Обычные будни на гауптвахте... Или нет?

Это очередной мрачный, ничем не примечательный день в гауптвахте. Ну, а что здесь может быть нового? Ничего, кроме скрипящих звук ржавых труб и капающих капель из них. Может, что-то изменилось в погоде? В буднях солдатов? Нет. Ничего. Никто не знает и не может узнать, что будет нового и того, что будет ждать их в будущем. А что можно узнать в этих давно затшалых зеленых стенах либо белых кирпичных стен? Правильно. Ничего. Эти стены лишь нагоняют тоски и чувства своей ненадобности и жалкости. Они словно так и говорят своим видом, что они - последнее, что ты увидишь перед своей смертью. Ни родственников, ни неба, ни земли. Лишь эти старые дряхлые стены, которые постепенно начинают сводить тебя с ума. И в такой обстановке находилось четыре особи: Владимир Епифанцев, Сергей Пахомов, Александр Маслаев и, главарь всего этого - Анатолий Осмоловский. - Сидим мы с тобой... Знаешь, как два фуфела. проговорил мужчина, а.к.а Пахомов, закуривая очередную папиросу и выдыхая дым и в так тесное помещение. Сидел тот на полу, скрестив ноги и наклонив голову набок, поглядывая то на своего сокамерника, то разглядывая каждую детальку самой камеры. "Как два фуфела" - являлось самой любимой у Сергея аллегорией на их совместную ничтожность. -Я понял. А теперь завались хоть разок. рявкнул в ответ второй, известный как Епифанцев. Нахмурив брови, он мысленно комментировал всё, что ему приглянулось в данном месте. Сразу первое, что бросилось в глаза - стены. Как давно бы солдат здесь не сидел, он не обращал на этого должного внимания. Самой главной приметой данных стен - их цвет. Этот зелёный... Тёмно-зелёный... Салатовый... Тёмно-салатовый... Кто знает? Но это именно такой оттенок, который явно при взгляде на него вызывает чувство побыстрее покинуть это место либо желание вырвать на пол. Мерзкий цвет. Тусклый, не приятный, аж противно смотреть... Владимир сам удивился, как цвет стен может вот так влиять на психику. Либо, если бы это место не было гауптвахтой, то цвет бы вызывал более приятные ассоциации? Кто знает, кто знает. Хотя, никто не знает, если честно сказать. Владимир встал с пола, слегка протерев штаны от пыли и подошёл к одной из труб в комнате. Такая затхлая и старая, как эти стены. Слегка коснувшись её рукой, он провёл пальцами вниз по трубе. И зачем? Возможно, немного потерявшись в своих мыслях, Владимир делал любые действия, даже не задумываясь о них. Держа руку на трубе, тот понемногу вспоминал своё прошлое. В особенности не то, кем он был в прежней жизни. А тем, что его окружало. Нет тех проклятых стен, нет того сокамерника, от любого действия которого тебе сразу же хочется дать ему по морде. Не было ничего этого. Была работа, были своё мнение, свои интересы, своя личность. Но из этого больше ничего не осталось. От Епифанцева осталась лишь пустая жалкая оболочка, которая терпеливо и молча ждёт своей участи и остальных испытаний жестокой жизни. Никаких интересов, ничего. Своего долгожданного "я" ты никогда не увидишь. Твоя жизнь, которая и без того была жалкой, теперь уже в чужих, абсолютно незнакомых тебе руках. В руках тирана, садиста и бесчеловечной твари, пользующийся своим статусом "капитана", который тот даже и не заслужил. Хотя, вы бы когда-нибудь видели добросердечного капитана, который бы не злоупотреблял своей властью? Конечно, нет. Все мы хотим власти и контроля над кем то. Все хотят чувствовать себя лидером и этого отрицать невозможно. -Слушай, братиш. Папироску хочешь? спросил с добродушной улыбкой Сергей, шарясь в карманах и достав одну из папиросок, протянув её Владимиру. Епифанцева часто раздражало поведение его, так называемого, "приятеля". Эти постоянные истории, бессмысленные действия. Владимир сразу же понял, что его сокамерник немного не в себе... Но тут возникает кое-какой вопрос: а зачем таких неуравновешенных вообще впускать в армию, а потом уже отправлять на губу за грешность? Как такие люди, как Пахом, вообще заслужили носить погоны на плечах? Слишком много вопрос - а так мало ответов. Та и что можно понять либо узнать в такой каморке, как эта гауптвахта. -Да бляха муха... Нет. Блять. Просто нет. Если бы хотел - попросил! Нахер постоянно приставать, будто я слабоумный дохуя?!- Более резко прорычал Епифан, стиснув кулаки и челюсть, словно с животной ненавистью глядя на сокамерника. Так и хотелось дать ему по морде. Заставить его кричать, вспороть живот, оставить лишь кости которые в будущем перетворятся лишь в никому не нужных порох. Но Владимир лишь тяжело выдохнул с тихим гортанным стоном, отвернувшись от Сергея. Хочется тишины, свежего воздуха и побыть наедине со своими мыслями, а не слышать эти постоянные потоки бреда и запах папирос. Так и хочется... Забыться. Только как? Точно! Алкогольные напитки! "Вон блять, подстава какая... Где их тут возьмёшь." вдруг пронеслось в голове Владимира, и его надежда на что-то светлое также погасла, как и огонёк на папироске у Пахома. И как отвлечься от реального мира и забыть о её жестокостях? Любые предметы, чтобы сразу же покончить с этим и умереть от своих рук, а не чужих - отобрали ещё при приходе на гауптвахту, чтобы предотвратить попытки суицида. И вот, возможно, так пролетело несколько часов. Но вот, этот грозный и величественный стук в железную дверь. -Проходи, браток! сказал Пахом со своей добродушной, привычно-придурошной улыбкой, позвав жестом внутрь комнаты того, кто хотел войти. Тень... Телосложение крупное, фуражка, сразу же чувство смятения при взгляде на неё. Ах, да... Это же капитан. Анатолий Осмоловский. Он же лидер, главарь... Хотя на деле это самый садитский нелюдь, которого можно когда-либо встретить. -МОЛЧАТЬ! крикнул громко капитан, громко стукнув кулаком по железной двери, что её пронзительный грохот раздался по всему коридору. После таких слов и вправду хочется замолчать... Навсегда. Есть страх даже как-то косо взглянуть на капитана, не то чтобы хотя-бы слово сказать. И что же придётся выслушать? Очередную лекцию? Очередное поливание дерьмом? -Акаги, Кага, Хирю, Сорю... Сёкаку и Дзуйкаку... перечислял Осмоловский, ходя туда-сюда по камере, засунув руки в карманы и наклонив голову так, что козырёк полностью закрывал зор на его глаза. Владимир невольно усмехнулся, но сразу же его лицо приняло серьёзное выражение. Ну и ну... Какие названия. Их нужно выучить, словно как стишок в ранних классах. Если не выучил в школе - в дневник два. Если на губе - не просто циферка, а два удара по лицу либо на других местах. Моральная боль давно затмила физическую, так что это стало что-то вроде... Обыденности. Владимир никогда не думал, что для него такие вещи - как боль и страдание, станут для него обыденностью. И как его жизнь докатилось до такого? Не знает никто. Знает лишь сама жизнь. Как же всё это незаметно пролетело... Епифан ожидал, что очередная лекция продлится намного дольше. А, вон, нет. Прошло словно десять минут, а на деле два часа. Что-то единственное интересное за этот день. Когда речь Анатолия приутихла тот, тяжело выдохнув и приподняв козырёк фуражки, тихо пробормотал. - Что ж... Думаю, эта информация будет вам полезна. Применение найдёте сами, щеглы. коротко и твёрдо тот сказал, медленно отходя назад и поглядывая на солдат с неким злорадством в глазах. Словно так и радуясь, что их жалкие короткие жизни теперь в его садистских руках и, благодаря своему статусу, тот может делать всё, что захочет. Ну, а кто посмеет преградить путь главарю всего этого хаоса? Разве что самоубийца. В последний раз взглянув на обоих, Осмоловский вышел из камеры, закрыв за собой тяжелую дверь, от грохота которой у Епифанцева слегка заложило уши. Но тут... Епифан кое-что заметил. Хотя, вернее, услышал. Встав с пола, тот медленными шажками подошёл к массивной двери, слегка дотронувшись рукой. -Браток, куда ты это? Спросил Пахом, закуривая очередную папироску. Епифанцев иногда задумывался, кончались ли они когда-то и видел ли тот Сергея хоть раз без папироски в руках?... Они словно были бесконечны. Но Владимир решил себе такими мелочами голову не морочить и переместил свою руку на ручку двери. -...Сядь и не пизди. Шёпотом, словно боясь быть услышанным проговорил Владимир, дёрнув ручку.