Жемчужное одеяние

Не прошло и полдня как стихли крики и лязг клинков. Больше не разносилось болезненное ржание коней и боевых кличей. За столь краткий миг все в округе умерло. Посевы, готовые к сбору, смешались с сырой землей и кровью. На обломанных шестах, что вонзили в землю, шелестели знамена от тихого ветра. Куда не взгляни обязательно увидишь человеческие конечности, отсеченные в бою. С широко раскрытыми глазами лежали вражеские воины. Лица искривились в гримасах ужаса и боли. Завершил мелодию смерти треск огня, погрузив деревушку, стоявшую у самого поля брани, в скорбное молчание. Умолкло все. Столпы черного дыма стелились по земле, покрыв траву и лица мертвых сажей. Воины из крестьянских семей бродили среди трупов, выискивая своих, чтобы после отправить их в последний путь на погребальном костре. Врага же такая милость не ждет. Тела их поедят вороны, которые слетались со всей округи. — Больше наших нет, — не видавшие еще жизни юноши закинули изуродованные тела на повозку. — Всех проверили? Оба, грязные, перемазанные в крови и содержимом вспоротых животов, едва не валились с ног. Этот смердящий запах мертвецов они запомнят на всю жизнь и, возможно, никогда не оправятся. Юнцы стояли, переминаясь с ноги на ногу, ждали приказов от старших. — Всех. Война не оставляла после себя ничего кроме руин, бывшими когда-то процветающими деревнями. Уносила радостные переливы детского смеха, ругань стариков, умывая народ в горе. Очерняла поля и окрашивала кровью воды чистых рек. Высохнут слезы на щеках, придет другая беда — голод. Он всегда приходил в селения, когда оставались от них одни угли. — Сабуро, как там наш господин? Окликнул юноша старика, идущего впереди повозок. На самом деле стариком он никаким и не был. Седина, что серебрилась в его волосах, не от старости, а от нескончаемых битв, в которых ему довелось сопровождать глав семьи Нанами. Вот и сейчас он, потрепанный боем, шел прихрамывая. Плечи опущены, одежда испачкана кровью и грязью, но даже в таком виде сохранялась статность, привитая на службе. — Живехонек, что ж с ним станется. Сабуро умолк, но губы его шевелились, нашептывая молитвы. В тишине прошли через пепелища, не глядя по сторонам. Деревня выгорела до самого основания, только на вершине холма уцелел храм с одинокими тории. Босой малыш сидел на земле возле женщины, надрывно рыдая. Маленькое тельце вздрагивало от всхлипов. — Мамочка, просыпайся. Мама зов своего ребенка уже не услышит. Тело ее покрылось красными волдырями, из которых сочилась кровь. Обожженные куски одежды налипли на кожу, а волосы на голове бедняги так и вовсе сгорели. Юнцы, половина сами из крестьянских семей, прятали от стыда глаза. Не успели командиры из них взрастить гордецов. Заткнуть бы уши и убежать подальше, но тогда станешь посмешищем для товарищей. Со скрипом телеги съехали с накатанной дороги, свернув в лесную чащобу. Они оставили за спиной не первое селение, уничтоженное по приказу командиров, и сколько же еще деревень им придется обратить в пепел. Тяжелые ветви низко склонились над головами, закрыв собой небо. В небольших проблесках мелькали облака и тут же исчезали в зелени изумрудной листвы. Птицы, прекратив свое пение, затаились, только где-то далеко за спиной иногда доносилось карканье. Стук колес, шарканье подошв о землю. Сил поднимать ноги почти не осталось. Измученные боем шли юноши, придерживаясь за телеги. Головы держали строго прямо, боясь снова взглянуть на лица мертвецов. В этом гнетущем безмолвии от мучившей усталости казалось, будто чей-то взгляд не упускает из виду. — Сабуро, — юноша окликнул старика, дождавшись, пока тот обернется на зов, указал на соломенные куклы, привязанные на деревья, — что это? — Поди обереги от злых духов. Местных верований не знаю, — пожал плечами мужчина. — А везде по-разному? — А ты как думал, — Сабуро отвязал с пояса горлянку и немного отпил воды. Теплая и противная она совсем не утолила жажду. Дорога пошла под уклон, поэтому приходилось постоянно тянуть поводья, замедляя лошадей. Понятное дело телеги доверху забитые мертвецами в тяжелых одеждах подталкивали вперед, но уж лучше перетерпят животины, чем помчат со всей дури с горы. Уж будет как-то грубо и неуважительно перед усопшими, если свалятся на дорогу. — На трех войнах побывал, а сражений уж не счесть. Куда бы не приходил везде все не как дома. Где богов иначе зовут, где свои обряды и молитвы, но все к одному сходится. — К чему же? — юнец дернулся вперед, вызвав недовольство кобылы, и та боднула его мордой. Он оттолкнул от себя морду, ожидая ответа от старика. — В неспокойные времена только боги способны утолить печали. — А почему обереги на животных похожи? — крикнул бритоголовый юноша, который молчал всю дорогу, — вот там как будто собака. — Сам ты собака, ты на хвост-то глянь. На лису больше похоже, — прикрикнул на него товарищ. Сабуро лишь покачал головой. — Мне уж не ведомо. Кицунэ небось хранят эти земли, — в хриплом голосе не слышалось прежнего задора, с которым старик наставлял перед сражением своих подопечных. — Но разве они не убивают людей? — Как знать, что они значат для здешних. Спросить то не у кого уже, — последние слова прошептал, чтобы не тяготить мальцов. Прохладный ветер нежно коснулся щек, когда лес наконец расступился. Дорога стала шире и ухабистее. Сабуро глубоко вдохнул, расправив плечи. Свежий воздух, наполненный ароматом цветов, журчание реки, сбегающей по склону и скрывающейся в зелени поля, как бальзам на израненную душу. — Перед закатом обязательно помолитесь своим и местным богам. Старик посмотрел на юнцов позади него. Пальцы на руках так сильно дрожали, что приходилось крепче сжимать кулаки. Глаза мальчишек вопрошающе округлились, один посмотрел на другого, пытаясь уловить смысл. — А чужим зачем же молиться? — первым спросил бритоголовый. — Прощения просите. Блеск в глазах Сабуро растворился. Он хотел было продолжить, но, поджав губы, замолчал. Только сильнее вцепился в поводья, чтобы угомонить кобылу, тянувшую телегу в глубокие рытвины на тропе. — Мы почти пришли. Дорога круто завернула вправо, скрывшись за кустарниками. Движение пришлось еще сильнее замедлить, чтобы не сорваться в овраг. На встречу уже бежали несколько пареньков, таких же желторотых, как спутники Сабуро. В долине, скрывшейся между холмами, темной змейкой пробегала река. Вдоль берега уже расставили шатры и палатки, разжигали костры, над которыми висели котелки с ароматным варевом. Гудели сотни голосов. Подойдя ближе к воде, невольно приходилось щуриться от бликов. Рыбу здесь вряд ли выловишь, до того сильно бурлил поток, что, ударившись о камни, вспенивался. Топчась ногами в сыром песке, раздетые до гола мужчины смывали с себя грязь и кровь. Одежду нацепили на палки и воткнули их в ил, чтобы руки лишний раз не напрягать. Под галдеж Сабуро медленно шел между палатками. На каждом шагу приходилось останавливать, чтобы обменяться любезностями со знакомыми солдатами или господами из кланов. Порой отходил, чтобы пропустить толпу несущихся с реки вояк. Те, кому посчастливилось выйти из боя целыми, нарочно не замечали стонов и криков, доносящихся из шатров с ранеными. Старик закусывал губы и крепче сжимал кулаки, когда в очередной раз слышал свое имя. Отвечал скомканно, сквозь зубы выдавливая из себя каждое слово, слетающее с уст, а иногда так вообще отвешивал быстрый поклон, не уделяя и секунды времени собеседнику. Который раз кто-то окликнул его, а Сабуро, даже не обернувшись, кивнул и помчался дальше. Только звавшего это не устроило: его одернули за плечо и резко развернули. — Как твой господин? Собрался рявкнуть старик, но осекся, когда поднял глаза на собеседника. Перед ним стоял один командующий. Он давно успел снять с себя тяжелые пластины доспехов, облачившись в простое хлопковое кимоно без рукавов. Обе руки мужчины плотно обмотаны белыми тряпицами, через которые успела проступить кровь. Сабуро до ужаса хотелось ответить колкостью, но тогда его высекут перед толпой солдат. Опозорить себя, а что еще страшнее — господина. Переведя дыхание, он поспешил ответить. — Прошу простить, но после боя я его еще не видел, — старик отвесил глубокий поклон и бросил взгляд на небольшой шатер с реющими возле него знаменами, на которых красовались лисы. — Он придет на совет? Сразу после него на закате проведем церемонию по покойным. Старик еле сдержал вздох, застрявший в горле, и вместо этого, прикрыв рот ладонью, прокашлялся. — Если здоровье ему позволит, — как можно вежливее ответил Сабуро. Он кивнул на прощание и, вжав голову в плечи, чтобы, не дай боги, его еще кто-нибудь остановил. От раздражения даже расцарапал обломанными ногтями себе ладонь. Старик даже не удосужился предупредить о своем приходе и резко откинул полог. — Господин, — Сабуро пал на колени. Лоб коснулся холодной земли. Из-за горящих свечей, стоявших вокруг циновки, в шатре стояла невозможная духота. Порой фитиль неистово дымил, но через время язычок пламени снова ровно покачивался. Пологи не разрешал поднимать сам лекарь: не хватало еще напустить пыли. Мужчина, склонившись над Нанами, кропотливо размазывал по мелким порезам смесь трав. Кенто, обессиленный от нескончаемой боли, лишь изредка стонал сквозь плотно сжатые зубы. Грудь, плотно обмотанная белыми повязками, медленно поднималась. Помощник врачевателя смочил в деревянной бадье тряпицу и положил на лоб Нанами. — Сабуро, это ты? Нанами попытался приподняться, но лекарь надавил на плечо, уложив обратно. — Даже не вздумайте, господин. Не собрались ли вы от потери крови помереть? — цокнул мужчина, собрав в льняные мешочки травы. В свете свечей блеснуло лезвие ножа с почерневшим кончиком. Сабуро поежился. От одних воспоминаний заныло плечо. Он перевел взгляд на Кенто. Рядом с головой лежал обрезок старого ремешка с кабуто, а на нем четкие следы зубов. — Я закончил. Остальное на тебе, Сабуро, — лекарь поднялся на ноги и махнул своему помощнику, — смотри, чтобы твой господин не надрывался. — Благодарю, сенсей, — кивнул старик. Полог снова поднялся. Полоска света пробежала по острым скулам и растрепанным волосам. — Где твои помощники, Сабуро? — медленно выдохнул Кенто, прижав к животу ладонь. Говорил сквозь зубы, сдавливая вздохи. — Отправил к нашему отряду. Кто-нибудь да позаботится о них, — махнул старик, усевшись на циновке подле своего господина, — лучше бы о себе беспокоились. Убрав со лба тряпицу, Сабуро снова ее смочил в прохладной воде. Лицо Кенто побледнело, а и без того острые скулы выдавались сильнее. — Я их тебе подсобить нанял, а ты отзываешь мальчишек невесть куда. — Господин, я ж не зверь какой, — покачал головой старик, — пусть отдохнут. Нанами закрыл глаза. Как бы сильно не хотелось, но уснуть он сейчас точно не сможет. — И то верно. Про совет ничего не говорили? Сабуро закусил язык. Вот уж не думал, что Нанами его спросит об этом. Он-то думал умолчать и самому туда пойти, но господин по натуре своей человек ответственный. Будь он сейчас на смертном одре, все равно тот же вопрос задал. — Не тревожьтесь, я схожу, — старик развязал веревку на холщовом мешке и достал из него чистую одежду. — Не дело это. Буду тебя туда гонять, еще трусом прослыву. — Никто о вас так не подумает, господин. Все видели, как вы отважно бились с врагом, — Сабуро вдруг громко заговорил. Он был готов рвать волосы на голове. — И так же отважно пропустил удар, — усмехнулся Кенто, о чем пожалел в ту же секунду: всю грудь будто огнем обожгло, стянув острой болью. Старик дернулся вперед, что чуть на землю не бросил одежду, но Нанами выставил перед собой ладонь. — Не хотите думать о себе, так подумайте о своей супруге. Она ждет вас дома с победой, — выпалил Сабуро. Меж глаз пролегли складки. — А если я вернусь без победы? Мужчина замялся, не зная, что ответить своему господину. — С победой или без, красив в ее глазах как конюх я не стану, — Нанами приподнялся на локте, потянувшись за нагадзюбаном. Уголки его губ тронула легкая улыбка и сразу сползла, когда резь охватила живот. Тихо зашипев, Кенто все же смог сесть, превозмогая мучения. Ребра горели огнем после прижигания, виски пульсировали. Старик оторопел да так и замер с протянутой под спину рукой, чтобы помочь господину подняться. — Ее служанка врать не умеет, а я еще не слеп и не глух, чтобы не замечать очевидного. Сабуро положил одежду на колени Нанами, приложив ладонь к своему лбу. Тяжело вздохнул и посмотрел на господина сквозь пальцы. — Вы не похожи на своего отца. Нет-нет, вы упрямец похуже, — старик поднялся с земли и подхватил походную утварь, — я принесу вам еды. И все же позвольте мне пойти на совет. Голос его смягчился после резкого высказывания, словно извиняясь. Кенто прикрыл рукой лицо, когда полог поднялся. Бранить Сабуро за столь смелые фразы не будет. Имеет право. Юным он пришел на службу их семьи, как те мальчишки, которых нанял Нанами. От безрассудства отца вдоволь намучился, пока не пришлось мертвое тело вытаскивать из кучи трупов и везти матушке. Сам он тоже поначалу сломя голову влетал в стан врага, снося всем головы с плеч. Кенто с рыком рубил противника, не замечая ран на себе. Так было несколько лет назад, пока запал в нем не иссяк полностью. Теперь Нанами шел уже без той гордости, которая толкнула его на поля сражений. Не выкрикивал боевой клич, как его товарищи. Спекшаяся кровь на темных пластинах доспехов вызывала отвращение. От знамен, реющих на древках, рябило в глазах. Раны не успевали зажить на его теле, как Кенто снова по приказу бросался в самую гущу битвы. Он лежал среди поля, усеянного телами его товарищей, врагов. Небо застилала чернь сажи. Нанами расплылся в глупой улыбке, когда нащупал теплое пятно, расползшееся по животу. Прикрыл тяжелые веки. А дома сейчас цветут сливы, думал Нанами. Вспоминал нежные руки матери, которые так крепко прижимали к себе перед каждым походом. Она шептала молитвы, просила всегда только о здравии единственного сына. Солнце успело миновать зенит и склониться к закату, а Кенто так и продолжал блуждать в мыслях. Воспоминания о родных сердцу местах затягивали душевные раны. Напряжение в плечах спало. Боль понемногу отступала, лишь неприятное жжение пробегало от резких движений. — О чем задумались, господин? — ближе к вечеру вновь вернулся Сабуро. Кенто дернулся, выплыв из задумчивости. Медленно поднял голову, взглянув затуманенными глазами на старика. На миг подумалось, что перед ним стоит отец, но наваждение прошло быстро, когда Сабуро поклонился. Нанами потер пальцами виски, сощурившись. — Ужин принес вот. Старик слегка улыбнулся и присел рядом, подав миску с рисом. Словно из ниоткуда донеслись снаружи топот и гомон. Один перекрикивал другого, что даже не разобрать сути разговора. — Командиры уже собираются потихоньку, — Сабуро пригладил влажные волосы одной рукой, а во второй по-прежнему держал миску. В простоватой походной палатке некуда было ее поставить, а господин продолжал молча смотреть в пустоту. Кенто взглянул с толикой зависти. Его грудь плотно стягивали белые лоскуты, не давая даже продохнуть, а о купании не стоило даже заикаться. Он встряхнул головой. — Пойди на совет ты, — Нанами с трудом мог держать глаза закрытыми. Он ссутулился на циновке, подтянув к себе одеяло. — Господин, — брови старика приподнялись, его взгляд смягчился. Он положил руку на плечо Кенто, легонько похлопав, — для меня это значит многое. Нанами взял в руки теплую миску и повертел на ладонях. Не поднимая глаз, он кивнул. — Ступай. Сабуро низко поклонился. Поднявшись с земли, он потянул край полога. Замешкался, будто осталась какая-то недосказанность между ними, но тревожить господина своими мыслями не стал. — Что-то еще? — Кенто поднял голову. Его когда-то благородный взгляд, ныне полнился печалью и бесконечной усталостью. На душе от этого у старика скребли кошки, но попробуй разговорить его. Даже в беседах со своей матушкой юлил, не позволяя копаться в его переживаниях. — До утра меня не тревожь. Сабуро наконец вышел из палатки, оставив Нанами одного. Он поставил миску у изголовья и громко выдохнул, прикрыл лицо руками. Его внутренние силы утекали как вода сквозь пальцы, выматывая душу все сильнее. Руки то и дело дрожали, стоило взяться за рукоять катаны, будь он ранен или же в добром здравии изуродованные тела, лежавшие в лужах крови, преследовали в каждом сне. Медленно поднявшись с циновки, он развернул одежду, которая все еще лежала у него на коленях. Нанами тяжело задышал, а в глазах потемнело, пока он пытался разобраться с завязками. Пришлось снова сесть, чтобы прийти в порядок, иначе свалится без сознания. Он пощупал живот через ткань. Убедившись, что кровь не проступила, Кенто стер со лба пот и снова встал на ноги. Протянул руку к катане с привязанным к ней танто и помедлил, не решаясь взять в руки, но все же привязал их к поясу. Выходить пришлось через заднюю часть палатки, где пологи высоко не поднимались, поэтому чуть ли не ползком Нанами выбрался наружу. За кромкой леса по ту сторону от реки уже виднелись черные тучи. Шли они навстречу темным облакам, пропитанным смолью пожаров. И как-то сразу воздух отяжелел, будто даже сковав движения. Кенто несколько раз оборачивался, но лагерь будто и не отдалялся. Он обхватил одной рукой свои ребра, усмиряя боль, из раза в раз просовывал руку под одежду и щупал повязку. Уходить далеко в его состоянии безрассудно, еще и не предупредив никого, но выносить шума он больше не мог. Галдеж не унимался, хотя всех изнурила битва. Вдоль крутого берега раскинули ветви ивы, опустив густую зелень над водой. Корни выступали из земли, извивались змейками. В сумерках здесь ходить глаз да глаз нужен, иначе один неверный шаг и покатишься с обрыва. Нанами остановился, оперевшись на худенький ствол. По спине пробежал холодок, а ноги подкосились. Он провел языком по сухим и потрескавшимся губам. Матушка бы до смерти перепугалась, увидь она сына таким: ослабшим и отрешенным, как молодой побег, истерзанный суровой зимой. Кустарники за спиной едва слышно зашуршали. Тихий треск веток раздавался в глубине леса, моментами затихал. Кенто медленно развернулся, положа руку на рукоять клинка, и сделал пару шагов в сторону кустов. — Есть кто? — он прищурился, вглядываясь в непроглядную стену из зелени. Тишина. В предсумеречные часы тени пролегли меж деревьев и кустарников. Что-то таинственное окутывало природу в такие моменты, заставляя дергаться от каждого шороха и видеть призрачные силуэты. Нанами прикрыл глаза и потер виски. Ночные зверьки повылазили из своих нор, а он перепугался. Он подошел к краю обрыва, вдыхая прохладный воздух. Туман уже понемногу сгущался над журчащей водой, расстилаясь молочными клубами. Тихо выдохнув, Нанами мельком взглянул в сторону лагеря. Погребальный костер должны были зажечь, ведь скоро солнце совсем сядет, но дым так и не появился над верхушками деревьев. Громкий треск раздался у него за спиной. Сердце ухнуло в груди, обдавая тело холодком, а рука резко схватилась за катану. Когда Кенто обернулся, на него стремглав неслась фигура в черном. Клинок так и остался в ножнах. Не будь он раненым, все равно бы не успел отбить удар. Острое лезвие вошло между ребер, вырвав сдавленный крик из груди Нанами. Как по сигналу из леса вышли остальные люди и направились прямиком в сторону лагеря, где никто их не ожидал. С уголков губ Кенто стекла кровь, заполняя горло. Он закашлялся и в болезненном припадке попытался отстраниться. Голыми руками обхватил клинок. Из ран на ладонях брызнула кровь, но Нанами не отпускал несмотря на раздирающую боль. — Кончай с ним! — С радостью, — мужчина оскалился, выставив зубы. С хлюпаньем катана, задев кости, вышла из живота. Кенто еще больше захрипел. Кровь заливала его одежду, заполняла легкие. Все тело горело огнем от нескончаемой боли. В один миг мир вокруг него замер и умолк. Он не слышал криков, которые разрезали сумерки, не слышал звона оружий. Голова опрокинулась назад как у соломенной куклы, пролежавшей под дождем. Резким ударом в живот противник столкнул Нанами с края берега. Сознание он потерял еще до того, как спиной впечатался в землю, оставив на ней кровавый след. Бездыханное тело скатилось в воду, а та приняла его. Укутав теплой водой, понесла в бурлящем потоке.