Подделки

      Синева вспыхнула на самой границе зрения за мгновение до того, как лицевые пластины опалило жаром. Потом мозга достиг сигнал о том, что руку, сжимавшую пистолет, что-то резко дернуло в сторону.       Гаррус хотел поинтересоваться, какого дьявола Лиара лезет не в свое дело, но когда поднял глаза, слова застряли в глотке. Азари замерла в дверном проеме в странной, неудобной позе, будто ее парализовало на середине движения. Кожа выцвела до холодного пепельного оттенка, как у зимнего неба над морем. А глаза… глаза казались какими-то больными, в них бился лихорадочный, дикий огонек.       «Еще одна спятила», — всплыла в голове вялая мысль, скорее констатирующая, чем предполагающая.       Он не успел ничего сказать, синева биотики обвилась вокруг его шеи и надавила. Мягкое, гладящее движение было столь странным, что разум даже не успел толком сосредоточиться на факте удушья и осознал его только в тот момент, когда перед глазами снова начало стремительно темнеть.   * * *         Гаррус пришел в себя в медотсеке. На разных кораблях, у разных рас могли быть различные технологии лечения и восстановления, но во всех медотсеках было что-то общее. Когда-то это забавляло. Потом раздражало. Потом эта стерильная аккуратность и выверенность, создающая насмешливую иллюзию, что все на своих местах и все в порядке, бесила до рыка. А сейчас… Сейчас было никак. Мозг просто идентифицировал помещение и все. Ни единого шевеления эмоций. Пустота. Тишина. — Зачем тебе все это, Ли? — устало спросил Гаррус, поворачивая голову и глядя на то, как азари деловито возится с многочисленными капельницами, тянущими прозрачные щупальца трубок к его утканным иголками рукам. — В этом же нет никакого смысла. — Для меня — есть, — холодно и упрямо сказала она, не отвлекаясь. — Какой?       Лиара повернула голову и посмотрела ему в глаза. Сейчас, в ярком свете лабораторных ламп было особенно заметно, как проступают скулы и хрящи под посеревшей кожей. Сколько она не спала? Или не отдыхала? А может дело не в переутомлении, и доктор Т’Сони просто подсела на что-то? — Исправление твоих сплавившихся мозгов займет немало времени и потребует существенной концентрации. Это значит, что мне будет чем занять голову. У меня на какое-то время появится смысл. — И что будет после того, как ты преуспеешь?        Лиара равнодушно повела плечом. — Не знаю. Пару месяцев назад я нашла на троих политиков компромат и заставила их открыть на Иден-Прайм шикарный приют для животных, оставшихся во время войны без хозяев. Ты знал, что это целая проблема теперь? Уйма бесцельно слоняющихся кошек, собак, птиц, пыжаков, чьи хозяева мертвы. Может, найдем еще пару политиков, нечистых на руку, и организуем их руками сиротский приют. Или поможем кроганам восстанавливать Тучанку. А можем слить кое-какие пикантные подробности из частной жизни ханарских дипломатов, купить выпивку и наблюдать за представлением. — Лиара снова повела плечом. — Посмотрим, когда придет время. — Почему ты говоришь во множественном числе?       Лиара подошла к нему и посмотрела в лицо, по-птичьи наклоняя голову набок. В этом жесте было что-то неуловимо жуткое. — Потому что я оставлю тебя себе, — странные интонации в ее голосе могли бы даже напугать, будь Гаррусу не настолько все равно. — Я так решила. Раз ты собрался застрелиться — твоя жизнь тебе не нужна. А мне нужна. Так что я ее себе заберу. — За каким чертом? — Потому что больше никого не осталось! — вдруг закричала Лиара прямо ему в лицо и со всей силы швырнула датапад об пол, вызвав сноп искр и треск. Она наклонилась к Гаррусу и ухватила его за мандибулу, сближая их лица почти вплотную. — Все, кого я любила, мертвы! Они все меня бросили! — ее голос дрожал, трескаясь и ломаясь, будто каждое слово было куском раскрошившегося от выстрела стекла, застрявшим в горле. — Мать. Шепард. Явик. Они были мне нужны, и они все, все… —она замолчала, не в силах выговорить, но взгляд наполнился тем же самым нездоровым огнем, который был в ее глазах в день его несостоявшейся смерти. — Я шла у них на поводу. Каждый раз. Уважала их решения. Думала, они знают, что делают. Думала, они не будут совершать глупости. Тем, кто тебе дорог, надо доверять, да? Я доверяла. И они все мертвы. К черту. — Пальцы вдавились в пластины так, что это стало почти болезненным, хотя до того Гаррус даже не думал, что у людей и азари в принципе может хватить сил на такое давление без применения биотики. — Еще раз я так не ошибусь. Ни за что. Так что будь добр: избавь нас обоих от лишних сложностей и найди себе какой-нибудь повод жить, пока я буду вправлять тебе мозги.       Сказав это, она разжала подрагивающие от напряжения пальцы, встряхнулась и отошла обратно к мониторам, привычно погрузившись в работу. Гаррус довольно долго молчал, наблюдая за тем, как азари скользит по помещению, легко переступая протянутые по полу силовые кабели и, кажется, даже что-то рассеянно напевая себе под нос. — Ты тоже свихнулась, — сказал он наконец. — О да, — ничуть не удивилась она и, судя по тону, даже как шутку эту фразу не восприняла. Впрочем, та и не была шуткой. — И полагаешь, что при таком раскладе ты меня вылечишь? — Я — археолог, а не психиатр. У тебя не настолько древние мозги, чтоб подпадать под мою специальность. Хотя практика показала, что я и в своей специальности — бездарь. Но я хорошо распоряжаюсь информацией. Я найду для тебя хорошего врача и хороший курс лекарств. — А сама ты к врачу ходишь? — Ходила. Он посоветовал мне оставаться занятой и найти способы выплескивать эмоции. — О, это сейчас были они? — Гаррус взглядом указал на свою мандибулу. — О, нет, — Лиара отмахнулась, фыркнув, — когда мне надо выплеснуть эмоции, я звоню Джек, мы с ней напиваемся, а потом тянем соломинку и в зависимости от результата или идем в бордель, или находим тех, с кем можно всласть подраться. Иногда совмещаем. — Как заманчиво. — Это хорошо. Поправишься — возьму с собой. — Договорились. — Договорились.       После этого в помещении надолго повисла тишина. Гаррус осознавал, что на самом деле вокруг полно звуков: тихий монотонный шум приборов и вентиляции, писк диагностических мониторов, невесомые, но все же не беззвучные шаги азари и мягкий стук ее пальчиков по экранам… все это было, но не разбивало тяжелую, опустошающую тишину, которая затягивала Гарруса в себя, как черная дыра, горизонт событий которой он опрометчиво пересек. И там, в конце слепого туннеля, расщепляющего само время, но принуждающего двигаться только вперед, ждала правда. От нее больше нельзя было уклониться. И в пустоте черной дыры больше не было глаз, которые можно закрыть, чтобы ее не видеть. — Я ведь убил их, Лиара. Тех женщин.                                                                                                                                                                                                  — Да, их кровь на тебе, — как ни в чем не бывало согласилась Лиара. — Знаю, что тебе плевать, осознанно это было или нет, — она посмотрела на него через плечо. — Это не важно. Тебя все равно бы не сдали. Если бы это было сознательным преступлением, а не в состоянии невменяемости, оно тянуло бы на смертную казнь. Суда бы все равно не было, они бы поручили твою ликвидацию кому-то из СПЕКТРов и обставили все это как случайность или несчастный случай на работе. Но сознательным это не было. И ты сам пришел с повинной. Твой босс зарубил идею ликвидации. Хотя это предлагалось. Хочешь покажу, что он на эту идею сказал? — Лиара вопросительно посмотрела на Гарруса, но тот отрицательно покачал головой, и она пожала плечами. — Как хочешь. В любом случае из-за его несговорчивости они оказались в затруднительном положении, так как отпускать на свободу психа — плохая идея, а судить и сажать героя войны твоего уровня — это очень плохо для имиджа. Учитывая, как вы были связаны с Шепард — плохо для имиджа людей и турианцев в равной степени. Даже если привести десяток независимых экспертиз, удостоверяющих, что у тебя просто чердак потек — все равно в прессе раздуют шумиху и будут полоскать эту историю до тех пор, пока она не превратится в кадавра.       Гаррус слушал Лиару и отстраненно замечал новые словечки в ее лексиконе: «кадавр», «потекший чердак»… в этом чувствовалось влияние Джек. Раньше они не были близки, а теперь стали, да так, что это меняет Лиару, пусть даже в такой мелочи. Обычно, когда биологический организм меняется — это значит, что он живет. Ну, если это не изменения вроде гниения и распада. Была ли Лиара живой? Нашла ли она ту систему жизнеобеспечения, которая поддерживала ее после всего? А он сам? Был ли он жив все еще или сам не заметил, как подох и превратился в хаска, который бездумно тянет лапы к живым в единственном инстинктивном порыве разрушить, разодрать в клочья и уничтожить? Потому что злоба, боль и жажда разрушения — это все, что в нем осталось, и он повторяет этот нехитрый алгоритм снова и снова, пока его голова не попадет в снайперский прицел. — Помнишь, она говорила, что Джек… как же это? Ну вещь, которую жалко бросить, но нести неудобно? — Гаррус с отстраненным удивлением услышал собственный голос, задающий этот вопрос, будто в то время, когда он полностью сосредоточился на сравнении себя с хасками, какая-то часть его мозга все еще оставалась сосредоточена на разговоре с Лиарой и даже анализировала его. Проклятье… вероятно, это была та самая часть, которую он помнил все эти дни во время расследования, которую считал собой, нормальным, привычным мрачным собой, а теперь будто смотрел на эту часть с другой стороны зеркала, как чертов злой дух, который исправно повторяет все движения оригинала, но когда тот уже собирается выйти из комнаты, вдруг замирает и таращится, давая понять, что он вовсе не банальное безобидное отражение. — Чемодан без ручки. Да, ты тот самый чемодан, — Лиара кивнула, что-то смешивая в широкогорлой колбе. — Тебя нельзя посадить или упечь в дурдом, официально, по крайней мере, — это будет очень плохо для имиджа. Тебя не хотелось бы просто отпускать, потому что никто не гарантирует, что если у тебя беды с башкой, они не проявятся снова там, где тебя будет сложнее контролировать, а имиджевый вред от тебя будет все тот же. Тебя нельзя убить, потому что это будет не по-людски, раз ты совершил все это не осознавая, что делаешь. — Лиара посмотрела на него и невесело усмехнулась. — Думаю, то, что ты пытался сделать, они бы сочли лучшим выходом, это было бы проще всего представить общественности, еще и обыграли бы красиво. Сказали бы, что ты занимался этим делом, героически довел его до конца, но видеть мертвую «Шепард» столько раз снова — это тебя доконало. Возможно, твоему начальнику приказали тебя отпустить до утра именно в расчете на то, что ты сам решишь за них эту маленькую проблему. — Лиара безразлично пожала плечами. — Ну, а если и не решил б, ставлю на то, что устроили бы инсценировку смерти, а тебя таки упрятали бы в дурдом, куда-нибудь подальше и под другим именем, а там уж нашлись бы менее разборчивые и отягощенные вопросами справедливости люди, и однажды нерадивая медсестра превысила бы тебе дозу снотворного.       Гаррус просто кивнул. Все, что говорила Лиара, звучало разумно, но ему было безразлично, как бы они поступили, если итогом в любом случае оказалось бы обезвреживание. — Как ты там оказалась? — Следила за тобой. За тобой, за твоим шефом, за его шефом… —рассеянно ответила Лиара, вчитываясь во что-то на экране, — Глиф перехватил звонок, когда они созванивались и обсуждали это. Я, к счастью, была неподалеку. Успела.       Ее голос надломился на последнем слове. В помещении надолго повисла тишина. Сперва она была просто тишиной, но потом в глубине стали проявляться мысли, одна за другой, все больше и больше, как звезды в стремительно темнеющем вечернем небе. Когда это стало невозможно выносить, Гаррус глухо произнес, не обращаясь к Лиаре. — Почему я не пошел с ней?.. — Потому что тебе переломало ребра, пробило бок, ты истекал кровью и не мог стоять на ногах, вот почему, — хмуро сказала Лиара, подходя и протягивая колбу. — Пей. Пей и радуйся. У тебя есть хотя бы такое оправдание. Оно отличное. Безупречное. Ты просто физически не способен был пойти. Такое есть не у всех. — Ли… — Тебе нечего мне сказать. У меня не было проникающих ранений в живот, не было сломанных ребер и перебитых ног. Я могла пойти. Могла наплевать на ее приказ и пойти. А еще я могла не поверить Явику. Могла послать его к черту по поводу «уединения вдали от шума, производимого азари». Могла быть рядом. Но меня не было, чтоб отвести ту пулю. Так что прекращай задаваться вопросами, ответы на которые тебе известны и ничуть не помогут облегчить эту боль. И подумай, чем хочешь заняться, пока будешь тут торчать. Совет профессионала: лучше действительно подумай, потому что сидеть и бездумно пялиться в стенку, прокручивая в голове болезненные или счастливые моменты, тебе надоест. Сначала ты будешь ими упиваться. Потом страдать от них. Потом полезешь из-за них на стенку и разнесешь к чертовой матери по винтику все, до чего дотянешься. Потом сил не останется даже на это и надо будет заполнить пустоту в голове хоть чем-нибудь. — Лиара…       Она вновь покачала головой и сделала шаг к двери. — Ты уснешь минут через пять. А когда проснешься — подумай о моих словах. Времени у тебя будет много. Времени у нас теперь бесконечно много.       Азари вышла, но ее последние слова повисли в воздухе, как нечто осязаемое. Гаррус смотрел на закрывшуюся дверь и с болезненной ясностью осознавал, что азари могут прожить даже тысячу лет.