клинок королевы

      — Подай-ка мне книгу. «Papyri Graecae Magicae», — говорит Блодвин и требовательно щелкает пальцами.       Рона растерянно оглядывается в королевских покоях. Бумаги громоздятся на столе, грозясь погрести под собой ее хрупкую королеву. Блодвин, сердито глядя на сухой пергаментный листок, чешет бровь. На бледной коже остается отпечаток чернил. Книг вокруг столько, сколько Рона не видела во всем родном замке на севере. Там-то древними книгами скорее очаг затопят.       — Любовь моя, я же ничего не понимаю, — ворчит Рона. — Какую тебе? С красным корешком?       Стыдно как-то, как будто она и впрямь только мечом умеет размахивать. Но Рона ничего не прочтет на древнем языке Ушедших, таинственных сидов. Для нее это лишь забористые закорючки, по которым скользят тонкие пальцы Блодвин. Это тоже магия — разбирать написанное за сотни, а то и тысячи оборотов колеса до тебя.       — Нет, с оранжевым, — отмахивается Блодвин. Перо торопливо скрипит.       Рона вздыхает и лезет в книжные завалы. Старается осторожно переступать, чтобы не примять ненароком страницу. Это похоже на танец или на рыцарское испытание: она кружит на месте, высматривая нужный томик. Чувствует себя охотничьим ястребом, выбирающим добычу… Вот она! Тканевый корешок чуть выцвел, но Рона не сомневается. С гордостью подносит книгу Блодвин.       Ей нравится наблюдать за своей королевой, когда та работает или изучает что-то. Колдовское искусство неисчерпаемо. Правда, Блодвин во время особого увлечения становится такой порывистой, а ее покои превращаются в настоящее убежище безумной колдуньи, как в песнях. Блодвин кидается то к одной, то к другой стопке книг, выхватывает, перелистывает, а потом бросает тут же, разочаровавшись, что не нашла нужный отрывок. На полу меловая крошка, стол заляпан пятнами воска…       — Не против, если я тут немного приберусь? — спрашивает Рона.       — А-а, конечно, — говорит Блодвин. Целует смазанно, тут же отвлекаясь на книгу, с которой торопливо переписывает какие-то слова. Фыркнув, ткнувшись ей в висок по-собачьи, Рона вдыхает горький травяной запах ее волос.       Книги Рона опасливо перебирает. Не знает, с чего начать. Только немногие названия ей понятны, поэтому она решает не мудрить и сложить их по размеру. Сначала большие тома, похожие на каменные плиты, обитые кожей, с серебряными застежками, потом книжицы поменьше, пока не доходит до сшитых вместе листочков. Стопки сдвигаются к стенам, становится просторнее. Обычная метла, позаимствованная из шкафа служанки, стирает следы странных символов и накладывающихся друг на друга кругов. Рона пошире открывает окно, и свежий весенний ветер сдувает застоявшийся запах книжной пыли. Дышится легче.       Наконец-то закончив с записями, Блодвин потягивается и растерянно оглядывается, словно не узнавая свои комнаты.       — А где свечи? — с подозрением спрашивает она.       — Сундук у кровати, любовь моя. Я также положила туда все, что может легко загореться, — говорит Рона. Признаться, загореться может вся комната, но Рона об этом умалчивает. Не хочется показать, что она беспокоится за любимую слишком сильно.       Она вполне гордится собой, растирая плечи Блодвин.       — Спасибо. И правда стало лучше, — величественно кивнув, соглашается Блодвин. — Но ты ведь понимаешь, что спустя несколько дней беспорядок вернется?       — Ну, зачем-то же тебе нужен рыцарь, — улыбается Рона. — Я всегда рядом. Даже ради такой мелочи, как уборка.       Стол Блодвин все еще выглядит так, будто на него годами складывали свитки. Но Рона и с этим разберется. Постепенно.