❅❅❅❅❅
Цзян Чэн не ожидал, что Вэй Усянь проявит такой энтузиазм в планировании его свадьбы, хотя, оглядываясь назад, ему действительно следовало догадаться. В конце концов, когда они были детьми, то всегда вместе представляли чудесную, грандиозную свадьбу, которую они собирались устроить для Цзян Яньли, и всё же, когда пришло время, было невозможно привлечь Вэй Усяня к планированию свадьбы или даже исполнению. Он явно пытался выплеснуть свои чувства по поводу всего этого, настаивая на полном контроле всех возможных аспектов этой свадьбы. Так как у Цзян Чэна на самом деле не хватало ни терпения, ни интереса спорить с торговцами по поводу точного оттенка вымпелов, которые будут использоваться для украшения Пристани Лотоса, он был счастлив позволить Вэй Усяню разобраться с этим. Сначала он немного беспокоился – Вэй Усянь всё ещё был Старейшиной Илина, которого все боялись и ненавидели, – но, как ни странно, все, казалось, спокойно относились к его возвращению в мир совершенствования, как будто коллективно забыли, что менее года назад вынудили Цзян Чэна изгнать его из секты Цзян. Он даже слышал, как некоторые лидеры более мелких сект спорили о том, что, будучи вассалами секты Цзян, они должны получить право первыми приобрести подлинные версии новых изобретений Вэй Усяня, когда тот начнёт их продавать. На основании тесной связи Вэй Усяня с сектой, которая его вырастила, не меньше! Может быть, дело было в том, что оказалось очень трудно бояться человека, кричащего о том, что утки-мандаринки на свадебном ханьфу Цзян Чэна должны быть вышиты надлежащей золотой нитью, и никаких этих негодных жёлтых ерундовин, разве они не знали, что у Цзян Чэна был такой цвет лица, который будет казаться бледным на фоне этого оттенка жёлтого? Тем не менее, несмотря на всю эту суету, Цзян Чэн с радостью позволил Вэй Усяню использовать свою свадьбу как средство возвращения в мир совершенствования и возвращения к чему-то, отдалённо напоминающему его первоначальную роль шисюна Цзян Чэна – больше не являющегося частью той же секты, к сожалению, частью тех Двух Героев Юньмэн Цзян, мечты о которых он лелеял, когда был моложе, но настолько лучше, чем немыслимая альтернатива, что он не злился, а был только благодарен. Разумеется, существовали некоторые аспекты подготовки к свадьбе, с которыми Вэй Усянь не мог помочь. Лицо Цзян Чэна пылало, когда он смотрел на книги на своём столе – как на те, которые он уже прочитал, так и на (гораздо бо́льшую) стопку книг, которые он ещё не изучил, а также на личные записи с выдержками, которые он вёл для себя. Ему пришлось собраться с духом и попросить их у Не Хуайсана, но, к счастью, младший брат его жениха – с удовольствием наблюдающий за планированием свадьбы, поскольку то, что он делал, нельзя было в действительности считать помощью – оказался, как и всегда, надёжным источником для такого рода вещей. Таких… картинок. В конце концов, Цзян Чэн собирался стать супругом, и ему не объясняли, как этим занимаются обрезанные рукава, во время того крайне неловкого разговора, который с ним провели в раннем подростковом возрасте о том, как люди делают новых людей. Этот разговор был настолько травмирующим, что он тщательно воздерживался от каких-либо действий с кем-либо, тем более с другим мужчиной, и в результате ему пришлось попытаться разобраться во всём с самого начала. Вполне возможно, что Не Минцзюэ был более образован в таких вопросах, чем он, и мог бы направить его в качестве наставника, но мысль о том, чтобы совершить какую-то дилетантскую ошибку, заставляла Цзян Чэна покрываться мурашками. Он не был тем гением, каким был Вэй Усянь, уверенный, что всё получится правильно с первого раза, независимо от того, насколько он будет неподготовленным. Предварительное изучение было единственным решением. Даже если из-за этого его лицо становилось горячим, а дыхание – слишком частым, и ему периодически требовались перерывы в работе, чтобы прогуляться по Пристани Лотоса, пока его сердечный ритм не снизится до чего-то более нормального. (Цзян Чэн втайне подозревал, что он не испытывал желания так, как другие люди, – он никогда не смотрел на другого человека и не думал: о да, мне нравится этот вид, как это обычно описывали в книгах, он никогда не оказывал никому больше одолжений, потому что они были красивыми, он никогда не чувствовал, что что-то упускает из-за отсутствия кого-то в своей постели, – но это не значило, что ему не нравилось доставлять себе удовольствие. В теории он предполагал, что иметь кого-то рядом, кто поучаствовал бы в процессе, было бы ещё приятнее, он просто… не знал, что с этим делать.) Стиснув зубы, Цзян Чэн взял очередную книгу. На этот раз это были не картинки, отметил он к своему облегчению, хотя прежде он уже обнаружил, что некоторые текстовые истории умудрялись быть даже более непристойными, чем явные изображения; происходящее в них подавалось через намёки и предположения, а участники были описаны таким образом, чтобы не мешать ему представлять себя в той или иной позиции. Однако сюжет этой книги развивался довольно медленно. Это было хорошо написано, автор явно потратил время на то, чтобы наделить своих персонажей личностными чертами и даже добавил немного сюжета, чтобы фон не был слишком скучным, хотя, конечно, акцент по-прежнему оставался на сближении двух главных героев – что они и делали, медленно и осторожно, вместо того чтобы сразу прыгать в постель, как это было в большинстве подобных книг. Гораздо больше внимания уделялось поцелуям, их общей сдержанности и растущей близости друг с другом, что было вполне разумно, учитывая то, что персонажи изначально были не слишком хорошо знакомы. Это была приятная перемена, очевидно, гораздо более применимая к ситуации, в которой он и Не Минцзюэ оказались, чем в некоторых других книгах, где не было ничего, кроме разврата, и Цзян Чэн обнаружил, что читает довольно увлечённо, желая узнать, что произойдёт дальше; и только когда он прошёл почти три четверти пути, и первая весенняя сцена оказалась практически оборвана ещё до описания фактического содержания соответствующей деятельности, он внезапно понял, что эта дурацкая книга вообще не была порнографией – это был роман. Он нахмурился, глядя на книгу, которая в любом случае была достаточно хороша, чтобы её дочитать, но всё же, какая пустая трата времени! Почему Не Хуайсан положил это вместе с остальными книгами? В конце концов, между Цзян Чэном и Не Минцзюэ не было романа – это была политическая договорённость, а не брак по любви. Это было тщательно продуманное логическое решение, результат анализа затрат и выгод. Эмоции не играли в этом никакой роли, и это было именно то, чего хотел Цзян Чэн, учитывая тот беспорядок, в который эмоции превратили брак его родителей. Конечно, Цзян Чэн наслаждался компанией Не Минцзюэ. Он находил этого мужчину интересным и привлекательным, и ему нравилось быть рядом с ним, независимо от того, занимались ли они каким-то делом или просто сидели в комфортной общей тишине. Конечно, от поцелуев с ним сердце Цзян Чэна начинало биться чаще, и лицо заливало румянцем, а от объятий с ним ему становилось тепло. Мысль о том, чтобы лечь с ним в постель, наполняла Цзян Чэна скорее предвкушением, чем неприятием – он всё ещё не смотрел на Не Минцзюэ и не разрывал его на куски, думая: красивые ноги, хорошая задница или что-то в этом роде, но он думал, что сможет получить удовольствие от прикосновений к нему и от получения ответных прикосновений, и представлять это вместе с ним было гораздо интереснее, чем представлять это с кем-то ещё. И да, конечно, это было немного похоже на то, как выразился персонаж в той книге, что быть с ним лучше, чем быть без него, и что без него он чувствовал себя так одиноко, как никогда раньше… …погодите. Погодите. Ох, чёрт побери.❅❅❅❅❅
– Итак, я думаю, что, возможно, облажался, – объявил Цзян Чэн, ворвавшись в комнату, которая была отведена под кабинет Не Минцзюэ на то время, которое он будет проводить на Пристани Лотоса, так как в течение одного из трёх месяцев неизбежно будут дни, когда каждому из них придётся иметь дело с конфиденциальными делами секты, в которые другой не может быть вовлечён. Он выглядел так, будто бежал всю дорогу. Не Минцзюэ отодвинул свои бумаги в сторону. – Кто-то умер или неминуемо умрёт? Мы собираемся воевать? Цзян Чэн сделал паузу и нахмурился, отвлёкшись от своей паники. – Нет, это не такая проблема. – Тогда ещё есть время всё исправить, – сказал Не Минцзюэ. Смерть была необратима, война была катастрофична, всё остальное могло быть предметом переговоров – или контрмер. Секта Не была очень практичной сектой. – Присядь и расскажи мне с самого начала, что произошло. Цзян Чэн стал выглядеть менее напряжённым, получив чёткие инструкции, что Не Минцзюэ заметил ещё в начале их общения – казалось, это помогало снизить его беспокойство, когда он знал, что есть кто-то, кто не даст ему утратить рассудок. Иронично, что сам Цзян Чэн превосходно умел сохранять спокойствие перед лицом такой несправедливости, которая заставляла Не Минцзюэ сходить с ума от ярости; он сразу же начинал планировать, как они могут поступить, что, в свою очередь, успокаивало Не Минцзюэ. Они действительно оказались очень хорошей парой, с удовлетворением подумал он про себя; это было именно то, что он подозревал – или, точнее, на что надеялся. Цзян Чэн сел. – Хорошо, – выдохнул он. – Верно. Я облажался… – Несмертельно. – …да, несмертельно. Но я всё равно облажался, и это касается тебя. Не Минцзюэ вопросительно выгнул брови. – Я понимаю, что наш брак – это соглашение, призванное принести пользу обеим нашим сектам, – сказал Цзян Чэн. Теперь он пристально смотрел на стену чуть выше головы Не Минцзюэ. – Но, кажется, у меня развились… чувства. Не Минцзюэ сумел не вздрогнуть, в первую очередь благодаря многолетней практике посещения поистине ужасных дискуссионных конференций. Это было разочарованием, особенно если учесть, что дела, казалось, шли так хорошо. Он предполагал, что это всегда был риск, один из таких, к которым, как он знал, ему необходимо было быть готовым, однако это всё же стало для него неожиданностью, тем более на такой поздней стадии процесса. Не Минцзюэ не видел рядом с Цзян Чэном никого, кто мог бы, по его мнению, оказаться подходящим для этого человеком. – К кому? – спросил он, сохраняя спокойствие. Если этот человек был недоступен или являлся кем-то, кого можно было включить в их брак третьим, то сделку всё ещё можно было спасти – его отец определённо не жаловался, – но если это было камнем преткновения… Цзян Чэн по-совиному моргнул, глядя на него. – Что? Что ты имеешь в виду под «к кому»? К тебе, очевидно! Теперь настала очередь Не Минцзюэ моргать. Его сердце перевернулось в груди, резко превратив жало разочарования в удовольствие от приятного сюрприза, но больше всего он чувствовал растерянность. – Хорошо, – сказал он, слегка нахмурившись, – в чём тогда проблема? Цзян Чэн посмотрел на него так, как будто он сошёл с ума. – В этом и есть проблема! Одно дело принимать приятные деловые решения с человеком, который тебе достаточно нравится, друзья могут делать что угодно, но это не совсем то чувство, которое ты испытываешь к друзьям. – Но мы ведь… собираемся пожениться? – Да! Именно! Чувства в браке приводят к ревности, которая приводит к глупому иррациональному поведению, которое приводит к обидам, которые отравляют все отношения… – А-Чэн, – сказал Не Минцзюэ, чувствуя, что ему может быть позволено так обратиться. – Брак подразумевает развитие чувств. Цзян Чэн нахмурился. – Не все похожи на твоих родителей. Большинство людей, на самом деле. Ты достигаешь согласия с кем-то, кого уважаешь, заключаешь брак, прикладываешь усилия, необходимые для того, чтобы превратить это уважение в чувства, на основе которых сможешь построить совместную жизнь – как ты думаешь, вся та практика, которую мы делаем, является основой для чего? – Но… – Ревность не обязательно приводит к обиде, – объяснил Не Минцзюэ. – Пока чувства взаимны, немного ревности может не быть проблемой. Иногда даже очень много ревности может не быть проблемой, хотя лично Не Минцзюэ не был склонен к этому. (Он не собирался объяснять детали отношений своих родителей, каким бы полезным примером это ни было в данном контексте. Если Цзян Чэн захочет объяснения того, как люди могут в конечном итоге до такой степени эротизировать ревность и сексуальное собственничество, что наблюдение за их возлюбленными, притворно отвергающими их в пользу других, превращается из чего-то огорчающего во что-то возбуждающее, он сможет спросить об этом Не Хуайсана.) – О, – проронил Цзян Чэн, выглядя так, словно ощущал облегчение. Он был не единственным. – Кстати, как к этому пришло? – поинтересовался Не Минцзюэ. – О, я читал книгу, – объяснил Цзян Чэн, по какой-то причине немного покраснев. – В ней был описан роман, который напомнил мне о том, как мы с тобой взаимодействуем, и о моих чувствах по этому поводу, и, ну… – Что за книга? Цзян Чэн вытащил книгу из рукава – это был один из любимых любовных романов Не Хуайсана, Не Минцзюэ мог опознать его с первого взгляда, основываясь на том, сколько раз он видел, как его брат листал эту книгу и вздыхал – и попытался передать её, из-за чего ещё одна книга, которая каким-то образом застряла в задней части первой, упала на пол, приземлилась на корешок и раскрылась. Страница, на которой она раскрылась, была проиллюстрирована. Красочно. На какое-то время они оба уставились на эту страницу. Не Минцзюэ сжал губы, чтобы удержаться от смеха, а Цзян Чэн покраснел, вскочил на ноги и начал сбивчиво говорить что-то о создании учебного руководства, чтобы не опозорить себя, и вообще, нет нужды обращать на это внимание, и в любом случае, это всё вина Не Хуайсана, – Не Минцзюэ сразу в это поверил, – и как бы то ни было, единственная причина, по которой книга раскрылась на этой конкретной странице, заключается в том, что он просто пытался понять механику процесса и убедился, что это вообще невозможно… – Нет, это возможно, – сказал Не Минцзюэ, тоже вставая. – Тебе просто нужна поддержка… смотри, видишь, если я приподниму и прижму тебя к стене вот так… Он продемонстрировал. – …а ты обхватишь меня ногами вот так, всё сработает просто отлично. Вполне возможно. Рот Цзян Чэна слегка приоткрылся, дыхание участилось, а его щёки всё ещё имели прекрасный оттенок розового, и Не Минцзюэ мог довольно легко сказать, что причина, по которой Цзян Чэн задержался на этой конкретной странице, на самом деле была иной. – О, – сказал он, – и ты мне тоже нравишься. Просто чтобы ты знал. Цзян Чэн улыбнулся.