Расколотая душа

Зуко всю свою жизнь гнался за балансом. Гнался он и за многими другими вещами: уважением, честью, какой-никакой справедливостью и удачей, но баланс, спустя столько времени, виделся для него одним из самых ценных вещей в мире. Он был у него только в детстве, когда мама была рядом, когда семья еще представляла из себя хотя бы пародию на другие, обычные семьи. А потом мама пропала, его изгнали, отправили в далекое путешествие за призраком, которого не могли найти уже сотню лет. Отдых он считал ошибкой. Если на корабле было нечего делать, он тренировался. Если тренировки начинали раздражать, он раздавал команды. Если команды отдавать было некому, он писал журнал с заметками. Такими же бесполезными, как и его путешествие. Спустя километры дорог, набитых шишек и совершенного зла, он осознал свой путь — помочь аватару. Тогда-то он наконец ощутил равновесие. Легкость тела, как после долгой, продуктивной тренировки. Он чувствовал себя почти невесомым. Как птица. А сейчас легкость снова покинула его. На нем огромная ответственность, еще одна дорога, каждый шаг на которой может стать роковым для народа огня и для него в особенности. — Зуко, что с тобой? Мэй подняла на него такой родной и любимый, томный взгляд черных глаз. Она не выглядела обеспокоенной, ни одна черта на ее лице не изменилась, но голос. Голос стал немного другим, — чуть более участливым. — Ты мрачнее обычного. Ее губы тронула легкая улыбка и она коснулась его щеки, поцеловав в лоб. — Я хотел поговорить с тобой. Она вскинула бровь и приподнявшись на локтях, облокотилась о спинку кровати. — Я думаю, — он смотрел ей в глаза, чтобы чувствовать уверенность, — я думаю, люди еще не готовы принять меня принцем. Мэй закатила глаза. — Опять старая шарманка, Зуко. Мы же говорили об этом. Им нужно время, только и всего. Не всем Азула въелась в голову, как тебе. Он запротестовал: — Азула не въелась мне в голову! Она тут вообще не причем, — сказал он, выдохнув, — я просто подумал, что было бы неплохо, если бы ты чаще общалась с народом. Объявляла новые реформы и законы, решения. Они тебя любят и уважают. Мэй задумчиво повертела пальцами и ответила: — Или они посчитаю, что хозяин огня настолько боится их, что сделал общественным лицом собственную жену. Лицо Зуко покрылось краской и он устало спустился на подушку. — Я могу сделать это, если хочешь, Зуко. Но не уверена, что это в лучшую сторону отразится на твоей репутации. Он сложил руки на груди. С одной стороны: это идея Азулы (Мэй об этом знать не нужно), а Азула его терпеть не может и вполне себе могла бы скормить несколько вредных советов, чтобы приблизить день, когда у народа огня кончится терпение. С другой, у него было предчувствие — а ему Зуко привык доверять, — что этот совет она дала искренне. Ну, насколько она могла быть искренней. — Давай попробуем. Ненадолго. Мэй вскинула руки, мол, да ради бога. Ей хоть будет чем заняться теперь. — Спасибо, Мэй. С этими словами он поднялся с кровати, накинул на себя халат и направился к двери. — Только не говори, что опять идешь к этой поехавшей. Зуко обернулся. Теперь лицо Мэй выглядело хмурым, недовольным, а взгляд таким холодным, что будь ее воля, Зуко бы сейчас примерз к полу. — Она моя сестра. Мэй закатила глаза, устало взявшись за виски. — Зуко, — она села на край кровати, — я понимаю, что ты хочешь сохранить остатки семьи. Но Азула… Азула неисправима. Зуко отвел взгляд в сторону: — Про меня тоже так думали. Мэй встала. — Ты всегда был добряком, — она строго выставила палец перед собой — и не спорь. Ты оказался в изгнании только потому, что ты добряк. Ты встал на сторону аватара, потому, что ты добряк. Ты сейчас идешь помогать ей, только потому, что ты добряк. Но Азула злая. Она всегда была злой. Она возьмет твою маленькую добренькую душу и сожрет, не оставив от нее ничего. Зуко слушал. В его голове еще свежи были воспоминания о том, как Мэй предала Азулу ради него. После, она говорила, что ее удерживал рядом с Азулой лишь страх. Но разве, так было всегда? Они ведь друзья с самого детства. Не может быть, чтобы отношения держались на страхе так долго. Особенно с гордой Мэй. — Я понимаю о чем ты, Мэй. И я помню, что ты говорила о ней. Но… Но не могла же она быть абсолютным злом с самого детства. Неужели не было ничего, что зацепило тебя в ней изначально? Что-то, что тогда тебе казалось хорошим. Мэй отвернулась и Зуко подошел к ней, осторожно обняв за плечи. Она не отгоняла, не выскальзывала, и поняв, что она не против, он развернул ее к себе и прижал к груди. — Просто дай мне шанс нащупать в ней это хорошее ядро. Они посмотрели друг другу в глаза и Зуко про себя отметил, как дрожат зрачки Мэй. Как тогда, в тюрьме, когда он сбежал и оставил ее. Будто ей хотелось плакать. — Хорошо, Зуко. Но не дай ей повлиять на себя. Не дай ей слишком много шансов. Слышишь? Он кивнул. — Я обещаю. Она вздохнула. Поцеловала его в щеку и отпустила. Сегодня был первый раз, когда Зуко покидал их спальню с легким сердцем. И вот он, уже привычным маршрутом, направлялся к темницам. Стук ступенек, свист ночного ветра, шум толпы где-то там, внизу — все эти звуки сопровождали его каждый раз, когда он направлялся к Азуле. Сегодня они даже не раздражали. Но по дороге его нагнал судья. Обеспокоенный, бедолага тяжело дышал и пытался говорить, донести что-то важное. Зуко выставил ладонь перед собой. — Успокойся. Отдышись. Мужчина закивал, сделал несколько глубоких глотков и, наконец, успокоился. — Прислали гонца из королевства земли, господин. Зуко приподнял бровь. — Они требуют… Требуют вашу сестру в качестве пленницы. Чтобы она ответила за захват ба Синг се и убийство людей. День ведь не мог просто кончится хорошо. Нет, с ним никогда так не бывает: что-то хорошее обязательно прячет за собой нечто ужасное, поэтому нужно не радоваться, а ждать, готовиться, быть начеку. Но он позволил себе расслабиться. — Мы не станем выдавать наших пленных. Они все еще люди огня и нам решать, какое их ждет наказание, — сказал он, — так и ответье гонцу. Мужчина обеспокоенно сжал ладони, потер их и что-то мычал, будто боясь высказаться. — Н-но, — наконец прохрипел он, — они требуют только ее, господин. Нужны ли нам проблемы из-за… Зуко нахмурился: — Я уже дал тебе ответ, так что иди отсюда! Он не заметил как сорвался на крик. Когда слуга бежал прочь, Зуко устало вздохнул, прислонился к стенке, и по ней же скатился. Держась за голову, он все думал: что же теперь делать? Они ведь не успокоятся. Подключат Аанга. И тогда проблема станет еще больше. Нужно что-то придумать, нужно разработать план… Но для этого ему нужны друзья. Написав письмо, он взял Сокола и отправил его, в надежде, что оно дойдет до Аанга быстрее, чем новости от царства земли. Черт его знает, как они подадут его отказ. «Молодой хозяин огня отказался признавать попытку геноцида» «Лорд огня сообщил, что ни один генерал не будет наказан за преступления против других народов» «Яблоко от яблони. Принц Зуко отказался признавать преступления против Ба Синг Се» Страшно представить. А теперь — к Азуле. — О, ты сегодня долго, — она ухмыльнулась глядя на его уставшее лицо, — что такое, Зу-Зу, стало скучно проводить время с сестрой? Но резко, она изменилась. Прищурилась, вгляделась в него и качнула головой в бок. — Эй, ты серьезно волнуешься. Что случилось, попытка переворота? Попытка убийства? Попытка убийства с переворотом? Она выговорила это колко, с легкой издевкой в голосе. В ее карих глазах с усмешкой отражался вопрос: «ну что, Зуко, доигрался в царька?» — Азула. Царство земли хочет, чтобы я выдал тебя в качестве пленницы. Но на Азулу это будто не произвело никакого впечатления. Она лишь пожала плечами — насколько могла в своих оковах, — и сказала: — Я знала, что так будет. Ну что, Зу-Зу, я наконец избавлюсь от твоих нудных проповедей, — она засмеялась. Не холодно, пронизывающе, как обычно. Раздраженно, зло, почти истерично. — Азула, я не выдам тебя. Смех резко оборвался. Она зыркнула на Зуко, как на психа. — Да с чего бы? А как же твоя несчастная честь, как же восстановление достоинства народа огня?! Ты же ради этого предал нас, ты ради этого пошел против отца! Зуко отвел взгляд в сторону. — Честь и достоинство неотделимы от принципов. Ты единственная семья, которая у меня осталась. И я не собираюсь отдавать тебя ради чужого удовлетворения. Азула ничего не ответила, но на миг. Всего на миг, Зуко показалось, что ее губы дрожат. — Как ты здесь? Тебе всего хватает? Сейчас она будто проснулась. И как-то потерянно ответила: — А. Да. Да, все хорошо. Стража делает все, что ты прикажешь. Они оба замолчали. В этом молчании не было неловкости. Нет. Наоборот, Зуко впервые почувствовал, что между ними возникало нечто похожее на понимание. Даже не так. Что-то похожее на близость. Впервые он вступился за нее, как брат за сестру. И как обычно, у них все произошло не как у нормальных людей. С максимализмом во все возможные стороны. Это даже смешно. Да, пожалуй, вся его жизнь это комедия абсурда, где он играет главную роль, но никак не возьмет в толк, что за жанр ему подсунули. — Я видела маму. Зуко поднял на нее взгляд. — Здесь. Она приходит ко мне. Мучает. Заставляет сомневаться. А я ненавижу сомневаться. Последнюю фразу она произнесла с обидой. Как ребенок. Зуко никогда не слышал от нее подобных интонаций. Он подошел к клетке и коснулся ладонью решетки. — Мне тоже ее не хватает, Азула. Их взгляды столкнулись и ему было не страшно смотреть ей в глаза. Спустя столько лет ссор, склок, ненависти и грызни, он мог позволить себе увидеть в ней не врага. Сестру. Может и она в кои-то веки увидела в нем брата? — А я ведь пыталась настроить стражу против тебя. Умеет все испортить, ничего не скажешь. — Значит, теряешь хватку, — улыбнулся он. — И не говори, Зу-Зу. Теряю.