More then everything

Энергия всего Ада была у него в руках. Вокс задавал тренды, поддерживал безупречный имидж компании и кормился всеми, кто попадал под действие телевещания. Завладеть умами грешников было важнее всего, и, пока по проводам бежит восхитительное, вкусное электричество их зомбированных тупых мозгов, его сети будут расти и пропитывать Пентаграмм-сити. Но трудно держать на плаву бренд «Само совершенство», когда, сука, один из партнеров постоянно вспыхивает, как ебаная тряпка, которую макнули в бензин, стоит какой-нибудь его шлюшке не так посмотреть в его сторону! Порой Вокс думает, что важнее всего не дать Валентино вновь разобидеться на весь мир, поскольку в своей безудержной ярости на всех и вся (срать на моделей Вельветт) он постоянно грозит уничтожить все, чего добились «VVV». Когда прислуга открывает двери в пентхаус, Вокс испытывает жгучее чувство дежавю — если Валентино подается своим эмоциям, он способен выкурить столько своих ебучих сигар, что даже заядлый курильщик покрутит пальцем у виска (и будет заслуженно порван на лоскутки за неуважение). — А ты не должен быть в клубе? — Вокс лениво разгоняет клубящиеся облака перед своим экраном и слышит злобное рычание из их розовых глубин. Тут же его за грудки хватают позолоченные когти и дергают внутрь непроглядной завесы. Вокс только и успевает вскрикнуть «Блять!», как его со всей дури впечатывают в софу. В плоской голове коротко замыкает, давая разряд по всему телу. — ЕБАНАЯ ШЛЮХА! — вопят сверху истерично и невероятно злобно. — ТУПАЯ ЕБАНАЯ ПИЗДА! — в темно-синий смокинг вонзаются когти взбешенного сутенера и, к ужасу Вокса, рвут в клочья. — Вал, твою мать! — вжатый трехметровой молью в (благо, мягкую) софу, он пытается достучаться до его разума, но, кажется, что в данный момент он его лишился начисто. — ОПОЗОРИЛА МЕНЯ, ДРЯНЬ! НА ГЛАЗАХ У ВСЕХ! — Валентино сейчас вообще не способен хоть как-то думать. Он в безудержной ярости рвет полосатую красно-черную рубашку и успевает исполосовать голубую майку вместе с темно-серой кожей под ней, пока его запястья грубо и сильно не стискивают чужие руки. — ВАЛ! — уже кричит Вокс, стараясь не морщиться от того, как неглубокие, но, сука, больнючие раны, оставленные позолоченными когтями (смешно, учитывая, что Валентино сам говорил, как сильно презирает всех, кто красит ногти), горячо пульсируют и мажут кровью остатки его одежды. Ох, если его и сейчас не услышат, он очень разозлится и запустит столько вольт в эту неуравновешенную моль, что его прекрасный белый мех почернеет. Крылатый демон останавливается, хотя может пустить в ход нижнюю пару рук, но их он крепко сжимал на бедрах Вокса, не давая тому и шанса шевельнуться. — Какого хуя ты творишь?! — Вокс, наконец, приподнимается на локтях, когда Валентино выпрямляется и усаживается на его ноги. Руки с его бедер он не убирает. — Раздеваю тебя, — хлопает своими огромными красными глазами сутенер и ловит на себе обескураженный взгляд. — Уничтожая, блять, нахуй мою одежду? — Вокс быстро приходит в себя, его голос дергается и шипит в телевизионных помехах, пока между антеннами, торчащими из плоской головы, проскакивает электричество. — Эта сука Вельветт закрыла от меня свой отдел, — шипит Валентино, и его когтистые пальцы с силой сжимаются на чужих бедрах, раздается сдержанное оханье. — Вал, — медленно и взвешивая каждое слово, начинает Вокс, — тебе не дали убить кого-то и ты решил ОТЫГРАТЬСЯ НА МНЕ?! — срывается он под конец и исходит статикой на своем экранном лице. — Мне нужен твой член, детка, — воркует Валентино, отпуская, наконец, многострадальные бедра, и Вокс снова удивляется (каждый, сука, раз!), как быстро умеет эта истеричка перейти из одного эмоционального состояние в другое. — Кто на этот раз сдавил тебе шею? — устало спрашивает он, но с легким трепетом чувствуя, как по его паху с легким нажимом проходится чужая рука. Рука тут же замирает, дрожит, и Вокс думает, что только что чуть не устроил себе кастрацию, если бы трехметровая моль не сдержалась. — ЭНЖЕЛ ДАСТ, БЛЯТЬ! КТО ЕЩЕ?! — Валентин срывается на визг, из угла рта начинает стекать слюна, похожая своим цветом на кровь. — Эта неблагодарная шлюха… — Вал, дорогуша, — Вокс грубо тянет его за руки к себе, заставляя согнуться и приблизиться лицом почти вплотную, — не забивай свою головушку такой херней, — он снимает эти глупые очки в форме сердечек с оскалившегося в жуткой усмешке лица. — Сейчас, — глаза, меняющие свой размер, на миг заполняют весь экран своими расплывающимися, словно круги по воде, линиями, — ты должен думать обо мне, — ласково заканчивает он своим бархатным голосом. — Разве не за этим ты здесь? Валентино любит этот голос. Он думает, что Вокс мог бы строить таким голосом хуеву толпу из шлюшек, и они бы слушались его. Но стоит этой мысли оформиться в его голове, как все нутро начинает разъедать жгучая ревность и бешенство, что кто-то, кроме него, сможет услышать, как умеет Вокс заставлять кончить только одним своим голосом. Для Валентино важнее всего, чтобы этот голос, этот член, сам Вокс, блять, целиком принадлежали лишь ему. Поэтому он без лишних слов засасывает эти губы, отражающие на экране, рвется языком внутрь неонового голубого рта, чуть ли не проталкивается в глотку, чтобы затем обвиться вокруг скользкого и такого же жадного чужого языка. Вокс с удовольствием мычит, шипит неопределенные ругательства и рычит статическими помехами на агрессивное желание Валентино трахаться. А потом его губы отпускают, Валентино смещается ниже и жадно смыкает челюсти на коже у основания темной шеи. — Блять, я же просил без зубов, сука, — болезненно хрипит Вокс, чувствуя, как один из пушистых усиков (не общипанный) щекочет его там, где у людей подбородок. — Твой стояк не против, — довольно мурлычет Валентино и жарко вылизывает место укуса. Слюна смешивается с голубой кровью, пока утонченные пальцы крылатого демона расстегивают темно-синие брюки и помогают напряженной плоти выскользнуть из тесного плена брендовых трусов. Валентино облизывается, развратно, жадно и соблазняюще, из-за чего Вокс, чувствующий, что уже и так возбужден донельзя, лишь вновь притягивает его к себе для неприлично глубокого и несдержанного поцелуя. На языке ощущается вкус собственной крови. — Покажи мастер-класс, детка, — жарко выдыхает Вокс в эти сводящие с ума, мягкие губы. Моль тихо посмеивается, расправляет крылья, чтобы одним легким взмахом развеять остатки розового тумана, в котором они находились. Взгляд его глаз жадно опускается вниз и впитывает всю эту прекрасную картину стоящего черного члена с легким узором из неоновых, голубых вен. Валентино действует медленно, под вымученный стон вновь награждая чужую шею одним из своих кусачих поцелуев, коротко присасывается к темной груди и ненасытно вылизывает собственноручно нанесенные раны. Вокс нетерпеливо снимает его шляпу, скрывающую весь обзор своими полами, кидает ее на столик рядом и ненароком смахивает ею пепельницу из розового хрусталя. Валентино вздрагивает, но его тут же обнимают за щеки и не дают обернуться на звук. — Не отвлекайся, — шепчет Вокс. Ему уже давно похуй на разорванную одежду, поэтому он просто скидывает с себя ее остатки в сторону осколков. А потом по экрану на миг шумно скользит, шипит и трещит статика, когда восхитительные губы обхватывают его член. — Ебать, Вал… — стонет Вокс, чувствуя, как горячий язык обвивает ствол, резко втягивается обратно в развратный рот, создавая непередаваемые приятные ощущения, и начинает жадно ласкать головку своими губами. Просто наблюдая за Валентином уже можно кончить. Его профессионализму позавидует любая его шлюха, но одно дело чувствовать, другое наблюдать. И Вокс почти задыхается, истязая когтями невинную обшивку софы. Он не просто чувствует, как теплые губы сжимают, скользят и сосут, как горячий и гладкий язык прикасается, трется и норовит залезть своим острым кончиком в отверстие уретры, чтобы слизать и размазать проступающие капли, как все четыре руки гладят его бедра, ныряют под поясницу и опасно цепляют когтями, царапают его ягодицы. Он видит это, видит ласкающие и издающие неприличные звуки губы, видит мелькающий между этими губами язык, видит, как красная слюна стекает по подбородку, по собственному члену, и понимает, что еще немного, и он изольется прямо в этот дарящий неописуемое наслаждение рот. — Хватит, — едва слышно хрипит Вокс и требовательно тянет хищно улыбающегося Валентино к себе. Снова целует, совершенно не сдерживаясь и больно кусая за губы. Валентино не возражает, даже издает довольное мычание и охотно меняется местами, как только чувствует, что его смещают вниз. Он смеется, с готовностью обхватывая своими длинными ногами поцарапанные бедра, и Вокс вдруг обнаруживает, что, помимо излюбленных чулок в сердечко, на Валентино ничего нет, хотя, казалось, он должен был обратить на это внимание еще в тот момент, как эти бархатные крылышки ушли за спину сутенера. Осознание того, что он был готов с самого начала, с того момента, как истерично орал в трубку, требуя Вокса явиться сию же минуту, обернулось бурным восторгом и новой волной лютого возбуждения. — Сучка, — шепчет он, наблюдая, как самодовольно скалится Валентино, поблескивая золотым зубом в своем идеально ровном частоколе зубов. Вокс вторгается в обжигающее и жаждущее его нутро порывисто, несдержанно и легко, спасибо Валентино, хорошо смочившим слюной его член. Моль под ним звучно охает, переходит на стон и обнимает всеми своими руками. Его когти с готовностью впиваются в темную спину, погружаются кончиками в кожу и заставляют Вокса максимально вжаться бедрами между его ног. — Да, блять, — громко стонет Валентино, сжимает ногами талию любовника. Скольких бы шлюх он не перетрахал, но важнее всего оказывается чувствовать внутри себя восхитительный, горячий и пульсирующий хер Вокса. Вокс не собирается действовать мягко и неторопливо, он сразу же двигается, позволяя себе грубость и жесткость, поскольку знает — это любит Вал больше всего. Валентино чувствует, что Вокс на грани. Это понятно по его дерганым толчкам, по все чаще вспыхивающим разрядам, по тому, как он сгибается и жадно целует, кусает, вылизывает его грудь. Этого, пиздец, как много. Особенно, учитывая, как правильно и почти невыносимо приятно его член каждый раз упирается в сладко-пульсирующий комок нервов внутри. Вокс содрогается, рычит, его тело ярко искрится, и скакнувшее напряжение выбивает все лампы в помещении. В темноте не сразу затихают громкие стоны, один из которых переходит в тихий удовлетворенный смех, пока другой заканчивается непонятным, но явно довольным мычанием. — Закончили, ебланы? — Вельветт равнодушно смотрит на любовников, подмечает, что светящаяся голубая кровь, отслеживающая следы позолоченных когтей, смотрится красиво. Возможно, она возьмет это на заметку для новых своих проектов. — «Ангельская защита», — девушка хмыкает, — привлекает все больше внимания. Ты же не забыл о встрече? — Да, куколка, я помню, — отвечает Вокс своим будничным голосом, пока его спину ласково гладят чужие руки и размазывают кровь. — Сейчас буду. — Его не смущает, что он все еще вжимается бедрами между длинных ног Валентино, а Вельветт, выжидая, могла лицезреть его "успокаивающую терапию" чуть ли не с самого начала. Но она никогда не вмешивается. Девушка поднимает телефон, делает фото обнимающихся любовников (вспышка хорошо освещает их озадаченные лица) и уходит. Это будет жемчужиной в ее галерее с редкими фотографиями ее партнеров, ведь для Вельветт важнее всего, когда эти ебланы не скрывают своих чувств друг к другу, а это гарантированная стабильность в «VVV».