Обычные будни на гауптвахте... Или нет?

"Ёпт твою мать... Я голубой?" После тех мыслей к его щекам произошёл ещё больший прилив крови, пытаясь сосредоточить свой взгляд на чём-то другом, лишь бы не на лице охранника. Это был тот единственный, особенный день, когда абсолютно не хотелось на кого-то наорать, сжать кулаки и сразу же врезать по той наглой, небритой роже. Мысли были уже давно заняты другим... Сам Епифанцев начал замечать за собой, что начинает походить на своего сокамерника: в подвыпившем состоянии рот, даже на секунду, не замыкался, как бы ты не пытался. Так и хотелось рассказать словно всю свою биографию, поделиться впечатлениями обо всех прочитанных тобой произведений и т.д. Что-либо, лишь бы хоть что-то сказать и завязать разговор, особенно в таком состоянии, когда тебя не волнует ничто другое - кроме как удовольствие. Александр, вдруг, неожиданно, встал со стола и подошёл к часам, которые Владимир ранее не замечал. Слегка поднявшись на цыпочки и сняв их со стены, Маслаев раздражённо фыркнув и нахмурив брови. Часы, как оказалось, были сломаны, а стрелки остановились на определённой отметке - на десяти вечера. Видимо, то время суток, когда те сломались. - Так, слушай... Тебе б лучше уйти. Щас мудачьё то придёт, которое на себя фуражку напялило так возомнил себя лидером. А проблем уже я нахватался. Ну вот... Только уже познал чего-то хорошего в жизни, ради чего стоит жить и то, чего стоит ждать, а уже придётся возвращаться к тому, что давно стало для тебя кошмаром. Когда уже не выдерживаешь того антуража, который превращает тебя в чёртового зверя, желающего лишь пролития чужой крови. Которому приходится послушно выслушивать указания тех, кто очевидно не заслужил и не должен был получать того статуса, что имеет сейчас. Но ты ж сделать ничего не можешь, верно? Верно. Ничего ты не можешь, потому-что шанса и нет, ведь в мире решает только одно - ни сила духа, не твоя личность, ничего из перечисленного. А лишь статус, который может заполучить даже самый откровенный отморозок. Но того, с чем доведётся столкнуться - не избежать. То бишь - обратного возвращения в камеру. Потянувшись и встав с кресла, Владимир слегка взялся за голову и попёрся к стене, пытаясь сохранить равновесие. Эффект от алкоголя дал о себе знать, когда ты резко поднялся с задницы. Убедившись, что тот может по меньшей мере стоять, тот лениво поковылял к охраннику, слегка локтём об его плечо. Маслаев слегка вздрогнул. Эти неожиданные прикосновения так и напоминало то, как твёрдая и тяжелая рука капитана касалась его плеча, чтобы развернуть к себе и унизить, либо вылить на него чай, который ранее Александр принёс Осмоловскому... Не важно, как ты его сделаешь. Хоть закажи в дорогом ресторане, налей обычного кипятка, не добавлять сахар либо высыпать всю пачку. Никак ему не угодить. Словно попал в адское поместье, в котором тебе приходится переживать те несколько мучительных минут всё снова и снова. И тебе никак не исправить, никак не изменить исход событий. Все закончится лишь одним - непосредственно унижением. Владимир, будучи в таком состоянии, конечно же не мог особо контролировать свои движения. Его рука с плеча Александра немного подползала к его спине, потом обратно возвращаясь к исходному месту. Усмехнувшись и, почесав затылок, Владимир коротко промямлил - Пасиб. Даже через столь короткое предложение, Епифанцев смог выразить всю свою благодарность за такой момент уединения в котором тот, будто бы, нуждался всю свою жизнь. Но рано или поздно всё хорошее закончится. И не важно - в подходящий или нет момент. Жизнь всегда будет непредсказуемой, как бы ты не хотел. Слегка похлопав охранника по плечу, Владимир вышел из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь. В свою очередь охранник сам не заметил, как на деле быстро прошло время... А также то, что тот до сих пор пялился на те сломанные часы в своих руках. Ну, стать чудаковатым в таком месте - дело простое. Обратно повесив их на стену и махнув рукой, как бы отложив их починку на потом, Александр сел обратно за стол. Ну, теперь даже и заняться нечем... В данный момент, даже привычное занятие - попивание водки и просиживание пятой точки на стуле кажется ещё более скучной, чем раньше. В это время Владимир, слегка покачиваясь на месте, вернулся внутрь камеры. Честно, в какой-то степени, тот боялся зрелища, которое могло встать перед его глазами. А мало ли, будет также, как в прошлый раз? Бляха муха, единственная ж тарелка была...Но после такого момента, от которого тот груз, что был на плечах, свалился в миг - про такое дерьмо даже думать не хотелось. Войдя внутрь, Епифанцев увидел... Ничего. Максимум, запах канализационной воды и тех вонючих папирос, а также спящий Пахом на трубе, храпя практически на всю гауптвахту. "Может, жирдяй докуриться до такого состояния, что от воспаления умрёт небось? Ну, хотя бля. О таком мечтать только можно." Подумал Владимир, невольно усмехнувшись при данной мысли. Запрыгнув на трубу, пытаясь не разбудить сокамерника от крепкого сна, Епифанцев прилёг на трубе и положил руки за голову, уставившись на потолок. Вроде обычная и не долгая посиделка, но так, чёрт побери, врезалась в память. При воспоминании о тех разговорах по душам, вкус крепкого алкоголя, те чувства... Так, стоп. Блять, ну нет, просто нет! Опять эта слащавость! Ну она вообще не к месту в этом дерьме которое, по идее, должны называть "гауптвахта". Но оно приносило такое умиротворение... Словно во Владимире кипела новая жизнь. То эмоционально-возвышенное мироощущение, создаваемое различными идеями, чувствами, эмоциями и многим другим невозможно описать словами. Ну какая слащавость, ну словно как шкет в девку малую влюбился... Но вводит в такие приятное состояние. Даже тот момент, когда Владимир просто прикоснулся к плечу Маслаева, наполнил его таким теплом, которое нереально описать. "Ну, зашибись. Ну ахуенно. Ну втюрился, блин." Подумал Епифанцев, с легкой усмешкой, закрыв глаза и начиная медленно погружаться в сон. Но вдруг... Епифанцев услышал голос. Чей? Верно. Его сокамерника который, неожиданно, проснулся. - О, братишка, вернулся ты... Ну расскажи, что там? - Ну... Да так, хуйня, ничего такого. Двери какие-то та и всё. Коротко сказал Епифанцев, словно не желая продолжать разговор. Хотя, на деле, это так и было. Тот решил не вдаваться в подробности, боясь, что неразумность Пахома может привести к тому, что тот, не зная серьезности ситуации, кому-то это разболтает. А также просто и не хотелось от усталости. Слишком много впечатлений за этот день, который казался таким же скучным и одинаковым, как и все остальные. Но, жизнь может преподносить сюрпризы даже тогда, когда ты этого не ждёшь, не так ли? И иногда она может приносить сюрпризы... Немного в ином в виде. - Двери, двери... Сразу вспомнил, как меня перевели так, суки, двери заставляли драять... Присяду на колени, достаем тряпку та как начну-... - Ш-ш... Ш-ш-ш. Спи. - Да-да, браток, я щас-щас... - Спи. Более твёрдо промямлил Епифанцев. Ему уже особо и не хотелось вновь закатывать скандал и срывать голос в такой день, как этот... Раз уж всё хорошо началось - то, желательно, закончить его также отлично. Когда, на удивление, Пахом послушался Владимира и прилёг на трубу, уперевшись рукой неё и вновь, довольно быстро, заснул. А тем времен Владимир тоже пытался уснуть. Влюблённость - вещь интересная... При воспоминании о человеке, который тебе нравится, тебе сразу же становится тепло. В гауптвахте никогда не было обогревателей либо какого-то намёка не тепло, но любовь... Так согревала. Хотя, наверное, больше не физически - а морально. Тепло, уютно, словно лежишь на облаках. На облаках из мечт, надежд и тепла... Епифанцев понял, что ему теперь даже особо и не стыдно за такие мысли, как в первый раз. Тот, наконец, принял тот факт, что это единственное, что даёт ему мотивацию жить и окончательно не сойти с ума. Ночь. На улице шумит листва, сверчки хором поют свою песню. Но солдаты не услышат этого, ведь давно погрузились в свои крепкие сновидения. И что же будет ждать кого-то из них завтра утром? Это мы скоро узнаем.