Расколотая душа

Сырые стены темницы воняли плесневелым запахом, каждый звук в тишине мрачных казематов отдавался эхом и создавал сюрреалистичное ощущение нереальности этого места. Зуко ненавидел приходить сюда: оно давило на него, сжимало в своей клаустрофобных коридорах, душило едва развеянной факелами темнотой. Он остановился у двери и почувствовал легкую дрожь в руках. Действительно ли он хочет видеть ее? Психопатку, получавшую удовольствие от каждого его провала, каждого наказания, каждого промаха. «Но все же, она моя сестра» — ответил он сам себе. Сестра, которая запуталась, заблудилась, так же как и он. Ошибочное восприятие людей вокруг, своих эмоций, того, как нужно жить. И как бы Зуко не бежал от этого, не избегал этой мысли, — она единственная семья, которая у него осталась. В путешествии с Аватаром он много раз замечал, как Сокка — бодрый мальчишка из племени воды, — приглядывает за Катарой. Накрывает ее своим одеялом особенно холодными ночами, лезет в самые сложнодоступные места, чтобы достать то, что ей нужно, ругается с каждым, кто заикнется в ее сторону (правда так, чтобы она об этом не знала). И тогда Зуко пришла в голову мысль. Неприятная, тяжелая, но тем не менее, очевидная. Азула и то, что с ней в итоге случилась — одна из его ошибок, которую нужно исправить. Не отворачиваться от нее, как от прокаженной, принять и попытаться помочь. Как сестре. Справившись с легкой дрожью, он вошел в комнату, где была лишь камера, а в ее центре, у стены, сидит она. Смотрит на него, быстро прячет взгляд, и делает вид, будто никого здесь нет. Он тоже молчит. Не знает с чего начать. «Привет, Азула?» Как-то глупо. Будь она в своем привычном состоянии, то посмеялась бы с этого. «Я пришел помочь.» Да, отличное начало разговора, если хочешь получить второй шрам. Хотя, в данном случае, он ничего кроме презрительного взгляда в лицо ничего не получит. Да и тот ему достанется несмотря ни на что. — Это я, Зуко. Фраза не менее идиотская, но вот так стоять, как придурок, молча смотря на нее… Ничем не лучше. Азула лишь фыркнула, ее смирительная рубашка зашуршала и в ее взгляде что-то изменилось: обычно она старалась держать холодность, надменность, но сейчас ее глаза были пусты, ничего не выражали и Зуко это пугало даже больше. — Я решил… Он попытался подобрать слова поточнее. — Решил, что… Если у тебя есть какая-нибудь просьба, я бы мог. Мог помочь тебе с ней. Азула все так молчала, глядя в пустоту. Раньше он избегал ее любым возможным способом, а сейчас, кажется, она хотела бы всеми силами уйти от этого разговора. — Ничего страшного в том, чтобы просить нет. Теперь она посмотрела на него. Ее лицо ничего не выражало, лишь брови пытались изобразить какое-то подобие хмурости, но выглядела она скорее как кукла, которой плохо прорисовали черты лица. Зуко вздохнул. Он подошел к решетки поближе и встал на корточки: — Я знаю, как это выглядит со стороны. Когда дядя давал мне советы, я тоже чувствовал это. Чувства отчуждения. Желание заткнуть его и закрыться всеми силами от помощи. Его голос легким эхом отскакивал от стен темницы и звучал будто бы вокруг. На секунду Зуко даже показалось, что он слышит в нем дядю. — И я бы хотел помочь тебе, как сестре. Она снова отвернулась. Не выдержав, Зуко фыркнул и стукнул ногой по полу. — Как хочешь. Проявлять терпение — не его сильная сторона. Но только он оказался у двери, как раздался голос. Ее голос. — Стражники. Зуко повернулся. — Они не смотрят мне в глаза, когда кормят и поят. До Зуко не сразу дошел смысл ее слов. — Они будто презирают меня. Он хотел было сказать, что позаботиться об этом, но вовремя закрыл рот. Если скажет, то точно потеряет ее внимание. Азула ведь никогда ничего не просит. Потому, лишь кивнул. И она кивнула ему в ответ. Поднимаясь наверх, он сказал капитану: — Просите стражников, чтобы смотрели в глаза моей сестре, когда навещают ее. Это моя просьба, как хозяина огня. И с этими словами, удалился. Им предстоит еще много встреч, но рано или поздно у него получится достучаться до нее.