Pacific Ocean

      – Хуже акулы только человек, – сказал Кенни, и по особому тону его все в пещере поняли, что быть долгой проповеди. В утренней схватке с морской хищницей Кенни порезал хвост о риф, и теперь ему требовалось время, чтобы кашица из пережеванных водорослей застыла коркой на ране. До вечера он не мог погружаться в соленую воду, но и сидеть одиноко в пещере не намеревался, поэтому долгой проповеди быть.        – Да, человек в сто раз хуже акулы, – повторил Кенни, будто кто-то не расслышал. – Я, само собой, о людях земли говорю. Мы-то – другое дело.        Фарлан, пользуясь положением за спиной Кенни, скорчил утомленную гримасу и провел ребром ладони по шее – лучше смерть, чем нудные нотации. Леви заметил жест, но виду не подал.        – Нас осталось слишком мало для такого большого океана. Близится день, когда некому будет родить нового человека воды. А эти размножились без всякой меры. И неудивительно! Они похотливы, как дельфины. Я видел семьи, где с десяток детей! А ведь люди земли – тоже живородящие. Я бы еще понял, если бы они быстро и без мучений метали икру.       Кенни старел и часто повторялся в своих историях. Но среди его народа мало кто доживал до таких лет и мог поделиться наблюдениями о мире, поэтому молодежь никогда не перебивала Кенни. Почтенно молчали юные русалки в тени пещеры, молчал Леви, потому что любил молчать, и только Фарлан паясничал за спиной негласного старейшины.        – Мы живем по законам природы. Едим мелкую рыбу, крупная рыба ест нас. Это справедливая цепь, это порядок, которого люди земли не придерживаются. Ни в чем не знают меры. Убивают больше, чем могут сожрать, живут в переполненных поселениях, где продолжают убивать уже друг друга за то, чего, на самом деле, хватило бы на всех, побори они алчность. Наш мир они превратили в свою помойку. Когда-нибудь последний наш малек задохнется в их пакете. Но есть в людях земли особая жестокость, которую не объяснить простой жадностью…       Капли, падая со сводов, с точностью метронома нарушали тишину пауз. Пещера, служившая местом отдыха и собраний, слабо освещалась планктоном; вход в нее полностью скрывался под водой во время приливов, но сейчас из узкой щели внутрь пробивался свежий воздух. Леви не перечил словам Кенни, хотя смутно помнил, что почти три десятилетия назад за это уединенное и богатое пищей место людям воды также пришлось сразиться с себе подобными. И не было года, чтобы кто-нибудь не пытался его отбить.        – Они увидели в смерти наслаждение, – говорил Кенни. – Они чаще охотятся за красотой, чем за пищей. Убивают прекрасного тигра, чтоб получить его шкуру, ловят самых ярких рыб, чтоб навсегда запереть их в стеклянной камере, ищут чудо, чтобы поставить его труп на витрину и брать плату за просмотр. Потому мы здесь, в этой пещере. Убрались в дебри океана, кишащие акулами.        «Моралист», – сказал Фарлан губами, не произнося ни звука. Леви понял его и ответил едва заметным движением брови. Фарлан расценил знак как согласие.        – Смеешься, Леви? – Кенни резко сменил тон. На лице Фарлана проступил живой испуг, ведь в его представлении их с Леви немая беседа была неуловима.        – А есть причины? – спросил Леви в ответ. – Ты много раз бывал на земле. Тебе виднее, что такое люди суши.       – Удивлен, что для тебя это не очевидно, парень. Двуногие сгубили твою мать, если ты забыл.       Русалки в своем углу зашевелились, послышался взволнованный шепот.        – Да, девочки, такие истории забывать нельзя, – сказал Кенни.       – Мы не знали, что люди земли убили мать Леви, – сказала одна из русалок. – Это было еще до нас…        – Мы думали, что ее сгубили акулы, – добавила вторая. Юные русалки всегда для безопасности передвигались стайкой, как учили старшие, и потому привыкли говорить о себе во множественном числе.        Кенни взглянул на Леви. Магической свет пещеры сделал лица собравшихся призрачно бледными.        – Ее звали Кушель. Красива настолько, что вам и не снилось, – продолжил Кенни. – Мы без труда нашли ей пару, но бедолагу сгубила акула еще до того, как Леви появился на свет. А вторым ее мужчиной стал человек с земли…        – Как в той сказке! – воскликнула юная русалка.       – Ох, там был плохой конец, – добавила вторая.       – В истории Кушель конец был не лучше. Она повторила путь русалки из той сказки, которую всем вам зачем-то читали в детстве. В новолуние Кушель выпила зелье и отправилась покорять сердце человека. Только сердца у него не оказалось. И до следующего новолуния она так и не получила его любви. Убить его, чтобы омыться зельем из его крови, у нее тоже не хватило сил.       – И она стала пеной? – спросила русалка.       – Да, сестра моя стала пеной, – печально подтвердил Кенни. – И оставила непутевому мне на попечение своего сына. Я несколько раз принимал зелье и выходил на сушу, чтобы отомстить за Кушель, но этот подонок будто сам стал пеной. Я так и не нашел его. Луна завершала свой цикл, я приносил ей в жертву другого сухопутного подонка и возвращался сюда… Стоит ли забывать об этом, Леви?       Кенни смотрел на племянника с суровым прищуром, и Леви чувствовал, как гадок самому ему любой возможный ответ.       – Я вижу в тебе интерес к людям, – сказал Кенни. – Такое никогда не доводит до добра. Ты много времени проводишь в гроте с их книгами и прочим занятным мусором. Зачем тебе это? Хочешь понять, что привело твою мать на сушу? Я отвечу – этот мусор и книги привели ее туда. Она читала глупые романтические бредни, в которые не верят даже сами люди суши. Ей казалось, что люди мудры, если придумали часы и очки. Возможно, кто-то среди них и мудр, но точно не ее возлюбленный дружок. Мне стоило запретить собирать дурацкие книжки, но, покарай меня бездна, мир суши пустил во мне мерзкий росток – я возжелал его понять.       Кенни вдруг замолк, поняв, что голос его становится все громче и злее.       – А впрочем… Скоро нам придется оставить и эту пещеру с гротом, набитым барахлом. На южной половине острова, как вы знаете, опять появились люди. И не простые, а самого мерзкого типа. Ученые. Въедливые гады, которым мы нужны даже не в качестве отличной байки для друзей. Нет, они не упустили бы такой возможности снискать славы. Ученые – чокнутые маньяки. Стоит одной из вас, девочки, попасть в их поле зрения, они уже не успокоятся, пока не уложат вас на операционный стол и не разберут на мельчайшие части.       Юные русалочки хором вскрикнули.       – Кенни, угомонись, – заговорил Леви. – Ты сегодня многословен даже для себя. Наполовину рыбам лучше наполовину молчать.       Кенни усмехнулся.       – Намолчался. Давно не выбирался на воздух. Но ты прав. Если много болтать о земле, у наших девочек проснется к ней лишний интерес.       – У меня уже проснулся… – дрожащим голосом призналась одна из русалок. – Я читала романтические книги из грота. Там пишут, что от любви сердце начинает быстро-быстро биться, и щеки горят. Интересно было бы узнать, как горят щеки… Сердце у меня однажды забилось быстрее, когда я потерялась ночью в водорослях, но от любви оно по-другому…       – Откуда ты знаешь? – возмутилась ее подруга. – Мне говорили, что у нас такого не бывает! У людей слишком развит инстинкт размножения, потому у них весь организм прям вспыхивает, когда они видят кого-то подходящего. Им даже пришлось придумать специальные зелья, чтоб не размножаться.       – Как же все непонятно с этой их любовью, – пробормотала третья русалка.       Одна за другой юные русалки включались в спор о странной любви людей суши, и вскоре о старике Кенни все позабыли. Он смотрел на девушек с усталой улыбкой, подперев подбородок кулаком.       – Эта мелочь целыми днями готова болтать про любовные книжки, – заговорил Фарлан. – Будто что-то могут понять. Ясное же дело, что люди с земли – другой вид. Нам их никак не понять.       – На самом деле, будучи человеком, многое можно почувствовать, – сказал Кенни.       Фарлан оживился, как бывало всегда, когда пахло чем-то новеньким.       – А зелье еще осталось? – спросил он. – Я бы сбегал на сушу на месяцок.       – Его осталось слишком мало. Я отказался от мести, чтобы сберечь его на случай опасности.       – От какой опасности оно может спасти? – рассмеялся Фарлан. – От человека с земли лучше прятаться в океане. А в бою с акулой мы быстрее и сильнее. Леви легко и кита бы прикончил.       – Зачем? – спросил Леви.       – Ну, если представить, что кит стал как акула… Забей! Идею уловили? Нет смысла беречь зелье, потому что не бывает такой опасности, от которой оно спасет. Скорее, какая-нибудь из этих молоденьких дурочек положит глаз на человека с острова и выпьет весь ваш запас…       – А где Микаса? – послышался среди общего гомона голос одной из русалок.       – Она же уплыла в Деревню Водорослей за жемчугом. Ты только заметила, что ее нет?       – Пора бы ей вернуться. Скоро месяц будет, как ее нет. Что делать так долго в Деревне Водрослей? Там же скукота.       – Леви, проверь зелье, – быстро и тихо сказал Кенни, и Леви тут же скрылся под водой.       Фарлан обменялся с Кенни тревожным взглядом. Русалки уже забыли о своей подруге и продолжили болтать о других новостях. Мужчины же сидели в напряженном молчании, пока голова Леви не показалась над водой. Он вытянул руку, показывая почти пустой пузырек. На самом донышке сверкала серебристая жидкость – осталось на один глоток. «Вот и опасность», – будто сказал Кенни Фарлану одним взглядом. Но не успели они ничего произнести вслух, как послышался громкий всплеск, и из воды вынырнула девушка, выглядевшая не менее напуганной, чем Фарлан и Кенни.       – Они меня сфотографировали! – задыхаясь после быстрого плавания, выпалила она. – Парень с острова… Я папала в кадр! Он снимал птиц… ходил тихо… я не слышала…       – Изабель! Ты уверена, что он видел тебя? – Фарлан спрыгнул в воду с каменного выступа и вцепился пальцами в ее плечи.       – Не знаю! Он никак не отреагировал. Но я точно попала в фотографию! Они напечатают меня в одном из своих журналов…       Кенни с тоской посмотрел на последнюю каплю в пузырьке.       – Может, обойдется… – прошептал Фарлан.

***

       – Это русалка, – без всякой эмоции в лице и голосе заключил Эрвин. Вытянув вперед ноги, он сидел перед монитором в лаборатории и просматривал фото, сделанные студентами за день       – Вот и я говорю! – воскликнула Ханджи. – А Бернер сказал, что я гербарий скурила. Смит, я зоолог! Это хреновина на заднем плане не похожа ни на одно животное, которое здесь водится. Тут просто нет ничего крупного. Или это новый вид, или…       Ханджи указала на Эрвина пальцем, будто прося озвучить очевидное.       – Это русалка, – повторил Эрвин. – А теперь успокойся и включи рассудок. Это размытое пятно на фоне напоминает рыжую девушку, но еще оно напоминает засохший куст, комок бурых водорослей, труп дельфина и прочее до бесконечности. Но, если тебе не сидится на месте, мы можем сходить и проверить. Вы знаете, где точно Эрен сделал это фото?       – На северном мысу, где скалистый берег.       – Доктор Смит, вы же не пойдете?.. – подал голос сидящий в стороне Моблит. – Доктор Зоэ просто перегрелась на солнце.       Тут же Моблит получил шлепок по макушке свернутым журналом.       – То я накурилась, то я перегрелась… Ты мой аспирант. Скажу – и сам будешь писать статью по русалкам!       Моблит сдался, подняв руки.       – А что сам Эрен говорит?       – Кажется, он ничего не видел. Я даже не стала у него спрашивать, чтоб он не решил, что я здесь травкой с утра балуюсь.       Без предупреждения Моблит еще раз получил журналом по макушке в память о проявленном недоверии. Эрвин поднялся из-за стола, размял плечи и пальцы.       – Как рука? – тихо спросила Ханджи. – Кажется, есть улучшения?       – Вчера опять смог согнуть кулак, – улыбнулся Эрвин. – Думаю, мелкая моторика вернется. Когда-нибудь. Давай пройдемся до этих скал. Весь день просидел за пробами Армина. Кстати, он нашел мой плеер. Говорит, тот лежал в песке. Снова можно не слушать, как ты разговариваешь с собой.       – Работает?       – Удивительно, но да. Даже наушники не отсырели.       – Загадочный остров, – пропела Ханджи выходя из лаборатории. Мужчины направились за ней следом. – Связь сбоит второй месяц, вещи пропадают и возвращаются, русалки ползают по скалам…       Моблит вздохнул демонстративно громко.       – Все это ерунда в сравнении с «утопленницей», – сказал Эрвин. – Странно, что полиция до сих пор нас не навестила. Хотя, я не удивлюсь, если Эрен с Жаном так и не связались с ними.       – Эрен заверил меня…       – Когда дело касается Эрена, что-то постоянно не сходится. Странный парень.       – А какой нормальный студент потащится сюда на целый сезон? В этом доме все странные. Моблит, что наши студенты вообще делают в комнатах? Они какие-то подозрительно тихие. В прошлом году ребята пили по-черному от тоски, а у этих даже интернета нет, и все нормально.       – У них был с собой алкоголь, но он кончился в первую неделю, – ответил Моблит. – Они даже разрешенной нормы с собой не взяли. Набрали вместо бутылок книжек и настолок. Почти каждый вечер играют в комнате девушек в «Нападение титанов».       – Это настольная игра? Никогда не слышала.       – Да, но там куча правил, и все постоянно меняется по ходу действия. Я пытался с ними поиграть, но меня каждый раз убивают ближе к концу.       День переходил в сумерки, когда троица обошла корпус и направилась вверх по зеленому склону, поросшему кустами гибискуса. За два месяца остров без дорог покрылся свежими тропинками, но сохранил свой дикий вид. Жаркий воздух остывал и заполнялся звуками из жизни насекомых.       – Как ты живешь тут один по полгода? – пыхтя от крутого подъема, спросила Ханджи. – Не скучаешь по Окленду?       – Пока меня это устраивает, – ответил Эрвин. – В университете много суеты. А тут только дождь докучает. Надеюсь, финансирование продлят на следующий год. Пока мне кажется, пробы Армина либо спасут станцию, либо погубят.       – У тебя получилось отослать первые результаты?       – Нет. С такой связью я вообще не надеюсь отправить что-то. Удивительно, что в XXI веке нас спасает дедушкина радиостанция Жана. Но и она годится только того, чтобы успокаивать родителей студентов. Кстати, до вашего приезда связь была неплохой.       – Я не разбираюсь, но, может, интернета не хватает на всех? – спросил Моблит.       – В прошлом году студентов было больше, и все работало. Сеть не перегружена – ее просто нет. Даже Жан ничего не может сделать.       – Господи, когда уже закончится этот подъем?! – простонала Ханджи. – Этот остров весь под углом? Почему смеешься, Моблит? Ты же тоже не спортсмен.       – Я моложе вас, док.       – Как же ты меня бесишь в этой экспедиции!       – Это экспедиционная болезнь, – сказал Эрвин. – В замкнутом коллективе спустя некоторое время все начинают друг друга пожирать. Даже старые друзья.       – Или начинают крутить шашни, – добавил Моблит. – Наши студенты, если вы не заметили, почти все разбились на парочки. Девушек меньше. Думаю, скоро тут начнется борьба за самок.       – Тогда странно, что именно Ханджи начали мерещиться рыжие девушки на камнях, – со смехом в голове заметил Эрвин.       – Но одну девушку нам действительно принесло море! Может, там лежит еще одна «утопленница»? – спросил Моблит. – Хотя странно, что мы называем ее так. Она все-таки выжила, а не утонула. И на нее с первого дня положил глаз Эрен.       – Ты такой сплетник, Моблит! – возмутилась Ханджи. – А кто еще с кем?       – Армин с Энни часто ночью сидят на веранде или на крыше. Но у них вроде пока ничего серьезного.       – Вот тихони!       – И Саша торчит у Николо на кухне постоянно.       – У нее роман с его макаронами, это дело ясное. Я думала, что они с Конни. В университете часто видела их вместе, хоть они и с разных групп.       – Нет, вы что! Они друзья-братаны. Да и Конни будто младше всех по уровню развития. Он пока не дорос до отношений. Кстати! Пока не забыл, предупреждаю, что Армину исполняется двадцать лет в следующем месяце, так что было бы неплохо организовать праздник.       – А как так вышло, что красавчик Жан один остался?       – Не знаю. Его накануне отъезда бросила девушка. Наверное, еще переживает. Но, кажется, он смог починить радио только потому, что за месяц выкурил свой запас сигарет, а достать их тут негде.       – Как здорово, что ты живешь с молодежью, Моблит!       – Можем махнуться? Я перееду в вашу спальню, а вы к девчонкам. Или парням, как хотите. Жан свободен.       – Он, конечно, симпатичен, но нам тут еще больше месяца торчать. Я не готова к таким долгим отношениям. Фуф! Мы пришли.       Все трое остановились на краю высокой площадки. Берег обрывался к воде голыми ступенчатыми скалами из черного камня и заканчивался узкой полоской песка. Ханджи включила фотоаппарат и показала снимок. Пейзаж совпал, как детали паззла.       – Никакого куста, – сказала женщина.       – И никакой мертвой шатенки, – заметил с облегчением Моблит.       Эрвин с вопросом посмотрел на Ханджи.       – Я не буду всерьез говорить, что Эрен случайно снял русалку.       – Странно, ведь ты всегда был сторонником безумных идей.       – Интуиция основывается на подсознательной логике. И она мне говорит, что я не знаю, какая тварь морская попала в кадр Эрена. Что бы это ни было, его здесь нет. Давайте возвращаться. Скоро станет совсем темно, и в новолуние здесь ни черта не видно.       – Постой! Давай все-таки понаблюдаем за этим местом? Я могу поставить здесь палатку на пару дней. Мы с Моблитом будем дежурить посменно.       – Док, я не хочу жить в палатке…       – Тебе не угодишь! Со студентами жить не хочешь, в палатке тоже. Эрвин, что скажешь?       – Это бред, но безвредный. Только вернись потом к работе. Нам еще отчет писать.       – Потрясно! – Ханджи хлопнула в ладоши и пританцовывая направилась в сторону станции. Путь вниз был легким и быстрым. Ноги сами неслись вперед. – Не вешай нос, Моблит. У меня есть в запасе пара бутылочек новозеландского белого вина, мы тут отлично подежурим.       – Доктор Зоэ, вы вечно что-то выдумываете. Я приплыл сюда смотреть, как спариваются игуаны…        – Какой ты зануда, Моблит! Чтоб тебя игуана покусала…       Постепенно голоса становились все тише и дальше, покуда не растворились в вечернем воздухе. Тогда четыре фигуры, застывшие под выступом крутого берега, отделились от суши и бесшумно отплыли в сторону океана.       – Вы все слышали, – сказал Кенни. – Изабель есть на снимке. Значит, они начнут за нами охоту.       – Каковы шансы, что Микаса у них? – спросил Фарлан.       – Если она там, то с моря мы ее не увидим, – ответил Леви. – Она, наверняка, спряталась в их доме.       – Если еще жива, – прошептала Изабель. – Похоже, она уже месяц живет на земле. Как мы только могли отпустить ее за жемчугом одну?..       – Она казалась разумной, – сказал Фарлан. – Последняя, на кого бы я подумал, когда увидел пропажу зелья.       – Если она там и жива, – сказал Кенни, – у нас осталось меньше суток, чтобы что-то исправить. Один из нас должен выпить зелье и выйти к людям. Сколько там человек, Леви?       – Обычно там один, но на катере прибыло еще девять.       – Непростая задача.       – Я готов! – вызвался Фарлан.       Кенни отрицательно качнул головой.       – У них, наверняка, есть какое-то оружие. Ты ничего не читал о людях, не наблюдал за ними и, к тому же, слишком вертоголовый. Нужен тот, кто успел проявить себя в бою не только с акулами, но и с другими племенами водной ойкумены. Пойдет Леви.