саспенс.

венеция — самый романтичный, по мнению чонгука, город, который он когда-либо видел в своей жизни. вместо улиц — каналы, вместо автобусов — катера вапоретто, вместо раздражающих городских автомобильных гудков — крики чаек, залетающих с адриатики в венецианскую лагуну, и шарма к этому всему прибавляет альфа, который лежит по правую руку от него и свободно разговаривает на чистом итальянском, заставляя своего супруга тяжело сглатывать от каждого произнесенного хриплым голосом слова, а маленького альфочку, который сидит рядом — рычать, когда не получается повторить за отцом. — отец, — серьезный голос ребенка заставляет тэхена приподнять солнцезащитные очки и посмотреть на сына, который хмурится, застыв с фломастером в руках, — когда у тебя появятся новые рисунки? чонгук прыскает от смеха и приподнимается на шезлонге, принимает сидячее положение и смотрит на представшую перед ним картину: лежащий на шезлонге тэхен, чьи татуировки по всему телу пестрят семью цветами радуги, а рядом — сидящий среди фломастеров минхек. татуировки тэхена служили для маленького альфочки раскрасками с того самого момента, как он научился брать ручки и фломастеры в руки. чонгук, наверное, никогда не забудет, как трехлетний минхек долго гипнотизировал хмурым и озадаченным взглядом сначала бумажную раскраску, а потом руки и торс тэхена с чернильными узорами, после чего залез на отца верхом и попробовал закрасить фиолетовым цветом веточку лаванды на его ключице. с того дня он редко отдавал свое предпочтение машинкам и супергероям на бумаге, даже когда на теле тэхена заканчивались нераскрашенные татуировки и не выведенные по второму кругу надписи, которые порядком надоели. это было странно, но в то же время до болящих от улыбки щек очаровательно, и они не стали давить на сына, не заставляли сидеть перед раскрасками, особенно когда видели, что с каждым разом линии становились все четче и ровнее, а значит, что моторика маленьких ручек, так или иначе, развивалась. — закончилось место? — усмехается омега и опускает ноги на теплый песок. он треплет сына по макушке, когда тот кивает, надув губы. — можешь взять игрушки и поиграть с песком вместе с ребятами. только недалеко, чтобы мы с отцом видели тебя, хорошо? он протягивает минхеку корзиночку с игрушками, пока тот оглядывается и находит глазами кучку таких же детишек недалеко от их шезлонгов. — веди себя хорошо, — говорит в догонку тэхен и натягивает очки обратно, — не забывай, чему я тебя учил, если тебя будут обижа…ауч! — вскрикивает альфа и болезненно шипит, едва не падая на песок, когда омега толкает его пяткой в бедро. — я тебя сейчас сам научу, блять, — тихо цедит сквозь зубы омега, — ты чему четырехлетнего сына учишь? — самообороне! — защищается тэхен, но лавры победителя в нарастающем споре достанутся явно не ему, и он тяжело вздыхает, принимая поражение. он садится на шезлонге и протягивает руку супругу, — ну чего ты, цветочек, иди ко мне, — и тянет омегу на себя, укладывая его спиной на свою грудь, — мы уже не молодые для таких энергозатратных споров. чонгук цыкает и закатывает глаза, не сдерживая улыбку. в последнее время подобные реплики вылетают из уст тэхена чаще, чем он успевает дышать. — говорите за себя, господин ким, я в самом расцвете сил, — вздыхает чонгук, улыбаясь. он прикрывает глаза, опускает голову на плечо альфы, чувствуя спиной очертания каждого кубика пресса и рельеф мышц. жилистые руки оборачиваются вокруг талии омеги, теснее прижимая к себе, а крепкие бедра слабо сжимают его. в таких объятьях омега чувствует себя самым маленьким человеком на свете, что скрывается в оберегающих руках от внешнего мира. этот мужчина называет себя немолодым, в то время как омега весь изводится от одного только вида альфы, который для своих лет выглядит слишком хорошо, и не верит, что этот мужчина весь, целиком и полностью, только его. за спиной три года отношений и пять лет официального брака, но между ними до сих пор летят точно такие же искры, как и при первой встрече, первом разговоре, первом взгляде друг на друга. каждый раз, как в первый. ни единой мысли о выгорании друг к другу или пропаже интереса. разве это не мечта? внезапно вкрадчивый хриплый шепот обдает ушную раковину жаром, пуская по телу омеги стадо мурашек: — надеюсь, ты берёшь на себя всю ответственность, когда называешь меня господином в общественном месте. глаза омеги под очками расширяются от неожиданности, и он почти давится воздухом. он пытается встать с нагретого места, чтобы посмотреть в бесстыжие глаза мужа, но руки альфы на его талии не дают это сделать. — восемь лет отношений не замечал за тобой кинка на официальное обращение, — фыркает чонгук, — чего еще я о тебе не знаю? — а я не замечал за тобой лингвистического кинка, — не остаётся в долгу альфа, и это один из тех редких случаев, когда омеге нечем отбивать, зато добивает альфа: — cos'altro non so di te, fiore? чонгук тяжело сглатывает, когда слышит ненавистный, но в то же время полюбившийся итальянский из уст альфы. на его слабое сердце это действует слишком пагубно. поэтому он стискивает зубы и медленно выдыхает, обмякая в чужих руках. — замолчи, невыносимый, и не мешай мне загорать, — шепчет и снова прикрывает глаза от знойного солнца, что просачивается даже сквозь черное стекло очков. он чувствует спиной вибрацию от грудного смеха альфы, и улыбка сама появляется на лице. загорать именно в таком положении вариант, видимо, беспроигрышный: руки тэхена на его талии останутся с ним на ближайшие пару месяцев точно, пока загар не сойдёт. — ti amo, fiore, — единственные слова, которые понимает омега, за которыми следует чувственный влажный поцелуй в плечо. когда встал вопрос о том, где они проведут первый семейный отдых вместе с сыном и встретят свою пятую годовщину свадьбы, то омега не рассматривал никаких вариантов, кроме венеции, а точнее семейного пляжного курорта в её провинции — бибиона. впервые он увидел этот город, когда альфе нужно было прилететь сюда на встречу с потенциальным партнером по бизнесу, а чонгук просто не хотел просиживать свой отпуск дома, тем более без тэхена, что собирался в одиночку отчалить в командировку на неопределенный срок. он обещал альфе, что не будет лишний раз дергать его и отрывать от работы, потому что понимал, что для него самого это будет отдых, а для тэхена — все еще командировка. но, несмотря на слова супруга, тэхен каждую свободную минуту показывал омеге город, построенный на воде, выводил его на прогулки и ужины по вечерам, когда был свободен от работы, рассказывал все, что знает об италии и конкретно об этом городе и не переставал усмехаться каждый раз, когда омега тяжело выдыхал, стоило ему услышать кристальный итальянский из его уст. чонгук влюбился в этот город. ажурные дворцы, водные каналы, гондолы и гондольеры, многочисленные мостики, узкие улочки, красивейшие соборы и бескрайнее море просто не могли не восхищать. описать весь его восторг к венеции сложно — этот город нужно увидеть, вдохнуть, почувствовать сердцем и каждой клеточкой своего тела. именно здесь они узнали, что ждут ребенка, и чонгук влюбился еще сильнее, думая о том, что эта внезапная поездка стала для них судьбоносной и подарила такое счастье, которое прямо сейчас, наверняка, облизывает с лопатки пляжный песок. они с тэхеном дали друг другу обещание, что вернутся сюда еще не один раз, а альфа спонтанно предложил даже выкупить домик на берегу моря. чисто символически, подарок на рождение сына. и это был первый раз за три года, когда омега принял такой дорогой подарок. домик пустовал, потому что беременность чонгука протекала не так легко, как хотелось бы, а у тэхена, переводящего весь свой нелегальный бизнес в легальный и решающего бесконечные проблемы с конкурентами, которые не могли смириться с этим фактом, не было времени вырваться даже на пару-тройку дней. они прилетали сюда после рождения минхека еще несколько раз, но вдвоем, когда дедушки и бабушки требовали внука на выходные. они не задерживались больше чем на два-три дня, потому что родительский инстинкт бил ключом, и это получался не отдых, а сплошной ком стресса и переживаний о том, что его родители могут не справиться с альфочкой. им не терпелось показать сыну всю прелесть этого города, где однажды его родители узнали радостную новость, но они боялись реакции организма еще крошечного малыша на резкую смену обстановки и долгий перелет. он счастлив, что спустя несколько лет они всей семьей наконец-то остались здесь на длительное время, отдыхая в обществе друг друга от работы и городской суеты. как только они прилетели, омега начал обустраивать их домик и наводить в нём уют, отказываясь от помощи мужа и заверяя его, что тут нужна именно его рука, потому что вечный минималистичный стиль тэхена в сером и черном цветах уже режет ему глаза, и он хочет хотя бы здесь создать мягкий уют из кучи растений, гирлянд, бесконечных цветастых подушек и прочей мишуры, а альфы, согласившись с решением омеги, предпочли пропадать на берегу моря или за изучением итальянского. — это моя лопатка! омега хмурится, выпадая из своих мыслей, и открывает глаза. он поворачивает голову в сторону, откуда раздается голос сына, и поднимает очки. — цветочек? — альфа прослеживает взгляд озадаченного омеги и поджимает губы, подавляя смешок. минхек возвышается над альфой, что значительно больше него и по возрасту, и по комплекции, и грозно хмурится, дуя еще совсем детские щеки и губы. стоит воинственно, уперев руки в боки. тэхен не слышит обиды или дрожи в голосе сына, не видит слез в его в глазах и гордится этим: сын растет настоящим альфой. — отдай, или я тебя замочу! — альфочка подхватывает игрушечный надувной ножик, который они купили буквально на днях, — мне отец показывал шрамы, я… не успевает сын договорить, а тэхена уже бросает в холодный пот, и тень усмешки моментально пропадает с лица, заменяясь болезненной бледностью. он опасливо косится на омегу, который вновь прикрывает глаза и тихо вслух считает до десяти, сжимая кулаки. альфа медленно убирает руки с нагретой талии и как можно осторожнее поднимается с шезлонга, отходя на безопасное от супруга расстояние. все, что сейчас может ему помочь — это побег из страны, но даже тут он уверен, что омега из-под земли его достанет. — сын, — шикает тэхен, привлекая внимание альфы и тем самым заканчивая перепалку между детьми, — нам пора домой… — стоять, — рявкает омега, и альфа застывает, медленно смиряясь со своей смертельной участью. чонгук поднимается на ноги и подходит к минхеку, берет его на руки, чтобы посадить на шезлонг и вручить стакан лимонада, — посидишь под зонтиком немного, хорошо? чтобы голова не болела, — он целует сына в макушку и улыбается, когда тот кивает в согласии и глотает лимонад из трубочки, забывая про лопатку, из-за которой сейчас его отец получит по самый не балуй. он поднимается с корточек, и улыбка с лица пропадает, стоит мужу попасться в поле его зрения. альфа натягивает улыбку и оглядывается вокруг в поисках помощи, с огорчением понимая, что тут никому нет дела до безумной парочки, которая в эту минуту собралась, кажется, драться прямо на пляже. точнее — драть тут будут только тэхена. — сразу видно, кимовская мафиозная порода, правда? — усмехается, двигаясь на альфу, пока тот медленно пятится назад. — ты, вообще-то, тоже ким, — фыркает тэхен, нечаянно усугубляя ситуацию. — еще немного, и обратно стану чоном! — цедит сквозь зубы чонгук. ложь. но тэхен ведется каждый раз. как показывает практика, в воспитательных и профилактических целях для альфы такие взбучки полезны. — цветочек, они же дети! — защищается альфа, когда чонгук становится впритык к нему и задирает голову, впиваясь в него яростным взглядом, — мало ли, что он мог увидеть или услыш… — тэхен, ему всего четыре года! — шипит, тыча указательным пальцем в загорелую грудь мужа, — а он уже кому-то ножом угрожает и говорит, что это ему показал отец, это ненормально! — так, — шумно выдыхает тэхен и опускает ладони на хрупкие плечи омеги, медленно массируя, — выдохни, цветочек, успокойся, и мы поговорим, — взгляд чонгука постепенно смягчается, плечи расслабляются, но он не сдается, — пожалуйста, наш сын все еще смотрит на нас. чонгук поворачивает голову на минхека, что заинтересованно вылупил на них свои карие бусинки, продолжая пить лимонад и покачивать ногами. возможно, он действительно вспылил и зря рычит на тэхена. минхек правда еще ребенок, совсем маленький болтушка, который еще не знает, что такое секреты и не умеет разграничивать то, что можно рассказывать, а что стоит держать при себе. услышал или увидел лишнее, понял что-то не так и в силу своего возраста многое ещё не осознал. они стараются воспитать из него достойного альфу, много разговаривают с ним, при этом стараясь не давить, прекрасно понимая, что у него еще целое детство впереди, и они не имеют права отбирать его у сына и диктовать ему, как правильно разбивать коленки после первого падения на велосипеде, а как неправильно. разве мы когда-нибудь слушали своих родителей в этом возрасте? зачем, если можно топнуть ногой, сказать «хочу» и сделать все по-своему. и это не плохо, нет. каждый проходил через это, потому что это обычные сложности и испытания в воспитании маленьких детей. — еще в сеуле, когда он раскрашивал дракона на моем плече, он спросил, что это за шрам у меня, — спокойно и размеренно начинает альфа и оборачивает руки вокруг плеч омеги, прижимая обмякшее тело к себе. чонгук тычется носом в ключицу альфы, прямо рядом с тем самым шрамом, про который спрашивал минхек и который омега зашивал своими руками, когда тот еще не появился на свет, — я сказал ему, что случайно порезался. ножом, — он пожимает плечами и утыкается носом в тёмную макушку, оставляя там поцелуй, когда чувствует, что чонгук наконец-то обнимает его в ответ, — детская фантазия не знает границ, цветочек, кому как не тебе знать об этом. увидел что-то в телевизоре или в телефоне, сопоставил с моим рассказом, и вот тебе целый боевик из уст четырехлетнего альфы, в котором сейчас максимализм плещется только так. — прости, — шепчет чонгук, оставляет поцелуй на шраме и вновь поднимает голову, — я погорячился, надо было сразу спокойно поговорить, а не рычать на тебя. альфа озадаченно хмурится. — ты в последнее время слишком вспыльчивый, — омега выгибает бровь, — нет, это не упрек. просто…ты в порядке? тебя ничего не беспокоит? чонгук поджимает губы и теряется в моменте, бегая взглядом по телу тэхена. — все хорошо, тэ, — улыбается, когда на щеку опускается теплая ладонь и мягко поглаживает, — запоздалая адаптация, видимо, — он прижимается к горячему телу теснее, оборачивая руки вокруг торса мужчины, пока тот склоняется над ним и оставляет между их лицами ничтожные миллиметры. альфа на секунду переводит взгляд на сына, который, видимо, отвоевал свою лопатку и теперь сидит рядом с шезлонгом, насыпает песок в стаканчик от выпитого лимонада, уже совсем не обращая на родителей никакого внимания. — уже скоро домой лететь, цветочек, а у тебя только адаптация началась, — шепчет в губы омеги и ухмыляется, когда смех чонгука тонет в чувственном поцелуе. альфа поднимает руку, нежно проводя ладонью по щеке мужа, а тот ластится к руке, не желая терять тепло, что она ему дарит. тело чонгука прошибает слабым током, когда одна рука перемещается с его лица на шею, а вторая притягивает за талию ближе к крепкому телу. каждый чертов раз как в первый. он теряет связь с реальностью в тот момент, когда тэхен заглядывает в его глаза, а потом чувствует, как чужие губы накрывают его. тэхен поглаживает изящную талию омеги, прижимая ближе к себе с огромным желанием слиться воедино. он проводит языком по нижней губе, и чонгук сорвано выдыхает в поцелуй, поднимаясь повыше на носочках, и вплетает пальцы в волосы на затылке альфы. знойное солнце медленно прячется за горизонтом, пока люди один за одним покидают пляж с мыслями о том, как они весело проведут остаток вечера в каком-нибудь баре или ресторане. однако конкретно их паре это неинтересно уже очень давно. они привыкли к уединению и скромной компании друг друга, им никогда не скучно вместе, и они не ищут эмоций в других местах, потому что сколько бы лет вместе они не провели — они никогда друг другу не наскучат и не перестанут дарить друг другу море чувств и эмоций. — пойдем домой? — спрашивает омега, отрываясь от любимых губ, — мне кажется, я перегрелся сегодня, — усмехается, — а минхек перегулял, — он кивает на сына, который клюет носом, приняв удобное для сна положение на неудобном шезлонге. тэхен тянет уголок губ вверх и кивает, оставляет последний поцелуй на кончике носа омеги, который тут же смешно морщится. — пойдем. этот маленький альфа растет и набирает в весе слишком быстро, чтобы я тащил его на руках до дома, — ворчит тэхен, снова заводя скрытую в контексте шарманку про «не молодой». омега фыркает. — потому что кимовская порода.

*****

— уснул? — спрашивает чонгук, когда выходит из душа и замечает лежащего на кровати альфу, который вызвался сегодня уложить сына спать. тэхен согласно мычит и приподнимается на локтях. сощурив глаза и слегка улыбнувшись, он наблюдает за тем, как омега, стоящий перед зеркалом, вытирает волосы полотенцем и как редкие капельки стекают по голой спине, скрываясь под кромкой коротких шелковых шорт. альфа встает с нагретой постели и идёт к омеге, чтобы в следующую секунду встать за его спиной. — просил сказку? — смотрит на мужа через зеркало, приподнимая брови. тэхен устало вздыхает и чуть склоняется над чонгуком, оборачивает руки вокруг его талии, кладет ладони на низ живота, цепляя кончиками пальцев кромку шорт, и оставляет влажный поцелуй на голом плече. — да, рассказал ему, как расправился с тем хэвинсоном пару лет назад, помнишь, когда…ауч! — альфа уклоняется от второго щипка в бок и ловит в зеркале предупреждающий яростный взгляд, — успокойся, цветочек, это же шутка. он уснул, как только его голова встретилась с подушкой, — и для полного успокоения вспыхнувшего омеги оставляет еще один поцелуй на сгибе плеча и шеи, где красуется уже давно зажившая метка. — друзьям свои мафиозные байки рассказывай, — все ещё ворчит омега, но прикрывает глаза, наваливается спиной на альфу и склоняет голову вбок, предоставляя ему больше места для чувственных поцелуев на шее. — как скажешь, цветочек, — шепчет во влажную шею, обдавая её жаром, из-за чего по телу чонгука пробегают мурашки. это не скрывается от взгляда альфы, который слабо усмехается на такую реакцию, — любой твой каприз. пухлые губы выцеловывают замысловатые узоры на чувствительной шее, пока ладони опускаются с живота на пышные бедра и слегка сжимают. омега поворачивается лицом к мужу и укладывает руки на загривок альфы, тянет уголки губ вверх и щурится подобно лисе, чуть привставая на носочки, чтобы прошептать ему на ухо: — не вы ли говорили, что уже немолодой для таких энергозатратных занятий, господин ким? — хихикает в шею, когда руки на талии предупреждающе сжимаются. — lo otterrai, fiore, — шипит альфа, используя запрещённый против сердца чонгука прием, а омега жмётся к чужой щетинистой щеке и смеется еще громче. тэхен подхватывает его на руки, тесно прижимает к своей груди, чтобы тот обвил ногами его торс, и впивается в чужие губы кусачим поцелуем, глотая тихие стоны омеги, что нетерпеливо и податливо льнёт к нему, когда крепкие руки нежно оглаживают мягкие бедра, кончиками пальцев пробираются под ткань коротких шорт и сжимают ягодицы, слабо разводя их в стороны. альфа, не отрываясь от мягких желанных губ, аккуратно укладывает омегу на шелковую простынь, пока тот разводит бедра шире, позволяя нетерпеливым рукам супруга снять с себя одну единственную мешающую ткань на теле, запрокидывает голову, предоставляя больше места для таких же нетерпеливых губ, и несдержанно стонет, когда запах возбуждённого альфы вокруг него сгущается, заставляя подчиниться и отдать всего себя в родные руки. тэхен отстраняется от омеги, слыша жалобное хныканье, и встает перед ним на колени, жадным взглядом ведет по округлым бедрам и разводит их в стороны. он не отводит внимательного взгляда от раскрасневшихся щек и часто вздымающейся влажной груди, пока снимает с себя рубашку и откидывает ее на другую сторону кровати, чтобы в следующую секунду вновь склониться над омегой, который смотрит так доверчиво и открыто, что у альфы душа крошится от мысли: этот взгляд ни капли не изменился за те восемь лет, что они провели вместе. он сцеловывает розовый румянец с нежных щек, оставляет беспорядочные, влажные и долгие поцелуи по всему телу, заставляя чонгука метаться по постели. — сделай мне подарок на годовщину, — выстанывает омега и сжимает в кулак копну чужих волос на затылке, когда тэхен прикусывает тазовую косточку и тут же зализывает укус, — которая, кстати, — он бросает помутневший от возбуждения взгляд на часы и поворачивается обратно на мужа, — через полчаса. альфа меж его бедер поднимает пронизывающий взгляд на чонгука и вопросительно вздергивает бровь, продолжая выцеловывать чувствительный низ живота. — я хочу твой узел. глаза тэхена чернеют, но этого взгляда чонгук никогда не боялся и сейчас не боится, напротив, восхищается им, потому что знает, что будет дальше. он недовольно хнычет, когда альфа прекращает дарить поцелуи и выпрямляется, вырастая перед ним настоящей горой, чьи рельефы украшены чернильными рисунками. — sei sempre stato insaziabile, fiore, non cambia nulla, — усмехается тэхен, и эта усмешка граничит с диким возбужденным оскалом, а чонгук вообще ни черта не понимает на этом итальянском, но сокрушительно стонет, обмякая в крепких руках от акцента и хриплого шепота, что пускает по телу стадо мурашек, а по бедрам — обильную порцию смазки, — я же сказал, цветочек: любой твой каприз. омега не успевает возмутиться тому, как сильно его мучает привычка альфы изводить его каждый раз, оттягивая самые сокровенные моменты до такой степени, что потом звезды перед глазами мелькают ещё сутки, как его ноги оказываются закинуты на плечи альфы, и он чувствует, как чужой язык широкими мазками слизывает текущую с бедер смазку, изредка покусывая и спускаясь кончиком языка все ниже. омега запрокидывает голову, морщится, ударяясь затылком о спинку кровати, и громко стонет. он закусывает губы, в надежде заглушить стоны и быть тише, но, когда горячий язык альфы добирается до мокрых от смазки ягодиц и проскальзывает внутрь, из него вырывается крик. альфа проталкивает язык глубже, раздвигает податливые стенки и слабо цепляет зубами кожицу, из-за чего тело омеги заметно потряхивает, а сам альфа срывается на глухой рык от такой реакции. он сжимает и удерживает в руках трясущиеся от близкой кульминации бедра слишком чувствительного в эту секунду чонгука и вращает языком по кругу, сильнее зарываясь носом в промежность, пока сам чонгук раскрывает рот в немом стоне и загнанно дышит, вплетаясь пальцами в черные кудри и сжимая их, что есть силы. его разрывает на кровати от ощущений, и он не может найти себе места, цепляя потными ладошками то мокрую простынь, то собственные бедра, и думает о том, что если откроет глаза и опустит взгляд вниз, где альфа так жадно и искусно вылизывает его, то разлетится на мелкие атомы прямо на этой кровати. — тэ, — сглатывает омега, тяжело дыша, — мне мало, я хочу тебя глубже, — ложь. от этого «мало» он буквально погибает в крепких руках, но он открывает глаза и с полной решимостью во взгляде смотрит на мужа между своих ног, — твой член и твой узел, тэхен. тэхен с влажным звуком отстраняется от места, обильно истекающего смазкой, и жадно облизывается, смакуя вкус мужа на губах и языке, слабо улыбаясь от ощущения того, что он весь пропитался сладкой лавандой, от которой в паху с каждой секундой узел скручивается все сильнее. омега перед ним, на первый взгляд такой разбитый и нуждающийся, медленно смаргивает слезы и тяжело дышит, но не спускает с него осоловелого взгляда. омега внезапно тянет его на себя и в следующую секунду сминает распухшие губы нависшего над ним тэхена, слизывает свой вкус с его губ и урчит прямо в поцелуй, выгибается подобно кошке, когда альфа опускает ладони на ягодицы и сжимает, прижимает к себе настолько сильно, что омега чувствует кожей очертания твердого члена, пока язык альфы пробирается внутрь и щекочет небо. когда рука тэхена накрывает член омеги, чонгук шипит от стимуляции, непроизвольно разрывая поцелуй. он смотрит на мужа почти слепо из-за возбужденной дымки перед глазами и скопившихся в уголках глаз слез, но тэхен не дает ему ничего сказать, лишь скалится, показывая обострившиеся клыки, и накрывает губами сосок, прикусывая его и одновременно с этим проталкивая внутрь омеги свой длинный палец, что из-за обилия смазки легко проскальзывает, заставляя чонгука хныкать и сжиматься от того, что ему недостаточно. — больше, — сквозь зубы рычит омега, прижимая чужое лицо к своей груди. альфа слегка отстраняется и играется кончиком языка с налитой горошиной, он цепляет её зубами и оттягивает, чтобы тут же припасть губами обратно. — ты же всегда был таким ненасытным, да, цветочек? — хрипит тэхен и припадает кусачим поцелуем ко второму соску, что тут же наливается и становится еще чувствительнее. омега мычит от сокрушительной стимуляции сосков и думает о том, сколько они еще будут болеть после игр тэхена, который так сильно любит его грудь. он до крови закусывает губу и выгибается еще сильнее, виляя тазом, пока по вискам стекают капельки пота. альфа вновь цепляет зубами горошину и оттягивает, одновременно с этим он проталкивает в омегу второй узловатый палец и разводит пальцы в стороны, удовлетворенно улыбаясь оттого, как громко чонгук стонет, смело ведет бедрами и насаживается на пальцы глубже. длинные пальцы очень скоро сменяются членом, при взгляде на который чонгук никогда не перестанет непроизвольно стонать и давиться слюной. альфа сидит перед ним на коленях, размазывая по всей длине венистого члена его собственную смазку, и изредка шипит из-за чувствительности. чонгук облизывается и следит за тем, как тэхен тянет его за бедра на себя и закидывает их к себе на талию, пристраивается и мягко надавливает крупной головкой на истекающий смазкой вход. влажные стенки тесно обхватывают член, заставляя альфу тихо застонать в чужое ухо от долгожданного наслаждения. тэхен шипит, медленно проталкиваясь внутрь, пока чонгук морщится и впивается ногтями в его плечи, оставляя кроваво-красные лунки. — боже, как же хорошо, тэ, — выстанывает, когда альфа входит в него на всю длину и делает круговые движения бедрами, — двигайся. и тэхен начинает медленно толкаться, вместе с этим оставляя россыпь беспорядочных поцелуев на взмокшей шее омеги и его лице. омега находит его руку над своей головой и сцепляет их ладони в крепкий замок, непроизвольно оставляя царапины, когда тэхен делает глубокие толчки. он увеличивает темп, мягко ударяясь о влажные бедра омеги и вырывает из него натуральный скулеж, тэхен на это лишь скалится сыто и толкается резче, входя по самое основание и выбивая из мужа новую порцию сладких стонов. омега находит ладонями лицо альфы и тянет на себя. цепляет зубами его нижнюю губу, проводя по ней языком, и, прикрыв глаза, обхватывает её губами. тэхен улыбается в поцелуй и возобновляет резкие толчки, всë усиливая их. альфа водит руками по его телу, очерчивает широкими ладонями каждый изгиб будто бы впервые, заново изучает его, не оставляя ни единого нетронутого места. — ты…так глубоко, блять, это нереально, тебя очень…много, — задыхаясь, стонет омега, чувствуя, что уже на грани. их запахи в комнате смешиваются, легкие забиваются тяжелой возбужденной древесиной и смягчающей лавандой, заставляя омегу ещё сильнее задыхаться от наслаждения. альфа выпрямляется, отрываясь от его шеи, не прекращая глубоких толчков, опускает ладони на узкую талию и сжимает, буквально натягивая мужа на свой член. — открой глаза, цветочек, и посмотри вниз, — тэхен проводит ладонью по впалому животу и довольно улыбается. — черт, — скулит омега и вновь падает головой на подушки, выгибаясь, когда кладет свою руку рядом с ладонью мужчины, чувствуя очертания крупной головки внизу живота при особо глубоких толчках. для чонгука это становится кульминацией. он вскрикивает, пачкая свой живот семенем, морщится, цепляясь пальцами за руку тэхена, когда сжимает внутри себя стремительно увеличивающийся в размерах узел, пока тэхен рычит, чувствуя ещё большую узость, и, войдя до упора, кончает, заполняя омегу семенем и узлом, который тот так сильно просил. альфа тяжело дышит, чувствуя, как по шее и груди стекает пот, и смотрит на разнеженного мужа, стараясь лишний раз не двигаться, чтобы не причинить омеге боль от крупного узла. спустя пару минут он перекидывает ногу омеги через себя и укладывает его на бок, пристраиваясь к нему сзади и обнимая со спины, из-за чего омега болезненно шипит, потому что член все еще в нем и продолжает наполнять его семенем. — в следующий раз, когда я попрошу узел, ударь меня, — сонно хрипит омега, на что тэхен приглушенно смеется в чужой затылок и сжимает руки на чужой талии сильнее, прижимая взмокшую спину к своей груди еще теснее. — ты просишь его каждый наш раз, цветочек, кто я такой, чтобы отказывать тебе? чонгук молчит, потому что это правда. каждый раз он наступает на одни и те же грабли, прося узел альфы, совсем забывая о последствиях: приятно это только в первые десять минут, пока не затекли конечности, а они ведь, как говорит господин ким, уже немолодые. — ты вымотал меня, — хнычет чонгук, пока тэхен не перестает смеяться ему в затылок, — и это ты называешь «не молодой»? твоей выносливости в сорок четыре года любой подросток-спортсмен позавидует. — учту, цветочек, и впредь только миссионерская поза и трехминутный секс, договорились? — шутит. у чонгука просто привычка такая —постоянно хныкать и бесконечно долго разговаривать после секса, которую он однажды, очень давно, объяснил тэхену тем, что если так происходит, то ему, очевидно, все понравилось настолько сильно, что слов восхищения просто не находится. альфа даже не думал расценивать это как что-то плохое — весь чонгук со всеми своими странными привычками и заскоками очаровательный до умопомрачения. Что восемь лет назад, что сейчас. чонгук возмущенно хмурится и поворачивается лицом к мужу. — тогда я подам на развод. — конечно. любой твой каприз, цветочек. альфа не дает омеге заснуть, с тихим шипением выходит из него, заставляя чонгука захныкать, и несёт его в ванную. каким бы ответственным и волевым омега не был в обычное время, после секса он настоящий разнеженный, сонный цветочек, которому лень даже положение руки изменить, и за такие вещи, как поменять постельное белье и не дать им уснуть потными и мокрыми, абсолютно всегда отвечает тэхен, который ни разу не был против такого расклада. — тэ, — шепчет чонгук, когда бросает взгляд на часы и видит, что уже перевалило за полночь. наступила пятая годовщина со дня их свадьбы. горячая ванна ещё сильнее расслабила уставшее тело, превращая его в совсем бесформенную лужицу, но сонливость отчего-то пропала. новое постельное белье слегка холодит тело, с приоткрытого балкона сильно ощущается сквозняк и слышится шум бушующего моря, и этот контраст с руками на своих плечах, с горячей грудью альфы, к которой он прижимается щекой, ощущается приятно. тэхен вопросительно мычит, поглаживая угловатое плечо и улыбается, когда омега поднимает голову, упирается подбородком в его грудь и заглядывает ему в глаза. — что ты хочешь на годовщину? неожиданный вопрос. они не дарят друг другу подарки, отдавая предпочтение тому, что этот день они без исключений проводят в компании друг друга, откладывают все дела в дальний ящик, забывая про работу и внешний мир. только они вдвоем. но, несмотря на это, альфа хмурится и на несколько секунд замолкает, уводя задумчивый взгляд в потолок, пока чонгук закусывает губу и с замиранием сердца ожидает ответа. — дочь, — на лице альфы в моменте появляется яркая мечтательная улыбка, а глаза омеги расширяются, и он медленно поднимается с нагретого местечка на груди тэхена и принимает сидячее положение. — ты…что? — голос предательски дрожит и срывается на последнем слове, что заставляет тэхена нахмуриться и вернуть взгляд на мужа. — маленькую принцессу, цветочек, — пожимает плечами, когда приподнимается на локтях и озадаченно смотрит на омегу, — твою копию, если хочешь. рот чонгука то раскрывается, то обратно закрывается от удивления, он замирает и не может выдавить из себя ни слова, бегает растерянным взглядом по лицу альфы, который не понимает такого поведения своего мужа. сон у обоих как рукой сняло. с момента рождения минхека прошло почти пять лет, и они ни разу не поднимали тему второго ребенка. тэхен еще задолго до появления минхека лишь однажды сказал, что хочет большую семью, но на этом всё. омеге казалось, что они уже достигли того возраста, когда хочется стабильности и размеренной, спокойной жизни, и почти смирился с тем, что у них будет один единственный наследник, которого они воспитают достойным человеком, ведь присутствовал страх того, что его организм уже не такой выносливый для вынашивания еще одного малыша, потому что значительные осложнения были даже во время первой беременности. он хотел. безумно хотел еще одну маленькую мафиозную копию своего мужа и уверен, что тэхен тоже, но элементарно боялся. боялся не справиться, боялся столкнуться с новыми проблемами, боялся, что не сможет стать достойным папой для еще одного малыша. и просто подавлял в себе это желание. возможно, стоило открыто обсудить всё это с тэхеном, потому что они оба взрослые люди, которые должны разговаривать ртом, и тэхен уж точно не подал бы из-за этого на развод, но чонгук предпочел делать эгоистичные выводы, исходя из своих опасений. но так или иначе… — цветочек, ты меня пугаешь, я сказал что-то не так? — альфа осторожно касается его руки, полностью приняв сидячее положение на кровати, и омега моментально выходит из транса. чонгук поджимает губы и опускает взгляд на ладонь альфы, что поглаживает тыльную сторону его руки, — чонгук… чонгук тяжело сглатывает противный нервозный ком, медленно убирает с колен одеяло и поднимается с кровати, понимая, что именно сейчас самый подходящий момент. он молча уходит в ванную, пока тэхен озадаченным взглядом провожает его спину, и уже встает с кровати, чтобы догнать его и узнать, что случилось, как омега вновь появляется в проходе и мнется, сжимая что-то в руке. — цветочек, — он спускает ноги с кровати, и чонгук делает один нерешительный шаг в его сторону, заставляя замереть. — ты…правда хочешь еще одного ребенка от меня? альфа хмурится. ему не нравится то, с какой неуверенностью его муж задаёт такой вопрос. — что за вопросы, цветочек? от тебя хоть десять, я же говорил, что хочу большую сем… он не успевает договорить, потому что чонгук в два шага сокращает расстояние между ними и протягивает несколько белых тонких полосочек. тэхен сначала не понимает, потому что самое важное прикрывают пальцы омеги, и до него доходит лишь тогда, когда он аккуратно забирает из рук омеги полосочки. глаза расширяются в неверии, и он вздергивает голову, смотря на чонгука, что искусал уже все губы от нервов, ожидая реакции своего супруга. — я узнал… — голос предательски срывается, и он прокашливается, продолжая: — я узнал, когда мы только прилетели в венецию, две недели назад. помнишь, мне первую неделю было плохо, и ты говорил, что это, скорее всего, акклиматизация? — альфа кивает, — я…чувствовал, что нет. это была совсем не акклиматизация, я давно привык к этому климату. я связался с врачом, у которого наблюдался во время беременности минхеком, рассказал о всех симптомах, а он лишь посмеялся и сказал сделать тест, хотя тут и так все факты на лицо. как минимум из-за задержки течки. отсюда и моя вспыльчивость, и нервозность в последние дни… — чонгук поджимает губы и подходит ближе, опуская руки на плечи тэхена, — ему...или ей уже второй месяц, по моим подсчетам, — взгляд альфы перемещается на его еще плоский живот. он несколько раз моргает, осознавая, что сейчас сказал омега, и медленно кладет свою ладонь на низ живота… …где уже зарождается еще один плод их бесконечной любви. — ей, — уверенно спустя время говорит тэхен, прижимаясь лбом к голой коже и оставляет поцелуй на пупке, — ты же чувствуешь? я чувствую. это — она. чонгук тянет уголки губ вверх и вплетает пальцы во влажные кудри альфы, пока сам он оборачивает вокруг его талии руки и усаживает к себе на колени. — я должен был сказать тебе раньше, но… — папа? отец? они поворачивают голову на источник голоса и замечают в дверном проеме лохматого и полусонного сына, который очаровательно морщится и причмокивает губами, слегка ежась от холодного сквозняка в их спальне. омега раскрывает руки, без слов приглашая маленького альфу в свои объятья, и уже через секунду слышится топот маленьких ножек. — минхек~а, ты чего не спишь? время видел? — чонгук усаживает сына к себе на колени, совсем не заботясь о том, что на коленях тэхена сидят теперь два человека. три. если быть точнее. — мне стало страшно спать одному, — хнычет мальчишка и прижимается к папе, укладываясь щекой на его грудь. тэхен наигранно цыкает, привлекая к себе внимание сына и мужа. — ты же альфа, сын. кто будет защищать сестренку, если ты спать один боишься? голова маленького альфочки тут же заинтересованно поднимается с нагретого места на папе, сна больше ни в одном глазу, лишь интерес, с которым он смотрит на отца. — какую сестренку? — он бегает взглядом то по тэхену, то по чонгуку и в нетерпении начинает качать ногами и слабо подпрыгивать. альфа берет его маленькую ладошку и кладет на живот омеги. чонгук прослеживает взглядом их действия и замирает, непроизвольно задерживая дыхание, потому что в уголках глаз собираются бисеринки слез от этой картины. — у папы в животике растет твоя сестренка, которая скоро появится на свет и которую надо будет защищать от всего плохого. справишься с такой задачей? глаза минхека расширяются от восторга и загораются, когда он смотрит на отца. вряд ли он всё понимает в эту секунду, но мысль о том, что у них в семье скоро появится еще один маленький человечек, очевидно, радует, а другая мысль о том, что на него как на альфу, который по природе своей должен защищать слабых, возлагают такую большую ответственность — приводит в восторг. — а скоро это — завтра? — с интересом спрашивает перевозбужденый минхек, пока тэхен укладывает его на середину их кровати и укрывает одеялом. тэхен улыбается на такое нетерпение сына и бросает мимолетный взгляд на такого же улыбающегося чонгука, который ложится под одеяло по левую руку от минхека. — нет, минхек~а, придется подождать пару месяцев, — раздосадованно цыкает альфа, — но и в этом есть плюсы. омега вопросительно выгибает бровь, внимательно смотря на альфу. — помнишь те приемы для защиты, которые я тебе показывал? — шепчет на ухо минхеку нарочито громко, чтобы чонгук услышал, — будет время подтянуть и…ауч! — болезненно шипит и потирает плечо, в которое прилетел удар кулаком от омеги. — ким! — я уже сорок четыре года ким! и ты, между прочим, тоже, цветочек, — недовольная гримаса не пропадает с лица чонгука, и тэхен, стараясь не задеть засыпающего сына, притягивает омегу к себе и оставляет нежный поцелуй на лбу. — теперь у меня есть аргумент — у него скоро появится человек, которого он будет защищать до конца жизни, — пожимает плечами тэхен и, аккуратно перекинув руку через тельце сына, опускает ладонь на живот чонгука. чонгук поджимает губы, переводит взгляд с лица альфы на его ладонь и кладет сверху свою, слабо сжимая. — я люблю тебя, тэ, — шепчет на грани слышимости. — и я вас, цветочек, бесконечно сильно, — так же шепотом отвечает альфа, глядя на сопящего сына. мысль о том, что, вероятнее всего, совсем скоро между ними будет лежать не один боящийся спать в темноте ребенок, а два — не угнетает. наоборот. они оба счастливы такому раскладу. венеция. именно здесь они во второй раз узнали, что ждут ребенка, и мысли о том, что эти поездки становятся для них судьбоносными и дарят такое счастье, только подкрепились. чонгук снова влюбился в венецию.