Обычные будни на гауптвахте... Или нет?

Мёртвое и напряженное молчание повисло в воздухе и оно, словно, длилось бы вечность, если бы Александр не произнёс. -...Как ты здесь оказался? С ноткой монотонности проговорил охранник, чувствуя, как комок подступает к горлу, который не даёт возможность что-либо сказать. В его голове проносилось миллионы мыслей: а вдруг солдат пришёл для того, чтобы убить Маслаева и в целом устроить геноцид на губе в связи с тем, что тронулся умом? А вдруг сам Осмоловский послал? А вдруг вообще глюки из-за постоянного переутомления и недосыпов? Тот рассматривать Владимира, словно у него было бы три головы. -... А вон так. Коротко сказал Владимир, почесав затылок. Боже, какой тупой ответ на вполне подходящий вопрос для такой ситуации... -...Заходи. Также коротко, как и Епифанцев ответил Александр, словно смирившись с ситуацией. У него элементарно просто не хватало сил, чтобы устраивать кипиш из-за этого. Тяжело выдохнув, тот ушёл в другую сторону комнаты, шарясь в шкафах, позже принеся другой стул и поставив его на пол рядом со стулом Маслаева. Александр сел на свой, устало наклонив голову набок, иногда поглядывая то на стоящего в проёме Епифанцева, то ли будто сквозь него... -Закрой дверь. Прямо сказал Александр своимм усталым голосом, попутно шарясь в шкафчиках его рабочего стола и достав вторую рюмку, как бы приглашая Владимира составить ему компанию. Такого Епифан явно не ожидал... Такого, если можно так выразиться, гостеприимства, вряд-ли дождёшься в гауптвахте. Владимир, нервно сглотнув. послушался охранника и тихо закрыл дверь, подойдя к его столу и сев рядом. Маслаев взял наполовину пустую бутылку водки и разлил её по обоим рюмкам. Взяв рюмку в руки и выпив залпом, Епифанцев невольно усмехнулся. Ох уж этот характерный вкус и ярко выраженный спиртовой запах, сладковатые нотки и то тепло, которое этот алкогольный напой разливает по всему телу. Сам охранник который, раньше, был словно на иголках, тоже расслабился. Наконец-то,хоть раз не под чьим-то надзором, что ты не пустое место для кого-то либо игрушка, которой можно управлять. С тем человек, с которым находясь рядом ты чувствуешь, что ты - не пустое место. Александр при данной мысли почувствовал, как мягкое тепло разлилось по его лицу.. Или это от водки? Нет, это нечто другое... Что-то такое, от которого даже большее тепло, нежели от алкогольных напитков. Капитан никогда не давал охраннику быть тем, кем тот является на деле. Лишь жалкая игрушка в его глазах, лишь маленькое беззащитное ничтожество, которое ничего не может и не будет делать что-то без его приказа. Эффект от алкоголя дал о себе знать: немного затуманенное состояние, забывание о всех тех моментах, которые приносили дополнительный стресс и тревогу. Епифанцев сам в какой-то степени начал забываться, даже и не вспоминая о поехавшем и его причудливых историях. Больше не было желания кого-то ударить, наорать либо держать весь накопившиеся гнев в себе, принося себе ещё большие страдания. Уже в подвыпившем состоянии, охранник упёрся головой об свою руку с еле заметной улыбкой на лице, а другой накручивая пряди волос на своих пальцах. Владимир сам очарованно наблюдал за этим. Когда человек навеселе, это весьма интересное состояние... Можно завести кучу знакомств, открывается та сторона личности, о которой даже никто и не подозревал, поссорится или заняться сексом, раз уж до такого дошло. Но самое главное - это душевные разговоры. Тот, по-своему интимный момент, когда можно наконец излить душу, наконец выговорить всё, что так долго копилось в тебе. -Вон, тут думаю я... Схуяли того поехавшего жиртреста вообще каким-то образом пропустили в арм-..." -Армия." -Ээ...Ну, армия, и?" -Армия сделала его таким." А ведь логичная мысль. Епифан сам подумал, как он сначала не догадался до этого. Хотя, в таким условиях и думать о чём-то связанном - дело не из лёгких. Владимир, даже ,слегка задумался. Сергей Пахомов, возможно, был таким же человеком, как и все мы. Свои увлечения, интересы та и в целом своя жизнь. Но, увы, армия стала его переломным моментом в жизни, из-за чего он в том состоянии, в котором люди видят его сейчас. Епифанцев почувствовал, как у него произошёл маленький укол печали к Пахому, но его гордость не дала ему это признать. Сделав ещё один глоток из рюмки, Владимир потёр глаза и хотел уже что-то сказать, но Маслаев его неожиданно прервал. "Слушай... Прости." "Мм... И про что ты именно?" "За всё. Не по-своей воле я делаю всё." "Да я и не в обиде." Сказал Владимир, слегка посмеявшись. Тот сразу понял, про что говорил охранник - а именно про все те действия, что ему приходилось делать по приказу капитана-тирана. Даже та "работа", суть которой была чистить ржавый унитаз вилкой. Никто этого ни хотел из них обоих. В некоторые моменты Маслаеву так и хотелось просто крепко взять Епифанцева за руку и сказать, чтобы тот убегал к чертям отсюда любыми, даже бредовыми способами, которые мельком возникали в голове. Но... А также назревал другой вопрос: почему такие чувства и некое сопереживание... Он чувствовал только к Владимиру Епифанцеву? В целом, сам Маслаев ловил себя на мысли, что всегда проникался к Владимиру наибольшей симпатией. В его глазах он был абсолютно другим, в отличии от других солдат. Как бы стереотипно это не звучало но, словно, тот был белой вороной в стае серых голубей. А также иногда подумывал о том, что во Владимире он видит... Своего некого лидера, с которого нужно брать пример. "Ну и какой я охранник, если считаю даже солдата намного лучше меня? Более... Ответственнее меня?" подумал Александр, попутно доливая немного водки. Так бы и Епифанцев сидел в кабинете охранника, попивая спиртное и перекидываясь с Александром парой фраз, но вдруг кое-что припомнил... -"...Камеры." И правда. Камеры... Капитан мог с лёгкостью по ним проследить, что делают солдаты в его отсутствие. Даже если и не сейчас, то через какое-то время и тот тайный похож в кабинет охранника мог быть раскрыт. Епифанцеву, естественно, не хотелось, чтобы об этом кто либо разузнал, ведь мог быть наказан за это ещё более жестоким способом. Отложив рюмку в сторону Владимир, слегка отряхнув свою шинель от пыли, обратился к охраннику со слегка растерянным и нервным выражением лица. -Блять... Мне б пиздовать отсюда быстрее. Там же камеры и-... -Успокойся. Не работают они две недели точно. Охранник, как обычно, стараясь сохранять хладнокровие, прервал Епифанцева фразой, из-за которой на душе словно камень, состоящий из переживаний та тревог, упал. Капитан часто пугал офицеров байками о том, что если те сделают что-то под зором камеры, что не понравится капитану (хотя, было такое ощущение, словно любое присутствие солдатов и тот факт, что те всё ещё остались живи - вызывает у него неприязнь) - расстрел будет прямо там, и прямо здесь. Даже не смотря на то, что на должность капитана, зачастую, берут полных отморозков, из-за собственного статуса офицерам ничего не остаётся - как попросту поверить каждому сказанному слову из уст капитана, без права на своё мнение. И как после такого не чувствовать, насколько твоя жизнь стала ничтожна? Обратно сев за стол, взгляд Владимира устремился в потолок, на которой висела мигающая лампочка. И как в таких условиях вообще можно работать?... Хотя, за всё это время сам Епифанцев понял, что просто начинал игнорировать те вещи, которые так давили ему на мозг при первом опыте прибывания на гауптвахте. Хотя, это не касалось его сокамерника... В одно мгновение Епифанцев подумал, как там поживает Пахом и не натворил ли он там чего-то, чтоб было явно в его стиле... Но Влад решил, что это именно тот момент, когда можно наконец хоть на время отпустить все проблемы и попросту расслабится, не наполняя свою голову дурными мыслями. Надо хоть раз, даже в такой обстановке, наслаждаться чем-то. Расслабляющий эффект водки, отвлечение от всех хлопот. Но, больше, мысли были переполнены... Александром. Эти взлохмаченные тёмные волосы, доходившие до плеч, серо-голубые уставшие глаза, которые явно повидали много дерьма. В этом была своё... Определённое очарование. В его личности так и чувствовалась... Некая беззащитность под видом той маски хладнокровности, которой пришлось надеть Александру из-за жестокости данного места. Владимир поймал себя на мысли, что даже раньше он как-то хотел выразить свою мелкую симпатию через мимолётные комплименты. Скажем... После очередного избиения Пахома, охранник снова за шкирку потянул Епифанцева на "работу" которая заключалась в том, чтобы чистить сортир вилкой. Когда охранник показывал, как правильно работать, Епифан сразу вспомнил как кинул короткий комплимент в духе: "Классно получается". В его голове крутилось множество мыслей: "Бляха... Вроде такая бредовая ситуация, а я, гений ёбаный, ещё и комплимент этому лохматому сказал." Думая обо всём этом, Владимир мысленно благодарил Маслаева за то, что тот молчал. В отличии от Пахома, тот сохранял молчание именно в те моменты, в которые Епифанцеву было нужно, за что он не мог быть не благодарным Александру. Все эти чувства к другому мужчине... Они напомнили ему один из разговоров со своим сокамерником, который те оба завели невзначай в один из самых скучных дней на губе: "А ты голубой?" "Что?" "Ты голубой?" "Какой такой... Голубой?" "Ну... Ты пидор?" Владимир сам не помнил, почему заговорил об этом, даже плавно не переведя тему... Вот так резко, прямо. Остальную часть разговора Епифанцев и вспоминать не хотел, потому-что эта была очередная дурная история Пахома. Как кому-то в качестве мести насрал в тапку, потом чуть не изнасиловали и заставили жрать говно... Тьфу. Бредятина. Видимо, и до армии тот был... Немного невменяемым. Владимира аж слегка передёрнуло но, вспомнив, что этого умалишенного нет рядом, его немного отпустило и тот облегчённо выдохнул. Всё так странно внутри... Спокойно. Чувство того, словно ты вернулся домой. Это тёплое чувство просто зарыться в объятия и закрыть глаза, отпустив весь стресс... Боже! Ну что за розовые сопли?! Которые наполняют сердце ещё большим теплом... Как странно, необычно, но по-своему... Завораживает. По-своему окунает в страну надежд и мечт. Голова Владимира в буквальном смысле стала тяжелой из-за этих мыслей. В миг глаза Владимира расширились и в них был блеск растерянности, когда в его голове возникла мысль: "Ёпт твою мать... Я голубой?"