Ich werde weiterleben, egal wie schlimm und einsam es ohne dich ist

Рихард сидел на полу облокотившись о стенку и беззвучно плакал. Слёзы обжигали щёки, а в руке была бутылка недопитого виски. Сколько прошло дней? Недель? Месяцев? Сколько Круспе сидит вот так у стены глядя на их совместную с Тиллем фотографию и плачет? Сколько времени он не спал, не ел? Как долго он один, в этой огромной квартире, где в студии больше не слышен голос любви всей его жизни? Наверняка, уже достаточно долго. Рихард потерял смысл жизни. Он больше не радовался ворчанию Линдеманна с самого утра, не слышал его прекрасного голоса в студии… Не любовался его серо-зелёно-голубыми глазами, не смеялся с его глупых рожиц на фото. Этого больше не было. И Круспе было от этого ещё больней. Он поднял руку и посмотрел на своё предплечье — оно полностью было усыпано тоненькими алыми линиями, а с некоторых порезов временами ещё стекала кровь. «Ничтожество». Это слово давно начало проноситься в его голове, и чаще всего оно звучало голосом Тилля. Рихард с какой-то стороны и правда был ничтожеством. Селф харм и огромное количество алкоголя в перемешку с никотином не были выходом, Круспе это прекрасно знал, но его настолько затянуло, что он забыл, когда вовремя остоновиться. По щеке снова стекла слеза. Сделав глоток виски, Рихард медленно встал с пола, но тут же потерял равновесие и упёрся рукой о стену, чтобы окончательно не упасть. Голова жутко болела, а ноги стали ватными. Поморщившись, Круспе поплёлся на балкон, по пути выбросив пустую бутылку из-под виски. Закурив сигарету, Рихард опёрся руками о перила балкона и устремил взгляд в даль, на кирпичные и стеклянные небоскрёбы Нью-Йорка. В душе была лишь пустота, а в голове кромешная тьма. Где-то в глубине было невыносимо больно и время от времени эта боль выливалась в порезы на руках. «Слабак». И снова голос Тилля. Снова осуждение… Или же констатирование фактов? Скорее второй вариант. Выдохнув табачный дым, Рихард задумался, но в голове всплыло последнее воспоминание с Линдеманном перед его смертью. Сердце от этого сжалось, но Круспе решил посмотреть его как фильм. Закрыв глаза, он с головой окунулся в момент… — Давай потанцуем? — спросил мужчина протягивая возлюбленному руку. — Я не хочу позорить тебя… — пробормотал Рихард, но увидев нежный взгляд Тилля, отказать не смог. Линдеманн вывел партнёра на танцпол и положил его руку себе на плече. Ощутив слегка шершавую ладонь, Круспе слегка улыбнулся. Рука Тилля опустилась ему на талию и они закружились в чувственном танце. Кроме них танцевали ещё несколько пар и некоторые посетители ресторана кидали осуждённые взгляды в сторону мужчин. Рихарду было некомфортно, но чувствуя что любимому всё равно на них, он тоже решил не заморачиваться на этот счёт. К виолончели и фортепьяно присоединилась скрипка. Несколько шагов и Тилль резка наклонил своего спутника вниз, от чего сначала Рихард испугался, но он тут же успокоился, так как был не поосто с кем-то, а с Линдеманном — его парнем, его любимым человеком. Чуть подавшись вперёд, Тилль подарил возлюбленному нежный поцелуй. Круспе тут же ответил, немного углубив его. Он был счастлив и спокоен. Никто кроме Тилля ему не был нужен на этой планете. — Я люблю тебя… — прошептал Круспе ему в губы, на что Линдеманн ещё раз его поцеловал. И всё… Это был последний поцелуй, ведь на следующий день по новостям оглосили новость «Лагендарный немецкий музыкант Тилль Линдеманн погиб утром 25 ноября 2009 года в автокотострофе». После этого Рихард больше не ощущал ту радость и счастье. Он был пуст. Слезы лились с него рекой. И больше ничего… Круспе открыл глаза. Нет, хватит, так жить больше нельзя. Узнав бы о том, до чего он докатился, Тилль бы разозлился. Он не хотел бы, чтобы Рихард так жил. Это не выход. — Ты прав, сокровище, — сказал в слух Круспе и отправил бычок от сиграеты в пепельницу. — Пора воскреснуть из мёртвых. Пора показать, что я жив и чего-то стою.