Megalife: The Autobiography of Nick Menza — неофициальный перевод

             Когда Дэйв Мастейн уволил меня с работы мечты, я был уверен только в одном: я не хочу присоединяться к другой группе и снова ездить в туры.       Я был совершенно разбит. Это были уже не эмоциональные американские горки, это была ебучая череда ужасающих прыжков с тарзанки, и если вы когда-нибудь прыгали с тарзанки, вы знаете, что даже если вам повезет не врезаться лбом об землю, вы не вернетесь обратно туда, откуда начинали. Возврата к началу нет. Вот что произошло со мной через пару недель после того, как мне диагностировали опухоль колена. Был позитивный и приносящий облегчение результат операции, а затем мое увольнение из Megadeth. Мне казалось, что я никогда не оправлюсь. Я не хотел делать ничего. Я не выходил из дома в течение шести месяцев, кроме как к маме и папе. Я не хотел видеться с друзьями, и я был в ужасе и думал, какой это стыд видеться с фанатами или репортерами.       За десять лет, что я был в группе, я ни разу не был дома дольше двух-трех недель, что добавляло крайностей в мою бурную жизнь рок-звезды. Это я не ною. Это всего лишь часть жизни, о которой ты не думаешь и даже не учитываешь, когда ты увлечен, когда ты молод и играешь в популярной группе. Я понимал, когда Джо Уолш пел: «У меня есть особняк, но не вспомню цену. Я никогда там не был, мне говорят, он отличный».       Мы давали по триста концертов за год. Я не распаковывал чемодан, когда возвращался домой. Зачем? Я приезжал примерно на неделю, оставлял чемодан у входной двери с открытой крышкой, просто брал из него, что мне нужно, и складывал обратно, потому что знал, что закрою его через четыре или пять дней. Это была самая отстойная часть туров — каждый раз, когда ты возвращался домой, часы мгновенно начинали отсчитывать время до отъезда.       Казалось, что я не жил в собственном доме первые пять лет после его покупки. Я купил его в 1995 году, когда мы много гастролировали. Мы разъезжались по домам на Рождество и, возможно, на пару дней на День Благодарения. Это портило для меня время, проведенное в нем, потому что я никогда не чувствовал там себя как дома. Я не мог делать ничего, чтобы расслабиться и отдохнуть, потому что знал, что мне придется собираться обратно. Я никогда не переставал жить на чемоданах и туровом багаже. Но я думаю, что это жизнь, не так ли? Либо есть всё, постоянно, либо нет ничего.       После примерно пятнадцати лет в группах, написания песен, записей в студиях и мировых туров нигде так по-настоящему и не обосновавшись, я внезапно оказался в полной противоположности. Я чувствовал, что мне некуда идти, не с кем и нечего делать, и нет никого, с кем мне хотелось бы делать что-либо.       Я был так несчастен и разозлен, что не играл на барабанах, не слушал музыку. Я хотел подать в суд на Мастейна. Умолять, упрашивать, делать что угодно, чтобы почувствовать, что у меня есть контроль над своей жизнью и карьерой. У меня просто не было сил. Мне потребовались месяцы апатии, прежде чем я действительно смог отдохнуть. Затем меня охватило великолепное чувство заземленности, ощущение стабильности, которого у меня никогда раньше не было. Это было типа: «Вау! Мне не нужно никуда идти, звонить кому-то или что-то делать».       У меня много друзей, и мой телефон звонил не прекращая. Казалось, звонков сотни, от всех замечательных людей, которые только желали мне добра и ничего от меня не хотели. Потом было гораздо больше звонков от людей, которые были не такими бескорыстными.       Первое предложение о работе поступило от Wasp, которые искали барабанщика, как раз когда меня только уволили из Megadeth. Я отказал им по телефону. Никакого неуважения, но моё сердце не лежало к тому, чтобы присоединяться к другой метал-группе после того, как я провел большую часть своей карьеры в лучшей группе на планете. Мне много звонили от хэви-метал групп, что понятно. Вот чем я известен. Меня это просто не мотивировало.       Честно говоря, мне потребовалось около трех лет, чтобы перенастроиться. Это было похоже на посттравматическое стрессовое расстройство. Люди как бы отстраняются от вашей обычной рутины, когда каждый день переезжаете в другое место, в другой город. Другие люди. Если в этом и есть что-то хорошее, так это укрепление вашей иммунной системы.       Серьезно, если вы бережете себя в дороге, и вы не бухаете и не находитесь все время под кайфом, вы можете быть готовы принять на себя все микробы, различные условия среды и самую грязную вещь из всех: людей. Я всегда встречался с людьми, пожимал им руки и оставался в перчатках. Люди такие: «Чувак, зачем ты носишь перчатки?» И я такой: «Это не для того, чтобы защитить меня от тебя. Это для того, чтобы защитить тебя от меня». Люди стоят в очереди, ковыряют в носу, грызут ногти, не моют руки после туалета — когда вы стоите в очереди и каждый вечер встречаетесь с сотней детей, вы становитесь ходячим опасным биологическим экспериментом, если не будете осторожны.       Я заболевал всякий раз, когда возвращался домой. Возможно, что когда вы подвергаете свое тело нагрузкам в дороге и внезапно прекращаете, ваше тело и разум впадают в шок. Вы больше не живете по графику.       После первых лет абсолютно ничего не делания (я имею в виду, вообще ничего, чувак), я постепенно начал выходить из этого состояния и снова стал думать о музыке. У меня, вероятно, были сотни песен и идей за все мои гастрольные годы, потому что, как я уже говорил, я не покидал свой номер слишком часто, когда я уже увидел все, что можно было увидеть в каком-либо городе. Я сидел в своем номере и писал красками, или рисовал эскизы, или играл на гитаре и писал песни. Я абсолютно точно намеревался писать песни для группы, но Мастейн ненавидел, если кто-то еще это делал. Он не возражал против того, чтобы мы делились идеями, но он не хотел, чтобы мы придумывали вещи, которые он не мог бы поставить себе в заслугу. Кроме того, у Дэйва и так всегда много хороших идей.       Это никогда не было тем видом сотрудничества, которого хотелось остальным из нас. Писать песни в этой группе было также сложно, как вырывать себе зубы. Я продолжал приносить песни, а он такой: «Не-а, ты просто продолжай играть на барабанах, а я буду беспокоиться о написании песен».       Я был подавлен, и я пытался справиться с этим написанием сольного альбома. Это стало Life After Deth. Вы пишите то, о чем знаете. Все песни на этом альбоме про Megadeth и о моем пребывании в группе. Все мои песни о вещах, которые случаются со мной. Я не пишу о наркотиках, сексе или всякой тупой херне. Я пишу о многих вещах, которые просто происходят в моем окружении или сознании.       Написание музыки — это очень личный процесс, и он исходит из глубин вашего мозга, вашего сердца или вашей души. Это ваш личный не общедоступный опыт, до тех пор пока песни не появятся, вы их не напишете и не начнете записывать — если только это не песни, которые вы пишете с другими людьми и у вас есть общий опыт. Например, быть в одной группе, быть в дороге и быть вместе. Это были те песни, которые мне приходилось писать самому. Музыку я написал во время своей карьеры в Megadeth. Это похоже на то, как если бы Megadeth встретились с Dream Theater с примесью White Zombie. Я сделал это, чтобы вытянуть что-то из своей груди. Как и мои картины, это экспериментальное искусство. Часть музыки была написана до того, как я присоединился к Megadeth, и представляет собой слепок того времени. Поначалу я даже не был уверен, что всё это обнародую. Это было скорее чем-то личным, проект, чтобы убить время и попытаться понять, чем я хочу заниматься и куда хочу двигаться.       Я писал его в моей студии в течение пары лет. Я сыграл на барабанах, басу, гитаре и исполнил основной вокал. Мне, конечно, немного помогали: Энтони Галло, гитарист Venice, и Suicidal Tendances/Los Cycos, кто уже много лет играет во всевозможных группах. В какой-то момент у него была классная группа под названием Jesus Chrysler (шикарное название, да?). Мы с ним много вместе джемили и собрали первую настоящую группу, где я играл после Megadeth, которую мы назвали Chodle's Trunk. Был один парень, жил по соседству, по имени Чодл, который сотрудничал с опасной бандой «White Fence», и если вы оказались в багажнике Чодла, это означает, что вас везут на железнодорожные пути чтобы выбить все дерьмо. Если повезёт.       Мы записали пластинку, но все, что нам предложили, это японский контракт примерно на десять тысяч. Мы подумали: Вау. Мы потратили больше на запись. Это умерло в зачатке, когда я перешел к сольной работе. Это был знак того, что я начал возвращаться. Присоединился басист Джейсон Левин, который играл в группе Radio I-Ching, и Кристиан Несмит, сын основателя Monkeys Майкла Несмита, исполнил несколько соло. Энтони Питер Бьюсо помог с песнями, а Макс Норман был со-продюсером со мной.       Кристиан Несмит:       Ник работал над этим материалом за несколько лет, до того, как его уволили из Megadeth. Он приходил тусоваться ко мне, или я приходил к нему. Иногда мы джемили и записывали. Я помню, как предлагал ехать с этим в тур, но из этого ничего не вышло. Это было слишком плохо. Там был действительно хороший материал, но он был плохо записан, а миксы были ужасными. Нику было бы полезно, если бы у него был другой вокалист, помимо него самого, но на самом деле он хотел сделать все сам. Это были довольно мрачные дни для него и для меня тоже.       Мой отец помогал мне с записью, сводил и прослушивал треки. Мне это было нужно, поскольку я во всем сомневался. Я не мог остановиться ни на одном миксе, и мне пришлось пригласить кого-нибудь еще, чтобы он сказал: «Да, это хорошо». Макс был великолепен и дал мне много советов и поддержки, но он не мог быть вовлечён в это постоянно. Папа продолжал говорить мне: «С этим уже всё».       Я думал, что сделаю мастеринг сам, но нет. В конце концов, я не был доволен ни одним из миксов и никогда не был доволен своим голосом. Есть вещи, которые мне хотелось бы изменить, но что есть, то есть. Это всего лишь отпечаток времени. Мое пение нормальное. Я думаю, что это наименее талантливая вещь на моём альбоме, вокал, но я смог с этим смириться и отпустить это. Следующий будет лучше — это все, что я могу сказать.       Я даже не искал лэйбл. В то время я был уже сыт по горло лэйблом Megadeth, столько денег было выброшено на ветер, а также отсутствовал товарищеский дух между компанией и группой. Никого ничего не волновало. Capitol Records плохо продвигали нас в плане поддержки туров и всего такого, и мы не окупались. Деньги идут через ваши руки к людям в компаниях, и вы такие: «Куда они исчезли? Может кто-нибудь, пожалуйста, сказать мне, куда они пошли?»       Как будто 60 процентов с наших пластинок пропали без вести. Вы думаете: «Чувак, это дерьмовая сделка».       Я наблюдал за Принсом и людьми, которые сами продавали пластинки через свои компании и через интернет. Я подумал: «Знаете? У меня есть жизнь после Deth. И это жизнь, потому что я могу делать все, что захочу».       Поэтому я начал работать над своим альбомом, думая: «Если я продам десять процентов того, что я мог бы продавать с Megadeth, это будет примерно 100 000 пластинок. Если я продам столько, то я знаю, что как минимум десять процентов фанатов купили мою пластинку, это было бы отлично. Я мог бы выпускать по пластинке в год, гастролировать, и это все, что мне нужно».       Я бойкотировал лэйблы. Я подписал контракт со своим собственным. Я сам — лэйбл, рекламный менеджер, продюсер и вообще всё. Более того, я не могу быть отписан!       Мне это показалось планом. Галло, Тай, Джейсон и я полностью планировали взять это на себя и отыграть несколько концертов, откатать тур как минимум по Калифорнии, но произошло абсолютно немыслимое. Тай взял перерыв в наших репетициях на несколько месяцев, чтобы отправиться в тур с вновь формирующейся группой Great White, и был одним из ста человек, погибших в результате пожара в ночном клубе в Род-Айленде. Это было ужасно. Это выбило ветер из всех парусов. Тай был отличным парнем, у которого был маленький сын. Это была одна из величайших трагедий — когда люди умирают по такой глупой причине.       В следующем году Джейсон умер от сердечной недостаточности. Я не могу понять этого, когда кто угодно в таком молодом возрасте умирает от сердечной недостаточности, но когда он умер после смерти Тая, для меня всё было кончено. Я бросил все планы. Было слишком больно возвращаться и вспоминать все это. Спустя годы лэйблы просили меня сделать ремастеринг, перекомпановать и выпустить, но всё уже кончено. Было очень весело записывать это, и я с нетерпением ждал живых выступлений. В какой-то момент я даже подумывал о том, чтобы возглавить группу и пригласить кого-нибудь еще играть на барабанах, но мне пришлось отказаться от этой идеи. Это уже история.       Я не стремился попасть в топ-10 синглов или чего-то такого. Эта пластинка была просто чем-то, что мне нужно было выпустить из себя и из своей головы. Как экзорцизм. Полная автобиографическая терапия ради себя самого. Если вы посмотрите на названия всех песен, то увидите, что они отсылают к прошедшим десяти годам. Есть пара песен о людях, которые были в моей жизни в то время, но в основном они о моей жизни и моем опыте. Я просто хотел поехать в тур и выживать за счет этого. Но до меня дошла холодная реальность того, насколько сложно продавать свою собственную пластинку самому. Вы действительно не можете сделать все это в одиночку. Я не должен был так удивляться, но я находился в пузыре Megadeth так долго, что начал верить, что все было так же просто, как казалось. Но это не так. Я не хочу руководить. Я просто хочу создавать музыку и играть ее для людей.       В то же время, мы с моей девушкой Терри произвели на свет сыновей Николаса, а несколько лет спустя, Донте. С ними изменилось всё. Музыка, моя карьера, все приобрело совершенно новую перспективу, и единственное, что с тех пор действительно имело для меня значение — это мальчики. Они в центре моего внимания, а все остальное идет после, и так и должно быть. Семья на первом месте.       Если бы однажды меня слишком жестоко не сбили с курса. Незадолго до рождения Донте кто-то пришел в дом и предложил мне трубку с метом. Я никогда действительно не увлекался тяжелыми наркотиками и не интересовался ими — не после того, как наблюдал колоссальный ущерб, который это нанесло Мастейну. Но мне нравится курить травку, и я подумал: «Какого черта? Давайте посмотрим, что это такое».       Один глубокий вдох, и все изменилось. Навсегда.       Я оказался в ловушке. Я был заложником в этом темном туннеле, отрезанном от эмоций, разума и реальности в течение нескольких лет, и с каждым месяцем мне становилось все хуже, пока, наконец, не вмешалась моя семья. Терри, пыталась, конечно, но на короткое время у нее тоже появились тяжёлые проблемы, связанные с необходимостью компенсировать мое отсутствие в заботе о Николасе. Я благодарю Бога, Будду, Великого Небесного Барабанщика — как бы вы её ни называли — что ничего ужасного не произошло, и Николасом никогда не пренебрегали и не подвергали опасности.       Когда родился Донте, я был уже очень болен. Я был эмоционально искалечен и опустошен. Ничто в жизни не казалось таким же захватывающим, заряжающим и ярким, как тогда, когда я курил мет. Ничто не заменит это, когда ты в его власти. Мы не созданы для того, чтобы чувствовать себя настолько хорошо, чувствовать такое короткое замыкание в мозге. Это была самая мрачная борьба в моей жизни. Увольнение из Megadeth было ничем по сравнению с тем, что со мной сделали наркотики. Но проблема усугублялась и вся западня заключалась в том, что у меня была настолько чёрная полоса, что наркотики казались единственной положительной и волнующей вещью, что я мог делать. Мет заменял чувства отцовства или выступлений на сцене перед людьми. Это худшая ложь, которую я когда-либо испытывал. Это стоило мне моей семьи. Терри, наконец, не могла больше выносить этого, и не могла помочь мне очиститься, поэтому она забрала наших мальчиков и ушла. Это было совсем не так, как вы себе представили. Не было никакой большой ссоры или драмы. Я не хотел, чтобы так случилось, и пытался справиться с этим вместе с ней, но это просто было неизбежно, когда я был так болен. Мы были друзьями тогда и остаемся друзьями по сей день. И я часто езжу увидеть Николаса и Донте туда, где они живут на северо-западе Тихого океана. Я остаюсь и готовлю завтраки, и мы устраиваем Menza Taco Nights и отрываемся. Все здоровы, счастливы и полны сил, и это прекрасно. Я безмерно благодарен, потому что все могло обернуться гораздо трагичнее.       Я провел длинную серию сессий и разовых выступлений с греческой группой Memorain, пытающихся подражать Megadeth, затем играл для группы, что-то типа Pantera — Orphaned To Hatred, на альбоме War Plow. В то время я делал это, потому что не было больше ничего, и поскольку я был так подавлен и в таком отчаянии, что думал, что торговля своим наследием это хорошая идея. В конце концов, мне было легко это сделать, и единственное, что меня смущало, что люди не воспринимали их такими, какими они должны были быть. Я ни о ком ничего плохого не говорю, потому что нечего сказать.       Мы все друзья и так будет всегда. Они потрясающие, отличные исполнители, и они на своем месте, но, оглядываясь назад, я думаю, что это не та вещь, в которую нам стоило вкладывать свои таланты. Нам следовало сделать что-то новое, нечто гораздо более оригинальное. Альбом Orphaned To Hatred был задуман как трибьют Боба Зиллы его коллеге по группе Даймбэгу Дарреллу, и в этом нет ничего плохого. Но многие фанаты думали, что мы просто торгуем наследием Pantera, а не отдаем дань уважения. Неважно, какова правда. Фанаты всегда правы, чувак.       Я беру на себя ответственность за то, почему эти проекты провалились. Я был не в том состоянии, чтобы принимать правильные решения. Я не сожалею о создании этих альбомов. Но просто я бы хотел, чтобы мы сделали что-то еще. Я уверен, фанаты тоже. На протяжении всех этих мрачных дней я думал присоединиться к нескольким группам, если бы они меня приняли. Одной из них был Linkin Park. Когда-то я любил эту группу и в любой момент присоединился бы к ним, но вакансия была только на тот период, когда Дэйв Фаррелл ненадолго покинул группу.       У меня был шанс попасть к Opeth или Porcupine, двум метал-группам, к которым я бы присоединился, потому что они были бы естественным развитием того, что я делал в Megadeth, в отличие от того, чтобы просто присоединяться к группе, чтобы делать то же самое, или подражать кому-то еще. В конце 2005 года Мартин Лопес ушел из Opeth, и я тут же вызвался.       У меня не было менеджмента тогда, так что я сам связался с их офисом в Швеции. Это единственный раз, когда я использовал имя Megadeth, чтобы попытаться получить работу, несмотря на то, что все вокруг поощряли меня пользоваться этим постоянно.       Это имело обратный эффект. Сразу же я получил сожаления от их гастрольного менеджера, который написал мне по электронной почте: «Это действительно не круто, говорить, что ты Ник Менза, когда это не так!»       Я тут же написал в ответ: «О чем, ты, блять, говоришь? Я Ник Менза!»       Затем Питер Линдгрен написал мне по электронной почте что-то вроде: «Чувак, это серьезно ты?»       Я ответил: «Я приеду и сыграю с тобой прямо сейчас!»       Это было буквально как: «Пусть настоящий Ник Менза, пожалуйста, сядет!»       Пиздец. Очевидно, этого не произошло. Это было бы круто. Тем не менее, это означало бы возвращение к метал-драммингу (что я люблю, не поймите меня неправильно), но я занимался этим всю свою карьеру, прежде чем мне пришлось сделать длительный перерыв и стать настоящим человеком. Уже довольно давно меня тянет выйти и встряхнуться, сделать что-то, чего я никогда раньше не делал. Посмотрим, смогу ли я действительно это сделать и проявить себя не в метале.       Думаю, первый настоящий шаг в этом направлении произошел, когда я снова объединился с друзьями в группе Deltanaut. Это была группа парней, с которыми я учился в старшей школе: Брайан Хэксоу Уильямс — вокал, мой старый приятель Крис Грэйди — гитара, Колин Рид — гитара, и Дарвин Баллард, с которым мы играли в самых первых группах, на басу. Это был проект, который действительно повел меня в новом направлении. Мы записали полноценную пластинку в Sound City, и это было потрясающе, но у нас были ресурсы для микширования и мастеринга только пяти треков. Мы сняли один клип на песню Sacrifice, что действительно большое отклонение для меня. Это было круто. Мой отец сыграл соло на саксофоне в песне The King.       Крис всегда был одним из моих лучших друзей и он отличный гитарист. Он написал большую часть материала «Heavy Mellow». Вышло хорошо, потому что это была первая группа, в которой я играл после того, как сильно порезал руку в результате несчастного случая. На самом деле это было идеально, поскольку я не мог играть так серьёзно в течение длительного времени. Моя рука все еще была не в норме, но врачи говорили, что я больше никогда снова не смогу играть, так что я не жаловался.       Мы выступали в Лос-Анджелесе и привлекли к себе внимание. Нам даже предложили поехать на Ближний Восток и выступить в Персидском заливе рождественским утром на нескольких шоу USO. Я был в восторге, но остальным парням это не понравилось. Я бы сделал это. Я все еще могу, если мне когда-нибудь поступит еще одно предложение. Я бы играл для войск где угодно и когда угодно.       Особенность Deltanaut заключалась в том, что, какими бы крутыми ни были остальные парни, и факт того, что я делал что-то другое в музыкальном плане, моя голова была не в порядке, и я углублялся в худшую часть своей наркотической тьмы.       Примерно в то же время я сыграл в песне, которую Энтони Галло написал для Mindstreem, названную «We Up Next», которая была интересным шагом в сторону смеси хип-хопа и металла. Я решил, что это круто, и я буду делать больше подобных вещей. То, каким образом я играю, утяжеляет всё, к чему я прикасаюсь, независимо от стиля музыки. Это то, за что мне больше всего нравится, меня знают — мой стиль игры и мои навыки, а не обязательно то, с кем я играл в прошлом или с кем играю сейчас.       Время шло, мне было трудно снова найти свое место в музыке. Я продюсировал множество чуваков, выступал в гостевых шоу, проводил мастер-классы по игре на барабанах, давал уроки, и, кажется, каждый год мне предлагают провести трибьют-туры с другими легендарными метал-исполнителями. Поначалу это всегда кажется хорошей идеей, а затем все рушится под тяжестью нечестных промоутеров. Это грустно и угнетает. Однако, если это кажется неправильным, я не буду этого делать. Ради моего спокойствия оно того не стоит. Я прожил и узнал достаточно, чтобы понять, что мне просто нужен баланс: баланс между моими мальчишками, моей семьей, друзьями и моим здоровьем. И моим искусством.                     

What's in a Name?

             Горжусь ли я своим десятилетием с Megadeth? Можете на это поставить. Состав с Дэйвом Мастейном, Дэйвом Эллефсоном, Марти Фридманом и мной — это Megadeth, та группа, которую до сих пор требуют большинство фанатов. У нас было все: платиновые альбомы и невероятные мировые туры в поддержку или при поддержке лучших рок-групп. Это была сбывшаяся мечта.       Но нравится ли мне, когда один из моих сыновей с гордостью хвастается, что его отец — «Ник Менза из Megadeth?» Не особо. Испанский стыд. Мне не нравится, когда кто-то думает обо мне только в одной плоскости. Я не был в Megadeth уже больше лет, чем был, и каким бы удивительным ни было это время, я не могу позволить ему определять меня.       Как музыкант я гораздо больше, чем просто бывший барабанщик Megadeth. Я играю R&B, джаз, поп и хард-рок. Черт, да я сыграю кантри, если посчитаю, что сессия горячая.       Должен вам сказать, нелегко осознавать, как люди иногда реагируют, когда слышат слово Megadeth. Это не совсем название, подходящее для бабушек с рейтингом PG-13. Metallica — более крутое имя.       Вы хотите быть значимыми. Вы хотите, чтобы имя было нарицательным, Но для некоторых людей, когда они слышат «Megadeth», это звучит как: «Это мило. Ты поклоняешься дьяволу, верно?»       Я помню, как летел из Лос-Анджелеса, наслаждался относительной тишиной и покоем между случайными детьми, просящими у меня автограф. Всегда здорово, когда тебе удается поговорить с фанатом. Я сидел рядом с необычно выглядящей женщиной, от которой не мог оторвать глаз, когда смутился и понял, что это Бьорк.       Она спросила, в какой группе я играю (по автографам и прическе было очевидно, что что-то здесь не то).       — Megadeth, — сказал я.       — Оу, — Ее лицо омрачилось. — Мне не нравится такая музыка.       Я привык слышать такой ответ от «гражданских», как мне нравилось их называть. Я не обиделся.       — Ага, мне тоже, — ответил я с улыбкой.       Она как-то странно на меня посмотрела. Я полез в сумку, лежащую под сиденьем, достал пакет с CD-дисками, вытащил ее пластинку Post и спросил, подпишет ли она ее для меня.       Бьорк покраснела и с заиканием пробормотала что-то вроде извинений за свои слова, в надежде, что не обидела меня. Она была потрясена тем, что у меня с собой был ее диск и что «барабанщик из Megadeth» увлекается ее музыкой. Что ж, мне очень понравилась эта вторая пластинка и примерно в то же время я ее слушал. Она была классной, но выглядела так странно! Я продолжал глазеть на нее на протяжении всего полета. Иногда она была очень милой. Она вставала, шла в туалет, возвращалась и менялось что-то в освещении, и я думал: «Оу, нет». Это было странно. Она продолжала меняться. Как хамелеон. Позже я увидел серию «Сайнфелда», в которой девушка Джерри была точно такой!       Однажды во время рейса в Лондон я сидел рядом с милой пожилой американкой. Мы перекинулись парой фраз, и она сказала, что ее зовут Беатрис. Она была прекрасна. Она упомянула, что ее сын занимается музыкой. Я сказал:       — О, правда, чем он занимается? Могу ли я его знать?       Она просияла и сказала: — Можете. Он играет на гитаре. Его зовут Боб Дилан.       Я такой: — Не может быть! Ваш сын — Боб Дилан! Шутите! Это так круто!       Мы поговорили некоторое время, и она с гордостью рассказала мне о том, как он купил для нее красивый дом в Аризоне, куда она ездит зимой. Наконец она спросила:       — Как называется ваша группа?       — Megadeth, — говорю я, прежде чем даже сделать паузу, чтобы понять ее возможную реакцию. Она не сказала больше ни слова, но отвернулась и не разговаривала со мной на протяжении всего полета.       Несколько минут я пытался завязать разговор, попросить для нее чашку чая, но меня больше не существовало. Я стал Человек-Megadeth и, по ее мнению, вероятно, жарил детей на гриле по выходным или совершал другие отвратительные дьяволопоклоннические штуки. Очень грустно. Я ненавижу, когда такое происходит.       Спустя годы, после того как я ушел из Megadeth и практически оставил мир металла позади, мне сообщили, что Джон Майер ищет нового барабанщика. Я настолько настороженно относился к ярлыку «Ник Менза из Megadeth», что просто пошел, поговорил с менеджментом Джона и попытался продать им Ника и надеялся, что они дадут мне хотя бы минуту за ударной установкой. Я знал, что они сказали бы: «Нет, нам это не интересно» на первом же слоге от «Megadeth». Однако мои усилия провалились. На следующий день мне позвонили и чувак сказал: «Ты думал, что мы не узнаем, кто ты?»       — Ну, — ответил я, — какое отношение это имеет к Джону Майеру? Я могу выступать, чувак. Я могу сыграть все, что ты мне предложишь.       — Извини.       — Ты имеешь в виду, что не собираешься устроить мне прослушивание из-за того, в какой группе я играл?       — Да, вроде того. Ты не тот, кого мы ищем.       Я этого не сказал, но внутри меня разрывало желание ответить: «Оу, правда? Я думал, ты ищешь кого-то талантливого и умеющего играть музыку. После Megadeth я могу играть любую музыку. В любом стиле!» Это бы ничего не изменило. Стереотипы отстой. И это было ещё более отстойно, когда это была работа, про которую я действительно думал, что у меня есть шанс из-за Megadeth. Оззи искал новую группу, и меня предложили Шэрон, которая просто невероятна и всегда хорошо ко мне относилась. Оззи тоже всегда был таким же, мне он очень нравится. Крестный отец!       К сожалению, Дэйв не так давно сказал прессе что-то, критикующее использование Оззи телесуфлеров на сцене, и Оззи выходил из себя едва учуяв Мастейна или Megadeth. «Ник Менза» был потрясающим вариантом как для Шэрон, так и для Оззи, вплоть до того момента, пока Шэрон не ответила на его вопрос: «С кем он играл?» Мне сообщили, что Оззи кричал, чтобы никто никогда больше не упоминал Ника Мензу. Несправедливо по отношению ко мне, но я могу понять. Выйти за рамки Megadeth было огромной проблемой, что бы я ни делал. И иногда почти невозможной, если я проходил прослушивание у кого-угодно, кто когда-либо встречал или знал Мастейна лично.