Мышьяк и борец

      Как внешние враги Империи, так и внутренняя оппозиция всегда предполагали, что Клыков двое. Ну, на крайний случай, возможно, четверо. Особенно злые и глупые языки приписывали Императору и его тайной службе наличие, как минимум, сотни отравителей с одинаковыми лицами и голосами, звучащими как один. При этом никого не волновало, что даже внушительный бюджет управления разведкой, подкармливаемый вычетами из финансирования прочих структур, не смог бы покрыть таких расходов с учетом военного положения.       Клык всегда был один, один и тот же, неизменный, не знающий усталости Клык. Длинное его нильфгаардское имя ни о чем не говорило, и никому не хотелось его знать. В какой-то момент и сам он счел утомительным пользоваться им даже на своей родине. В какой-то момент он просто стал Ядовитым Клыком — и всё. Для любых заговорщиков, для крадущих драгоценности фрейлин и иных благородных, правда, не очень честных дам, для рыцарей, глотавших вино кувшинами в шатрах после победы на турнире, недругов разъяренных проигравших. Для всех — и для себя. Клык возникал то здесь, то там, появлялся и исчезал в мгновение ока, оставляя после себя лишь эхо легкой поступи и смерть. Смерть таилась в дымящемся поросенке, начиненном яблоками, и в до краев наполненной кубке, сладкая смерть, кислая смерть, смерть навсегда и сразу, и смерть, которая придет спустя время. А автором этих смертей была несравненная, блистательная, элегантная, подобно всем туссентским барышням, придворная алхимичка Роза вар Эйк.              — Роза, Роза, — протянул он, постукивая костяшками пальцев по краю книжной полки, — что ни слово — то заноза…       Она обернулась, бряцнув тяжелыми серьгами — высокая, вся в черном с головы до пят, длинный подол волочился по мраморному полу, безукоризненно вычищенному, сверкающему в сиянии подрагивающих огоньков подсвечников.       — Ладно, ладно. Будешь так смотреть — сожжешь меня на месте. Ну как, удивлена? Что думаешь о Вызиме?       — Хлев, — коротко бросила Роза, — но для опытов сгодится. Не ожидала, что увижу тебя здесь.       — Что поделаешь, работа.       Они долго молчали, глядя друг на друга. То ли оба не знали, что бы еще сказать, то ли ждали, что начнёт кто-то другой. Казалось, им хотелось, чтобы этот раз начался как-то иначе, не с вопроса «что тебе нужно?» и не с ответа «то же, что и всегда». Аметистовые виноградинки в её броши напоминали скопление любопытных блестящих паучьих глазок. Но её глаза, большие, миндалевидные, болотно-зеленые, не излучали ни любопытства, ни приязни. Она была далека от него, далека от этих опустевших, захлебнувшихся кровью краёв. А он нынче мыслями был в Новиграде, где пахло паленой плотью и благовониями жрецов Вечного Огня. Он уже заносил над чашей руку, чтобы отмерить всего лишь пару капель. Зато каких! Нет, не будет тысячи жертв в одну минуту, как от чародейского огня, не будет плачущих вдов с детьми. Хотя Клык, ведомый исключительно логическим мышлением, подозревал, что бастарды у милостивого иерарха Новиграда всё же найдутся. Забытые, брошенные дети, ростки зла или добра.       — Ты ведь пришел ко мне не лясы точить, верно? — нарушила тишину алхимичка. — Что тебе нужно?       — Я думал, ты не спросишь. Эта фраза уже на зубах скрипит.       — Хорошо, — непроницаемо улыбнулась она. — Можем на сей раз обойтись без вопросов. Изволь тогда сам открыть рот.       — Любишь ты, когда упрашивают.       — Оч-ч-чень.       Клык приблизился к резному, уставленному бутылочками разноцветного стекла, столу и осторожно, одними кончиками пальцев, подхватил маленький тонкий сосудик. Красная восковая печать на моточке веревки еще отдавала теплом.       — Это что?       — Цикута, бархатцы… — перечислила Роза вар Эйк, наблюдая за ним. — И олеандр. Еще парочка ингредиентов для однородности. Затрагивает нервную и сердечно-сосудистую системы. Действует не мгновенно, так что…       — А это?       — Цербера. Пахнет жасмином, её главное достоинство.       — Ты только недавно явилась, а перегонные кубы уже гудят вовсю. Похвальное рвение.       — Император и виконт Эиддон не любят ждать. А я не люблю бездельничать.       — Тогда, думаю, мы можем посотрудничать, мазель. Как и всегда. Мне нужно убить человека, который уже знает, что такое покушения. Мне нужно убить человека, который очень осторожен. Мне нужно убить его быстро — и без малейших следов.       — Иерарха Новиграда, — сказала Роза, скрещивая руки у талии. — Я знаю. Ваттье… Виконт Эиддон как-то заговаривал об этом.       Она поправила виноградную брошку на груди.       — В любом случае, того, что ты здесь ищешь — нет.       — Нет? — переспросил, прищурившись, Клык. — Видать, всё-таки решила побездельничать на досуге?       Роза вар Эйк невозмутимо одернула шедший складками подол и указала на колбы, склянки, мензурки и пузырьки.       — Все эти яды либо широко известны нордлингам и их легко обнаружить, либо не прошли достаточно проб. Я не могу гарантировать тебе успеха, понимаешь? И вообще бы посоветовала болт промеж лопаток.       — Сделать Хеммельфарта мучеником — и в глазах собственного народа? — криво улыбнулся Клык. — Это пахнет необдуманным риском. Виконту Эиддону такие запахи аппетит отбивают. Любой.       Он знал, до какой степени Империя нуждалась в захвате Новиграда. Армия «Центр», решившая пережидать последнюю зиму в лагере близ юго-восточных границ темерского Велена, то стучала зубами, то рвалась в бездумные бои. Маршал Хаварт вар Моэхоэн, решивший на голову перепрыгнуть успехи покойного Мэнно Коегоорна, отважно сражался скорее с дизентерией и мелким дезертирством, а Новиград стоял себе и стоял, пока реданская солдатня обшаривала пожитки беженцев и скидывала особенно наглых в Понтар на корм рыбам. Но всё же Новиград был. Манил к себе полными амбарами, удобной гаванью, банками и торговыми путями. Он застыл среди войны, колосс, разве что, не на глиняных ногах. Оплот обманчивого спокойствия.       Довольно странное явление, почти чудо, если учесть все нюансы. Если как следует приглядеться да осознать, кто всем командовал. Преступные группировки можно подкупить или срубить под корень, с купцами договориться, но иерарх, тот, что на парадах и публичных сожжениях особо именитых чародеев махал с возвышения ручкой и купался в аплодисментах, застрял острой костью в их горле.       Роза вар Эйк, стабильно утолявшая голод шефа разведки побасенками о ядах и своим лоном, не растерялась.       — Лучше не спешить с таким важным делом. Как ты себе это представлял? Тебе нужна имитация сердечного приступа? Геморроидальной колики? И того, и другого?       — Мне нужна мощная формула, которая свалит эту жирную тушу в два дня, не больше. Естественно. Император получит Новиград, а десяткам мальчиков из образцовых дворянских семей не придется испытывать на себе и своих чистеньких латах прелести кипящего масла.       — Не подозревала, что тебя так волнует судьба цвета нашего рыцарства, — фыркнула алхимичка. — Я скажу так: смерть от яда никогда не естественна. Никогда. Яд есть яд.       — Можешь так и сообщить милостивому виконту Эиддону, когда новиградского посла объявят persona non grata. Кто там сейчас сидит? Этот дипломат, вар Аттре? Он никого благодарить за это не будет. А сводить его в могилу стараниями новиградцев — худшая из затей. Если объяснять популярным языком.       — А непопулярным, я так понимаю, мне объяснят в застенках? Я тут недавно услышала интересную поговорку у нордлингов: не пугай ежа голой жопой. Какой экстракт бы я тебе ни дала, любую неудачу спишут на твой счет. И спрашивать будут с тебя. Если ты оступишься или раскроешься, то разделишь участь сотни таких же языкастых выскочек.       Клык рассмеялся, завёл за ухо выбившуюся из неряшливого хвоста на затылке каштановую прядь.       — По всем канонам мы теперь должны идти в постель, — он поменял местами синюю и зеленую бутылочки, поместив между ними черную. — Погавкались, полаялись, пора и честь знать.       — Закатай губу, — поморщилась Роза. — И вот еще что… Я составлю формулу с нуля и отправлю тебе. Под шифром. Компоненты найдешь через рынки или контрабандистов, так как я не уверена насчет широкой распространенности некоторых ингредиентов.       — Так даже лучше.       — Ты используешь рецепт один раз — и уничтожишь в целях конспирации. Пусть даже на очереди будет сам Радовид Свирепый, этот яд должен предназначаться для иерарха — и только.       — Дашь ему какое-нибудь красивое название? Вечный Пламень или, там, скажем, Поцелуй Виконта Эиддона?       Роза вар Эйк, которая, вопреки своему имени, никогда не краснела, ответила ему слабым румянцем — и бессердечным злым взглядом.       — Ты играешь с огнём, — предупредила она, приглаживая причёску — уложенную на нильфгаардский манер медовую косу, заколотую изумрудной пташкой с сердоликовыми глазками.       Он не играл — он как будто уже позволял огненным язычкам щекотать себе пятки. Но она не была чародейкой, что бы сама об этом ни думала. Она была привязана к Его Императорскому Величеству, за ней приглядывала разведка — точно выжидала случая избавиться. Никакая общая постель с Ваттье де Ридо не спасла бы её. Роза вар Эйк, мягкая на вид, но с твердым внутренним стержнем, отпрыск закрытого и молчаливого семейства из княжества Туссент, черная как ночь, исходила к нему отчасти нездоровой, пылкой антипатией. Так было всегда, сколько Клык себя помнил.       — Это шутка, мазель, — осклабился он. — Всего лишь неосторожная шутка. Ты позволишь мне одно маленькое напоминание? По старой дружбе, конечно.       — Что же это за напоминание?       — Ты всё-таки заигрываешь с шефом военной разведки. Это накладывает на тебя обязательства, которые заключаются не только в том, чтобы поить его «Эст-Эстом» или трахать в одинокие вечерки. Ты, мне помнится, императорская алхимичка. А слуга, верный этому самому Императору, идёт чуть ли не в пекло и, не поверишь, еще хочет пожить и быть полезным. Отчизне — в первую очередь. Так что поскорее, прошу тебя, напряги свои хорошенькие извилины и создай такое зелье, чтобы даже у меня челюсть отвисла. Считай, что я передаю прямые мысли его милости. Удиви нас своим несравненным талантом.       Она отвернулась, и Клык услышал, как Роза смачно и витиевато выругалась на нильфгаардском. Так, как туссентские барышни и помыслить себе не могли.       — Мои извинения за излишнюю прямоту. Виконт Эиддон поручил еще кое-что, — его ладонь вновь незаметно скользнула к столу и опустила в карман бутылочку с олеандром. — Он не утратил надежды разыскать Кантареллу. Милашку Картию ван Кантен. Я думаю, ты должна быть в курсе.       — Спасибо, — негромко отозвалась Роза вар Эйк.

***

[Из отчетов полномочного посла Империи

Нильфгаард в Новиграде, Генри вар Аттре.

Тринадцатый день Бирке, 1272 г.]

      …Настроения новиградцев относительно имперского господства на Севере остаются неясными ввиду многих причин. Темерская и прочая знать, укрывающиеся в вольном городе от ужасов войны, лояльны и открыты. Особенно хотелось бы выделить баронессу Ла Валетт, в данный момент находящуюся под нашей протекцией, сердечно, не побоюсь этого слова, опекаемую генералом Морвраном Воорхисом.       Остаётся нерешенным вопрос относительно Торговой корпорации. Купцы неохотно соглашаются на условия, выдвинутые Его Императорским Величеством, переговоры продолжаются с переменным успехом. На данный момент неизвестно, в какую сумму или что либо иное нам встанет их верность, но брошенное семя при должном уходе обязательно даст ростки. Слава Великому Солнцу!

***

[Из перехваченной личной переписки полномочного

посла Империи Нильфгаард в Новиграде

Генри вар Аттре и виконта Эиддона, начальника

службы военной разведки.

Имбаэлк, 1272 г.]

      …Настоятельно рекомендую Вам усилить наблюдение за Дораном вар Фадбом и его оставшимися отпрысками. Понимаю слова Вашей Милости относительно затратности подобных мероприятий с учетом того, что двое из вышеупомянутой семьи сейчас находятся на восточном фронте, близ Каэдвена, но поверьте мне — береженого бережет Великое Солнце…

А.

             …Доран вар Фадб сидит под домашним арестом до начала следствия.

В. Р.

             Доведите до сведения Императора, что всё идет по плану. Убедите его отозвать палачей, Ваттье. Это чертовски важно…

А.

      …Мой ответ: категорическое отрицательно. Император не изменит своего решения ни под каким предлогом, Вы это знаете. Он не оставит вар Фадба при себе даже в качестве придворного шута. Ваши и только Ваши проблемы касаемо обещаний и посулов или что Вы там еще нагородили. Врите с три короба, выкручивайтесь, но заткните ей рот и заставляйте её делать свою работу, держите при посольстве, пока договоренности не будут соблюдены. Когда мы закончим, сможете выдохнуть. Мои люди позаботятся о её воспоминаниях.       Вы должны помнить: я изначально предупреждал, что эта кандидатура — просто огромный мешок (примечание: дальнейшие подробности переписки опущены ввиду неприличности высказывания)…

В. Р.

      Что за чушь? Вы с ума посходили? Вам платят-то за что?

Й.

      Виноват, я счел, что Его Императорскому Величеству будет весьма неприятно читать эти недостойные его глаз мерзости…

Р.

      Именно это-то он и жаждет прочитать, Райффар. Чтобы больше никаких подтирок, всё в точности до последнего слова, а иначе сам потом опрастаешься, да подтереться не выйдет. Вкалывайте уже на совесть, работающих через жопу у меня хватает.

Й.

***

      — Мои мысли касаемо окончания войны ясны, — говорил посол вар Аттре, старательно орудуя вилкой и ножом. Дочери, Эдна и Роза, безукоризненно точно подражали его движениям. — Война завершится, как только Новиград откроет имперским войскам ворота и допустит нашу флотилию до своих гаваней. Король Радовид, само собой, тоже заглядывается на город по схожим причинам, но с купцами ему не договориться. Новиградцы слишком часто сталкивались с притязаниями со стороны реданцев. Забавно, скажете вы, на что же тогда могут рассчитывать наши силы? Что ж, мы опираемся на выгодные условия торговли. По крайней мере, в данном случае этот пункт должен стоять как предварительный в плане предстоящей экспансии. Новиграду есть что предложить Нильфгаарду, а Нильфгаард в свет последних событий представляется более стабильным партнером, чем весь Север, вместе взятый.       Красная Шапочка, не без отвращения проглотив кусочек печеной моркови, не произнесла ни слова. Еда не лезла ей в горло. Она успела тысячу раз спросить себя, отчего вообще согласилась остаться на ужин, однако ответ как-то увяз в тяжелеющей от мыслей голове. Затем затерялся в глубинах желудка и в беспокойной дрожи в животе. Она думала, что осталась ради Эдны, ради несомненно приятного и спокойного общества Эдны, ради её доверительного взгляда и редкого ободряющего прикосновения. Но она знала, что Эдна — дочь своего отца, и что если доверие и ободрение существовали, то за них полагалось платить, как и везде.       Она взглянула на Розу, без особого интереса рассматривавшую содержимое своей тарелки. Зыркнула по сторонам, на картины пейзажей и охоты, резко выделявшиеся на фоне стен темного дерева. Пахло гвоздикой и цитрусом. Хлеб, только что вынутый из печи, румяный и хрустящий, исходил дымком и словно дышал, подобно живому существу. Уютно потрескивало пламя, мерцали огни. Всё казалось спокойным… и вместе с тем напряженным до безобразия.       — Если, конечно, не принимать во внимание, что это партнерство носит исключительно формальный характер, — повела плечами Эдна. — Мы же не будем церемониться с ними вечно, правда?       — Не будем. Но это — часть тактики, которая…       Красная Шапочка заставила себя съесть еще один кусочек моркови. Стоически сдержала рвотный позыв напополам с нервным смешком и принялась за мясо, столь мягкое, что само отваливалось от кости.       Эдна вар Аттре озорно подмигнула ей с другого конца стола, но ничего не сказала. Роза, мучившая ломоть запеченной свинины, которая наверняка еще утром была полной жизни хрюшкой, только фыркнула.       — Наша беседа кажется тебе скучной? — осведомился посол. — Ариталль.       Она смочила горло вином, прежде чем ответить.       — Нисколько, ваше превосходительство. Ваша преданность работе и Императору лично поражает. Вы так самозабвенно рассуждаете о тактике, что в иные моменты кажется, будто мы сидим за одним столом с маршалом Моэхоэном.       — До маршала Моэхоэна мне далековато. Он сражается мечом, я сражаюсь пером и пергаментом. Ты же — достойная подданная Нильфгаарда, со всеми вытекающими, и моя почетная гостья. Я доверяю тебе безоговорочно.       Прежняя Ариталль вар Фадб, не умевшая сдерживать смех, если уж тот рвался из неё, как громогласная отрыжка из пьяницы, расхохоталась бы в голос. Но Рута вар Кэпхен, отрезанная от родных или хотя бы даже от того, что виделось ей родным, Рута вар Кэпхен, изо дня в день пытавшаяся не забыть лица собственного отца, могла задать лишь один мучивший её вопрос. Вопрос, не дававший спать по ночам. Вопрос, плававший где-то между надеждой и отчаянием, от которого она просыпалась с криком, тяжело дыша. Он никогда не сквозил в её простеньких веселых песенках, пускавших народ в пляс, или во вдумчивых балладах, от которых платочки богатых и простых дам пропитывались слезами. Но он висел над ней, как карающий меч, изводил до холодного пота в подмышках, до тускнеющего голоса и взора вникуда.       Взора на Юг, где Доран вар Фадб томился в стенах собственного имения. Взора на Восток, через Пустульские горы, где два её брата насаживали на острия копий реданцев. А еще двое, младших, зеленых, как листочки, уже лежали в земле, но трава еще долго не прорастёт на тех истоптанных грубыми сапогами курганах.       — Что же насчет моей скромной просьбы?       Генри вар Аттре отщипнул виноградинку от крупной спелой грозди.       — Этот вопрос будет улажен в скором времени. Неужели ты сомневаешься в нерушимости слова Его Императорского Величества?       — То были слова вашего превосходительства, не мои.       Но это не означало, что они не являлись правдой.       Красная Шапочка отложила приборы, отрицательно качнув головой слуге, подававшему десерт. Даже не заметила, как Эдна с силой сжала под столом руку сестры.       — С вашего позволения, — склонила голову она. — Уже довольно поздно.       Обе были в черном, пускай одевались по-разному. Обе собрались готовиться ко сну. Обе походили на потревоженных призраков. Эдна чуть задержалась, шепнула что-то на ухо отцу, прежде чем тихой тенью проследовать за исчезнувшей в дверях Розой. Слуга, сновавший туда-сюда, ловко меняя блюда и наполняя кубки, словно растворился во мраке комнаты, исчез без следа. Остались только догорающие свечи, горстки костей. И тишина, в которой они с послом долго-долго смотрели друг на друга, силясь прочесть один мысли второго.       За окнами забарабанил дождь, потемневшие облака, пухнувшие над Новиградом, разразились долгожданной грозой. Но они не замечали этого. Они не замечали ничего вокруг себя.       — Твой старший брат, Дерван, отличился в последних сражениях, — шевельнулись чужие губы. — Очень жаль, что наши лучшие перспективные военные кадры вынуждены прозябать на восточном фронте, усмиряя реданского зверя и гоняясь за каэдвенской чернью.       — Кто-то ведь должен, — молвила она. — Не вы — так он. Он сражается мечом, как маршал Моэхоэн. Как до него сражался Мэнно Коегоорн.       Но сердце её затрепетало, затылок обдало ледяным холодом.       Дерван всегда был самым разумным. Дерван советовал ей не связываться с делами шпионажа и держаться с тем достоинством, какой должно найтись у каждой нильфгаардки, чей отец, муж или кто иной волей-неволей оказался схвачен с ножом у горла защитниками внутреннего спокойствия. Нильфгаардка не заплачет на его казни, не издаст ни единого всхлипа — и, может быть, сможет снискать толику прежнего уважения. Дерван сказал ей это перед тем, как уехать на войну. И покинул её будто бы навсегда.       Холодок спустился к коленям. Как давно это случилось? Последний раз он послал ей весточку месяц назад, не похваставшись ничем подобным. Не рассказав, где он. Не сообщив ни слова об успехах младшего, Абеларда. Не упомянув о нем ни единой строкой.       — Как вы узнали? — Красная Шапочка отвела посеревший взгляд.       Она запоздало осознала, что в этом вопросе не было нужды.

***

[Обгоревшее письмо, вымазанное присохшей кровью.]

      …на рассвете вышли к берегам Ликсели. До Ард Каррайга рукой подать. Вокруг нищета и грязь. Реданцы не дают продохнуть. Абеларда ранили, не может идти. В госпитале болтают, что хотят отнять ему ногу, иначе заражение пойдёт по всему телу. Молюсь Великому Солнцу, чтобы выкарабкался.       Ариталль, если ты всё же это получишь — никому не верь. Не верь послу, не верь всему тому, что он тебе болтает. Отца казнят, я это знаю. Они убьют его во сне, тихо и без шума, не пощадят его, потому что это справедливая кара за непростительную ошибку. А потом, когда закончат с ним, возьмутся за нас. Не спрашивай, почему я так думаю. Ты — последний луч солнца нашего рода. Беги, пока это еще возможно. Беги, потому что я ничем не смогу тебе помочь, как бы ни хотел. Я не могу помочь даже брату, который кричит рядом по ночам.       Отдам письмо надежному человеку. Сожги сразу же после прочтения. Береги себя, сестрица.

Дерван.

Пятый день Бирке, 1272 г.