***
Сёко не понимала, что происходит. Сугуру и Сатору вернулись, но ни один к ней не пришёл. Слышала — Сугуру был ранен. Сатору вообще нигде не было видно. Яга-сенсей, поджав губы, сказал, что он закрылся в поместье Годжо и тренирует новую технику. Не было причин не верить, но Сёко всё равно тревожилась. Перемены было уже не остановить. Сатору шёл вперёд огромными шагами, увеличив количество тренировок, создавая новую технику, от которой не будет спасения. Фиолетовый должен был стать самым сложным и неповторимым шедевром. А барьер Бесконечности уже вовсю работал. Сатору стал замечать больше и больше пропускать через себя. Смерть Рико ударила сильнее, чем он мог предположить. Желание уничтожить всех сектантов Звёздной Религиозной Группы стало невыносимым. Голос внутри постоянно нашёптывал: ты можешь это сделать! Сделай это, уничтожь! Это не люди — животные! Ты видел их глаза, слышал их голоса? И вот это ты хочешь защищать?.. Убей! Убей! Убей! Голос шипел, плевался ядом, жёг изнутри. Когда тебе дана колоссальная сила, когда ты можешь стереть мир щелчком пальцев, стоит ли думать о кучке жалких людишек? Но с силой всегда идёт ответственность, она прямо пропорциональна — так внушали наставники с раннего детства. Нельзя топтать жука только потому что хочется. Но можно уничтожить вредителя, который губит посевы. Ты должен принимать решения постоянно, соизмеряя цену потерь и пользы. Пришла пора взрослеть. Сатору знал — имеет на это право. Никто и слова не скажет в упрёк. Шаманы защищают людей, это правда. Но кого защищать? Стадо? Убийц? Кого?! Сатору понимал, что не сможет вернуться, пока не поймёт, как жить дальше. Злоба рвалась наружу, почти не поддавалась контролю. Почему Сугуру тогда остановил?! Злоба заставляла сжимать кулаки, наполняла наслаждением, когда он представлял, как размозжил бы череп один за другим, даже технику применять не пришлось бы. Злоба клокотала, но не доходила до точки кипения. Её глушил голос разума. Верхушка магического мира пользовалась человеческими благами и платила за них жизнью молодых шаманов. Жизнью детей, таких, как Рико Аманай. Сатору знал о смерти, с лёгкостью уничтожал проклятья, но не терял друзей. Девочка даже не успела стать подругой, но она так сильно хотела жить!.. Что принесла её смерть? Тенген всё равно переродится, а девочку уже не вернуть. Какой цели добились сектанты? Сдвинули перерождение на месяцы или годы? Это не повлияет на баланс сил и не нарушит равновесие. Бессмысленная жесткость. А убийство десятков людей не бессмысленно? Стискивая голову ладонями, Сатору обречённо мычал, пытаясь найти верный ответ. Если он — Сильнейший, что это значит для мира? Если его сила уникальна, она должна приносить пользу или вред? Можно уничтожить всех шаманов, тех, что наверху, а что потом? Самим возглавить магический мир, чтобы что?.. Слать новые поколения детей на убой ради шаткого равновесия? Ненависть к миру, в котором родился и вырос, постепенно заполняла каждую клетку. Ненависть к лицемерию и жидкому страху перед чужой силой, окружавших его. Для чего он был рождён? Едва ли в его появлении был заложен сакральный смысл, но Годжо Сатору уже существует, а значит, надо пользоваться силой во благо. Стать оружием сдерживания, не поражения. Год прошёл в постоянных тренировках и редких встречах. Целый год, во время которого отчаяние переходило в ненависть, а ненависть сменялась смирением. Сатору учился принимать и понимать. Год, во время которого он стал сильнее, а Сугуру — дальше. — Видишь, бесконечность создаёт барьер, — он улыбался, глядя на друзей. Успел соскучиться. Сёко и Сугуру по очереди швыряли в него предметы, но те отскакивали от барьера Бесконечности. Сатору довёл технику до автоматизма, даже не замечал, как поддерживает её. Количество энергии при этом затрачивалось колоссальное, но кому есть до этого дело, если у тебя безграничные запасы? Всё почти стало прежним, а потом погиб Ю Хайбара... — Я не понимаю. — Сугуру сидел на полу, подпирая стену, и смотрел на свои ладони. — Я не понимаю, почему мы должны погибать от проклятий, которые создают не-шаманы? Почему мы отдаём за них жизнь, а они, эти мерзкие животные, продолжают жить дальше, даже не зная об этом? — Сильные должны защищать слабых, разве не ты так говорил? — ответил Сатору. Он стоял у окна. Сёко, скрестив ноги, сидела на раскатанном футоне. Они собрались в комнате Сатору в общежитии, на полу множились пивные банки. — Защищать ценой чего? Мы защищаем их от того, что они сами производят! Как будто пытаемся расчистить конюшни, из которых никогда не вытащишь всё дерьмо! Проще убить лошадей, а вместо конюшни построить дом! — Если ты убьёшь лошадей, кто будет возить груз, помогать вспахивать землю? — В твоём понимании люди — рабы шаманов? А я уверен, что наоборот. Мы загнали себя в рамки, мы служим этим тварям! Изгнать — поглотить — изгнать — поглотить! Попробуй прожить в этом цикле хотя бы неделю, Сильнейший! — Как бы ты поступил на моём месте? — спросил Сатору. Спина изогнулась вопросительным знаком. Он весь словно съёжился. — Обладай я твоей силой, я бы уничтожил не-магов, — твёрдо сказал Сугуру. Сёко вздрогнула. Встревоженно посмотрела на Сатору. У него в глазах как будто разом выключили свет. — Ты правда так думаешь? — спросил больным голосом. Сугуру посмотрел на него. Уголок рта дёрнулся. Низко опустив голову, он горько ответил: — Не знаю. Я уже ничего не знаю, Сатору. Сатору сел рядом, ударился затылком о стену, вытянул ноги. — Трудно быть богом, да? — спросил с насмешкой. — Не знаю, ты мне скажи, — хмыкнул Сугуру. — Если бы я была на вашем месте, — подала голос Сёко, — я бы оставила всё как есть. — Нет, Сёко, перемены нужны, — не согласился Сатору. — Другое дело, как эти перемены вводить. — Остаться чистеньким и беленьким, или по локоть в крови, ты это хочешь сказать? — Сугуру повернул голову. — И это тоже, — кивнул Сатору, глядя прямо перед собой. Повернулся к Сёко. — Ну что, Сёко-чан, как насчёт того, чтобы поиграть в автоматы? Звони Нанами и… — Он осёкся. — Забудь. — Пойдём на озеро, — предложила Сёко. — Поваляемся в траве, посмотрим на облака. — Скучно. — Сатору скривился. Веселье тянулось из них через силу. С таким трудом, что можно было увидеть эту тонкую ниточку, когда-то соединявшую их канатами. — Я пойду спать, завтра на миссию, — сказал Сугуру, поднимаясь. — Я тоже пойду. — Сёко встала. — Вот вы молодцы, хотя бы убрали за собой, — проворчал Сатору без особого задора. Сёко помогла, покидала банки в пакет, Сугуру забрал его, чтобы выбросить. Махнул рукой. Через сутки слух о страшном убийстве целой деревни разлетелся по Магическому миру. — Чё? — только и смог вытолкнуть Сатору, услышав новость от Яга. У них с самого начала не было дороги назад. Колесо закрутилось, и можно было принять только одну сторону. Сатору надеялся, что сделал правильный выбор. Сатору до последнего боялся, что ошибся… Сугуру ушёл. Растворился в толпе, как не было. Вернуть силой? Пытаться доказать? Он уже принял решение, Сатору как никто знал — не отступит. Прощай, мой единственный лучший друг, — прошептал Сатору беззвучно. Лучше бы Сугуру погиб, пережить это было бы гораздо проще. Тогда Сатору точно знал бы, что прав во всём. Насколько важна сила Сильнейшего? Почему именно он? Знал, что просто не будет, и как же это оказалось больно — терять, не теряя. В темноте собственной комнаты он сидел, уставившись в стену, и пил. Горькое пиво было тёплым, но пусть так. Пусть ему станет мерзко, от того, что бросил. Не поддержал. Не понял. Не получалось понять. Сатору пялился в стену, отлично видя каждое волокно на древесине. Что толку быть лучшим, если нет никого, способного разделить, поддержать. Не бояться поспорить. Больно было с перебором. Третья банка отправилась в дальний угол у двери, а проще не стало. Только голову сжало стальными обручами, и в солнечном сплетении постоянно тянуло. Он так погрузился в раздумья, что не сразу услышал стук. С трудом встал, вздохнул, поняв, кто за дверью. — Не спишь? Сёко куталась в безразмерный худи, в руках — пакет с пивом. Тяжело вздохнув, Сатору посторонился. Бросил через плечо: — Включи свет. Споткнувшись о банку, Сёко прошла через комнату, щёлкнула ночником. Криво улыбнулась, глядя на пиво. — Ты выбрал самое противное. — Я в нём не разбираюсь. Сатору сел в изголовье, поправил подушку за спиной. Взял у Сёко банку вишнёвого — единственного, которое мог пить без отвращения. Она села рядом, плечом к плечу. — Он же навсегда ушёл, да? — спросила спустя несколько минут тишины. — Думаю, да. — Сатору посмотрел в потолок. — Это… Это так… — Я знаю. — Она накрыла его ладонь своей. Положила голову на плечо. — Думаешь, он нас предал? — Нет, — ответил он, не задумываясь. — Нет. Думаю, он предал себя старого. Но мы все меняемся. — Ты что, оправдываешь его? — Сёко выпрямилась. — Может быть, — криво улыбнулся Сатору. — Может, не будь я Сильнейшим, я пошёл бы с ним. Но сейчас он там, а я — здесь, и это навсегда. За окном ухнула сова, напоминая, что сейчас уже глубокая ночь. Блеск чужих глаз напротив вдруг показался слишком ярким. Этот разговор, горечь и боль, тяга, которая длилась месяцами — кто потянулся первым? Поцелуй едва обозначил касание губ. Просто перепуталось дыхание, столкнулись носы, заставляя склонить головы в противоположные стороны. Сатору подался вперёд плавным, неторопливым движением. Коснулся затылка, поцеловал верхнюю губу. Его глаза закрылись, и только тогда Сёко тоже опустила ресницы. Её руки взметнулись к шее, обняли с отчаянием. Выдох, и поцелуй стал враз глубоким и влажным. Обняв обеими руками, Сатору потянул её на себя, усадил сверху. Рука моментально оказалась под юбкой: от колена вверх, к ягодице. Дыхание совсем переплелось, нетерпение подгоняло. Её худи, его спортивная куртка и майка разлетелись в стороны. И вот уже не дыхание: шипение сорвалось с губ, одновременное, с привкусом отчаянной жажды. Немного повозившись с лифчиком, Сатору отшвырнул его, коротко и тонко застонал, прижав крепче к груди. Плавно опустил на спину, волнообразно толкнулся между широко разведённых ног. Она приподняла бёдра, потёрлась навстречу. Безрассудно. Пошло. — У меня ничего нет, — задыхаясь, сказал Сатору, не спеша её раздевать. — Я тебе доверяю, — сказала Сёко и первой потянулась к его ширинке. Они раздевались, спеша и боясь не успеть. Как будто если остановишься — передумаешь, хотя останавливаться уже поздно. Смотрели друг на друга перед самым началом так пристально… — Ками, — не выдержал Сатору, вставляя. Он понимал, что будет узко, но не так приятно, мать его! Осторожные движения постепенно сменились более резкими. Ему было хорошо, невыносимо просто. И это Сёко, Сёко под ним! Так долго хотел, так долго… Сатору ускорился, водя губами по шее и плечам. Мокро, часто, необходимо. — Сёко, да… — зашептал Сатору, активно вонзаясь в неё, — Сёко! Она думала, что будет сразу отлично, но… Это был просто секс. И только. Приятный, но без уау эффекта. Сёко нравилось, но она почему-то думала, что секс с Сатору будет чем-то запредельным. Оказалось, что чуть лучше, чем всегда. Он кончил, она закурила. — Тебе понравилось? И снова эти самодовольные нотки. Сёко беззвучно выдохнула. — Да. Она не увидела, но почти почувствовала, как он хмыкнул. Докурила и села. Начала одеваться. — Уходишь? — Сатору привстал на локте. — Ага, — равнодушно сказала Сёко. Всё-таки это был просто секс, и только. И ничего больше не будет. — Понял. Что-то в его голосе насторожило. Не грусть или раздражение. Пустота какая-то, что ли. Сёко не придала значения. Оделась, попрощалась и ушла. Они доучились раздельно: Сатору перешёл на индивидуальное. Плюс, ходили слухи, что взял мальчика на обучение, едва ли не усыновил. Впервые потом они увиделись через год на корпоративе в Киото. Год, второй, третий… Прошло девять лет, связанных натянутой от редких встреч дружбой. Как бы ни дружил, года стирают общее. И вот, Сатору стоит в морге. Смотрит на тело, и они как будто вернулись туда, на девять лет назад. Вернулись, или нет? Сёко не хочет, но смотрит на застывшее лицо Сатору и ноет-воет изнутри. Его лицо наполовину замотано чёрной повязкой. Нет игривых очков, нет той улыбки. С болью Сёко смотрит, как скользит его взгляд по телу…***
— Я тебя провожу, — говорит она, когда выходят за пределы Техникума. — Проводи, — покладисто откликается Сатору. Их отвозят до его квартиры в центре, не спрашивая. — Езжай домой, Сёко, — говорит он у дверей в подъезд. Сёко выдыхает: — Нет. Посплю на диване. У тебя же есть диван? Он не отвечает. Молча поднимается, молча даёт майку. Тут и правда диван, и вообще две раздельные комнаты. Сёко трясёт. Она сворачивается в комок под пушистым пледом, обхватывает себя руками. Сугуру больше нет. Как просто было не вспоминать о нём, не думать, но глубоко внутри знать - живой. А теперь лежит в морге, и Сёко трясёт сильнее, она словно сама там, под простынёй в темноте. В спальне ворочается Сатору. В оглушительной тишине слышно его шумные выдохи. Сёко жмурится, пытаясь представить, что он может сейчас чувствовать. Не получается. С Сугуру у него всегда была особенная связь. И всё же правильно, что осталась сегодня здесь. Даже так, разделённые несколькими метрами и парой стен, они до сих пор близки. Вспоминается схожая ночь, когда пришла к нему, желая утешить и утешиться. Сёко хмыкает - знал бы кто, что у них с Сатору был когда-то секс... — Я так не могу, — слышит совсем близко. Сатору кладёт горячую ладонь на плечо. — Пойдём в спальню. Сёко замирает. В смысле: он так просто предложит переспать? Мысли прочитал, что ли? Она позволяет взять себя на руки прямо в одеяле. Мышцы каменеют. Он уносит в кровать, ложится за спиной. — Напугал, да? — неразборчиво бормочет и обнимает одной рукой. Да, делал так сотню раз, но сейчас это кажется особенно волнующим. — Спи, Сёко-чан.