Шрамы на запястьях

      После возвращения из ресторана, Сергей рухнул на диван в кабинете и вывел на большой экран список вопросов, который выслал ему редактор. Он попросил Игоря отвезти Марго домой, так как было уже довольно поздно, а такси Разумовский не считал безопасным видом транспорта, особенно для девушек. Пришлось почти полчаса убеждать Грома и Матвееву в том, что он в состоянии побыть один пару часов. У него больше не было желания резать себе вены или причинять какой-то другой вред.       Листая список, он с помощью голосового набора фиксировал для себя примерные ответы. Пока что Сергея все устраивало, даже маленький экскурс в его малоприятное детство. Читатели любят подобные истории: бедный сиротка, который благодаря своему упорному труду смог стать одним из самых богатых людей в стране. Разумовский возглавлял список Форбс до тридцати лет по России, что считал серьезным достижением. Были вопросы о том, почему именно сфера информационных технологий, как он пришел к этому. Ничего нового и оригинального Сергей не видел. Пока не перелистнул страницу, где был еще один перечень вопросов.       Правдивы ли слухи о том, что вы пытались покончить с собой?       — Вычеркнуть, — дал он четкую команду голосовому помощнику и она тут же была выполнена. Сергей не собирался говорить об этом на широкую общественность, так как считал это слишком личным.       Как отразилась на вас гибель друга Волкова Олега?       — Это тоже вычеркни, — резко просит он, запуская пальцы в волосы.       Внутри все буквально разрывалось. Как отразилась? Да он буквально потерял часть себя. Что-то очень важное, что делало его тем, кем он был все эти годы и вот теперь этого больше нет. Он толком не представлял, как будет жить дальше. Его начинало трясти от эмоций и закрыв лицо руками, Разумовский зарыдал. Совсем, как в детстве, когда было больно и обидно за то, что его в очередной раз побили дети из старшей группы.       Слезы душили, как накинутая на шею удавка, они пропитали воротник его футболки. Почему это дерьмо происходит с ним? Что он делал не так в своей жизни? Ведь он всегда старался быть хорошим. Всегда старался помогать людям. Как только начал зарабатывать, стал помогать детскому дому, в котором вырос. Привозил детям подарки, оплатил реконструкцию. Даже брал на стажировку тех, кто как и он, связал свою жизнь с информационными технологиями. Да он никого не обидел ни разу. Но тем не менее, все тумаки летели в его сторону. Сергею было плохо от такой несправедливости.       — Сергей, Сереж, эй ты чего? — Гром за два больших шага преодолел расстояние от двери до дивана и присел на край столика. Когда он увидел рыдающего босса, ему стало не по себе. Осторожно взяв Сергея за руки — выше, чем были порезы, он стал убирать ладони от лица, Ю мягко массируя костяшки пальцев.       — Ты уже вернулся? — проскулил Разумовский, Гром коротко кивнул. Сергей сел, держась за спинку дивана и посмотрел на своего телохранителя.       Внутри столкнулись два самых главных противоречия Сергея Разумовского — снова оттолкнуть от себя человека, который пытается помочь или же рассказать ему о том, что на самом деле с тобой происходит. Гром молча смотрел на него, ожидая, когда Сергей сам продолжит разговор. Тишина повисла в огромном офисе и только безмолвные статуи в витринах смотрели на них своими пустыми глазницами. Безучастные свидетели всех взлетов и падений предпринимателя Сергея Разумовского, которые знали его не только как уверенного в себе программиста, но и как нытика и слабака, который выбрал самоубийство.       — Меня просто накрыло, — виновато произнес он, стараясь не смотреть на Грома.       — Да, это я понял, — выдохнул Игорь и бросил взгляд на экран, где все еще мерцали вопросы, в том числе и те, которые Разумовский исключил из планируемого интервью, — это мерзко спрашивать тебя о таких вещах, — отметил он.       — Журналисты никогда не церемонятся, — сухо усмехается Разумовский, — полиция, впрочем, тоже. Прости, — виноватый тон трогал до глубин души Игоря Грома, который считал себя скупым на эмоции человеком.       — Работа такая, — не то с сожалением, не то с виной, ответил экс-майор, — только мы ищем истину, чтобы найти виновных и подозреваемых, а журналисты — чтобы растиражировать на весь свет. Тебе не обязательно говорить о том, что травмирует тебя. О том, что делает неприятно.       — Я знаю, — выдохнул Сергей, опускаясь на спинку дивана, — просто… я устал. Устал делать все это, — он махнул руками в стороны, показывая на кабинет, но Гром прекрасно понял, что именно имеет в виду Разумовский, — все ждут от меня чего-то.       — Главное то, чего ждешь от себя ты, — мягко улыбнулся Игорь, пересев на диван, — просто подумай о том, чего бы хотел в этой жизни ты.       Сергей запрокинул голову и усмехнулся. Думал ли он об этом когда-то? Конечно. Он осознанно выбрал свою сферу деятельности, хотя его высокие оценки в школе позволяли ему поступить в любой российский университет. Воспитатели видели в сострадательном мальчике, который любит животных прекрасного ветеринарам. Сверстники, те, кто не был агрессивно настроен в его адрес, пророчили Разумовскому будущее ученого, чьи открытия изменят мир. В каком-то плане они оказались правы. Вместе в самом деле стала прорывом в мире социальных сетей и мессенджеров. Никто раньше не использовал такой безграничный и свободный доступ даже к закрытой информации. Алгоритмы снимали блокировки, которые были установлены по решению суда.       — Я просто хотел быть хорошим человеком, — констатирует Разумовский, — а ты? — спрашивает он Грома, — всегда хотел быть полицейским?       — Думаю, что да, — пожал плечами Игорь, сев удобней, — мой отец работал в полиции, как и опекун. Мама умерла рано, я совсем мелким был. Папа крутился, как мог, чтобы у нас была еда и все такое. Сам понимаешь — развал страны, смена порядков, высокий рост преступности.       — Его убили? — предположил Сергей. Он не читал досье своего сотрудника, так как этим занималась Марго и была более внимательной к тем, кого нанимает, чем ее босс.       — Да, — Гром шумно вздохнул, стараясь не думать о том, что произошло в ту злополучную ночь, когда не стало Константина, — я видел, как его убили.       Игорь был уверен в том, что мысли о той ночи никогда не оставят его. Они преследовали его во снах. Иногда, когда он оставался один в квартире, то ему казалось, что отец все еще рядом. Что он также сидит за столом, ест подгоревшую яичницу, которой пропах весь их дом. Потом ему кто-то звонил и он срывался — ехал на работу. Оставлял указания сыну, а тот сбегал потусить с пацанами во дворе, чтобы раздобыть немного денег.       — Мне… мне жаль, что тебе пришлось пройти через это, — с сочувствием сказал Сергей, похлопав Игоря по спине, — мне было четыре, когда моя мама ушла на тусовку. Оставила меня одного дома на неделю. Я привык к тому, что ее часто не бывает дома, поэтому особо не плакал. Да и первые дни все было относительно спокойно, она оставила мне немного еды. Вода была в кране и я ее пил. Соседи вызвали полицию только через семь дней, когда я умирал от голода. Про своего отца я ничего не знаю. Я ел все, что находил — растения, сырые овощи, какие-то ягоды, которые мать заморозила на компоты, даже приправу. Не знаю, как не выпил уксус или белизну.       У Игоря не было слов. Он не знал, что можно сказать Разумовскому. Когда Гром только начинал работать в полиции, то часто ездил с ПДН на подобные рейды. Несколько раз выносил истощенных брошенных детей на руках, кутая их в свою служебную куртку. Им говорил, что все хорошо и им помогут, а сам душил слезы. Потом приходил домой с бутылкой водки и пытался вычеркнуть этот день из памяти. Просто забыть о том, что в этом гнилом мире есть люди, способные вот так поступить со своим ребенком.       — Какое-то время она даже пыталась забрать меня из детского дома, — с горькой ухмылкой продолжил Сергей, — но я орал и умолял не отдавать меня ей. Были суды, всякие полицейские, психологи, которые пытались понять, что для меня будет лучше. А потом она пропала. Перестала приходить, перестала бороться за то, чтобы снова быть моей мамой. Я не знал, что с ней случилось, а воспитатели не говорили. Только после выпуска узнал, что ее грохнул сожитель за то, что она не купила ему выпивки.       Разумовский не помнил, когда был таким откровенным в последний раз. Наверное, только с Олегом, но уже после выпуска, ведь в детском доме не принято спрашивать про родителей и про то, как ты попал в это место. Если ты был там, значит так вышло, значит так должно было быть, а остальное значения не имеет. Да, детский дом был не курортом и не раем, но там у него была чистая одежда, своя кровать и нормальная горячая еда. С ним занимались, ему дали возможность учиться и посещать кружки. Заложили какие-то нормы поведения в обществе, за что Сергей был благодарен. Да, его не очень любили учителя в местной школе, но только потому, что он был слишком умным. Воспитатели же относились к нему хорошо и тепло. Всегда помогали, всегда давали дельные советы.       — Я думаю, что… наше прошлое — это, конечно важно, оно является частью нас, но куда важнее — наше будущее, ведь его мы можем выбрать, — тщательно подбирая слова, сказал Гром. Он не хотел, чтобы Разумовскому стало еще хуже, — ты выбрал тот путь, который считал правильным и он привел тебя туда, где ты сейчас находишься. Знаешь почему?       — Почему?       — Потому что ты был уверен в том, что ты делаешь. Ты хотел сделать мир лучше, быть хорошим человеком, — пояснил Гром, подавшись корпусом вперед, — ты верил в себя, даже если не признавал этого. И потому что рядом были те, кто верил в тебя. Ведь так?       — Так, — выдохнул Разумовский, — мой друг — Олег. Он попал в детский дом, когда мы пошли во второй класс. Мы всю дорогу были вместе, но потом он связал свою жизнь с контрактной службой в армии, — сообщает Сергей, — его не стало неделю назад. Мне пришли бумаги о его смерти, так как он указал меня в качестве доверенного лица.       — Поэтому ты решил сделать это? — Гром кивнул на перебинтованные запястья Сергея. Тот кивнул, — когда не стало отца, я тоже думал о подобном. Я считал его смерть — концом мира.       — Как ты справился? — спрашивает Сергей.       — Только благодаря людям, которые были рядом, — признался он. Это в самом деле было так, ведь Елена и Федор Прокопенко заботились о нем, как о родном сыне, — не отталкивай людей. Некоторые из них в самом деле хотят тебе помочь.       Разумовский ничего не ответил. Он знал, что Марго переживает за него с той самой минуты, как он подписал ее трудовой договор. Всегда приносила еду, всегда следила за тем, чтобы он отдыхал и не перерабатывал. Незаменимый сотрудник. Вероятно — единственный друг, на которого он мог рассчитывать.       — Наверное, ты прав, — пожал плечами Разумовский.