Держитесь за поручень

Спорт — невероятно полезная штука. Особенно, когда ты опаздываешь. Даже во время беготни от маньяков так сильно не запыхиваешься, как во время опозданий. Что нелогично: ведь ты бежишь от пиздюлей, а не к ним. Правда, Антону здесь на руку играла его природа. Не в плане бега — патологическую лень никакие альфовские гены не спасут. А в плане маньяков — им гораздо интереснее симпатичные омежки, поэтому Антон убегал разве что от бродячих собак. Хотя внешне, наверное, его можно было перепутать с омегой. Ну, года три назад точно можно было. К двадцати семи он немного возмужал. По крайней мере, так говорили продюсеры из московского стендап-клуба. Не обрадуются они, когда узнают, что Антон имеет огромный шанс подвести их с сегодняшним мероприятием. Он готов был вернуться в прошлое, чтобы восстановить все прогулы по физкультуре, лишь бы добежать уже эти проклятые пятьсот метров, которые всё никак не кончались. На горизонте виднелся их заказной автобус, оставалось совсем немного. Антон уже на подходе. Вот Антон уже подходит. Сейчас и Антоха подойдёт. Надо только поднажать и проглотить холодный колючий воздух. Судя по боли в горле и в лёгких, Антон спровоцировал разрыв туберкулёзной кисты, которая у него стопроцентно была (несмотря на то, что такого понятия, как «туберкулëзная киста», в принципе не существовало), ведь он курил лет с четырнадцати. И кажется, за всю свою жизнь он впервые готов был пообещать себе бросить курить — настолько тяжело давались последние метры. Добежав до автобуса, Антон привалился к тёплому капоту, чтобы не упасть от изнеможения. Понимая, что времени не много, он почти сразу отлип от него, но всё равно продолжал жадно и хрипло глотать ртом воздух, упершись руками в колени. — Шастун, ты беспросветный и неизлечимый идиот, ты знаешь? — грубо и строго резануло где-то над ухом. Скорее всего, это был ёбаный Попов. — Ты опоздал на два часа. Два, блять, часа. Всё с головой в порядке? Да, это точно был Попов. Ни один человек в мире не умел так чётко и злобно смешивать Антона с говном. Сейчас это, конечно, было относительно заслуженно. Но Антона не волновала справедливость, ему хотелось съязвить в ответ, однако он не мог даже поднять голову — воздух сам себя не надышит. Надо было бросать курить. Или бросать опаздывать. Они с Поповым были в одном комедийном питерском коллективе; оба выступали со стендапом, но на совершенно разные темы, в совершенно разном стиле, с разной подачей. Шли к разным целям, и вообще были настолько разными, что, по законам мироздания, не должны были пересекаться в одной плоскости. Но организаторам нравилась их, прости-господи, химия, поэтому их вечно ставили соведущими. Вот и сегодня они должны были ночью в Москве вести мероприятие — если честно, Антон даже не читал какое конкретно. Ему сказали, что связано оно с комедией, а это автоматически значило, что он в деле. Часть их питерской стендап-тусовки (включая Антона и Арсения) как раз зависала в Твери: Димка Позов поехал с полноценным туром по городам, а остальные решили поддержать и присоединились — разогревали залы, тестировали материал… Ну и бухали, конечно. Куда без этого. Не бухал только Попов, потому что он презирал такие вещи, как веселье и социум. Это, между прочим, его собственная цитата. Из Твери до Москвы ехать-то было всего три с половиной часа. Даже учитывая опоздание Антона, они всё равно сто раз успеют домчать, заселиться в отель и даже помочь команде с оборудованием. Да, по счастливому совпадению один из главных московских стендап-клубов был богат на работёнку, а это значит, что не придётся ютиться в автобусе тет-а-тет с Поповым. И Зохан, и Дрон, и Позов, и даже Матвиенко — щедрые организаторы каждому из их команды нашли по мероприятию, а значит едут они все вместе, дружной компанией на этом разваливающемся чудесном… жёлтом ведре с болтами! Ну вроде взгляд уже фокусировался на объектах, значит Антон отдышался. — Стою, слушаю и представляю, что это твои предсмертные хрипы. — И тебе доброго дня, Арсений. — Отлично! Если ты знаешь, что такое день, то тебе и концепция времени должна быть знакома. Объясниться не хочешь? — Попов хохлился, как самая злая птица, вдохновляясь которой и придумали «Энгрибёрдс». Антон осмотрел его, разминая глазные мышцы, которые во время «лёгкой» пробежки, кажется, слегка атрофировались. Смотреть было на что: Арсений всегда был пусть и бесючим, зато красивым; даже сейчас в своём дурацком синем костюме, в котором он напоминал то ли ведущего новостей, то ли нелепого злодея из мультиков. В любом глупом костюме он умудрялся выглядеть ебабельно. А его запах, Господи… Пах он настолько потрясающе, что Антону каждый раз приходилось брызгать в нос блокатором перед встречей. В сегодняшней спешке он, конечно, забыл это сделать, поэтому просто старался отключить нюх силой мысли. Уличная вонь в данном случае была очень кстати: спасибо старому автобусу, который, видимо, работал на дизеле. — Хотя нет, объяснишь потом, нет времени прохлаждаться. Два часа, блять. У меня почти телефон разрядился. Пошли. — Ребята внутри уже? — Антон поплёлся за Арсением, но тот почему-то остановился на ступеньках, злорадно глядя сверху-вниз. — Ах, об этом! — боже, да ёбаные манерные театралы, дорвавшиеся до стендапа. Почему Попову обязательно из любой ситуации нужно было сделать драму шекспировского масштаба? Поездка ещё не началась, а Антон уже хотел броситься под проезжающий мимо камаз. — Ребята уехали на машине. Вот, что и требовалось доказать: драматизирует на пустом месте! Подумаешь, уехали… Стоп, что? На какой такой машине они уехали, если они должны были все вместе добираться до Москвы на автобусе? — В смысле уехали? — А ты спи подольше в следующий раз. Может, вообще проснёшься — а Тверь из-под тебя спиздили! — Он театрально удивился, показательно издеваясь. — Арсений. — Твёрдо сказал Антон, начиная всерьёз раздражаться. Возможно, виной всему был скорый гон, но чувствовал он себя так, будто в каждую нервную клетку воткнули по иголке — видимо, в попытке сделать из Антона огромного и злого ежа. Забавно, что от его серьёзного тона съежился уже Попов: весь подсобрался аж. Не ожидал, наверное. Антон ведь почти никогда не злился на серьёзных щах, но сегодня был удивительно ебаный день. — Объясни, что происходит. — Грузовик сломался. Ну, который реквизитный. Поэтому они решили поехать на Диминой тачке. А в автобус загрузили оборудование из грузовика, — уже спокойнее пояснил Попов, проходя внутрь. Антон последовал за ним. Последовал и ахуел без возможности выхуеть обратно. — Так что едем в тесноте. Теснота — совершенно не то слово, которым можно было описать происходящий внутри пиздец. Это, как назвать извержение вулкана «непогодой». — Они серьёзно перенесли сюда все вещи? — он с ужасом осматривал завалы из сумок и чемоданов: те занимали не просто все сидения, а вообще всё пространство; каждый маленький уголок был забит барахлом. Складывалось ощущение, что они с Арсением случайно пробрались в багажное отделение самолёта. Да и сам автобус был дешёвым и небольшим — кабина водителя полностью огорожена (не только бесконечными сумками, но и стенкой); потолок был низковат и приходилось чуть пригибаться. — Это же всё попадает, как мы тронемся, не? — Ну как повезёт. — Двусмысленно, н-да. Арсений пожал плечами и перелез через завалы, протискиваясь в глубь салона. Антон раскорячился и последовал за ним. — Мы стоя поедем? Или сидя на… Э-э, вот этих горах? — Он скатился с кучи огроменных чемоданов и приземлился на чуть более низкий мягкий пласт из дорожных сумок. — Лично я поеду сидя, — он уселся на единственное, сука, свободное место во всём автобусе. Приберёг ведь для себя любимого. — А ты можешь хоть вон в тот огромный ящик залезть. Мне без разницы. — Ты предлагаешь мне четыре часа ехать стоя? — он спрыгнул с сумок, вставая на маленький островок пола рядом с арсеньевским местом. — Хм, дай-ка подумать, — тот наигранно призадумался, задорно издеваясь. — Да! Мы же с водителем тебя ждали два часа, вот и ты помучайся. — Да я же, блять, не специально опоздал! — Ещё бы ты это сделал специально! — Попов, блять, у меня колено больное. Четыре часа стоя я не выдержу. — Искренне соболезную тебе, Антон. — Искренности в голосе было, как смысла в песнях Клавы Коки. — Зато хоть один глупый альфа задумается о последствиях своей безответственности. — Вот не надо меня на эту тему выводить. — Он искренне ненавидел альфа-омежьи разборки и стереотипы, так как не подходил ни под какие «хорошие» стереотипы об альфах, но каким-то образом подходил под все «плохие». — Почему я вообще еду именно с тобой? Ты же ненавидишь автобусы. Что, вызывался добровольцем помучить меня? — Да, я ведь сплю и вижу твои мучения, — он тяжело вздохнул. — У Зохана гон на подходе, поэтому, когда решали, кто поедет на автобусе, я сам вызвался. Серёга — альфа, а Дима с Дроном — беты. Антон закусил губу — у него ведь тоже скоро гон. Ситуация паховая. Он огляделся вокруг, добивая последнюю надежду на побег: сесть некуда, вещей хуева гора — та самая, которая не пошла навстречу Магомеду; единственный вариант — это ехать рядом с Поповым, стараясь не упасть на него вместе с рядом стоящими двухметровыми чехлами. — Я дал отмашку водителю, что можно ехать. — У нас реально так много оборудования? — на любые антоновские вопросы Арсений всегда вздыхал так тяжело, будто его раздражал сам факт того, что Антон умел говорить. — Конечно нет, тут ещё вещи ребят: потому что в крохотную машину Поза влез бы либо Серёжа, либо вещи. И изначально водитель уже вёз чей-то реквизит, нам ещё доплачивать пришлось за свой. Я вообще не уверен, что эта развалюха выживет, но что поделать, — Попов поëрзал, утрамбовывая пристëгнутую гору из сумок на соседнем сиденье. — Эй, тебе обязательно так близко стоять? — А что ты мне предлагаешь? Левитировать в воздухе? — Антон покрутил головой, указывая на ограниченность пространства. — Будь так добр, — Попов язвительно сощурился. — Вон сядь на те сумки, — он кивнул на небольшую горку, с которой Антон еле слез пару минут назад. — Да я ж наебнусь с них, как только мы тронемся! — Вот именно. — Он гаденько ухмылялся. — Попов, блять. Антон был раздражëн на том уровне, когда готов пиздиться с первой встречной поверхностью или с воздухом, если поверхности не найдётся. Но, к сожалению, Арсений был в разы сильнее, несмотря на то, что являлся омегой. Что за вселенская несправедливость? Бить Антон, конечно же, не стал бы. Но суть в том, что никакие угрозы в сторону этой ебаной язвы не работали. Поэтому он просто сжал челюсти и закрыл глаза, стараясь забыть о том, что мир реален.

* * *

Они уныло-медленно ехали минут пятнадцать. Ну-у, как ехали… Стояли в пробке. — Не вздыхай так, Шастун. Если бы ты понимал, как работает будильник, мы бы добрались без пробок. Даже подышать нельзя было рядом с этим донельзя правильным душнилой. — Я опоздал, потому что заблудился, а не потому что хотел насолить лично тебе. — Заблудился? — он так сильно возмутился, что глупо подавился воздухом. — Не смеши меня. Всю Тверь можно на велосипеде объехать за день, если не меньше. Или ты потерялся не в Твери, а в двери? Забыл, как ручку поворачивать? — Окей, окей, Арсений, я понял, что я тупой! И да, я правда потерялся в этих ебаных дворах, — Антон безбожно врёт: опоздал он, потому что проспал, не услышав будильник. Да, он совсем немножко проебался. Ну с кем не бывает? Но радовать Попова правдой он не собирался, много чести. — Можешь потеряться ещё раз? Желательно прямо сейчас. — Просто подожди, и меня придавит этой хуйнёй. — Он кивнул на огромные мягкие чехлы, стоящие сбоку, они опасно кренились в его сторону. — Отлично, смерть будет достойным наказанием за наши проëбанные сто тысяч. Ты ведь понимаешь, что шанс успеть на мероприятие примерно такой же, как и шанс того, что у тебя однажды появятся мозги. — Да блять! Я понял уже, что виноват, Арсений! Да, я виноват. Это факт. Я понял. Понял, окей? Я не специально родился ебланом. Прости и завали лицо, хорошо? До шоу ещё семь часов, успокойся ты, блять. — Какое искреннее, а главное вежливое извинение. Тебе бы, наверное, даже на божественном суде все грехи отпустили с таким даром красноречия. — Ты меня специально выводишь, а? Ни разу не было, чтоб ты так долго доëбывался. Течка, что ли, скоро? — Антон понимал, что ступает на скользкую дорожку с подобными претензиями, но Арсений так сильно бесил, что хотелось хоть немного его встряхнуть: может, он обидится и заткнëтся. Все омеги обижаются, когда говоришь про течку. — Нет, я просто охуенно рад, что ко мне прижимается человек, которого я ненавижу всей душой, — смотрите-ка, даже глазом не повёл. Хотя да, сексистские комментарии обычно выбешивали самого Антона, так как он был нестандартным альфой. Арсения, конечно, тоже сложно было назвать типичным омегой. Но в случае омег нетипичность была скорее плюсом, нежели уязвимостью. — Может отодвинешься? Твой запах уже в печëнках. А. Ага! Вот и нашла коса на камень. Точно. До этого момента Антон даже и не задумывался. А ведь обстоятельства складывались так, что голова Арсения располагалась очень близко к Антоновой ширинке. Любой омега в подобной ситуации уже бы поплыл, учитывая, что гон был не за горами. Не за горами сумок, которые, переплетаясь с запахом старого автобуса, наверняка сбивали нюх. И это единственное, что выручало Попова. Ну, помимо их природной несовместимости уровня заклятых врагов. А ведь щеки у того порозовели. Хотя то, наверное, от злости. Наверное?.. И тем не менее внутри всё ликовало от возможности хоть как-то поставить этого зануду на место. — А что, мешает сидеть ровно? — Антон улыбнулся, резко прижимаясь пахом к чужому уху. — Фу, блять, Антон, ты совсем больной? — он протестующе замахал руками, пытаясь оттолкнуть его, но из положения сидя это трудно было сделать. — Да отцепись от меня, полудурок! — Чего разорался? Я не специально, просто качнуло. Ой, ну вот опять качнуло, — он притëрся ближе, придавливая Попова к сумкам. Тот, в свою очередь, откровенно лупил Антона по ногам и выглядел при этом совершенно шокированно и растерянно: сильно покраснел и часто дышал. Антон пугливо отшатнулся. — Эй, ты чего, я же просто пошутил. — Пошëл нахуй, Шастун. — Он вытер своë лицо, будто пытаясь отмыться от прикосновений. Выражение же лица у него было какое-то грузное. Странно. Попов никогда всерьёз не обижался на подколы, однако сейчас был похож на ботаника, которого окунули в унитаз. Так сложно он хмурился. — Арсений, — Антон аккуратно позвал его, тряся за плечо, но тот не реагировал: сидел с серым ебалом и приглаживал свою и без того идеальную причёску, отвернувшись к окну. Ну, вернее в направлении горы сумок, за которыми где-то было окно. — Извини, я… — Не разговаривай со мной ближайшую жизнь, будь добр. — Да ты ведь мне даже шанса извиниться не даёшь! Я, правда, просто пошутил, мы же с тобой срëмся уже два года, ты никогда всерьёз не обижался, — Арсений молчал и не поворачивался, но вроде как слушал. — Я, между прочим, стерпел, когда ты маркером написал на моей белой футболке «отсосу за колбасу» прямо перед выступлением! Я после того случая перестал брать с собой сменную одежду, — им часто ставили белый дресс-код на серьёзные мероприятия, а Антон знал, что засрëт белые вещи, если наденет заранее, поэтому брал их с собой. — Ты бы знал, как меня потом заебали этой колбасой. Ко мне со времён средней школы альфы не подкатывали. Фу нахуй. Попов довольно улыбался, прикрыв глаза. Конечно, это ведь была самая успешная из его подлянок. — Всë, потому что ты симпатя-яжка, — протянул тот. Сука, знал же, на какую тему выводить. Антон ненавидел эту омежность в своей внешности: ни кольца, ни быдло-говор, ни высокий рост не помогали стать хоть немножко суровее. Со временем оказалось, что нужно просто подождать, и гены возьмут своё. Но несуразным недо-твинком он перестал быть совсем недавно, а потому подобные комментарии до сих пор бесили. — Нет, Арс. Всё, потому что ты всегда даёшь мой номер тем, кто напрашивается тебе в ухажëры. Резко открыв глаза, Попов удивлëнно посмотрел на Антона, а затем звонко рассмеялся. Он хотел что-то спросить, но всё не мог то просмеяться, то отдышаться. Какой же глупый у него был смех — складывалось ощущение, что он не мог определиться, в какой тональности нужно угарать. Тупой Попов со своими тупыми попытками в идеальность. — О, боже, тебе всё-таки кто-то дозвонился? — спросил он таким голосом, будто только вернулся с соревнований по надуванию воздушных шаров. Сильно же его веселили чужие страдания. Ещё не поздно забрать извинения назад? — И что ты ответил? — Всем отвечаю, что ебу тебя достаточно хорошо и в дополнительных любовниках ты не нуждаешься. — Серьёзно? — Арсений как-то оторопел, теряясь в собственных эмоциях: от испуга до веселья. Конечно, это не правда. Антон всегда сбрасывал звонки, как только понимал, что это не по работе. Но ахуй Арсения хотелось немного подразогреть, поэтому Антон просто улыбнулся и повёл плечами. — Фу. Вопреки собственному «фу», Попов тоже улыбался, как-то даже смущëнно. Очень по-красивому смущённо: ресницы дрожали; от сдержанной улыбки на щеках образовывались ямочки; а румянец расползался до ушей… Ему было приятно такое внимание? Блять, главное, чтоб не встал. На Попова стояло стабильно. Но в запасе всегда была тысяча и одна отговорка: «он омега», «он красивый ебабельный одинокий омега, который, даже когда дышит, кажется, будто бы флиртует», «скоро гон» или любимая «это же Попов, его все хотят». Странно, что приятного омежьего запаха сегодня не было слышно. И если на улице всё можно было списать на вонючий двигатель старого автобуса, то внутри салона дизель уже не закладывал нос, а значит что-то всё-таки было не так. Неужели тот на блокаторах? Из мыслей выбил резкий поворот: то ли автобус занесло, то ли водитель просто решил поездить в стиле «ГТА пять». — Ух-ты-блять, — свалившись на Арсения (в этот раз не в шутку), Антон даже не сразу смог найти в себе инерцию встать. — Да что ж такое-то, — одной рукой он пытался оттолкнуться от спинки соседнего сиденья, а второй от бедра Попова, из-за чего последний возмущённо шипел. — Шастун, блять! — тот был примят, собственно, Шастуном, поэтому слышно его было плохо. — Да падажжи, я не могу встать, не дëргайся! — зато он понял, почему не может встать: во время поворота какая-то огромная реквизитная херотень всё-таки свалилась ему на спину и придавила к Арсению. — Убери руку с моего хуя и делай всë, что хочешь, придурок. — А, бля, правда? Извини, — вцепившись обеими руками в гору сумок у окна, он собрал все мускулы воедино и резко оттолкнулся назад. Получилось! Правда не надолго. Тяжелая хероборина отлетела лишь на мгновение, и стоило Антону немного отодвинуться, как та придавила его обратно. — Какая же тяжёлая… Я не могу подняться. На меня, кажись, свалилось… вообще всё. Его жизнь со стопроцентной уверенностью можно было переименовывать в порно-ситком. Как ещё иначе объяснить, что он опять упирался ширинкой прямо в чужую щёку — только теперь ещё и отодвинуться никак не мог. Ему приходилось стоять чуть согнуто — в позе Пизанской башни — и опираться руками о спинки ближайших сидений, пока Попов снизу продолжал кряхтеть, пытаясь отпихнуть его. — Да прекращай! — Антон прикрикнул. — Не видишь — на мне держится вся реквизиторская? Тебе не отодвинуть меня, нужно ждать очередной шумахерский мув нашего дрифтера. — Я не понял, что ты там в конце сказал, но надеюсь, это было заклинание. Последнее, чего бы мне хотелось, это ехать в обнимку с твоим хуем, Шастун! — О, давай поменяемся, поедешь в обнимку с остеохондрозом. — Ну за что мне всё это? За какие грехи ты свалился на мою голову — причём буквально! — Арсений мученически взвыл, видимо, смиряясь со своей участью. — Блять. Твой запах… Он у меня уже в желудке, это невозможно, — он поражённо застыл на середине предложения, а потом громко возмутился, перекрикивая автомобильный грохот. — У тебя что, гон?! — Нет! — Не ври мне, Шастун, я ведь знаю, как проверить! — Да я не вру, нет у меня никакого гона! Конечно, он не врал. Просто не договаривал. Да и как Арсений собрался проверять, интересно? Не успел Антон додумать эту мысль, как Попов сунул ему собственное запястье прямо под нос. Кожа на запястье была тонкая, и запах там был максимально сконцентрированный — почти как в изгибе шеи. Вот он, привычный арсеньевский аромат: необычно, но пах он, как свежевыстиранное бархатное постельное белье — химозным порошком, влагой, свежестью и какими-то сладкими цветами. В общем, прачечной. Антону безумно нравилось, хотя многие знакомые альфы кривились от подобных нестандартных ароматов. Популярные и излюбленные всеми запахи были связаны с выпечкой или, например, петрикором. Ему же природный запах Попова казался не только приятным, но и забавным — в голове сразу всплывали мемы про «эстетику клинкор»; он был эдаким олицетворением чистоты и идеальности. Ну что за ирония? Сейчас же это забавным не казалось. Вело сильно: клыки выступили, в паху потяжелело, голову немного кружило. Когда Попов попытался убрать руку, Антон заскулил и вцепился в неё мёртвой хваткой, забыв про то, что ему вообще-то желательно держаться двумя руками о кресла, иначе он упадёт. Запах свежести был такой манящий, вкусный, вездесущий; нельзя было его отпускать. — Антон, отцепись. Не лижи мою руку, ëбаный идиот. Он пришёл в себя, когда Арсений больно ущипнул его за бедро и зажал нос, перекрывая доступ к запаху. Антон хотел отшатнуться, но грузная конструкция по-прежнему давила на спину, поэтому он просто попытался разогнуться так, чтобы не нависать над Поповым настолько низко. Попов в свою очередь глядел одновременно довольно и недовольно. Довольно, очевидно, из-за того, что оказался прав. А недовольно из-за того, что Антон наврал. Или из-за чего-то ещё, хуй его знает. — У тебя гон. — Через неделю. — Идиот, просто идиот, беспросветный идиот. — Я по-твоему знал, что мы окажемся в подобной ситуации? — Антон затормозил, призадумываясь. Если и он, и Захарьин являются альфами, разве не логично было бы ехать и мучиться вместе? — Почему не предложил Зохану поехать со мной вместо тебя? — Отличная идея! — Арсений саркастично восторгнулся, впиваясь в Антона возмущённым взглядом. — Чтобы вы опять вдвоём сгрызлись на фоне гормонов? В прошлый раз, когда у тебя был гон и вы ехали отдельно ото всех, то посрались так сильно, что Зохан высадил тебя под Подольском. Диме пришлось ехать и забирать тебя. Если честно, Антону было трижды насрать на Захарьина. Сейчас больше волновало то, что его член фактически упирался Арсению в уголок рта, так как тот очень уж удачно повернулся полубоком. Антон завис, разглядывая красивое, пусть и злое лицо: румяное, ведь Попов тоже чуял Антона. Хорошо должен был чуять: к подступающему гону наверняка добавился запах возбуждения. И это не мешало Попову думать, злиться и причитать. Поразительная выдержка… Либо поразительная неприязнь. Антон наклонился, принюхиваясь: — Ты на блокаторах. Почему? Арсений аж гаркнул. — А у тебя извилины вообще не работают? Захарьин, в отличие от некоторых, сподобился предупредить о том, что у него скоро гон, — он чуть ли не шипел от раздражения. — Вот я и обмазался весь. Ну, кроме запястья, потому что натëр его вчера и там щипалось… Неважно! Но это просто мазь, а не таблетки. Поэтому я и злился, что ты опоздал. Через часа полтора блокатор уже перестанет действовать, и тебе придётся заткнуть нос ватой, чтобы не ëбнуться. — Где мы найдём вату? — Антон понял, что пропал: он толком не слушал Арсения, а только и делал, что пялился на это проклятое запястье. Так хотелось прижаться к нему ещё раз, вдохнуть, облизать, прикусить, запустить руку себе в штаны и неистово дрочить ближайший час без остановки. — Заткнёшь ноздри пальцами, если не найдём. — Я буду выглядеть, как идиот. — Ты и есть идиот. Антон загипнотизированно смотрел на чужой взмокший лоб; поджатые губы, между которыми периодически мелькал язык; на блестящие голубые глаза; на то, как чужая щека краснеет под трением джинс: наверное, это неприятно. Арсений гнида по жизни, поэтому заслуживает, чтобы ему было неприятно. Но если бы они были другими людьми в других обстоятельствах… Арсений бы точно не сдержался и провёл носом по ширинке, жадно вдыхая и скуля. Он наверняка в сексе такой же страстный и жадный, как в обычной жизни. Наверняка такой же командующий, язвительный, но не такой принципиальный и колючий. Сильное желание может сломать любой принцип и сделать тебя совсем открытым, уязвимым, настоящим. Невозможно не думать о чужом рте, когда тот настолько близко к твоему паху. Антон незаметно потёрся об щёку, делая вид, что переминается с ноги на ногу. Желание сделать так ещё раз прострелило вдоль позвоночника, обжигая даже кончики пальцев. А что, если Арсений позволит? Или не заметит? Антон, буркнув что-то про давящие на спину чехлы и автобусы для гномов, сместился и вновь вжался тазом куда-то в скулу, потираясь. А потом ещё пару раз двинулся совсем тихонечко. С каждым движением его действия становились всё более очевидными. Тем не менее… Арсений не реагировал. Лишь нервно разглаживал складки на брюках. Они выехали на неровную дорогу, и автобус задорно дрожал на череде непрекращающихся кочек. Теперь Антону благоволила судьба не приходилось даже дёргаться, всё происходило само собой. Попов прикрыл глаза, видимо, стараясь отвлечься. А Антон смотрел на его спокойное лицо и понимал, что ещё немного и кончит, если они не выедут на обычную дорогу. Всё авто мелко тряслось, впечатывая его член в Арсеньевское лицо, и нежная щека розовела под грубоватой тканью. Наверное, нужно снять джинсы, чтобы Арсению было не так неприятно… Да, тогда ведь будет точно мягче, это логично. В конце концов Антон хороший и понимающий человек… — Назови хоть одну причину, по которой я не должен убить тебя прямо сейчас. Ну вот зачем ты расстёгиваешь ширинку? — Арсений хлопнул его по рукам, но уже даже не старался отодвинуться. Хотя по идее мог отвернуться, и Антон бы упёрся ему в затылок, а не в щёку. Хм, наверное, в таком положении у него быстро бы затекла шея, тоже неудобно. — Шастун, я тебя спрашиваю. — А? Я подумал, джинсы натирают кожу и… — И будет лучше, если ты будешь прижиматься ко мне своими трусами с Дэдпулом? Блин. Это были его любимые трусы, но Попов выплюнул эту фразу так пренебрежительно, что стало обидно. Классные, сука, трусы. И Дэдпул крутой. Стопудово он бы оценил ситуацию, в которую попал Антон, на сто из десяти. Арсений продолжал что-то говорить на тему «ребячества» Антона, но он решил не слушать: там стопроцентно была лекция про то, что он слишком мягок и слабоволен для альфы. Если бы за выслушивание подобных нотаций, ему бы платили, он бы уже давно перестал выступать на разогревах, записал бы сольный стендап, а все деньги потратил бы на пиар. Или вложился бы? В инвестиции? Или что там сейчас актуально? — Не строй такое сложное лицо, будто ты умеешь думать. Тебе не идёт. Арсений всегда был чемпионом в этой своей уникальной ядовитости — весь из себя важный, будто имел хоть какую-то ценность в комедийной среде. Будто бы выживал не за счёт их совместных проектов, за которые платили сумасшедшие, в сравнении со стендапом, деньги. Да что бы он вообще делал без Антона? Но нет, посмотрите, сидит гордой птицей, в своём дурацком выглаженном костюме, со своей уебанской укладкой — волосок, блять, к волоску. Как же хотелось смазать эту идеальную, самовлюблённую физиономию: вжать красивое лицо себе в пах, оттрахать вопреки чужому ахую или даже протестам, заставить красивую омегу выть от чужого густого запаха. Так, стоп. Антон, одумайся. Это просто гон. Гон и бесючий Попов со своими флюидами стиральной машинки. Просто бесючий Попов, который сейчас отвернулся и уткнулся носом в сумки на соседнем сиденье. Очевидно, почему отвернулся. Он ведь не мог не чуять чужое возбуждение. Но в такой позе он открывал свою шею — длинную, бледную, чуть румяную и совершенно беззащитную. Нужно потрогать её, хотя бы пальцами, совершенно срочно нужно. — Да, блядь, Антон! — выкрик Арсения прервался очередным резким поворотом на дороге. Слава богу! Огромные чехлы, которые придавливали Антона, наконец отъехали назад и с грохотом укатились куда-то в противоположную сторону автомобиля. — Либо ты садишься на пол, либо летишь прямиком за чехлами. — А чего это ты раскомандовался? — А того, что у тебя уже шарики за ролики заехали. Не охуел меня за шею лапать? За шею? Он правда это только что сделал? Какой позор. Антон не нашёлся с ответом, он действительно сильно плыл. С одного запястья так сильно унесло, очуметь. Сейчас, стоя чуть поодаль, он понимал, что творил хуйню. — На пол, Антон. Блять. Антон сполз вниз, потому что у него подкосились колени. Да его сейчас, наверное, и лекция про варёные огурцы бы возбудила, что уж говорить о приказных нотках, ёбаный гон. На полу было прохладно, немного отрезвляло. До того момента, как он не повернул голову в сторону Попова. С такого положения ощущалось чётко. — Арс. — Чего тебе, полудурок? Подушку под коленки не найду, уж извини. — Нет, эм… Ты… течёшь? — запах бил прямо под дых, через пару минут Антон превратится в пса: будет сидеть с высунутым языком, дышать через рот и скулить. Прачечные мотивы впитывались в каждую клеточку тела, заставляя нервно ёрзать. А это ведь даже не течка. Охуеть. — Свои фантазии оставь при себе. — О, «фантазии» значит? — язвительность просочилась в голос, сбивая остатки неуверенности. Антон вообще-то старался быть учтивым, но этот еблан как всегда отбивал желание быть человеком. — Встань тогда, я посмотрю. — Собрался легально пялиться на мою задницу? — В дурака не играй, Арсений, — он присмотрелся к сиденью и поражённо замер, от неожиданности переходя на шёпот. — Тебе не идёт. — Ты чего? — осторожно спросил Арсений, повторяя траекторию испуганного Антонова взгляда. — Надеюсь, водитель простит то, что мы запоганили ему обивку, — осторожно намекнул Антон. — Ты врёшь, — он серьёзно глянул на Антона. А потом повторил, но куда с меньшей уверенностью в голосе. — Ты врёшь. — Прости? — он слегка чувствовал себя виноватым. Арсений так сильно потёк только лишь из-за него. Ладно, он чувствовал себя виноватым и возбуждённым. — Заткни нос. — Я не уверен, что это поможет, — он зажал нос обеими руками, наблюдая за тем, как Арсений приподнимается и громко охает, оборачиваясь на сиденье. Таким ахуевшим Антон его не видел никогда, тот буквально застыл морской фигурой — даже не моргал. — Да ладно тебе, Арс, могло быть и хуже… — Хуже?! Куда, блять, хуже! Это ёбаное лебединое озеро, Антон! — он возмущался так громко, что голос срывался на фальцет. — Вот что ты наделал? — мученически спросил он и тяжело вздохнул. — Прости-и, — протянул Антон, гнусавя носом. Интересно, Арс всё это время просто сохранял нарочито-беспристрастный вид, когда на самом деле тёк? Вау. Удивительный профессионализм в образе недоступной ледышки, конечно. — Я могу как-то помочь? — Не смотри на меня так жалостно, будто у меня течка, Господи, — он нелепо озирался по сторонам, скрючившись над сиденьем. На его штанах расползалось огромное тёмное пятно. Какой же, сейчас там, наверное, дурманящий запах. — Ты должен мне помочь. Не успел Антон спросить «как?», как Арсений быстро расстегнул ширинку, стянул штаны вместе с трусами — Антон прикусил себе язык и внутренне умер, когда увидел, как тянулись ниточки смазки от трусов к коже — и вышагнул из ботинок. Оставив на ногах одни носки, он встал коленями на промокшее сиденье, а грудью навалился на сумки на соседнем месте. Что бы там сейчас Арсений ни попросил, Антону придётся приложить все усилия, чтобы услышать, потому как звон собственных яиц закладывал уши. Какая же у него красивая задница. Мона Лиза трижды идёт нахуй, потому что вот оно — настоящее искусство! — Скажи, там всё в порядке? — Арс обернулся через плечо. — Что? — Антон был готов начать молиться, чтобы голову перестало кружить и он смог сосредоточиться на происходящем. Не получалось понять хотя бы приблизительной сути вопроса. Сладкий запах свежести просачивался сквозь собственные ладони, а красивая омежья задница маячила прямо перед лицом — не отодвинешься. Нежная бледная кожа с россыпью родинок и блестящими подтёками. Выдержке Антона позавидовали бы даже беты. — Что в порядке? Что ты имеешь в виду? Как ты выглядишь или что? — Я, по-твоему, на обложку журнала позирую? Плевать мне, как я выгляжу! — А что ты тогда от меня хочешь? — Чтобы ты обратился к своему костному мозгу и попросил хотя бы его начать работать, Антон! — Да я тебя не понимаю! — Ещё бы. Удивительно, как ты вообще разбираешь человеческую речь. — Хватит оскорблять меня вместо того, чтобы нормально объяснить! — он фыркнул от осознания того, что Попов даже в настолько уязвимом положении — и позе — умудрялся язвить. Арсений странно замешкался, борясь с какой-то эмоцией, которую Антон был не в состоянии различить. А потом он вдруг двумя пальцами оттянул свою булку, провоцируя очередную порцию смазки на скатывание по бедру. Антон тихонько захныкал, жмурясь. Хуй болел так, что пришлось вспоминать самые позорные номера, которые они ставили во времена школьного КВН. Это не помогло, поэтому он сразу же обратился к воспоминанию, когда его на спор заставили сожрать жвачку, содранную с уличной скамейки. Фу. И фух. Немного отпустило. До тех пор, пока Арсений не открыл ебало: — Посмотри, Антон. Я вижу, ты не смотришь. — Арс… Это провокация, — говорить получалось с трудом, потому что он старался не дышать. Поэтому он скорее шипел, нежели говорил. — Я не могу. — Это серьёзно вообще-то! Мне нужно понять, всё ли в порядке. Я не должен так сильно течь. Вдруг что-то не так, я сам не могу увидеть, — Арсений говорил так уверенно, что у Антона и сомнений не возникало в том, что тот говорит правду и что-то действительно может пойти не так. Только вот… что, например? Хотя Антон не был силен в биологии и омежьих делах. — Просто посмотри, ну… Не опухло ли, нет крови? Будь товарищем, блять. Ты же не животное в конце концов. — В конче кончов, — пробубнил он, открывая глаза. Пожалел Антон моментально: да, он не животное, но он и не робот, блять. Края чужой дырки чуть припухли и покраснели, но не до той степени, чтобы это казалось проблемой. Вернее, вся ситуация в принципе казалась (и была!) одной огромной проблемой, но лишь спермотоксикозного характера. — Всё хорошо. Никаких проблем… Кроме того, что я хочу засунуть язык тебе в задницу. — Какое же ты животное, Шастун, ненавижу тебя, — он оттянул кожу чуть сильнее и провел пальцами по ложбинке несколько раз, вновь оборачиваясь и глядя через плечо. — Точно всё в порядке? Посмотри, блять, ближе, ты оттуда ничего не увидишь, идиот. Ещё бы в другой конец автобуса отодвинулся. — Арсений… — Что? Альфе так сложно сдерживать себя? Увидел жопу и сразу рассудок потерял? Какой же он невыносимый. Антон показательно убрал руки от лица, на что Арсений довольно хмыкнул. Пока запах не успел осесть в лёгких, Антон всё-таки решился сказать: — Дело в тебе, Арс, а не в жопе. В том, что это ты, а не кто-то ещё. Меня ни с чьего запаха так не мажет. А с тебя мажет и без запаха. И что? Я теперь животное? Потому что ты мне симпатичен? Это преступление? Запоздало он понял, что это больно было похоже на признание в чувствах. Но мысль о нормальных (и вообще каких-либо, кроме вражеских) отношениях с Поповым была забыта настолько давно, что Антон даже не подумал о том, как странно всё может прозвучать. Арсений — красивый и секси, но при этом он зануда и язва. Антон его за этот поганый коктейль из самых худших черт характера свято ненавидит. Ненавидит, но дрочит вечерами на его фотки с инсты. И не видит в этом противоречий. Попов по непонятной причине сдавленно заскулил. Антон не видел его выражения лица, потому что боялся кончить от одного взгляда на голубые глазища, приоткрытый рот или надломленные брови. Он смотрел перед собой, следя за вязкой каплей, стекающей на чужие пальцы, которые, кажется, слегка подрагивали. Запах резко вкололся тупой иглой куда-то в грудь, и Антон закашлялся. Вставляло сильно, такой яркий концентрат стирального порошка парализовывал тело: глаза слезились от обострённой чувствительности; в горле собрался густой комок слюны, будто после километрового забега на морозе; а член болел так, как, наверное, болят члены после «Принца Альберта». — Ах, Антон, блядский ты… — Арсений сбивчиво рычал в ответ на чужие махинации. А сам Антон не понимал, когда успел уткнуться носом в чужой копчик, а языком во влажное кольцо мышц. Перед глазами всё плыло, он громко собирал слюну и сладко-пресную смазку, сёрпая, чавкая и мыча куда-то в Арсения. Тот в свою очередь нежно охал и покачивался в такт. — Как же хорошо, бля-я-ять. Бездумно лапая руками упругие ноги и ягодицы, Антон периодически прерывался от вылизывания, чтобы покрыть лёгкими укусами и поцелуями всё, до чего мог дотянуться. Делал он это совершенно бездумно и бесконтрольно: собирая вязкую химозу, аккуратно прихватывая кожу зубами, жадно толкаясь языком внутрь, придавливая постанывающего Арсения к сумкам. И тут в голове проскользнула шальная мысль, завязав наливающееся тепло в животе в морской узел. Он отлип от мокрых бёдер и развернулся всем телом в противоположную от Арсения сторону. Облокачиваясь спиной на сиденье, он чуть сполз вниз — так, чтобы можно было откинуть голову на сидушку и смотреть на яйца Попова сверху-вниз. Тот фыркнул: — Предлагаешь сыграть в ролевую игру: «ты — шиномонтажник, а я одинокая тайота камри»? — Нет, предлагаю, чтобы ты сел мне на лицо. — Он глядел на нависшего над ним Арсения, который на коленках придвигался ближе к нему. Открывшийся вид с непривычного ракурса заставил застонать вслух — какое же блядство, живот сводило от того, насколько хочется-хочется-хочется. — Ну пожалуйста, Арс. — Подожди, я не могу выстроить траекторию посадки… — Он начал присаживаться, но Антон в попытке помочь подполз выше, из-за чего Арсений сел ему на шею, а не на лицо, и стиснул щеки бёдрами. — Отлично смотришься с моим членом на лице. Издевательски ухмыляясь, Арсений взял вышеупомянутый член и, чуть приподнявшись, похлопал им по щеке и губам. Антон зачарованно ловил чужой увлечённый, жадный, живой взгляд и расслабленно причмокивал ртом в попытке поймать член, поддерживая Арсения за задницу, чтобы тот не свалился. — Ну дай отсосу, чего играешься? — Ты так пьяно улыбаешься, — с теплом промурлыкал Арс, расползаясь в ответной улыбке. — Не хочу это портить, это красиво. — Назвал меня красивым! — шутливо зашептал Антон. — Мечтай, — упершись руками в гору сумок, он несколько раз грубо и быстро проехался членом по лицу, аж жмурясь и дрожа от удовольствия. — Да блин, Арс, это неудобно. Что ты делаешь? — Открой рот, — проигнорировав вопрос, он начал медленно вдалбливаться в губы. Антон послушно разомкнул их и принялся старательно сосать, хотя Арсений полноценно так и не входил. Наверное, неудобно. Либо он просто в очередной раз творил какую-то странную хуйню, которая по непонятной причине доставляла ему удовольствие. Всё вот у этого ёбика не как у людей. Видимо, заметив сложный взгляд Антона, он всё-таки решил объяснить. — Мне нравится, какой ты послушный. Разрешаешь мне делать всё, что захочется. Всегда таким был. Меня это невероятно заводит, Шастун. Эта твоя… заботливая смиренность вопреки всему. Вопреки тому, что ты терпеть меня не можешь… Какой же ты дурак, какой очаровательный дурачок. Последние слова он выдыхал, запыхиваясь, потому что ему вдруг приспичило подрочить и, видимо, кончить Антону на лицо. Тот понятливо высунул язык, вглядываясь в чужое выражение лица — довольное до закушенной губы и густой поволоки во взгляде. Всё было охуенно, пока Антон не осознал, что у них нет салфеток. А это значило, что сперму с лица ему никто не вытрет, и хуй знает, что они с этим будут делать. Поэтому он, услышав очередной хриплый стон, воспользовался тем, что Арсений отвлечён, и приподнялся, присасываясь к головке. — Мой послушный идиот. — Арсений то ли зарычал, то ли замычал, ритмично вдалбливаясь и наконец изливаясь в рот. — Умница, вот так, до последней капли. Какой молодец. — Выдохнул он, вороша кудри на макушке, ласково их оттягивая. Честно говоря, Антон никогда не замечал за собой фетиша на похвалу. Да и сейчас его скорее торкал факт того, что Арсению это нравилось. И нравилось, видимо, сильно: раз уж тот настолько несдержанно всё комментировал. — А теперь садись на сиденье. Хотя нет, блять, оно мокрое. Хм, — он встал на кресло ногами, возвышаясь над всем автобусом. — Давай твою толстовку постелем сюда, выверни её. — Не боишься, что твой голый зад увидят проезжающие бедолаги? — спорить было бесполезно, поэтому он поднялся и, стянув с себя кофту, вывернул её и бросил на сидушку. — Не наебнись. — Они сквозь эти Эвересты сумок ни-хуя не увидят, снимай трусы и садись в пассажирскую позу. Раздеваясь, Антон думал о том, что искренне завидовал Арсению: тот всегда демонстрировал своё тело с рвением отпетого эксгибициониста. Антон подобным похвастаться не мог, поэтому чувствовал пекущую щёки неловкость, когда подсаживался на кресло, пока Арс балансировал чуть ли не на одной ноге. — Ты такой чудик и при этом такой пижон, — озвучил свои мысли Антон. — На коленочки сядешь? — Шастун, когда ты молчишь, ты гораздо симпатичнее, — сказал он, усаживаясь и направляя член в себя. Сразу! Без сомнений, прелюдий и презерватива! Блять-блять-блять. Антон несдержанно впился пальцами в мягкие бёдра, стараясь быстрее усадить Арсения на член, на что тот шикнул змеюкой. — Ничего не делай, я сам. Легко сказать. Хотя в подобной позе Антону действительно было трудновато двигать тазом, поэтому пришлось подчиниться и отдать бразды правления этой своенравной зануде. — Какой ты большой мальчик, — сказал зануда, начиная медленно двигаться вверх-вниз. Улыбался он красиво: нагло и самодовольно. Антон бегал взглядом по лицу, стараясь проникнуться чужими эмоциями, но хлюпающая смазка мешала сосредоточиться. — Мой большой мальчик. — Боже, Арс, тебя правда заводят подобные фразочки? — Нет, мне нравится, как ты кривишься каждый раз, — он закусил губу и начал буквально прыгать на члене, бесстыдно насаживаясь почти до узла. Антон застонал, молясь всем богам, чтобы не кончить — нужно было как-то продлить происходящее, но при этом не превратиться в спермотоксикозную бочку с горящим фитилём. — Хочу твой узел. Блять. Нет, Антона точно по пути к автобусу сбил велосипедист. Или его погубила чарующая аура Твери. Или при встрече его самолично задушил Арсений — за опоздание на два часа. Что-то точно случилось, потому что происходящее никак не могло быть реальностью. — Арсений, блять, подожди, подожди. — Он похлопал его по бёдрам, призывая остановиться. Одна мысль вправо, одна влево — и он кончит внутрь. Попов послушно остановился, усаживаясь на члене и нетерпеливо виляя задом по кругу. — Арс! Ну хватит, дай сказать. — Очень не хочу, но слушаю, — он приобнял обеими руками Антона за шею, сложив локти на плечи. И от этого жеста прошибало сильнее, чем от пульсирующего и влажного жара вокруг члена. Блять, можно ведь не строить из себя нормального человека, забить на моральные принципы и, ни о чём не спрашивая, вбиться в шикарную задницу, кончая глубоко в Арсения. Сделать его своим, подчиниться природе, наполнить до краёв самим собой, не отпускать с члена, насадить на узел и трахать-трахать-трахать… Трахать, пока омежий живот не станет кругленьким от количества спермы внутри, пока в уголках глаз не соберутся слёзы от сверхстимуляции, пока Антону не придётся заботливо оцеловывать щёки, горящие от стыда, похоти и… Так стоп! Стоп, нужно вернуться в диалог. Антон чувствовал, что через пару секунд кончит от своих фантазий, даже если никто из них не двинется. — Ты случаем не забыл про презервативы? — всё-таки выдавил из себя он. Арсений в ответ выдохнул настолько раздражённо, будто Антон только что попросил его вспомнить решение квадратных уравнений, а не указал на важность предохранения. — Правильный ты такой, конечно. А говорил, что я зануда, — раздражённо выдохнув, он рвано и быстро задвигался на члене, уже намеренно впечатываясь в набухший узел. Антон переместил ладони на ягодицы и сжал их, жадно толкаясь в ответ — настолько жадно, насколько позволяла теснота автобуса. И теснота Арсения. Тот внезапно наклонился ближе и зашептал прямо в губы. — Кончи в меня, кончи в меня, кончи в меня. Давай, наполни меня, Антон, давай. Понятно, у них даже фантазии одни на двоих. Антон жалобно заскулил, но скулёж смазался и утонул во внезапном поцелуе — сытом и громком. Арсений довольно стонал ему в рот, ведь он всё-таки получил свой узел — когда тот вошёл, стоны стали более надрывными, рычащими и глубокими. Лобызались они суматошно: кусаясь; водя языками по нёбу и зубам; мыча что-то друг другу в рот; сталкиваясь носами. Они вели себя так, будто впервые увидели друг друга после долгой разлуки; будто любили друг друга всю прошлую жизнь, а встретились только в этой. В какой-то момент Арсений чуть отстранился, чтобы отдышаться, а после прижался к Антону в совершенно невинном легком поцелуе. И именно это добило окончательно. Они ведь несколько лет преданно ненавидели друг друга. И если страстный секс с нотками агрессии ещё вписывался в логику жизни, то нежный и ласковый Арсений — с дрожащими ресницами, с доверчиво-расслабленным выражением лица, с тихим стоном, сорвавшимся с губ — абсолютно выбивал из реальности и заставлял пальцы на ногах поджиматься, а клыки ныть пульсирующей болью. Антон резко впился зубами в чужое плечо, ощущая на языке вкус и мягкость шершавого костюма, и замедлился, обильно кончая куда-то глубоко в Арсения. — Антон! Антон! Блять! — Дрожащим фальцетом затрепетал Арсений, и Антон почувствовал, как вокруг члена всё пульсирует и сжимается. Кое-кто кончил второй раз, отлично. — Еблан, еблан, молись, чтобы там не осталось метки. Какой же ты идиот, но как же хорошо… Чужая рука на затылке буквально вдавливала его в плечо, но Антон, приложив силу, отстранился и вгляделся в ткань дурацкого синего костюма. Ткань, на которой красовался рваный прокол от укуса. Пиздец, это вот настолько сильно его вставило? Он заворожённо сдвинул край пиджака вместе с рубашкой, впиваясь взглядом в наливающуюся метку. Упс. Ебейший упс. Он виновато заглянул запыхавшемуся Арсению в глаза. Тот смотрел устало, но сыто. И не скажешь, что недовольно. — Что теперь будем делать? — Антон сказал это, подразумевая всё сразу: и их отношения, и метку, и кучу спермы со смазкой вокруг, и дальнейшую поездку. — Штаны уже сняли, значит можем побегать. — Арс, ну серьёзно. Арсений молчал, и Антон подло двинул тазом, чуть подбрасывая его на себе, на что тот громко и длинно ахнул. — Нам ехать ещё минимум два часа, можем поиграть в города, — восстановив дыхание, отшутился тот. И, видимо, собственный ответ его так сильно развеселил, что он звонко рассмеялся, закидывая голову назад. Антон любовался родинками на шее и наверняка улыбался, как последний идиот. Фу, и когда он успел стать таким… ванильным что ли? — Ты идиот, и я ненавижу тебя, Арс. — Я тоже тебя ненавижу, — откидываясь обратно, он посмотрел на Антона, улыбаясь во все тридцать два. А потом аккуратно подкрался и поцеловал. Мягко-мягко. Целомудренный поцелуй навёл Антона на очередную шаловливую мысль. — Ладно, давай в города. Чур, кто выиграет, тот едет стоя, — сказал он, отстраняясь. — Я начну? — Радуйся, что я благороден и всегда уступаю идиотам. Давай. — Хорошо, тогда я выберу город любви. — Париж? — после затянувшейся паузы спросил Арсений. — Нет. Тверь. Ты проиграл. Был шанс, что Арсений сейчас извернётся и найдёт в своей причудливой голове город, начинающийся на мягкий знак. Но даже если и нашёл бы. Ведя руками по чужим взмокшим лопаткам, Антон понимал, что лично он точно не проиграл.