, и они вместе пошли к квартире Томми, пока солнце медленно скрывалось за горизонтом, а красные лучи посылали миру золотой свет.

***

Только когда Томми скрылся в довольно ветхом на вид жилом доме, Уилбур наконец вынырнул из счастливого пузыря, в который так легко погрузился, и заставил себя вернуться тем же путем, каким пришел. Томительная легкость и теплота грозили захлестнуть его, и если бы он позволил себе думать о том, как Томми ухмыляется ему вслед, то полностью потерял бы себя. Это чувство, такое чужое после стольких лет, он не узнал, когда оно пришло в виде подергивания мышц и жжения в груди, но теперь узнал. Не существовало ни одного лекарства, которое могло бы его повторить. Но у него была работа. Бизнес, который нужно завершить. Томми может быть вовлечен в это дело, и уже поздно что-то менять, но он сгорит в лавовых озерах Недр, прежде чем позволит запятнать чистую радость этого мальчика тем, что ему нужно сделать. Может, он и опоздал со спасением, но будь он проклят, если допустит, чтобы Томми постигла та же участь, и если ему придется позволить Томми остаться с ним в опасной ситуации, чтобы держать его рядом, то так тому и быть, но не ценой своего света. Он был эгоистом. Он был жесток. И, боги свидетельствуют, он был опасен. Но, может быть, только в этот раз, только еще один раз... Он мог позволить себе привязанность. "Они такие хрупкие," - услышал он шепот - который преследует его вечно. "Ты не сможешь удержать его, не навсегда." А ему и не нужна была вечность. Но ему нужно сейчас и в ближайшем будущем, если он сможет это сделать. И когда черноволосый охранник снова появился в поле зрения, он понял, что сможет. — Рядовой Сапнап! —весело сказал он, подняв руку в ленивом взмахе. — Рад видеть тебя в этих краях. Мужчина стоял и смотрел на него, не двигаясь. — Отличная погоня получилась! — продолжал Уилбур, делая ленивые, размашистые шаги вперед, не особенно торопясь. — Ты делаешь честь своему покровителю. Охранник слегка вздрогнул от этого напоминания. Глаза Уилбура сосредоточились на движении. Кровь в воде. Он улыбнулся, как акула. Он натянул на лицо что-то, напоминающее беззаботность, и пожал плечами, подняв руки в универсальном знаке "что поделаешь". — Конечно, я могу только представить, как быстро вы будете двигаться, если вам окажут должную поддержку. Черт, да вы наверное, даже сможете пройти этот свой Мэнхант. Еще одна судорога. Красные пятна. — Он ведь скоро, не так ли? Думаю, не так уж и сложно и провалить его... — Уилбур покачал головой в насмешливой грусти, оказавшись всего в нескольких шагах от невысокого мужчины. — Вся эта тяжелая работа - и снова возвращение к чертежной доске. Это трагично, правда. Холодные янтарные глаза встретились с черными, и Уилбур пошел на убийство. — Без него ты сам не свой, верно? — пробормотал он, достаточно громко, чтобы собеседник услышал. Внезапное отсутствие дыхания он воспринял как утвердительный ответ. — Озноб, тошнота, возбуждение, усталость, учащенное сердцебиение, — перечислял Уилбур таким тоном, словно не держал в руках цепи Сапнапа. — Я слышал, что абстиненция - это абсолютное страдание. — Чего ты хочешь, — прорычал Сапнап, глядя вперед, а не в глаза Уилбуру. Уилбур все равно наклонился вперед, чтобы встретиться с ним взглядом, наслаждаясь тем, как стажер застыл, словно мышь перед крупным хищником. — В пять раз больше прежней цены, — Когда Сапнап собрался протестовать, он поднял один палец вверх, заставив его рот захлопнуться. — Ты украл у Томми, и я заполняю твой маленький рецепт еще на один период, который, если мои расчеты верны, должен привести к тому, что ты без особых проблем доберешься до своего маленького выпускного экзамена. За оскорбление, нанесенное кражей, ты платишь двойную цену за каждое и еще за то, что я из кожи вон лезу, чтобы спасти твою жалкую задницу от публичного унижения; таким образом, в пять раз больше прежней цены. Надо было заплатить Томми то, что ты ему должен. — Ты... — Честно говоря, если бы я был менее милосерден, я бы просто перестал тебе продавать. — Увидев выражение ужаса на лице собеседника, он пожал плечами. — Что? Ты знаешь, как это происходит. Ты - обуза, рядовой. Он остановился на мгновение и сделал вид, что обдумывает это. — Знаешь, чем больше я об этом думаю.. — Нет! Судя по выражению лица мужчины, оно выскользнуло без его разрешения. Крючок. Леска. Удочка. — "Нет"? — повторил он, и на его лице появилась улыбка, искренняя и полная зубов. — рядовой Сапнап, можно подумать, ты от меня зависишь. Рядовой стоял, свесив руки на бок, совершенно беспомощный и наконец осознавший, в какой жопе он оказался. — Пожалуйста, — хрипло сказал он, и это слово вырвалось из его горла благодаря крюку Уилбура. — Я не могу себе позволить - пожалуйста. — Что ж, — начал Уилбур, обхватив рукой подбородок мужчины и интимно прижав его к себе, на что Сапнап очень заметно дернулся, но потом неохотно согласился и улыбнулся. — К счастью для тебя, ты приносишь мне гораздо больше пользы, чем просто деньги, не так ли? Охранник смотрел на него с негодованием, сдерживаемой яростью и тщательно соблюдаемой покорностью. Уилбур знал, что это будет началом блестящих деловых отношений. — Давай начнем с различных обвинений Томми и моих и пройдем по списку требований, хорошо?

***

«Из шестнадцати дисков королевской сокровищницы, изначально тщательно собранных королем Эретом XIII, каждый диск относится к определенному классу: первый класс имеет наивысшую важность, а пятый - наименьшую. Даже диски пятого класса (так называемые "Подожди", "Тринадцать", "Свинарник Дристы" и "Другая сторона") считаются национальным достоянием и оцениваются примерно в 16 миллионов праймов каждый. Происхождение дисков является предметом серьезных научных споров. Исторические источники утверждают, что некоторые из них - дары богов, такие как "The Blade's Wait" и "Undying Thirteen". Другие утверждают, что это просто талисманы удачи, которые получили такую широкую известность, что вокруг них сложилась легенда. Сказать наверняка невозможно. Однако именно Диски Первого класса особенно примечательны для народа Л'манберга: так называемые "Меллохи" и "Кот" имеют отношение к народу с самого его основания. Считается, что впервые они попали во владение генерала Генриха Шрауда, а после его смерти стали первыми предметами, пополнившими королевскую сокровищницу, и тщательно охранялись в течение многих лет. Их присутствие в сокровищнице рассматривалось как доказательство благосклонности богов Л'манберга и служило мощным козырем в переговорах с соперничающими государствами. Однако часть таинственности этих дисков заключается в загадочном исчезновении "Меллохи" и "Кота" в сотую годовщину основания страны, и их отсутствие в полной коллекции. Различные попытки разыскать диски не увенчались успехом, и к моменту правления короля Эрета XVI усилия были практически прекращены. Сегодня они остаются одним из величайших потерянных сокровищ Эссемпи.»