***
Золотые глаза изучают поведение, кажется, даже не моргают. Только смотрят, смотрят, смотрят. — Ты горячий, — шепчет в самые губы Эрухабен, его голос, словно мед, разливается по всему телу, теперь по венам течет не кровь, — лава. Щеки и уши предательски краснеют, а ведь он даже вина не пил, ноги дрожат, Кейл падает на бедра, скрытые под слоями одежды и впивается пальцами в спинку софы за древним драконом. Тому это все нравится, он целует плечо сквозь помятую рубашку, оглаживает бока, поднимаясь большими ладонями к затвердевшим соскам. Щелчок. Они переносятся на кровать, огороженную от комнаты плотным балдахином. Холодные простыни прогоняют по оголенной спине дрожь. Рубашка по-видимому осталась на софе. Эрухабен огромной фигурой нависает сверху, смотря скорее безэмоционально, чем влюбленно, впрочем, у самого Кейла взгляд точно такой же. Пылкая страсть быстро вспыхивает и так же быстро затухает, стоит улыбнуться кротко и сжать шею, прижимая к себе крепко-крепко. Они смеются тихо, обнимаясь долго и трепетно. Так близко. Тела нагреваются, жар идет, словно они оба с температурой, но если они чем-то и больны, так это друг другом. Пропуская золотые локоны сквозь пальцы, будто утекающую воду, которая не задерживается на родных ладонях, Хенитьюз вдыхает аромат трав и вздрагивает крупно, когда его поднимают в воздухе. Золотые глаза отдают хищным блеском, покусанные Кейлом губы искажаются в добродушной ухмылке. Руки Хенитьюза связываются магическими путами, а ноги оголяются чувствуя холодный воздух на покрывшейся мурашками коже. Он в прямом смысле висит над кроватью, левитирует, не может двигаться, хотя скорее не хочет, полностью позволяя все делать древнему дракону. — Не знал, что вы извращенец, Эрухабен-ним. Тот молчит, взмахивая ладонью сверху вниз, и роняет Кейла на еще горячее покрывало. Он ëжится, смотрит, облизывая губы, сжимает свои руки в кулаки от желания коснуться, и дугой выгибается, когда магическое тепло прикасается к изнывающему члену. Это не руки. Магия, сплошная магия. Эрухабен наблюдает так, словно собирается каждый момент запомнить, запечатлеть у себя в памяти, а ведь Ким Рок Су для этого не нужно даже стараться, все и так отложится в записи и иногда будет всплывать не в самый подходящий момент. Пока Кейл отвлек свое внимание на ненужные мысли, магия проскользнула между бедер и огладила напрягшийся сфинктер. Смазка, кажется, пачкала ткань, но никому не было до нее дела. — Тебе нравится? — Нра… — он шумно выдохнул, магия, которую будто нельзя потрогать, расстягивала его, горячие потоки прошлись по телу к красным соскам, стискивая их и нежно оглаживая, а под ребрами сердце забилось в разы громче. — …вится. Нравится. — Точно? Или мне нужно делать это быстрее? Широко распахнутые глаза закатились к затылку, грудная клетка часто вздымалась, сгусток энергии прошелся по члену резко, обхватил под головкой, зажал уретру, и… Хенитьюз выгнулся дугой, цепляясь пальцами за подушки, но, так и не сумев что-то сжать в вспотевших ладошках, громко вскрикнул. Магия прошлась точно по простате, повелевая прижать бедра друг к другу и сжать, запереть, спрятать даже от ее обладателя внутри, чувствуя, как она толкается в замкнутом пространстве. — Эрухабен… — приставку -ним Хенитьюз не выговорил, проглотил вместе с тягучим стоном. — Дотронься до меня. Хватит сидеть. — Не хочу, — по этому жадному взгляду можно точно сказать, что хочет, просто капризничает, как уже не делает даже Раон. — Как же ты будешь себя развлекать, когда я сольюсь с природой? — Я просто заставлю тебя выпить еще той воды. И ты… Гкх… — он поджал пальцы на ногах, движения магии замедлились. — И я? — изогнул бровь золотой дракон, рассеивая дымку энергии. — И ты умрешь со мной в один день. — он смотрит потемневшим взглядом, тянет носок к Эрухабену и надавливает меж ног, ухмыляясь так едко, что разъедает всю маску неприступности. Голос его молящий, глаза на мокром месте. — А сейчас только прикоснись. Мне надо. Немного хмуря брови, древний дракон потоком магии переворачивает Хенитьюза на живот, беззлобно усмехается тому, как тот встать на локти пытается, подтягивая к себе связанные запястья, и целует нагую спину, дрожащую от малейшего прикосновения. Эрухабена доводят до истомы прикосновения Кейла, но кто сказал, что невозмутимый герой двух континентов не голоден до них точно так же? Кровать скрипит от перемещений по ней, пальцы толкаются в расслабленный сфинктер, разводясь в стороны на манер ножниц, проникают глубже, Кейл ведь просил касаний, пусть получает. Другая ладонь оглаживает ягодицу, оттягивая ее в сторону, древний дракон просто пожирает кожу взглядом, скорее всего со стороны выглядя, как извращенец, жадный до секса, но ему жуть как нравится окружать себя громкими стонами и гулко сглатывать, наблюдая за тем, как пальцы пропадают внутри Хенитьюза. Пошлые хлюпающие звуки раздаются по всей комнате, выдержке Эрухабена только завидовать, но и его можно заставить сделать все, что угодно, всего несколькими словами. — Ну, Голди… Эрухабен ненавидит это прозвище настолько, насколько и любит. Он дышит тяжело, кусая мочку уха, и ставит Кейла на колени, оторвав от кровати и прижав спиной к своей груди, все еще облаченной в бело-золотые рясы. Щелчок, который заставляет вздрогнуть, и уже нагой древний дракон прижимается вплотную, обхватывает пальцами пунцовую головку члена тяжело задышавшего человека, зажимая уретру большим. Влажный длинный язык проходится по линии челюсти, лижет розовые губы и проникает между ними, повернув голову Хенитьюза набок. Состоящая из магии третья рука скользит по драконьему члену, на плече Хенитьюза остаётся след от зубов из-за ужасной узости, но никому до этого нет дела. В голове ни единой мысли, лишь желание соприкоснуться, слиться воедино и остаться в таком положении навсегда. Толчок. Они оба замирают, прижимаясь ближе, тянутся к поцелую, путаясь в волосах, сминают губы и глушат стоны друг друга. Кейл на пробу ведет бедрами, вжимается по самое основание и чуть ли не падает, выкрикивая имя дракона так громко, что оно слышилось бы за пределами комнаты, не будь на неë наложено заклинание. Бедра трясутся, будто ватными становятся, почти не чувствуются, но Эрухабен не дает упасть, придерживает за грудь одной рукой и размазывает выступившую смазку по члену Хенитьюза другой. На губе выступает кровь от постоянных укусов, глаза закатываются от наслаждения, зрение мутнеет из-за выступающих слез, но они высыхают, не успев выкатиться наружу. Дыхание сбивается, Эрухабен двигается осторожно, стимулируя простату, и покрывает вязкими поцелуями потную кожу, надавливая на соски играючи. Он ловит острым слухом каждый стон, толкается резче, смотрит пристально на покрасневшее лицо и замыленный взгляд, внутренне торжествуя, что таким Ким Рок Су, его Ким Рок Су, не видит никто. — Еще! — непонятно как соскакивает с губ Хенитьюза, падающего под тяжестью веса древнего дракона, он совсем на грани, Эрухабену достаточно пары толчков и… — Рок Су, — громкий стон глушится закушенной наволочкой, обмякший Кейл тяжело дышит, сжимаясь вокруг члена Эрухабена. Сил не хватает даже на то, чтобы рассоединиться, они долго так лежат, пока сердцебиение и дыхание не приходят в норму. — Хватит называть меня Рок Су, — едва слышно произносит Хенитьюз, разминая развязанные запястья, но все еще остаётся лежать под золотым драконом. — Хватит называть меня Голди, — зеркалит Эрухабен, в шутку толкаясь в податливое нутро и слыша грозное шипение. Разнеженный после оргазма, грязный и потный, Кейл слишком чувствительный, а дракону это нравится, чересчур. — И почему же, Голди? — Потому что, Рок Су, я слишком стар для этого всего. — Проживешь еще со мной всю жизнь, я тебе это устрою. Эрухабен лишь усмехается упертости этого человека, но сдерживает порыв сказать «да хоть вечность», потому что он непременно это исполнит. Драконы интроверты. Природа так решила или они сами, никто не знает. Только вот Эрухабен явно неправильный дракон, ведь снова и снова целует Хенитьюза и тонет в его стонах, считая их лучше всякой музыки.Часть 1
8 марта 2024 г. в 19:31
Примечания:
Ошибки и опечатки в ПБ.
По своей природе драконы интроверты. Живут в одиночестве чуть ли ни с самого рождения, привыкают к нему, влюбляются в него, понимают, что у них есть только они сами, поэтому себя нужно защищать в первую очередь, а потом потомство, пока оно не вылупится. Драконы могущественны в одиночку, потому что всегда так жили, не выбирая компанию или хоть какой-то контакт с сородичами.
А Эрухабен, кажется, дракон неправильный. Точнее, всю свою жизнь он был правильным. Могущественным, живущим себе во славу и впитывающим знания. Лишь иногда помогающим другим драконам и эльфам, но это так, скорей от скуки, что под конец жизни начала его донимать все больше и больше.
А потом появился этот человек, непонятно как доживший до своих лет, а посему вся правильность помахала ручкой, бросив на прощание, что она больше не нужна.
Любопытство кошку сгубило. А Эрухабена привязало к несчастному ублюдку толстыми нитями. Из этих оков не выбраться, в них только гореть и наслаждаться.
Древний дракон готов поклясться, что самым прекрасным огнем был, есть и будет — яркий пожар в карих глазах, пряди волос, напоминавшие языки пламени, и острый язык, от слов которого бросало в жар. Сам синоним к слову огонь и есть — Кейл Хенитьюз.
За тысячу лет Эрухабен чувствовал многое. Но этот трепет! Кейл сводит с ума. Кронпринц говорил это Хенитьюзу множество раз, но дракона правда ведет от слов, лица и наглой ухмылки, которую так и хочется стереть.
Потому что Кейл точно знает, как действует на золотого дракона.
Как заставляют терять самообладание эти руки, как ласкает слух сладкий голос, щебечущий что-то в покрасневшие уши дракона, и как уносит в даль наслаждения единственное прикосновение.
О-о-о… Ладони потеют, во рту скапливается вязкая слюна, а руки непроизвольно тянутся к Хенитьюзу. Тому нравится. Он не расскажет никому, как, в принципе, и Эрухабен, чем они занимаются, спрятавшись от всего мира за массивными дверями.
Они проверяют друг друга. Пытаются понять, как сильно их притягивает, пока губы не сливаются в поцелуе, больше похожем на сопротивление, чем на явление чувств.
Под подушечками пальцев ток щекочет, мягкая кожа живота проваливается под давлением, мягкие прикосновения заставляют душу затрепетать. Обе души.
Кейл закусывает губу, жмурится, откинув лицо к потолку, и, полностью открыв нежную шею для ласк, он сжимает пальцы на крепких плечах, тело древнего дракона все такое же молодое, но безбожно красивое, изысканное, на него другим даже смотреть нельзя, а Хенитьюз…
Хенитьюз в мольбе готов кричать, лишь бы было позволено целовать и кусать острые ключицы, мускулистые плечи и выпирающий кадык. А ведь Эрухабен даже никогда не запрещает, только потом залечивает эти укусы и недолго ворчит, пока Кейл в сторонке стоит и посмеивается. Все засосы, оставленные на теле Хенитьюза, спадают за час-два, не успевает даже собственническое драконье эго нарадоваться.